Kitobni o'qish: «Кот Василий и параллельный мир»
Глава 1
Лез котёнок по трубе –
Очутился на земле.
Я котёнка подхватила,
Накормила и отмыла.
Принесла его домой –
И теперь котёнок мой!
– Мне котенка подарили! – радостно воскликнула Настя, переступая порог дома и сияя как начищенный пятак.
– Кто это такой щедрый? – в меру ехидно спросил брат Генка, открывший ей входную дверь.
Он, конечно, любил сестру, но старался этого не показывать. Как же, он ведь уже совсем взрослый: с прошлого месяца шестнадцатый годок пошёл, а малявка всё никак до тринадцати не дотянет. Правда, у нёе тоже скоро день рождения, но всё же он гораздо старше, поэтому относится к сестре немного снисходительно и покровительственно. И вообще… она ж – девчонка…
– Улица, – смущённо потупилась Настя в ответ на вопрос брата, но тут же храбро посмотрела на высокого Генку снизу вверх и выразительно повторила:
– Улица мне его подарила! Улица! Понял?!
Брат только хмыкнул: подумаешь – котёнок! Эка невидаль! Этого добра по их городу шастает… хоть корзинами собирай… И чему тут радоваться?!
Но потом Генка взглянул на сияющее лицо сестры: видно, причина для радости всё-таки есть, не зря же Настя так цветёт и пахнет. Только в глубине глаз затаилась тревога и опасение. Чудачка. Разве ей кто-нибудь откажет в такой малости. Котёнок так котёнок. Не бегемот ведь… Места хватит.
Генка ничего не стал говорить вслух – пусть порадуется, раз хочет. И потревожится немного. Это не вредно. Зато потом счастье будет более полным. В том, что родители разрешат Насте оставить найденного котёнка у себя, он нисколько не сомневался.
Генка закрыл за сестрой дверь, а Настя вошла в прихожую и перевела встревоженный взгляд на вышедшую из кухни мать.
– Мам, имей в виду, – решительно произнесла девочка, стоя чуть ли не у самого порога и не делая попытки пройти дальше, – если ты не разрешишь мне оставить у себя котёнка, я вместе с ним уйду жить на улицу. Он маленький совсем. Пропадёт один. Я его не брошу на улице беспомощного.
– О, Господи! – привычно вздохнула мать. Дочь росла очень уж жалостливой, и это не на шутку беспокоило родителей. Конечно, они не собирались растить своих детей чёрствыми и бездушными людьми, но у Насти всё как-то через край. – Всех бездомных кошек и собак собрать невозможно, но ты, видно, попытаешься: у бабушки в гостях была – кошку притащила; к тётке прибыла – щенка подобрала; дома рыбок завела, здоровенного пса в будку во дворе поселила, теперь вот – котёнка принесла… Тебе бы в зоопарке работать…
Котенок, словно поняв, что говорят о нём, завозился под курткой. Настя расстегнула молнию до конца и извлекла на свет божий чисто-белого найдёныша. Ну, скажем, чисто – это не совсем точно (вернее, совсем не точно), но то, что от рождения этот подобранный замухрышка был белым – это несомненно.
– Посмотрите, какой он красивый! – умилилась Настя, прижимая к себе только что обретённое сокровище и обращаясь сразу ко всем.
– Просто Аполлон, – опять съехидничал Генка, с преувеличенным вниманием рассматривая чумазое сестричкино приобретение. Он так и стоял у закрытой двери, слушая, что скажет мать. Вдруг сестре помощь понадобится, так он тут как тут. И словечко за подкидыша замолвит, ежели что… – А уж чистюля какой! Только из-под душа.
Котенок смешно сморщил нос, посмотрел на Генку пронзительными ясными глазами и чихнул.
– Он умный, – убеждённо сказала Настя и тоже посмотрела на брата. Правда, чихать не стала. – Он всё – всё понимает.
Генка весело ухмыльнулся:
– А разговаривать он, случайно, не умеет?
– Конечно, умеет! – разгорячилась Настя и бросилась на защиту найдёныша. – Только по-своему, по-кошачьи! Ты сам попади в кошачье общество или в собачье, много ты поймёшь?! А он всё – всё понимает и даже отвечает, отзывается на человеческую речь, конечно, по-своему, но ведь отвечает же.
Генка стало совсем весело – смешная у него сестрёнка (ишь, какая защитница) – и он громко рассмеялся:
– Придется тебе, сестричка, кошачий язык учить, а то как вы друг друга понимать будете? Переводчиков с кошачьего в нашем городе нет, а человеческий язык твой котёнок хоть и понимает (он же умница!), но воспроизвести слова вряд ли сумеет. Даже твоему супер умному коту это не под силу, так что учи кошачий язык, Настёна!
Настя засияла, подскочила к брату, с радостным визгом повисела у него на шее, обнимая его одной рукой, ибо из второй она так и не выпустила кота, а потом звонко чмокнула его в щеку:
– Кошачий я выучу! Не сомневайся, братик! А котика ты тоже со временем полюбишь. Он ласковый, сам в руки пошёл и не царапнул меня ни разочка за всю дорогу!
Затем она повернула сияющее лицо к матери, которая с улыбкой слушала их разговор, и уточнила:
– Мам, он остается, да?
– Ну что с тобой поделаешь? – пожала плечами мать, которая и сама уже поняла, что выбросить найдёныша на улицу у неё рука не поднимется. Действительно, ведь пропадёт один, совсем ещё маленький. А она сна лишится, потому что будет винить себя в его гибели. Одно дело, когда не видишь и не знаешь, а только догадываешься, сколько бездомных животных может быть в твоём городе, и совсем другое, когда – вот он, живой, тёплый и беспомощный. Есть же у них в квартире аквариум, теперь котёнок добавится. Ничего, поместятся. Не мамонт.
Мать подпустила строгости в голос:
– Только ухаживать за ним будешь сама. И лоток поставить сразу не забудь, и место ему определи, а то потом намучаешься. Переучивать всегда труднее, чем учить.
– Конечно! – обрадовалась Настя. – Я и не собиралась никому его поручать. Сама вполне справлюсь. Мне только в радость… Сейчас я его вымою, потом накормлю…
– Нет уж, – решительно перебил ее брат, до сих пор почему-то не ушедший в свою комнату, а внимательно слушавший разговор. – Ты его сначала накорми, а всё остальное потом. Он, небось, вконец оголодал, бродяжничая по улицам; там не сильно харчами разживёшься – конкурентов полно. Котам мытьё и так не в кость, а уж на голодный желудок и подавно.
– Верно! – бросилась в кухню Настя, подарив брату на бегу ещё один благодарный взгляд и думая в очередной раз о том, как ей повезло и с родителями, и с братом. – Какой ты у нас умный, Гена! И хозяйственный! – уже подбегая к кухонной двери, проговорила девочка и скрылась в кухне.
– Ты, бедненький, наверное, голодный?! Ужас, какой голодный! А я тебя разговорами кормлю, – ворковала Настя, гремя кастрюлями и хлопая дверцей холодильника. Её счастливый звонкий голос разносился по всему дому.
Мать с братом переглянулись и занялись своими делами, гадая, насколько хватит терпения у Насти и как скоро ей надоест возиться с новой живой игрушкой. Хотя… зная Настю, можно с уверенностью утверждать, что в их квартире прописался ещё один постоянный жилец.
Так и вышло.
Котенок рос на удивление быстро: буквально не по дням, а по часам, с каждым днём заметно увеличиваясь в размерах. Вел он себя так, как будто всю жизнь прожил в этом доме. К тому же, буквально с первого дня он ухитрился стать всеобщим любимцем. Как ему это удалось, никто и не понял, но что удалось – это сомнений не вызывало.
Даже отец улыбнулся котёнку и слегка потрепал его по шёрстке, хотя всегда был чем-то занят и очень серьёзен. По крайней мере, Настя так считала.
Всё семейство в первый же день пересовало найдёнышу массу лакомых кусочков и продолжало это делать ежедневно. Еды котёнку предлагали столько, словно кормили слона, а не кота. Хорошо, что он знал меру и лишнего не ел.
Кот был ласков со всеми: мурлыкал, когда его гладили, хитро щурился, увиливая от очередного куска, тёрся о ноги и руки своих новых хозяев, когда видел, что этого от него ждут и что проявление внимания с его стороны будет принято благосклонно, но никого не любил так сильно, как Настю.
Когда она была дома, он не отходил от нее ни на шаг: сопровождал по всем комнатам; сидел у ног, когда она делала уроки; был рядом, когда она подметала или мыла полы, мыла посуду или что-то читала, и ночевал на коврике у её кровати.
Когда его кормили или гладили, он всё равно, хоть одним глазком, следил за девочкой. Если она собиралась уходить, кот обязательно провожал ее до двери, что-то громко и часто мурлыча. Похоже, он давал ей последние наставления о том, как вести себя за пределами дома. И очень волновался, как бы ни случилось чего с его любимицей.
Встречи их проходили еще более бурно. Если Настя не брала кота на руки сразу после того, как вошла в дом, то он бросался к ней сам.
Он не мог ждать ни секунды: карабкался по ней, как по стволу дерева; цепляясь за одежду, лез повыше, громко вопя от радости; потом обнимал ее лапами за шею, тыкался носом в щёку, зарывался мордочкой в волосы и всё время что-то приговаривал на своем кошачьем языке. Тембр его голоса постоянно менялся и звучал то ласково и нежно, то громко и тревожно.
Ему было совершенно неважно, сколько времени отсутствовала Настя: пять часов или пять минут. Он скучал, тосковал, изводился ожиданием и не мог сдержать бурной радости при виде любимой хозяйки.
Имя коту Настя подбирала долго и с трудом. Он не хотел откликаться ни на одну кличку до тех пор, пока не нашлось нужное слово. Оно выплыло откуда-то из воздуха, и непостижимым образом было выловлено Настей из бесконечного пространства.
Но всё по порядку.
Накормленный, вымытый и высушенный котенок уютно устроился на коленях у Насти, и она начала подбирать ему кличку. В общем-то, выбирать было особенно не из чего: котенок был пушистым и белым как снег, что говорило само за себя.
Девочка гладила котенка и тихонько приговаривала:
– Ты будешь Пушком, потому что весь мягкий, пушистый, похож на мягкую игрушку. Запомни: ты – Пушок! Пушок! Пушистик! Пушист!
Настя чуть не охрипла, талдыча одно и то же и всё повышая и повышая голос, а котенок и ухом не повёл. Он молча жмурился, полёживал на её коленях и никак не реагировал на слова хозяйки.
В конце концов, Настя поняла, что котёнок не желает быть ни Пушком, ни Пушистиком, ни, тем более, Пушистом. Она начала всё по новому кругу, только кличку выбрала другую.
Кот по-прежнему спокойно лежал на коленях у девочки и хитро щурился, но она не сдавалась:
– А может, ты хочешь быть Снежком, потому что белый как снег?
– Снежок! Снежок! – звала она, но коту не нравилась и эта кличка; он игнорировал и ее.
– Ну что, тебя Беленьким звать?! – с отчаянием в голосе вопрошала Настя, но кот смотрел куда-то вдаль и не обращал на её отчаяние ровно никакого внимания. – Белёк?! Белянчик?! Чистюлька?! Маркиз?! Котик?! Коток?! Барсик?!.
К ночи Настя окончательно выбилась из сил, а кот так и остался безымянным: ни на одно из имён он упорно не хотел отзываться.
На следующий день попытка подобрать кличку новому жильцу повторилась и тоже безрезультатно.
Настя не могла понять, в чём тут дело. Кот, несомненно, очень умён: ни разу не нагадил в доме, ел культурно, вёл себя вполне воспитанно, понимал абсолютно всё, но откликаться ни на какую кличку не хотел, хотя девочка перебрала их множество.
Настя не теряла надежды, что всё-таки найдёт то заветное слово, на которое отзовётся кот, и не теряла терпения, зато не выдержал и взорвался брат:
– Рехнёшься в этом доме! Что ты, как попугай, целыми днями твердишь одно и то же! Голова лопается! Да начхать твоему коту на все клички в мире вместе взятые! Ему лишь бы жрать давали! И чего тебе его звать?! Он и так весь день от тебя не отходит. Как приклеенный!
Настя испуганно притихла. Брат никогда раньше на неё не кричал. И что на него нашло?! Неужели она и вправду как попугай?!
Настя с укором посмотрела на кота, но тот сделал вид, что он тут вообще ни при чём.
Молчала Настя недолго: стоило Генке выйти из комнаты, как она тут же продолжила (правда, уже гораздо тише, буквально шепотом) свои бесплодные поиски кошачьей клички.
Прошло несколько дней, в течение которых кот так и оставался безымянным, и однажды Настя рассердилась.
– Все уважающие себя коты имеют имя, – выговаривала она сидевшему рядом котенку и одновременно протирала свой письменный стол. И откуда на нём только пыль берётся?! Каждый день трёшь, а пыль исправно появляется. – А ты до сих пор безымянным ходишь! Это безобразие! И неправильно. Ну выбери себе имя сам, раз я не могу тебе угодить!
Настя бросила на кота укоризненный взгляд через плечо и вздохнула. Кот молча сидел на стуле, ласково смотрел на хозяйку и привычно жмурился.
Девочка закончила уборку стола и подошла к подоконнику. Проверила, не надо ли полить герань – её любимую, ярко-розовую, с махровыми цветами, дотронулась до лепестков, ощутила резкий аромат единственного цветка, который она поставила в свою спальню и вдруг резко обернулась.
Настя посмотрела на кота и ни с того ни с сего внезапно выпалила, в упор глядя в глаза своего любимца:
– Василий!
– Тр-р! – быстро ответил кот, спрыгнул со стула, подошел к девочке и потерся о ее ноги.
– Так ты, оказывается, Василий! – довольно рассмеялась Настя. – Ну, наконец-то! Рассекретился! Я уже всю голову сломала, а ты – Василий!
– Тр-р, тр-р, мяу, – так же радостно ответил ей кот и с тех пор откликался только на это имя.
Кажется, это было так давно, – вздохнула Настя, возвращаясь из прошлого. С момента встречи с котёнком прошло чуть больше месяца, а иногда казалось – целая жизнь. Девочка уже и представить не могла, что совсем недавно Василия не было в её жизни.
За такой короткий срок котёнок превратился в огромного чисто-белого роскошного кота, от которого трудно было отвести взгляд, так он был красив и ухожен.
Настя механически наводила порядок в своей комнате, Василия рядом не было, но она всё равно ощущала его присутствие.
Из большой комнаты внезапно раздался вопль брата:
– Чёрт! Что такое?! Да не путайся ты под ногами, бестолочь! И откуда ты только взялся на мою голову?!
Настя выскочила из своей комнаты и заглянула в зал. Брат торопливо шел к выходу, а кот с обиженным видом вылизывал шёрстку.
– Ты его обидел? – бросилась Настя к коту и взяла того на руки.
– Да пошел он к чёрту, твой Василий! – раздраженно отмахнулся Генка, сверкая глазами и пуская ими громы и молнии во все стороны. Видно было, что он не на шутку рассержен и встревожен, но ясно, что не кот – истинная причина его гнева. – Я бегу, спешу, некогда мне, а он в ноги лезет. Споткнулся об него, чуть стенку лбом не снес. И откуда его вынесло?! Не заметил даже! Шастает по дому незаметно, как привидение!
Настя покосилась на брата, клокотавшего словно вулкан, вздохнула, выразительно посмотрела на кота, словно спросила у него: «И какая муха его укусила?». Обычно Генка был спокоен и весел, во всяком случае, с ней, с Настей. И Василия никогда не обижал…
А сейчас…
– Бестолочь! – рявкнул Генка на кота ни с того ни с сего уже от самой двери.
Тот в долгу не остался:
– Сам дурак кривоногий! Смотреть надо куда ступаешь! Даже, когда спешишь. Нечего переть буром, а потом виноватых искать.
Показалось Насте, или кот и вправду это произнёс?! Вернее, подумал?! Или произнес?! Настя совсем запуталась и внимательно посмотрела на кота. С какой стати она слышит то, чего никто не говорит?!
Кот, ехидно улыбаясь (или ей опять показалось?!), смотрел на Генку, замершего у входной двери в позе истукана (похоже, он забыл, что только что спешил куда-то), а потом перевел лукавый взгляд на Настю.
– Ге-е-ен, – протяжно сказала Настя, переводя растерянный взгляд с кота обратно на брата, – он понял, что ты сказал, и обиделся. Я же говорила – он умный. Он на самом деле обиделся.
– Оби-и-иделся! – передразнил тот сестру. Генка всё не мог уняться, клокотал по-прежнему, как вулкан в стадии извержения, и почему-то упорно стоял у двери, хотя мог уже десять раз за это время выйти из дому. Правда, что ли, забыл о том, куда так мчался минуту назад?! – Скажешь тоже! Коты не люди: они не умеют обижаться! Избаловала ты его просто до ужаса! Зажирел! Обленился! Он уже и кошачью речь забыл. Куда ему человеческую понимать, бездельнику?!
Кот уставился на Генку немигающим взглядом и протяжно начал:
– Тр-р, тр-р, мяу, тр-р, мяу…
– Ой, Ген! – Настя зажала рот левой ладошкой, на согнутой под нужным углом правой руке удобно устроился Василий. – Он тебе целую речь толкает! Слышишь?!
– А ты и вправду – дурак! – добавила она неожиданно для себя. И тем более – для брата.
Генка сначала опешил: поморгал глазами, постоял, раскрыв от удивления рот, а потом всерьез рассвирепел:
– Жрачку выклянчивает! Вот и вся его речь! Бездельник! Какие у него заботы?! Жрет и спит! Жрет и спит! И ты ещё!… А тут!.. – Генка расстроено махнул рукой и стремглав выскочил из квартиры.
Настя обеспокоенно вздохнула и сочувственно посмотрела ему вслед.
– Наверное, в школе неприятности. Может, двоек нахватал, – тихонько произнесла она, обращаясь к коту, и вдруг хихикнула, – а может, девочка отставку дала. Вот и дёргается…
– Сам дурак! – мстительно повторил кот, спрыгнул с рук и, гордо подняв хвост, вышел из зала.
Непонятно, каким образом он это произнес, и непонятно, как Настя услышала. Но ведь услышала же! И в первую минуту остолбенела.
А потом…
– Тьфу, тьфу, тьфу! – плюнула Настя трижды через левое плечо, хотя суеверной никогда не была, а сплюнула просто так, на всякий случай. – Надо же! Как покажется что-нибудь!
– Ну не умеют коты разговаривать! Не умеют! – убеждала она себя, выходя из комнаты вслед за Василием.
На ночь кот куда-то пропал.
Настя и квартиру, и весь дом обшарила снизу доверху, и двор исходила в поисках своего любимца, но кот словно сквозь землю провалился.
– Марш спать! Ночь на дворе! – рассердился отец, отгоняя дочь от кухонного окна, куда она смотрела уже битый час. Темнота за окном скрывала все знакомые очертания предметов, но девочка упорно таращилась в темноту. – Бродишь как неприкаянная. И нечего тут стоять. Найдётся твой кот. Дай ему воли немного. Пусть по свежему воздуху погуляет, а то он всё с тобой дома сидит. Не потеряется.
– Настенька, коты умные: они всегда дорогу домой находят, даже когда далеко от дома теряются, – ласково сказала мать, с нежностью глядя на расстроенную дочь. Потом подошла поближе, обняла за плечи. – А Василий просто прогуляться решил. Лето на дворе, хоть и сентябрь заканчивается. Тепло, светло. Коты хорошо и в темноте видят. Есть же у него и свои, кошачьи, дела. Утром явится. Так что ложись давай, а то проспишь приход своего любимца.
Настя послушно отправилась в спальню, покрутилась немного в постели, фантазируя, где сейчас может быть Василий, ничего путного не придумала и наконец уснула.
А утром из комнаты брата донесся такой вопль, что Настя испуганно вскочила, а проснулась уже на бегу. И не она одна. Родители тоже примчались в его комнату как ошпаренные и белые, как мел.
Никому не пришло в голову обуть тапочки и набросить халат. Босиком, в пижамах, с всклокоченными волосами и испуганными глазами домочадцы возникли на пороге Генкиной комнаты.
– Что?! Что случилось? – закричали все трое в один голос, застревая в дверях.
Генка уже справился с собой и больше не орал. Он сидел на кровати, поджав под себя босые ноги, и напоминал истукана. Увидев всю семью на пороге своей комнаты, он не произнес ни слова, только тяжело выдохнул и молча показал рукой вниз, на небольшой прикроватный коврик.
Все послушно посмотрели туда и увидели крысу. Обыкновенную, серую, загрызенную котом и потому окровавленную крысу. Крыса была внушительных размеров, с длинным хвостом и острыми белыми зубами.
– Я на нее ногой наступил, – наконец-то заговорил Генка почти нормальным голосом. – Спросонья не понял, вот и.., – забормотал он смущённо, словно извиняясь за нечаянную суматоху, и Насте стало жаль брата.
Она сочувственно посмотрела на него, но сказать ничего не успела, хотя ей очень хотелось утешить Генку. Вот если бы она наступила на крысу с перекушенным горлом, она бы и сейчас ещё орала как резаная. Сидела бы на кровати, крепко зажмурив глаза, и орала бы, орала от страха до тех пор, пока бы совсем не охрипла.
Отец, наверное, совсем не боялся крыс, потому что, уяснив причину крика, просто махнул рукой, сказал:
– Разбирайтесь сами со своим котом и с крысами, а я на работу опаздываю, – и тут же ушел. В субботу все были дома, только отец работал. А сегодня как раз была суббота, и никто, кроме отца, никуда не торопился.
Генка тоже уже оправился от испуга. «Видно, мальчишки устроены как-то по-другому», – подумала Настя, всё ещё испытывая противную дрожь во всём теле при виде страшной крысы, и снова не успела ничего сказать. Взгляд Генки стал осмысленным и жёстким. Четко выговаривая слова, он произнес ледяным тоном:
– Убью гада! На первом суку повешу! Не пожалею. Поймаю и повешу. Я ему покажу – крысу…
Настя сразу забыла и о принесённой в дом крысе, и о том, что только что хотела посочувствовать брату, утешить, успокоить. Пожалуй, теперь уж точно успокаивать придётся её саму. Очень уж внушительно прозвучали из уст брата угрозы в адрес её любимого Василия. Она испуганно шмыгнула из комнаты брата в свою, мгновенно оделась (новобранцы бы точно позавидовали скорости, с которой она облачилась в спортивный костюм) и, схватив на руки кота, неизвестно откуда появившегося у её ног, рванула в ближайший лесок.
Их улица располагалась на окраине городка, а неподалёку росла красивая и довольно большая роща, поэтому Насте было куда скрыться от гнева брата.
– Он скоро остынет, – уговаривала она на бегу то ли кота, то ли себя, то ли обоих сразу, – успокоится, простит тебя и всё забудет. Генка не злопамятный, он отходчивый, но лучше переждать от греха подальше. Он, конечно, добрый и только грозится, но кто знает…
– А ты тоже хорош, – упрекнула она кота, покосившись на его довольную, лукавую мордочку. Врождённое чувство справедливости не позволило ей обвинять одного брата. – Зачем ты ему эту страшнющую крысу принес? Видел, какие у неё зубы? А хвост? Бр-р-р… Спросонок любой испугается. Генка ведь тоже ещё не совсем взрослый. А ты ему крысу к кровати… Зачем? Делать нечего?
Девочку всю передернуло от отвращения, стоило ей представить недавно увиденную картину.
– Пусть ест, – услышала она вдруг в ответ, – а то он всё меня куском попрекает, как будто сам голодает по моей вине. Так что пусть ест. Я ему и ещё поймаю, если одной будет мало.
Настя прыснула, представив, как Генка грызет пойманную котом крысу. Но вдруг перестала смеяться и с любопытством уставилась на кота.
– Не пойму я что-то, – неуверенно произнесла она, – ты и впрямь разговаривать умеешь, или это я с ума потихоньку схожу? Или я сама за тебя отвечаю, а потом мне кажется, что я слышу твой ответ?! Но ведь голос настоящий?! Или нет?!
– Тр-р, тр-р, мяу, – спокойно ответил кот и лукаво сощурился. Вот и пойми, что он хотел сказать?!
Настя, наконец, дошла до своего любимого места в роще и удобно устроилась на лесной полянке. Неизвестно ведь, сколько придется тут просидеть. Ясно, что не одну минуту. Брат, конечно, человек отходчивый, но не настолько же.
А места эти Настя очень любила. Полянка была небольшая, но уютная. Настя обнаружила её три года назад и с тех пор стала считать своей собственностью.
Чтобы попасть на поляну, нужно было низко наклониться и пролезть через густо переплетённые ветви кустарников. До неё это никому не пришло в голову, так что на сегодняшний день она оставалась единственной обладательницей секретной дороги, не считая Генку. Ему она под большим секретом открыла своё тайное убежище ещё в прошлом году, и он не выдал её тайну.
Деревья и густой кустарник надёжно закрывали полянку от ветра и любопытных глаз, поэтому здесь всегда было тихо, спокойно, хорошо думалось, и мечтать можно было сколько угодно.
Мечтать Настя тоже любила. Смотрела на берёзки, а видела неведомые деревья и себя на берегу жаркого моря. Грезились ей дальние страны, незнакомые, но обязательно прекрасные; неведомые, но обязательно огромные и яркие цветы. Горы, которые она видела только на фотках, в интернете и по телевизору, вырастали перед ней, словно наяву.
В мечтах она каталась на горных лыжах, сплавлялась на байдарке по незнакомой порожистой реке, бродила по уссурийской тайге, где можно повстречаться с самым настоящим, всамделишным тигром, мчалась по тундре на нартах, запряжённых собаками, пасла оленей, с аппетитом поедавших ягель, ловила крупную рыбу, которая удочку гнёт в дугу, собирала незнакомые ягоды, например, морошку, которую тоже видела только в книжке и в интернете…
Настя любила книги о путешествиях и географических открытиях. Даже все старые в городской библиотеке перечитала. Родители одобряли интерес дочери к книгам и покупали ей всё, что понравится.
Эх, скорее бы вырасти! Уж тогда она точно ни минуты не будет сидеть ни в какой душной конторе, как это делают глупые взрослые, она будет путешественницей. Она откроет новые неведомые страны, найдёт незнакомые растения и вообще, откроет всё, что только можно открыть, и найдёт всё, что только можно найти.
Жаль, что до неё разведали уже так много. А то она могла бы и Америку снова отыскать. И не только Америку… А что? Запросто. И индейцам она бы жить не мешала, а сама бы себе вигвам построила. Красота…
На лесной полянке царила идиллия: Настя мечтала, привалившись спиной к тёплому стволу берёзки, а кот спокойно дремал на ее коленях. Но в конце концов ему, наверное, надоело это занятие, он спрыгнул на землю, медленно потянулся, выгнув спину и вытянув лапы, посмотрел на девочку и независимой походкой куда-то направился.
Настя посмотрела ему вслед, но не двинулась с места. Мало ли какие деликатные дела заставили кота зайти за кустик.
Солнышко ласково гладило правую щёку девочки, и она лениво думала, что в той стороне восток, потому что сейчас рано, солнце только недавно взошло, а всходит оно именно на востоке, значит, левой щеке не повезло: она повёрнута на запад и останется незагоревшей и прохладной. Надо повернуться, хоть и лень шевелиться, иначе так и будешь ходить наполовину загоревшей, а это не красит.
Настя представила, как она приходит в школу, а одна щека у неё бледная, как мел, другая же смуглая до черноты, и как ребята показывают на неё пальцем, смеются и крутят пальцем у виска. А Юлька пренебрежительно морщит свой изящный носик и совсем по-взрослому фыркает и поводит плечами. У неё как-то очень ловко получалось изображать взрослых капризных дам.
Насте не захотелось вспоминать Юльку; она открыла сначала один глаз, потом другой, повернулась к солнцу левой щекой и огляделась.
Василия нигде не было видно и слышно. Настя решила ещё немного подождать. Потом ещё немного.
Время шло, а кот не появлялся. Настя забеспокоилась.
– Василий! – негромко позвала она, выравнивая затёкшую спину. – Василий! Ты где прячешься?
– Тр-р, – почти тотчас же отозвался кот откуда-то сбоку. Он неторопливо и абсолютно бесшумно подошел к хозяйке, потерся пару раз о ее ногу и снова направился куда-то.
– Э-э-э, нет! – живо вскакивая с места, сказала Настя. – Нам скоро домой. Не уходи никуда. А то ищи тебя потом.
Кот не остановился. Он снова громко произнес свое «тр-р», обернулся и посмотрел на Настю, словно приглашая ее следовать за ним. И Настя сдалась: послушно пошла за котом.
Василий подошел к старой корявой березе, росшей почти в середине следующей крошечной лесной полянки, соединённой с этой коротким коридором из раскидистых кустов, обогнул дерево и вдруг исчез!
Настя ойкнула и бросилась за ним следом. Обогнула точно так же старую берёзу, и…
Внезапно знакомая березовая роща пропала, и девочка оказалась в совершенно незнакомом месте. Там, где только что (буквально минуту назад!) был уютный, залитый солнцем симпатичный лесок, каким-то непонятным образом объявился чужой, мрачный, неприглядный лес.
Осины застыли, как каторжники, которых вели на казнь, но зачем-то остановили по дороге. Ни один листок на них не трепетал, ни один не шевелился. Насупленно молчали грабы, нахохлились ели. В сумрачном воздухе не слышно было птичьего щебета, не видно бабочек и шмелей, потому что цветов здесь не было.
Настя не успела ни испугаться, ни оглядеться, ни понять, что происходит, потому что в ту же секунду услышала над самым ухом незнакомый, немного надтреснутый, но вполне доброжелательный голос.
– Здравствуй, девочка, – вежливо произнес голос, и Настя резко обернулась на звук.
Над ней нависал призрак, худой и унылый. Нависал, не касаясь земли.
– Здравствуйте, дедушка призрак, – так же вежливо ответила Настя, глядя на него широко открытыми глазами, в которых промелькнуло удивление, смешанное с любопытством.
– Ты не испугалась? – деловито осведомился призрачный дед. Угрозой не веяло от его тощей фигуры, и глаза излучали печаль и доброту, но всё-таки это был призрак, и Настя чуть заметно вздрогнула, осознав эту непреложную истину: она действительно видит перед собой призрака, который говорит на одном с ней языке и достаточно хорошо заметен на окружающем фоне. – Всегда лучше сначала увидеть, а потом услышать, а не наоборот…
– Не успела, – всё так же вежливо, но с невольной дрожью в голосе произнесла Настя. Кто его знает, что на самом деле хуже: услышать призрак или увидеть его в непосредственной близости от собственной слабой персоны?! – Испугаться я не успела, потому что уж очень быстро и неожиданно вы появились. Как будто ниоткуда. А почему вы такой худой? И печальный? Вы болеете? Или вас плохо кормят?
Всё-таки любопытство пересилило все остальные чувства, и вопросы посыпались из Насти, как лущильный горох из стручка.
Призрак печально вздохнул:
– Можно сказать – совсем не кормят. Я просто в призрак превратился от недоедания.
– Видишь ли, – пояснил он после некоторой заминки, видя, что Настя молча смотрит на него и явно ждёт дальнейших объяснений, – раньше я позволял себе.., – он опять слегка замялся, – некоторые излишества… – тут он совсем смолк и приуныл. Хотя, что значит, приуныл, если и до этого он радостью не светился, а был уныл, худ и не вызывал ничего, кроме жалости.
Сердце девочки и среагировало, как надо, а именно: оно трепыхнулось и замерло от жалости, но любопытство оказалось сильнее. Да и чем могла её жалость помочь бедному призраку?!
Любопытство и жалость – две сильные эмоции – напрочь задавили всколыхнувшийся было в самом начале встречи испуг и не дали ему поднять голову и пустить ростки в душе девочки, а потом любопытство победило и жалость.
– Раньше – это когда? – полюбопытствовала Настя, не утерпев, и глаза её заблестели. Девочка даже забыла, что она затерялась где-то в незнакомом месте и разговаривает с абсолютно незнакомым кем-то.
Она уже почти свыклась с унылым видом нового знакомого, от которого не исходило никаких угроз, и жаждала продолжения разговора с необычным дедом.
