Kitobni o'qish: «Отражения свободы», sahifa 12

Глава 6

Позади кто-то наступил на сухую ветку с громким щелчком.

Саша, до того сидевшая на стволе могучей сломанной осины и наслаждавшаяся журчанием реки и звуками леса вокруг, едва не подпрыгнула на месте. После ритуала ее мысли то и дело уносились куда-то вдаль, не принося, правда, с собой обратно ничего путного, и сосредоточиться хоть на чем-то стало совершенно невозможно. Хотя больше ощущение лихорадочных видений, наполнявших разум, не приходило. После странного сна с Человеком в Черном и волком она проснулась полностью восстановившей силы. И с тяжелой, гудящей головой. Пусть образы поблекли, а чувства притихли, Саша буквально физически чувствовала, с каким натужным скрипом вращались жернова ее сознания, медленно перемалывая, переваривая и позволяя в конце концов усвоить все увиденное и услышанное каким-то собственным способом. Может это было и лучше, чем выхватывать те или иные случайные образы или пытаться присмотреться к ним. Но, увы, все прошедшее с того утра время голова нещадно болела. И ладно бы только это. Любая нагрузка заставляла мозг кипеть, как перегретый чайник, а лишний пар устремлялся в небеса, захватывая с собой сознание. Рассеянность ее отметила даже Аня, когда Саша вдруг остановила взгляд на потолочной балке прямо посередине разговора, отвлекшись на какой-то промелькнувший образ и с головой уйдя в себя.

Кажется, камень рассказал ей столько всего, что уложить это в сознании было возможно только ни на что не отвлекаясь. Промчавшись пару дней попытками все же осваивать книги из библиотеки Ани и слушать ее объяснения бытовых чар, Саша объявила решительный перерыв от бесплодных занятий и сбежала с самого утра в лес. Ничего не делать. Просто сидеть в одиночестве.

Как ни странно – это, кажется, помогло. Ну или хотя бы здесь ее блуждающий взгляд никого не смущал. Просто потому что сюда никто не забредал, ведь небольшой причал, с которого ловили рыбу желающие из живущих на поляне, был отсюда дальше, чем в часе пути.

– Александра, приглашаю выпить, – раздался позади смутно знакомый голос.

Никто вроде бы не заглядывал в такое отдаленное и ничем не примечательное место. И, тем не менее, суккуба с компактным рюкзаком за плечами стояла всего в паре метров позади нее и никуда уходить не собиралась.

– Что, простите?

– На ты, – отмахивается Валентина. – Приглашаю выпить. Коль по какому-то стечению странных, мать его, жизненных обстоятельств ты оказываешься здесь в тот самый единственный день, когда я прихожу сюда, то это просто невозможно игнорировать. Так что давай, не стесняйся.

Она пьяна, неожиданно понимает Саша, и неслабо.

Ее первый порыв – отказаться, решительно и резко. Но спустя секунду Саша неожиданно понимает, что за пьяной полуулбыкой Валентины в Отражении скрывается глубокая, тяжелая тоска. Тоска по чему-то…по кому-то. В голове Саши словно проносятся образы. Воспоминания – принадлежащие не ей. Отражения Изнанки, подсмотренные в миг слияния с ритуальным камнем. Образы смутны, но в них скользит знакомое чувство потери.

– Не бойся, котенок. Я тебя не трону. Но коль ты здесь, то это повод выпить. Не обижай меня, красавица.

Саша чуть улыбается. Пьяная суккуба – не лучшая компания, вот уж точно. Но просто сбежать ей почему-то кажется невежливым.

– Есть только совсем немного.

– О, да не вопрос, – суккуба подходит несколько неровными шагами к дереву, скидывает с себя ношу и сама забирается на кору недалеко от Саши. Из рюкзака показывается бутылка с прозрачной жидкостью. И стакан, который Валентина осматривает, и, налив туда водки, протягивает Саше. – Я из горла попью, держи. Может оно и хорошо, что ты здесь. Как знать.

– Если я мешаю…

– Да нет, котенок. Ты забавная. Я тебе вроде говорила это уже после того прекрасного семейного ужина. Кажется. Новая кровь, знаешь. Если бы тут был этот чертов Антон или кто-то из блохастых – пинками бы погнала. А так… Пей. За одного хорошего человека, которого ты не знаешь. Просто пей – и все. Не чокаясь.

И с этими словами Валентина делает широкий глоток. Прямо из бутылки.

Саша медленно моргает и отпивает чуть-чуть из стакана. Жидкость опаляет нутро, но всего на секунду.

– А ты и не морщишься. Уважаю, – усмехается суккуба. – И не боишься. Это забавно. Обычно все вы, маги, паникуете рядом с нами. Не с блохастыми, не с кровопийцами, не с этими высокомерными ублюдками, что ради силы собственного ребенка кому хочешь продадут, а с нами. Потому что мы можем к вам в душу заглянуть – и не спасет ничего, никакие ваши щиты. А ты не боишься.

Саша чуть пожимает плечами. На общем курсе рассказывали, что суккубы и инкубы обладали даром к исключительно глубокой эмпатии и были способны читать эмоции даже сильного мага через все щиты. Но ее чувства и так всегда были написаны на лице. Всю жизнь, сколько она не пыталась их прятать. В школе она еще старалась сохранять невозмутимость во время драк и оскорблений, дома держала себя в руках во время ссор и скандалов. Но в итоге все равно не было никакого смысла пытаться что-то скрыть. Смеяться она умела только громко, злиться – разрушительно, одна драка с Азаматом чего стоит, и расстраиваться, особенно смотря фильмы или читая книги – до слез. И любые попытки этого изменить ничего не дали. Эмоции все равно приходили, сколько ни старайся их остановить. Не в день очередной пощечины от мира, так в ночь после. И в конечном счете Саша попросту отказалась пытаться что-то изменить, стараясь переживать все подальше от других, а если не получалось… То какая разница. Людям все равно не будет комфортно рядом с ней – все прошлое показывало это с неотвратимой серьезностью. Тогда и не стоило пытаться угодить им, наступая на собственную песню.

– Мне нечего скрывать. Я не хочу казаться кем-то другим и не пытаюсь надеть на себя маску.

– Ой, не смеши. Мы все носим маски. С мое поживешь – поймешь. Ты – поймешь точно.

– Почему я точно пойму? – любопытство берет верх. Неожиданно Саша понимает, что Валентина ей нравится. Наверное, в каком-нибудь ином мире они могли бы дружить. Хотя бы потому что и она не пытается притворяться.

– Ты много видишь, котенок, – суккуба выпивает еще глоток. – Сама пока не понимаешь что к чему, но видишь ты куда больше чем остальные. А тот, кто многое видит – многое и может. Я такие вещи хорошо замечаю, в отличие от блохастиков и кровопийц. Никто тебе об этом не скажет, котенок. Все тут прикидывают, как тебя можно использовать. Блоховоз вон заставил ритуал проводить. Понравилось?

– Ничего не было…

– Ой, да перестань, тоже мне секрет. Ну по крайней мере – для меня. А то я не знаю, что семейка твоей подруги в жизни и в смерти не наскребла сил обновить щиты, и что Андрей им это поручил только для того чтобы проучить. Все в курсе. Как и то, что им это удалось – мы-то не слепые. Это ты пока ничего не видишь. Сожрут они тебя.

– Они дали мне кров. Дали возможность здесь быть.

– И думают, как бы получить с этого побольше. Ты, Александра – свежая кровь. Не как мы. И твое появление как удар по осиному гнезду. Жужжат осы, жужжат. Беснуются. Жалко мне тебя, котенок.

– Что? – этого Саша меньше всего ожидала услышать от суккубы.

– Жалко. И да, не надо тут проповедей, что жалость развращает. У тебя все впереди, а будешь гнить в этом болоте, если в ближайшие дни не возьмешь себя в руки и не свалишь отсюда.

– Но почему я должна уходить? – хмель медленно забирает разум, и все сказанное суккубой кажется каким-то очень искренним. Но Саша не уверена – это Отражение или ее собственное воображение.

– Пей, котенок. Я тебе расскажу одну историю – а ты сама решай, что ответить. Все равно кто захочет – узнает о нашем разговоре, и кто поймет – тот поймет, а на остальных мне плевать. Простая это история, волшебница Александра. Когда-то в славном городе Н., жила-была девочка. Не красивая, не уродина, не умница, но и не глупышка какая. Обычная девочка. Самая простая. И однажды на танцах повстречался ей мальчик. Красивый мальчик. Очень красивый. И танцевать звал, и слова разные говорил, и касался так нежно-нежно. Девочка тогда даже и не знала, чем и как родители-то под одеялом занимаются, не то что сама бы пробовала. И девочка в мальчика влюбилась. С головой, по уши, до дрожи в коленях. Только мальчик оказался не простой. Рассказывал небылицы всякие о неземных наслаждениях, да попробовать предлагал их. Без разных там порошков веселящих. Девочка упиралась, упиралась – да согласилась. И было это волшебно, упоительно, бесконечно. А на утро мальчик исчез – как в воду канул. А девочка поняла, что что-то в ней изменилось. Навсегда изменилось. Она начала ощущать чужие чувства. Не слова, не мысли – чувства. Тайные, сокровенные, самые-самые. И что мать ее, ошибку молодости, терпеть не может, и что отцу она неродная, и что подруги ее презирают, и что все похвальбы учителей да наставников пустые. И многое, многое, многое чувствовала девочка. Все больше и больше узнавала она, и все больше и больше хотела повторить то неземное блаженство, что было с мальчиком. Сбежать в него с головой. Но никак не выходило. Все было не то. Она упивалась наслаждением одного мужчины, второго, третьего, но все было не то. Жизнь ее свелась только к желанию вкусить чужого наслаждения. Забрать его, присвоить – и оставить мужчину ни с чем. И женщину, какая под руку попадется. Только у одного, случайно как-то встреченного, она не захотела ничего отбирать. У молодого пацана, что так искренне ей восхищался. Ни ее телом, ни ее умелостью, ни своими эмоциями рядом, что она так хорошо умела вызывать, а ей самой. Тому пацану просто нравилась она, какой бы она не была и чтобы не делала. А делала она много чего. За все забранное приходится платить – и блаженство тех, кто делил с ней ложе не исключение. Однажды с блаженством она забрала и жизнь – не желая, просто не уследив. И девочке пришлось убегать, зная, что расплатиться она не сможет, как не сможет и отказаться забирать то, без чего сама не могла жить. И тогда она узнала, что есть место, где блаженство можно пить к радости других. Где мужчины и женщины сами желают ощутить близость, сами готовы отправиться в долину порока, пусть и в конце пути их ждет только усталость и ничего более. И там и она, и ее молодой пацан, все еще не бросавший ее, могут жить вместе. Там она, быть может, найдет в себе силы с ним вместе отправиться в наслаждение, как когда-то отправилась с другим мальчиком, так быстро сбежавшим. Окунуться в страну блаженства вдвоем, чтобы дальше идти по жизни рука об руку. Ведь пацан не отвернулся от нее даже тогда, когда узнал, что кроме него девочка пьет мужчин и женщин, их страсти и горести словно хорошее вино, – суккуба делает глоток из бутылки и продолжает: – долго ли коротко – бежали девочка и ее молодой возлюбленный. Через страну, родину-матушку. И прибежали. В райский уголок, где никто не потребует платы за наслаждение, не забирать которое девочка просто не могла. Где с ее мальчиком они могут жить вместе и не знать бед, до тех, пор, пока он не захочет присоединиться к ней в стране за гранью привычного. Вот только райские кущи не для таких, как наши юные герои. Недолго прожили они вместе. Одной лунной ночью отдали мальчика на поживу колдунам и зверям лютым, ведь не только девочке нужно было пить людей, чтобы жить как-нибудь. Под широкой осиной мальчика, так пытавшегося спастись, колдун окаянный погубил. И вот теперь девочка и приходит в день его смерти к осине. Уже и гроза ее сломила, осину-то, а девочка все не стареет, все так же мужчин и женщин пьет, хотя теперь уже нет большее ее мальчика. И нового не сыщется. Вот и сказочке конец, а кто слушал – молодец.

Саша уставилась на колыхание ветвей ближайшей осины, пытаясь переварить услышанное. И разобраться в ощущениях, и своих, и чужих. Рассказывала все это Валентина спокойно, но щемящая тоска, исходящая от нее, никуда не делась. Тоска, грусть и какая-то… Обреченность, что ли.

– Это была грустная история. Могу ли я спросить…

– Спрашивай, – суккуба машет рукой и отпивает еще из горла, – я может и не отвечу, но валяй.

– А почему эта девочка не ушла куда-нибудь в другое место? Где есть другие мальчики и она могла бы… Может быть когда-нибудь встретить еще кого-нибудь?

Суккуба криво улыбается.

– Девочка иногда думала об этом. Или о том чтобы и вовсе отправиться на поля вечной жатвы. Но ярмом на ее шее висит обет, данный господину, властелину райского уголка, и она, как истинный вассал, не может совершить ни то, ни другое без дозволения своего сюзерена. Которого не будет до скончания веков.

Саша в шоке перевела глаза на Валентину. Суккуба же только заправила за ухо локон пышных волос – и улыбнулась. Грустной улыбкой.

– Вот такая вот история, котенок. А теперь, если ты не против, я хотела бы остаться тут в гордом одиночестве, лады?

– Да, да, конечно… – Саша поднялась с дерева и протянула стакан суккубе. – Спасибо за напиток. И за рассказ.

Даже если он и был выдуманным от начала и до конца.

– Иди, котенок. Я бы сказала – иди и не оглядывайся до ближайшего города, иди, пади ниц к ногам всесильного Ордена и моли все простить и принять обратно. Иди до того, как эта трясина засосет тебя с головой. И случится это очень и очень скоро. Господин вернется – и никто не покинет это место сам. По своей воле.

– Но я могу уехать… – Аня ничего не говорила насчет того, что отсюда нельзя будет просто уйти.

– Пока можешь… – еще одна грустная улыбка. – Беги из маленького рая, где смертные делают все за тебя, борясь за право стать одним из чудовищ по собственной воле. Иначе не заметишь, как сама станешь чудовищем. Ты пока только ребенок, не пропитанный, в отличии от дочурки блоховозов, местными миазмами с рождения, и потому заглядываешь в рот кому не нужно.

– Спасибо. Я подумаю над этим, – Саша улыбается в ответ, ощущая неловкость. Ей кажется, словно Валентина и правда пытается позаботиться о ней, непонятно почему. Как умеет.

– Подумай. И как будешь думать – помни про историю, услышанную здесь. И про мальчика Петра, который здесь и похоронен. Иди, думай, а я тут посижу. В одиночестве.

Саша кивает и быстрым шагом удаляется. Нужно вернуться в поселение пока не стемнело. Она не слишком хорошо знает местные леса, чтобы точно нигде не потеряться и вернуться, пока ее не начали искать и задавать ненужные вопросы.

В голове, кажется, мыслей стало только больше. Хотя часы созерцания текущей воды уложили в ее голове многое из переданного камнем, история Валентины породила мыслей еще больше, чем было. Хотя бы потому, что смутные образы и предчувствия говорили Саше о том, что суккуба не лжет. Да и зачем Валентине это? Ну уедет Саша домой – и что ей с этого? Неясно.

Слова о сюзерене откровенно пугали. Если это не фигура речи… Когда-то Серафим рассказывал об этом. В одно из первых их занятий, перечисляя «правила магической безопасности». Одним из которых было: «Не давать никаких клятв и обещаний». Хотя бы потому, что множество молодых Затронутых по глупости оказывались связаны неравномерными магическими узами и контрактами, вынужденные порой находиться буквально в положении рабов. Клятва вассала на деле имела мало общего с человеческим вассалитетом, ограниченным в разных странах в разные периоды времени различными законами и традициями, регламентирующими такие отношения. В магическом же плане таких ограничений почти не было – господин не мог приказать вассалу разве что убить себя напрямую. На деле верность вассала заставляла его быть зависимым от господина и неспособным в огромном количестве вопросов принимать самостоятельные решения. Даже составление оговорок и контрактов вассалитета в итоге все равно давало господину огромную, непомерную власть, которая не шла на пользу. В старину эту клятву применяли, желая сохранить жизнь кровным врагам и быть уверенным, что бывший недруг будет в твоей власти и точно не замыслит ничего плохого. Тогда поверженные Затронутые выбирали жизнь, пусть и в оковах, перед лицом-то немедленной смерти. Сейчас Орден запрещал свободно использовать такие узы, но Серафим говорил, что эту клятву все еще применяли в собственных целях некоторые немолодые Затронутые, которые, пользуясь сложностью законов мира магов, убеждали новичков, малопонимающих в магическом вассалитете, согласиться на дачу таких обещаний, и после получали на них огромное влияние.

Саша просто не могла поверить, что странная и немного все-таки пугающая ее Валентина добровольно присягнула на верность кому-то… Речь, кажется, шла о том самом Андрее, о котором говорила Аня. Он ведь тут властелин. И судя по слабым отголоскам образов, переданных камнем – к этому Андрею подруга, вполне возможно, питала вовсе не только чувство уважение к старшему по возрасту и положению.

Надо было выяснить насчет клятвы. В конечном счете если она просто спросит, то ничего страшного не должно случиться. Терять магию, оставаясь в Ордене, Саша не хотела. Но отдавать свою жизнь в чужую власть… Нет. Не за тем она бежала сюда.

И отец-не-отец предупреждал. Теперь, немного переварив все полученное от камня Саша была уверенна, что сон не был простым сновидением В нем была магия, чей легкий флер остался на Изнанке. Камень помнил это – и рассказал.

Но кто, как и зачем предупреждал ее?

Вопросы, вопросы…

Глава 7

Саша чуть склонила голову, наблюдая за действиями Ани. Сидели они около небольшой запруды выше по реке от того места, где еще неделю назад одним вечером билось каменное сердце древнего артефакта. За прошедшее время Саша уложила в голове большую часть полученных знаний, успела прочитать не одну книгу из крошечной, но все-таки библиотеки родителей Ани, и точно выяснить, что приятной пасторальной идиллией жизнь в Свободе не была. Хотя бы потому, что обитатели Поляны, как она прозвала про себя обжитую Затронутыми часть леса, старались держаться друг от друга на максимально большом расстоянии. Сначала Саша предполагала, что избегают только ее – но наблюдение подтвердили, что это не так.

Поутру все жители покидали Поляну и возвращались уже вечером. Или, наоборот, оставались в своем доме и не высовывали оттуда даже кончик носа. За исключением дежурных. Один всегда стоял около моста на въезде, второй, как Саша поняла, находился где-то у реки. Дежурства не пропускались, на них никто не опаздывал, но это было чуть ли не единственным, что здесь делали вместе. И ведь причина была вовсе не в том, что Обращенные терпеть не могут магов. Матвей, второй волшебник тут, помимо Ани, тоже предпочитал заниматься своими делами.

Разговор с суккубой был едва ли не единственным исключением из сложившегося распорядка, в котором все были предоставлены сами себе и занимались собственными делами, стараясь не пересекаться с соседями без большой надобности. Не то чтобы Сашу это сильно беспокоило – она привыкла жить именно так, сама предпочитая держаться подальше от окружающих. Вот только для города, с его многоквартирными домами, частыми переездами и повсеместным присутствием в интернете это казалось правильным и естественным.

Но здесь… Саша никогда не жила в небольшом поселении, если не считать пару дней на дедовой даче. Но все же предполагала, что там, где все всех знают и где все друг другу ближайшие соседи на лоне безразличной к людям природы все будет как-то иначе. Впрочем, когда София только описывала Свободу как «лесное поселение», Саша представляла и подсобные хозяйства, и грядки с овощами, и много чего еще. Так что…

Но больше изоляционизма местных обитателей ее беспокоил рассказ Валентины. Саша была уверенна, что суккуба не врала и не сочиняла. Слишком искренними были ее эмоции, слишком много их было в Отражении. Конечно, все можно подделать… Но хотя бы себе Саша старалась верить – иначе верить было бы просто некому. А ее интуиция считала все рассказанное правдой. И если убийство возлюбленного Валентины было чудовищным преступлением, но совершенным в прошлом, то вот вассальная клятва существовала в настоящем. Едва ли это было ложью – такая клятва объясняла бы, почему после смерти возлюбленного суккуба осталась здесь, а не отправилась искать счастья где-то еще. Обращенные жили несколько меньше магов, которым Отражение давало, по сути, свободу от старости и естественного хода времени, но все же очень и очень немало. Точнее сказать – не жили. Процесс Преломления предполагал смерть и возрождение. Именно поэтому Обращенные были зависимы – от крови, от охоты, от силы, от эмоций… Но все они не были способны жить, не заимствуя ничего у людей. И это вызывало у Саши желание задать Ане пару вопросов. И о клятвах, и о том, как живут местные Обращенные. Рядом с людьми, добровольно обслуживающих их во всем… Ради чего?

И таких неприятных вопросов у нее, на деле, было много. Настолько, что сейчас Аня вновь казалась существом с другой планеты – столь много о ней Саша не знала. И начинать надо с чего-то менее провокационного, чем: «А ты знаешь, кого тут едят твои родители?». Она и так искала не один день возможность поговорить с Аней без свидетелей и подальше от поляны. Слишком многие образы роились в ее голове, полученные от Камня. Пусть они были нечеткими, но все же понять, что все сказанное там может быть услышано кем-то еще, кроме того, кому это предназначалось, Саша была способна.

Возможно, именно поэтому местные Затронутые предпочитали проводить свое время где-нибудь подальше отсюда.

– Ань, можно нескромный вопрос? – Саша болтала ногами, сидя на пирсе, следя за тем, как Аня насаживала на крючок наживку.

– Валяй.

С тихим плеском кусок хлеба отправился в воду.

– Ты ведь родилась здесь, верно?

– Ага. Это весь вопрос? – подняла бровь Анна

– Нет. Не совсем. Я просто пыталась понять – если ты родилась здесь, то зачем было идти на обучение в Орден? Ты ведь магией, кажется, с рождения владеешь, все о ней знаешь.

Анна невесело хмыкает.

– За тем, Саш, что читать книги – это прекрасно, но мага полноценно может обучить только маг. Знания Обращенных для нас бесполезны. Но я не желаю о принятом решении уйти из общества этих лицемеров. Сохранённая жизнь того стоит.

– Да, но… Здесь же есть другие волшебники. Кто-то ведь проводил Становление, так?

– Кто-то… Пожалуй. Но Матвей… Он не слишком любит моих родителей. Когда-то мать отказала ему в ухаживаниях, предпочла отца-человека. И с этих пор его самолюбие задето. Так что такой вариант даже не рассматривался. А у Андрея, к сожалению, нет времени на то, чтобы кого-то учить. Это ведь не так уж и просто. Я ответила на твой вопрос?

– Не совсем. Я просто… Не понимаю. Тот, кто проводит Становление, становиться наставником, так?

– А, это, – Анна усмехается, на сей раз грустно. – Саша, наставничество – это традиция. Не регламентируемая Законом и не регламентируемая Гранью. Не все маги проявляют хоть какое-то участие в жизни учеников. У некоторых есть дела поважнее.

– Насколько я знаю, наставник и ученик связаны.

– Ага, – взгляд Ани метнулся к начавшему было движение поплавку. Но говорить она продолжила: – Только сила этой связи зависит от отношений между ними. Нет отношений – нет связи. Вот и весь сказ. Так, клюнуло, а теперь секунду не мешай, я хочу достать улов.

Саша мешать и не собиралась. Она перевела взгляд на лес, высившийся на другом берегу реки. Что-то не складывалось в голове. В Ордене не то чтобы принято было обсуждать наставников, так что может и правду она чего-то не знала. Но, с другой стороны, стоило ей с Азаматом подраться, и Михаил Ефимович позвал именно наставников обоих, с очевидной целью «повлиять» на провинившихся. Хотя Аня, кажется, не врала. По крайней мере в словах «нет отношений» горечь была искренней. Но о том, что за отношения имелись в виду, у Саши были некоторые сомнения.

Аня достала из воды мелкую рыбешку и кинула ее в стоявшее рядом пластиковое ведро.

– Извини, наверное, это было грубо. Мне просто вообще все это обучение в Ордене поперек горла было. Только с тобой и ребятами пообщаться того стоило – у нас молодежи из Затронутых нет, как видишь, а селяне, они… селяне. Но отец прям настаивал. Иногда мне кажется, что он надеялся на то, что я останусь в Ордене и буду жить где-нибудь в городе. Пришлось его разочаровать, – она усмехается.

– Извини, я не хотела тебя обидеть.

– Не обидела, – отмахивается Аня, хотя Саша четко ощущает в ее словах какую-то горечь несбыточного. – Просто…Некоторые вещи сложные, знаешь ли.

– Понимаю. Я пытаюсь тут во всем разобраться, так, хоть понемногу. И иногда некоторые вещи кажутся сложными. Непонятными.

– Ну так спрашивай. У нас друг от друга секретов нет, – Аня насаживает очередную наживку.

– Я не знаю, корректный ли это вопрос, – Саша медлит. Щекотливая тема, но ответ ей нужен. – Здесь большинство Затронутых – Обращенные.

– Ага.

Наживка с тихим всплеском отправляется в воду.

– И они… Ну… Они должны…

– Людей жрать? – фыркает Аня.

– Ну вроде того.

Аня фыркает еще раз.

– Как дочь оборотней, ответственно заявляю – не должны. Могут. Убивать вовсе не обязательно, а плоть требуется не обязательно человеческая, просто ее многие любят, и об этом так стремятся писать во всех этих магических справочниках. Как и кровь подойдет не людская. Как и сила. Как и эмоции, в конце концов. Ты вон даже с Валентиной пообщаться успела, верно?

Откуда она знает? Сердце пропускает удар, но Саша старается сохранить невозмутимое выражение лица.

– Она так у сарая много кого зажимать любит. Нравится ей это. С людьми можно больше себе позволить, но все-таки. И у всех так. Думаешь, почему по домам никто не сидит? Лес большой, всем всего хватает.

– Это… Успокаивает, – на деле это звучало, как отговорка по типу: «эти тигры, конечно, мясоеды, но им и курицы достаточно, на вас вкусных и сочных они и не посмотрят».

– Обращённые – не чудовища. Некоторые становятся ими, но из своего желания. Что до Охоты… Селяне, знаешь ли, желают пополнить наши ряды, ряды господ – и за такие шансы приходятся платить.

– Охота?

– Ты узнаешь. Потом, – Аня ловким движением подсекает еще одну рыбу. – Может, захочешь присоединиться. Из спортивного интереса.

Что-то скрывалось за легким тоном Ани. Страх – это Саша чувствовала хорошо. Охота пугала подругу, пусть та и никогда в этом бы не призналась. И здесь явно не шла речь об их с Анатолием неудавшемся походе за кабаном. Но углубляться в эту тему сейчас точно не стоило.

– А почему Тамара меня так странно назвала… Госпожой, как в помещичьи времена.

– Ну так и считай, что мы их помещики. Оберегаем, лечим, когда желание есть. Они нам служат в обмен на шанс стать Обращённым. Где еще это возможно? Закон все запрещает, Орден все контролирует… Но тут у достойных есть шанс. Мой отец вон приехал сюда в молодости, влюбился в мать, жившую здесь, и заслужил право стать Затронутым. И не надо говорить, что мол – оборотень, Обращенный… Магом можно только родиться. Но даже у последнего вампирчика в разы больше сил и возможностей, чем у президента. Я знаю, что мой отец не погибнет от старости лет через тридцать, что не подхватит какую-нибудь серьезную болезнь, что его не убьет пьяная банда каких-то малолеток…

Саша вздрагивает. Или компания нерусских, решившая наполнить ночь мотивами своих мелодий, а потом намять бока тому, кто вежливо попросил быть тише. Будь отец Затронутым…

– Я думаю, ты можешь меня понять, – еще одна наживка летит в воду. – Закон не всегда разумно запрещает многие вещи. Очень многие. Ты можешь подумать, что, мол, мы эксплуатируем трудящихся, но все приходят сюда добровольно. И люди, и Затронутые. Все.

– И остаются из-за вассалитета? – Саша не могла не сказать это. Откуда было Анне знать про ее отца… Но это не имело значения.

– Откуда ты знаешь? – Аня впервые за весь разговор разворачивается и вглядывается в ее глаза. С умыслом – Саша ощущает, как идет рябью ментальный щит, который начинает продавливать чужая сила. И резко толкает атакующий разум в ответ, вскакивая на ноги.

Аня заваливается назад, отброшенная силой удара и падает прямо в холодную озерную воду. Саша едва успевает поймать за руку оглушенную подругу, не давая той нырнуть с головой. Несколько секунд дезориентированная Аня только бестолково дергается в разные стороны, но потом приходит в себя и с помощью Саши выбирается на пирс.

– Извини, сильно вышло, – по правде говоря, Саша никогда не вкладывала столько силы в ответный удар, да и сам ментальный удар делала только пару раз под руководством бывшего наставника, запретившего самостоятельные ментальные практики. По идее, она должна была оттолкнуть разум нападавшего, а не его тело. Но вышло что вышло. Испуг, видимо, придал силы. – Аня, какого черта ты лезешь ко мне в голову?

Подруга только приложила руки к вискам.

– Сила есть, ума не надо, – пробормотала, поморщившись, Аня. – Голова теперь раскалывается.

– Извини.

– Ладно, сама напросилась. Вода ледяная.

Отражение колыхнулось, и Саша заметила, как Анина сила оплела мокрую одежду, высушивая ее.

– Не знаю я, кто тебе сказал о клятве. Но это не должно тебя пугать. Мы все – семья, и все должны защищать друг друга. Ты – не эти дуболомы из Ордена, – говорить Ане явно было не слишком легко из-за головной боли. Саша могла бы попытаться вылечить ее, но лезть к подруге без спроса было попросту некрасиво. Особенно теперь. – У тебя голова на плечах есть. Ты поймешь. Кто-то должен быть главным, иначе мы просто не можем жить вместе. У семей есть главы. Наша – не исключение. Все приходят сюда добровольно. И остаются – тоже. Клятва нужна, чтобы никто не мог навредить нам всем в погоне за своими амбициями.

– Аня, – Саша облизнула губы. Она никогда не умела вовремя останавливаться. – Клята вассалитета дает огромную власть сюзерену над вассалом. Это, по сути, рабство.

– И не меньшую власть имеют родители над детьми. Начальники над подчиненными. Саша, вопрос в том, как властью пользоваться. Кто-то должен отдавать приказы, кто-то должен принимать решение – и Андрей прекрасно это делает. Он защищает своих вассалов и никогда не будет использовать их обязательства им во вред, – в словах Ани скользило обожание. Глубокое обожание.

Смешанное со… страхом? Но страхом не боли или опасности, каким-то иным, другим страхом. Потери? Отвержения? На секунду разум Саши вновь захлестнули образы, переданные камнем. Измазанные в копоти похоти, они сменялись, не меняя своей сути, представали перед внутренним взором во всей красе. И меньше всего она вообще хотела их видеть. Как заглянуть в замочную скважину и рассмотреть то, что не предназначалось для твоих глаз.

Этот Андрей, до того бывший для Саши бесплотным образом, теперь определенно лишился всяких положительных черт.