Kitobni o'qish: «Отражения свободы», sahifa 19
Глава 9
Саша пришла в себя на земле около камня, но теперь вокруг не было ни обгорелых тел оборотней, ни Ани, ни человека в маске, ни оперативника Ордена. Вообще никого.
Только уже знакомый волк смотрел на нее из-за ближайшего дерева.
– Ты вновь мой проводник? – от усталости не остается и следа. К тому же здесь все как-то… Знакомо, что ли. Как-то даже по-домашнему, ведь вид мощного дикого зверя успокаивает.
Волк, словно в ответ на ее слова, чихнул – и направился куда-то вглубь леса, без всяких тропинок и дорожек.
– Хорошо, пойдем.
Саша пожала плечами и пошла за зверем, бросив последний взгляд на камень. Теперь в нем не было ничего монументального и основательного. Просто… Просто камень, и все. Хотя эта самая монументальность и основательность, кажется, полностью перешла к ней. Никогда еще Саша не чувствовала себя настолько хозяином чего-либо, не ощущала настолько полной власти, полной свободы делать все, что захочет.
Короткая мысль – и вот уже деревья расступаются перед волком и перед ней. Не пробираться же через буераки, в самом деле?
Она идет за пушистым проводником, чувствуя, что нынешняя лесная тишина давит на уши. Как и то, что больше тут никого нет и не будет. Никогда – ведь этот мир только ее. Ее и ничей больше. Саша тут хозяйка и единственный обитатель. Вслед за волком она проходит по лесу. С запозданием понимая, что теперь нет под ногами мягкого мха, а вместо дымки в верхушках деревьев над ними стоят грозовые тучи. Первое ее расстраивает, второе, как ни странно, скорее воодушевляет.
Что-то словно нависло над этим местом. Наверное, кого-то это должно было испугать. Должно было вызвать желание разогнать тучи и вернуть на небо предрассветную дымку или и вовсе разместить в вышине яркое солнце. Но Саше всегда нравился дождь. Где угодно – и это странное место не было исключением.
Волк привел ее к пещере, узкий вход в которую обнаружился в одном из лесистых холмов. И остановился как вкопанный.
– Ты считаешь, что мне сюда?
Зверь кивнул.
– А ты со мной не пойдешь?
Вместо ответа волк только лег, вытянув лапы и положив на них голову.
– Будешь здесь ждать? Ну хорошо. Ладно, тогда я пойду без тебя.
Саша садится на корточки и запускает ладони в мягкую шерсть зверя. Волк покорно переносит ласку, и даже раз выворачивается, задевая ее кожу шершавым языком. Он виляет хвостом, и умные глаза смотрят… С тревогой? Или это отражение ее собственных тревог?
Саша чувствует – ей туда, в пещеру. Там что-то… Что-то есть. Что-то, что способно изменить все вокруг.
Вот только она не уверена, что хочет что-то менять. Но ее никто не спрашивал.
– Надеюсь, я скоро вернусь, – она в последний раз треплет волка по голове и поднимается.
Не без внутренней дрожи Саша ступает в темный проход. Это длинный узкий тоннель, который во многих местах касается ее кожи. Камень неприятен и шероховат, и каждое прикосновение словно бы отдирает кусок плоти, пусть нет ни крови, ни боли. Но она продолжает идти, видя вдали слабый свет и чувствуя желание прийти к нему.
Свет приближается, и едва протиснувшись около очередного каменного выступа, Саша оказывается на пороге пещеры. И замирает, чувствуя, как сердце готово выпрыгнуть из груди.
Пещера не слишком большая, но все же здесь нашлось место для ручейка, протекающего буквально в паре шагов от ее ног. А за ручейком стоит накрытый стол, за которым сидит ее семья. Улыбающаяся мать, отец, который, кажется, помолодел на десяток лет, Виталик с неизменной ухмылкой и теплотой в глазах, бабушка Марта, дедушки Толя и Артем, еще одна женщина, так похожая по фотографиям на мать мамы, Софию Алексеевну, которую Саша так никогда и не видела. И другие – мужчины и женщины, незнакомые, но похожие на нее лицом и телом.
Стол накрыт словно на Новый год. Оливье, селедка под шубой, запеченная утка, так любимая мамой, нарезки хлеба и колбасы, апельсины и мандарины, даже так знакомая маленькая нарядная елочка в центре.
Из двери в дальнем конце помещения появляется смутно знакомая Саше женщина. Память подсказывает, что ее зовут Марина. Мамина сестра, погибшая тогда, когда самой Саше едва исполнилось восемь. Марина выносит здоровенный торт «Наполеон» из кухни, Саша почему-то уверена, что за этой дверью скрывается именно кухня, и ставит его прямо напротив единственного пустого стула.
Никто из сидящих не говорит ни слова. Или говорит, но крошечный ручеек отрезает произнесенное от Саши. Но она и без слов знает – это пустое место осталось для нее. Место там, где она вновь встретит их всех. Там, где они соберутся за столом, где будут разговаривать, где мать наконец расскажет рецепт утки, а тетя так хорошо получавшегося у нее торта, где Виталик поделится последними футбольными новостями…
Саша заносит ногу, желая переступить текущую воду, единственную преграду на пути к семье – и почему-то бросает взгляд на отца. Он смотрит на нее с каким-то странным, теплым сочувствием. И единственный без улыбки на лице.
На секунду Саше на ум приходит Человек в Черном.
Осколок чьей-то личности, который ее собственный разум облачил в одежды отца и в его тело. Кто-то, кто хотел ей помочь. Зачем? Кто-то живой, что странно, ведь вся ее семья здесь.
Да и они тебе не слишком-то рвались помогать, а? Когда еще были живыми.
Прекрати – обрывает она сама себя. И вздрагивает от едкого слова внутреннего критика.
Когда были живыми.
Саша смотрит на собственную занесенную над тонкой водной преградой ногу.
Были живыми.
Она не сможет вернуться, если сделает шаг. Навсегда останется здесь.
Не все ли равно?
Нет, – неожиданно понимает она.
Вовсе не все равно.
Семейная идиллия. Прекрасная семейная идиллия вместо мудака с атомной бомбой и безумным планом по уничтожению могущественных магов, просто магов и вообще всех вокруг.
Разве не лучше присоединиться к торжеству?
Саша не знает, что ответить. Желание вновь оказаться вместе с родными никуда не исчезло. Она будет дома. Вернет то, что потеряно. Забудет обо всем, что случилось. Наконец-то освободится от боли и сожалений, перестанет жалеть о том, что не остановила в тот вечер отца, не отговорила брата ехать в ночь выпив, не отвела мать вовремя к врачу…
Саша вновь почти делает шаг – и вновь ловит взгляд отца. Теперь уже почему-то грустный.
Если она перейдет ручей – то не сможет вернуться обратно. Ни в свой грозовой лес, ни куда-то еще. Не сможет узнать, кто был Человеком в Черном и зачем пришел к ней на помощь. Не сможет выполнить волю Анатолия, отдавшего жизнь за свою дочь, ведь некому будет рассказать о его подвиге на суде. Черт, да тогда она не сможет помещать безумному предателю в маске сделать все, что он хочет, с камнем и щитами.
Не все ли равно, что там? Краткий миг бессмысленной жизни, в которой тебя никто не ждет.
Никто?
Никто…
Кот, любимый Боня, больше никогда не вернется к хозяйке. Аня, так и не выстрелившая в спину… Сколько она стояла вот так с ружьем, чувствуя, как истаивает клятва и видя перед собой убийцу отца? Аня, за которую Анатолий отдал жизнь, и которая погибнет во взрыве или лишиться силы в застенках Ордена. И…
Я на твоей стороне.
За столом она освободится от воспоминаний. От боли. Но возврата не будет. Она больше ничего не сможет сделать, ничего не изменит, ни на что не повлияет.
Хорошенький выбор: жалеть о том, что случилось с ее семьей и что нельзя изменить, или о том, что она могла бы изменить, могла бы сделать – но отказалась, оставшись здесь. Может, вернувшись, она проживет всего секунду… Но Саша ничего об этой секунде не узнает. Как не узнает и то, могла ли в самом деле за эту секунду хоть кого-то спасти…
Тут, за столом, будет спокойно.
Но и там, за пределами этого места, вовсе не непроглядный холод. Не тишина, на самом деле.
Я на твоей стороне.
И волк так и останется лежать у входа в пещеру, не дождавшись своей хозяйки.
Саша чувствует, как в сердце зарождается боль, грызущая тоска. Она сглатывает и отступает, отдаляя себя от стола и семьи. Делает шаг назад, подальше от воды. И еще, и еще – под осуждающие взгляды сидящих.
Пока еще есть время. Пока еще она может сделать хоть что-нибудь.
Саша отступает еще на шаг, разворачивается и бросается по тоннелю обратно, страстно желая, чтобы стены не сомкнулись у нее над головой, а ручеек-река позади сдержала натиск тех, кто пожелает отправиться в погоню. Она с трудом протискивается сквозь своды тоннеля, продирается к грозовому лесу без всякого света впереди, просто желая выбраться, в какой-то момент обдирая себе разом и лицо, и руки, и спину, но, кажется только собственной волей не давая камню рухнуть на голову прямо сейчас.
Она – хозяйка этого места. Она выберется отсюда. Ей нужно на воздух, туда, где бомба, к менгиру, к настоящему небу…
В какой-то момент стены тоннеля становятся столь узки, что она ползет, лихорадочно отталкиваясь коленями и локтями, ползет, зная, что она выберется отсюда во что бы то ни стало. Стены смыкаются, пытаясь раздавить ее, смыкаются – и она не может больше мешать им.
Но кто-то иной, что-то иное – может. И делает это.
Саша ползет изо всех сил, желая выбраться, прочь из пещеры, прочь из этого проклятого места. Саша ползет – и не сразу понимает, что тоннель заканчивается, ощущая это только в тот миг, когда ее накрывает шум дождя, а руки вместо камня нащупывает размокшую в кисель землю.
Она делает еще несколько движений и выползает из пещеры, исчезающей за ее спиной. Болит все тело, болит сердце, готовое выскочить из груди. Ливень с небес в мгновение ока заставляет одежду намокнуть и прилипнуть к телу, но Саше все равно. Она с трудом переворачивается на спину, желая видеть небо после сводов пещеры. Желая видеть дождевые капли, застилающие весь мир.
Волк подходит к хозяйке и тыкается ей в шею, облизывая шершавым языком, и ложиться рядом, кладя голову на грудь.
Саша закрывает глаза, ощущая, как капли дождя все падают и падают на лицо. Вместо слез. Или вместе со слезами.
Ей хорошо и почти спокойно.
Саша не сразу понимает, что через шум воды пробивается еще какие-то звуки.
Человеческая речь. Слова ей незнакомы, да и доносятся они словно издалека, но это определенно разумная речь.
В ее лесу нет людей. Нет никого кроме самой Саши или тех, кто приходил по ее позволению. Только раз чужак надевший лицо отца вторгся туда, куда его не звали. И… Это происходит вновь? Она с трудом, но все же концентрируется на речи. Голос кажется ей знакомым, и Саша пытается открыть глаза, чтобы понять, не послышалось ли. Не сразу, но ей это удается. Тело весит десятки тонн, и слабость такова, что поднять веки кажется подвигом. Но она справляется.
И встречается глазами с сидящим рядом на земле Серафимом.
Маг держит одну руку у нее на груди, а второй резко чертит в воздухе какие-то сложные знаки. И именно он говорит что-то четко и быстро на совершенно незнакомом языке. Волка рядом больше нет, хотя дождь идет по-прежнему. Или идет еще и здесь. Саша с запозданием понимает, что по краю поляны мелькают какие-то фигуры, вполне реальные, и говорят о чем-то, пусть их голоса и скрывает дождь, размывая и искажая.
Серафим делает резкое движение рукой и прикасается к Сашиному лбу. От прикосновения пробегает ток, и следом за ним волна тепла, окутывающая тело и устремляющаяся куда-то к стопам.
Мир приближается. Становится более четким.
Слабость только усиливается, хотя теперь она может куда лучше слышать обрывки слов, шум дождя, далекие взмахи винтов вертолета, ощутить раскисшую землю под спиной и слабый запах гари откуда-то слева. И даже обволакивающую в Отражении тело чужую силу, позволяющую думать и существовать вопреки слабости.
Серафим убирает руку со лба, на секунду взъерошив волосы. От его пальцев его второй ладони исходит ощутимое тепло, расходясь по грудной клетке. Приятное тепло. Но Саше кажется, что кроме тепла она чувствует сквозь собственную усталость в Отражении затихающую тревогу и явное облегчение, исходящее от мага. Она никогда толком не могла полностью понять его эмоции, но теперь они воспринимаются весьма однозначными.
– Ты здесь. Слава богам, твоя идиотская выходка не унесла тебя в могилу, – Серафим говорит негромко, и в словах эмоций столько, что их, кажется, нарезать и подать как какое-нибудь экзотическое блюдо. – Глупое создание.
Глупое… Саша вспоминает последний момент перед тем самым лесом и пещерой. Тот шаг, то яростное и какое-то обреченное понимание… Что случилось с Анной? С Олегом Васильевичем, не то просто испугавшимся, не то не пожелавшим убивать невиновных и предавшим предателя? С бомбой? Со всеми остальными, кто прибыл сюда?
Потоки воды, теперь не долетающие до лица, мешают рассмотреть окружающие силуэты и понять, что вообще произошло.
Серафим, кажется, понимает ее взгляд. Ну или просто читает мысли.
– Все в порядке. Бомба обезврежена, Аня и Олег вне опасности, хотя в ближайшие дни не придут в себя. И ты будешь в порядке, если не полезешь никуда больше, – чуть жестче заканчивает свою речь Серафим.
Что она должна была? Извиниться?
Стол. Семья. Побег… Зачем? Стоило ли убегать?
Там было так…спокойно. А теперь нужно расплачиваться за все.
Маг только качает головой и еще одним, куда более медленным и плавным движением, проводит по волосам. От его ладони физически расходится тепло и спокойствие, словно бы приглушающее странное, иррациональное сожаление об оставленном позади столе и семье.
– Саша… Ты спасла Олегу и Ане жизни, – говорит Серафим негромко и мягко. – Безумно храбрый поступок. Я не хотел, чтобы ты пострадала и поэтому запретил тебе лезть в эту кашу.
Она и не лезла. Точнее… Не так, как задумала. Поводок, нож, это все…
Серафим неожиданно хмурится, словно видя что-то в ее глазах.
– Он… Действительно это сделал?
Да, – пытается как можно адреснее подумать Саша.
Серафим кивает.
– Я понял. Мы учтем это и выясним, почему так произошло.
Он говорил что-то про бунт против тех магов, кто решает как быть родившимся после них, знал про «Иллюминатов»…
– Кажется, я начинаю понимать. Позволь, я узнаю полную картину того, что ты видела.
Словно она может помешать… Да и зачем?
Саша чувствует, как чужой разум скользит по ее собственным мыслям. Несколько минут маг смотрит ей в глаза, а потом отводит взгляд.
– Безумцы… Но все закончилось хорошо, – мягко улыбается Серафим, и от его рук начинает исходить еще больше тепла. – Не беспокойся, все образуется. Правда.
Саша пытается слабо улыбнуться в ответ. Получается не очень. Она прикрывает глаза, чувствуя, как веки наливаются свинцом. Тепло исходит и от рук Серафима, и, кажется, от его самого, расползаясь в Отражении во все стороны и только усиливая желание заснуть. Она устала, хотя страх закрыв глаза встретить кого-то из прошлого заставляет бороться с сонливостью.
– Тебе нужно отдохнуть. Все будет в порядке.
Иррациональное ощущение тепла усиливается еще больше, заволакивая собой весь мир. Почти наверняка воздействие на разум… Но сейчас Саше попросту плевать на это.
Оставивший однажды оставит и дважды.
Плевать.
Саша растворяется в тепле и засыпает.
Снится ей почему-то песчаный пляж на границе леса и бескрайнего моря, где светит теплое солнце и сопит, свернувшись клубком, знакомый волк, ничуть не возражающий против соседства с человеком.
Глава 10
– Следующая атака принудила бы к снятию щитов. И я шагнула под заклинание. Вот и все.
Саша сглатывает, ощущая, насколько пересохло горло. И быстро осушает кружку с водой, появившуюся перед ней на столе.
Теперь они сидят на маленькой кухне Серафима почти в том же составе, что и раньше. Сам хозяина дома, Михаил Ефимович, Лекса и Антонина и вампир. Только вместо Олега Васильевича Анжелина, та самая блондинка из Ордена, что Саше так не понравилась в прошлый раз.
Все смотрят на нее, кажется, ожидая продолжения. Это откровенно неуютно, особенно если учесть, что чувствует она себя крайне паршиво.
Утреннее пробуждение было отвратительным настолько, что добрый десяток минут Саша откровенно жалела, что вообще существует. Состояние было разом как после чертовски хорошей попойки, тяжелой лихорадки и какого-нибудь забега по пересеченной местности километров на сто. Она даже не сразу поняла, что проснулась опять на диване в гостиной Серафима, да еще и даже по смутным ощущениям оплетенная многими слабо покалывающими кожу чарами.
Дойти до ванной оказалось настоящим подвигом, помыться – еще большим, а после она и вовсе медленно и печально добралась до дивана и рухнула на него, проспав еще полдня. В обед объявился сам Серафим, принеся восстановитель, тарелку борща и какую-то противную травянистую гадость. Саша даже не заикнулась о том, чтобы самой выбирать силу и только покорно сидела, ощущая, как энергия медленно растекается по телу. Правда, на этот раз эффект был куда слабее. Ну хоть желание в обморок упасть в любой момент ушло и ложка в руках почти не дрожала – и на том спасибо. К тому же вечером предстояло поучаствовать в новом оперативном собрании, как назвал это Серафим, так что Саша просто покорно делала все, что он говорил, стараясь не думать вообще ни о чем посторонним.
Саша и сейчас ни о чем не думала, просто рассказывая обо всем, что произошло с ней от момента посадки вертолета до того мгновения, когда рядом оказался наставник, над головой шел дождь, а паскуда в маске, как Саша успела узнать, благополучно сбежала, воспользовавшись каким-то хитрым амулетом.
– Продолжайте, Неродова, – Анжелина, что-то отмечающая в блокноте, подняла на нее взгляд.
– А не о чем продолжать. Потом я пришла в себя и уже никого рядом не было.
– Пришли в себя? Самостоятельно?
– Не думаю.
– Определенно нет, – негромко отмечает Серафим. Маг стоит на привычном месте у плиты и смотрит на Анжелину каким-то холодно-пристальным взглядом. – Но некоторые события проходили без сознательного участия Александры и сейчас значения не имеют.
– Почему же? – Анжелина не отрывает от Саши взгляда. – Мы ведь все это знаем только с ее рассказа. Остальные свидетели пока ничего рассказать не могут и со слов присутствующего здесь главы южнороссийского крыла Ордена, на чьем попечении находятся, не смогут еще как минимум несколько дней, так что узнать их видение происходящего мы не можем. К тому же есть опасения по поводу клятв полноправного члена Ордена, ограждающих от причинения вреда невиновным… Которых адептка Неродова не давала.
– Ты на что намекаешь? – в словах Серафима ощущается тяжелая, явная угроза.
– Ни на что я не намекаю, – Анжелина наконец перестает гипнотизировать Сашу и поднимает глаза на ее наставника. – Я стараюсь воссоздать как можно более полную картину происходящего. Совет хочет знать, почему четверо сильнейших магов юга вне всяких санкций отправились на силовую операцию против общины Боготова, в результате которой погиб он сам, четверо оборотней, пострадала адептка Анна Александрова и маг Олег Васильевич Карпишин, который в этой операции тоже участвовал. А еще была найдена пребывавшая в полной боеготовности ядерная боеголовка с несколькими маготехническими усовершенствованиями, чей взрыв мог дестабилизировать ситуацию в мире в сотни раз сильнее, чем пресловутое падение Башен-Близнецов и начать как минимум две войны в Африке, революцию в Литве и гражданскую войну в Кувейте. И хотя вы пытаетесь убедить меня, что вне этой операции эта самая боеголовка была бы непременно взорвана с худшими последствиями, я вижу здесь откровенную провокацию и, вполне возможно, не состоявшийся, но запланированный взрыв с потенциальными жертвами в виде участников несанкционированного вторжения на частную территорию и по совместительству сильнейших местных волшебников. И про «мага в маске», который вроде как является устроителем всего этого беспорядка, я знаю только со слов адептки Неродовой. Никто из вас его не видел, никто из вас с ним не сталкивался, а концентрация после всего произошедшего следов в Отражении такая, что никакая экспертиза отпечатки ауры не найдет. Считанные тобой образы свидетельством быть не могут, Серафим. И ты это знаешь. Ты не допускаешь мысли, что тебя и всех здесь присутствующих просто обманули, что никакого мага-предателя нет и в помине и что Неродова, перехватив настройку менгира и имея союзника в общине, хоть ту же Александрову, с которой была дружна, хоть ее мать, которую никто так и не поймал, сама это все организовала, а?
– Что… – начинает было Саша, но ее перебивает холодный голос, полный скрытой силы.
– Нет, – Серафим не отрываясь смотрит в глаза Анжелине. – Совершенно точно такой мысли я не допускаю, как и любой другой, в которой мой ученик преступает закон, а не старается спасти невиновных.
– А зря.
– Мы собрались здесь чтобы продвинуться в поиске предателя, а не ради непонятных обвинений к свидетелю произошедшего, – примиряюще говорит Михаил Ефимович.
– Который вполне может быть виновником, а не свидетелем.
– Смехотворно, – Леса, опять качающаяся на стуле, только усмехается. – Вы в Москве всерьез считаете, что этот младенец, прости, Саша, но это правда, Становленный без году неделя, способен заманить в ловушку опытных магов и вообще разработать весь этот план? К демоновой матери логику и смысл – силенок пока маловато. Мы теряем время. И без всякого Круга Правды понятно, что нужно искать крысу в наших рядах.
– Которой может не оказаться.
– Какой мне смысл врать?.. – слабо возражает Саша, с трудом удерживая нить разговора. История повторяется, только теперь ей не просто не верят – ее обвиняют во всем и вся. – Аня подтвердит…
– Все, что ты захочешь, – Анжелина вновь переводит на нее взгляд. – Менгир так удачно выбрал тебя своей хозяйкой, не правда ли? Даровав рядом с собой почти неограниченную власть. Делать все что угодно. Внушать что угодно. Обходить любые ментальные щиты.
– Я не…
– Идиотизм, – Серафим явно злится, и не пытается это скрыть. – Оставив в покое тот факт, что мой ученик не сделал ничего из того, в чем ты, Анжи, его обвиняешь, а это как минимум сговор с целью убийства четырех магов и представителя Ковена, убийство четырех оборотней и мага и покушение на убийство мага и адепта. Оставим в покое тот факт, что я сам видел образы в подтверждение каждого ее слова. И даже то, что чтобы быть уверенной в гипотетическом прикрытии своей легенды Саше бы пришлось переписывать память оперативнику, чей разум закрыт мощными щитами, за минуты, в чем без опыта и знаний никакая сила не поможет. Но я очень хотел бы знать, какой, по-твоему, тут вообще может быть мотив?
– Ты и раньше был слеп, Серафим, – усмехается Анжелина. – Напомнить Миклоша?
– Это к делу не относится.
– Но хорошо иллюстрирует то, что ты не хочешь видеть многое из того, что видеть стоит. Твоего ученика с детства окружает насилие и смерть. Я, пока вы развлекались, изучила дело. Тяжелая семейная история с насилием и алкоголем, трагическая гибель отца – не из-за этого ли ты, красавица, полезла в драку прямо на территории Ордена в самом начале обучения? Смерть матери из-за недосмотра врачей, смерть брата в ДТП с еще одной жертвой… Вполне достаточно, чтобы обозлиться на весь мир, не так ли? И немного решить его изменить. Самую малость. За столь малое время обучения в ордене – драка, дисциплинарное взыскание, три проваленных практики с неподчинением прямым приказам, сокрытие нарушителя Закона и прямое нападение на человека.
– Самооборона, – поправляет Михаил Ефимович.
– Превышающая разумные пределы. Щита было бы вполне достаточно вместе с активацией амулета связи. Вы же сами продержали браслеты сколько времени – неужели безосновательно? Такая себе картина, не правда ли? И вот такой человек, явно показавший свое неумение подчиняться старшим, склонность к насилию и риску, неожиданно оказывается в общине, причем по вашему же желанию. Без всякого контроля. Никто из вас не думал, что приоритеты Неродовой могли смениться?
– Это фарс, – мотает головой Антонина. – И я не желаю в этом участвовать.
– Как и я. Благо никто не способен нас обязать, – поддакивает Леса.
Они обе поднимаются со своих мест, Шагают – и исчезают из кухни. Серафим морщиться от отдачи щитов, ощутимой даже Саше в ее определенно не лучшем нынешнем состоянии.
На кухне становиться просторнее и как-то в разы холоднее. Анжелина только усмехается, игнорируя демарш, и продолжает говорить.
– Никто из видевших «предателя» не сможет точно ничего подтвердить, не так ли? Достоверно подтвердить. Тело Тамары не нашли, ее мать опознана как одна из погибших новообращенных оборотней, Андрей Боготов тоже мертв, а что внушили у менгира Александровой и Карпишину мы можем только гадать. Прошу меня извинить, но поверить в то, что принесший присягу Ордена и давший достаточно обещаний не вредить людям посвящённый способен устроить всю эту историю с бомбой я не могу. Хотя бы потому что никакие клятвы не дали бы ему столь далеко зайти. А вот в то, что вы своей операцией по внедрению создали самоисполняющуюся линию вероятности, вполне верю, и, возможно, только случай спас нас всех от большой беды. Я буду ходатайствовать перед Советом о Суде Ордена над вами всеми за несанкционированную операцию, потенциально способную привести к катастрофическим последствиям. Вы ничем не хуже того, кто притащил эту бомбу в общину и кто решил взорвать ее. Отправились в частном порядке…
– По моей просьбе, и по официальному запросу Ковена, – негромким чарующим голосом говорит доселе молчавший вампир.
– Что? – Анжелина меняется в лице, налетая на невидимую преграду.
– По официальному запросу Ковена, – вампир чуть улыбается. – Нам поступила информация о неучтенном Обращении в некой общине и о том, что ее лидер, Боготов Андрей, незаконно держит в вассальном подчинении как минимум троих оборотней и суккубу. Мы были просто обязаны принять соответствующие меры и обезвредить мага Боготова, принудить его снять клятву и начать свое расследование.
– И Ковен обратился к Ордену. Очень смешно, – Анжелина поджимает губы.
– Жесткие времена требуют жестких мер. Как вам известно, мы несколько ограничены… Во многих вопросах. Ботогов – маг, а не колдун, и, по нашим данным, у него в подчинении были еще два волшебника. Чтобы избежать ненужных жертв среди Обращенных Ковен обратился к сильнейшим из магов как к частным лицам, и они не отказали в просьбе. Гонорар официально оформлен.
– И совершенно случайно вы взяли с собой адептку Неродову.
– Не случайно – таково было желание ее наставника для ознакомления с проведением подобных операций в полевых условиях, – вампир пожимает плечами. – Мы не были против. На месте выяснилось, что Боготов держал в подчинении куда больше Обращенных и к тому же собирался шантажировать и Ковен, и Орден доставленным к нему в общину человеческим оружием большой разрушительной силы, равно опасным как и для Затронутых, так и для обычных людей. В ходе операции погибли четверо Обращенных и еще трое пропали без вести, среди магов погиб один, один пострадал, как и пострадали двое адептов. Орудие шантажа обезврежено, Ковен достиг своей цели и к исполнителям претензий не имеет. Я, первый заместитель главы Южнорусского Конклава Весемир Трояков, был свидетелем.
За этими словами по кухне прокатывается тихий шелест магии.
– Это ничего не значит… – в голосе Анжелины нет былой уверенности.
– Значит. И ты, Анжи, хорошо это знаешь, – Серафим буквально впивается взглядом в блондинку. – Как и то, что одно из посвящений и процедур Ордена предполагает, что любой маг может получить особый приказ от высокого начальства и будет его исполнять, невзирая на свою мораль и долг, нарушая любые лежащие на нем стандартные обеты. И не будет способен никому ни о чем рассказать. Как и то, что ты сама видела ментальное принуждение и клятвы, висящие на Олеге. Заканчивай рыть бетонную стену, иначе я решу, что ты – та, кто отдавала приказ крысе. Крысе, которую мы найдем, и найдем скоро. И хватит нести бред. Кто-то мирно сидящего в своем лесу Боготова принудил к безумию. Кто-то из наших – и кто-то, кого держит за яйца кое-кто еще покрупнее. И вот тебе крысу среди высоких рож и надо искать, вместо того чтобы прилагать свои дедуктивные способности к обоснованию самого ненапряженного варианта развития событий, при котором мы все круглые дураки, неспособные понять, кому можно доверять, а кому нет.
– На сим по праву владетеля этой земли объявляю оперативное собрание законченным, – Михаил Ефимович невозмутимо подвел итог встречи.
– А я на правах хозяина дома объявляю, что сейчас тебя, Анжи, видеть здесь не желаю. И иди через дверь, ясно? Иначе за отдачу защиты последствий не несу.
Анжелина уходит с оскорбленным видом, явно не решаясь спорить с озлобленным магом.
– Думаю, я тут тоже лишний, – криво усмехается вампир.
– На данный момент да, – кивает Михаил Ефимович. – Прими мою благородность.
– Ее на хлеб не намажешь… Но от кончины общины нам в итоге от этого немалая выгода. А еще я помню о своих долгах, Новгородский, – с этими словами вампир поднимается с места. – Сочтемся.
– Безусловно.
Весемир чуть скалится, показывая клыки, подмигивает Саше – и тоже уходит. Тоже через дверь. На кухне остаются только Серафим и Михаил Ефимович, и Саша раздумывает, не должна ли она выйти.
– Останься, – Михаил Ефимович или читает, или угадывает ее мысли.
– Вот мегера, –тихо ругается Серафим. – И никакого толку от всего этого.
– Ну а что ты хотел? Она зла на тебя.
– Миша, прошло три века. Три. И те четыре года с ней в Москве я вспоминаю с ужасом. Большей ошибки в отношениях я едва ли совершал, – Серафим поворачивается к Саше, объясняя: – чтобы ты не считала, что она имеет что-то против тебя всерьез… Анжи когда-то была со мной близка. Расстались мы не слишком хорошо, и теперь она явно стремится меня задеть. И тебе досталось. Смехотворные обвинения, и не думай, что кто-то их всерьез воспринял, – при этих словах Саша чувствует явное облегчение. – Типичный Совет. Прячут голову в песок по любому поводу и ищут козла отпущения. Вместо чистки своих рядов.
– Ты думаешь… – протягивает Михаил Ефимович.
– Уверен. На сто процентов. Иначе все это теряет смысл. Ну взрыв. Ну и что? Месть нам с тобой? Допустим. Только без особого указа сверху, скрывающего все это дерьмо, ты бы уже давно знал о подобных…художествах. Месть близнецам? Просто смешно, и ты и сам это знаешь. Разве что кого-то бывшая жена похлеще, чем меня Анжи, достала, и он решил ее на атомы разнести, – хмыкает Серафим. – Или не совсем бывшая, вот была бы потеха.
Саша вздрагивает в тот момент, когда в разум врезается образ, с ним что-то доселе разрозненное начинает собираться в единую картинку. До того незамеченное, что-то вырисовывалось, разбуженное словами Серафима.
