Kitobni o'qish: «Неевклидово пространство»

Часть 1. Нееквлидово пространство

Глава 1

Детектив Алекс Коллингейм сидел в своем рабочем кресле и постукивал пальцами по столешнице. На месте Олдмена, его напарника, вольготно расположился супер-пупер импозантный брюнет с голубыми глазами. Из тех, кто стреляет взглядом наповал, и женщины стелются перед ним, стелются, стелются штабелями… Но не зависть была причиной раздражения Алекса. В конце концов, он тоже о-го-го! А если не «о-го-го», то очень даже ничего. Раздражало то, что красавчик-брюнет был китиарцем. Алексу не нравились китиарцы. Категорически. Опыт общения с ними был сплошным ударом для самолюбия. Это раз. «Два» было то, что из-за китиарцев у Коллингейма накрылся отпуск. Олдмену повезло: он улетел отдыхать две недели назад и теперь, гад, слал гало-открытки с ближайшего Парадиза. Путевки туда были наградой от сенатора Брукса за раскрытие дела об убийстве его невесты. После нагремевшего расследования Неукротимый Ронни выглядел бледно. Журналисты вовсю смаковали грязные детали его романа. Вроде как в память о погибшей коллеге, но Алекс не верил в высокие идеалы борзописцев. Дабы спасти остатки морального облика, сенатору пришлось завязать с плейбойскими привычками и изображать горе. Путевки для детективов были жестом на публику. В халявной бочке меда плавала ложка дёгтя. Именно на Парадизе начался роман сенатора с Хельгой Стоунбридж, который не принес обоим ничего хорошего. Алекса это не пугало. Он даже был не прочь закрутить под пальмами романчик-другой. Но не тут-то было…

…Почти три месяца назад на Атован прилетела группа учёных из Исследовательского Корпуса Китиары. Они прибыли, чтобы изучать страшное, неизлечимое заболевание – синдром Хардена. К несчастью, оно встречалось только здесь, на Атоване. Местные врачи справиться с ним не могли. Китиара же была известна своими передовыми медицинскими технологиями по всему Союзу. У атованцев появилась надежда. Но когда из инопланетного космолета вместо убеленных сединами старцев-профессоров вышли двое молодых мужчин и девушка, многие были разочарованы. Некоторые даже сочли это насмешкой. Или восприняли как оскорбление. Но Алекс не сомневался в их профессионализме. Душевные и моральные качества китиарцев – вопрос спорный, а по части профессионализма они давали фору кому угодно. Судя по редким сообщениям на центральных каналах, борьба с синдромом Хардена шла с переменным успехом. Однако в одно непрекрасное утро группа пропала. Потом на треть нашлась. Самый старший по возрасту и статусу – медик Оуэн Бродски – был обнаружен убитым из бластера в третьесортном борделе. Что преуспевающий ученый с генно-модифицированной внешностью делал в занюханном публичном доме? Дело это очень, очень дурно пахло.

Бродски был найден голым. Привязанным к кровати. Со следами от плетки на теле. Галографии трупа в мгновение ока разлетелись по Сети. Публика разделилась на две категории: «Фу, какой извращенец!» и «Ой, он такой извращенец!» Шума вокруг дела было много. А кого ставят на шумные дела? Правильно. Лучшего детектива отдела убийств Алекса Коллингейма, и всем плевать, что со вчерашнего дня ему следовало находиться в отпуске.

Но шумиха вокруг дела и отсроченный на неопределенный период отдых – полбеды. Беспокоили некоторые обстоятельства убийства. Когда Коллингейм прибыл на место преступления, первой его мыслью было, что это инсценировка. Слишком всё выглядело вульгарно и слабо вязалось с образом высокомерных, брезгливых китиарцев. Но эксперты в один голос утверждали, что убитый действительно занимался перед смертью сексом. Прямо в номере. Да бог с ним, вкусы бывают разные. Встречал Алекс на своем веку увлечения и похлеще. Но на этом сюрпризы не закончились. Оказалось, убитый был обдолбан «нирваной». Так назывался местный элитный наркотик. Впервые он появился на Атоване лет десять назад. Дикую популярность «нирвана» завоевала за уникальные свойства. Она не вызывала физического привыкания и ломки. Не оставляла в организме следов применения. И, по свидетельствам наркоманов, дарила настолько улётные ощущения, что реальность после воспринималась депрессивной мутью. Понятно, что при таких потребительских качествах ценник у «нирваны» был ой-ой-ой. Последние пару лет она была замечена и на других планетах Союза. Факт приема наркотика характеризовал китиарца с плохой стороны, но был более-менее объясним. «В-третьих» было прямо из рук вон. В номере были обнаружены несколько волосков китиарки-микробиолога Эбигейл Джонсон и носовой платок со следами ДНК Эмиля Роула, китиарского биохимика. Главные подозреваемые без вести пропали. Картина убийства практически на лицо, но интуиция Алекса вопила о том, в этом деле всё неправильно. По своему опыту общения с китиарцами детектив знал, что это чертовски умные, осторожные, продуманные до кончиков костей бестии. Чтобы так подставиться по всем фронтам?..

Понятно, что в борделе никто никого не видел, ничего не слышал, ни о чем даже не подозревал, на то он и бордель. Номер был забронирован анонимно, оплачен налом через терминал, в общем, тупиковая ветка. Оставалось отталкиваться от личностей фигурантов. Что было известно об ученых-китиарцах? В официальных досье значились сухие факты таможенных деклараций и сведения из профессиональных резюме.

Оуэн Бродски, 32 года, гражданин Китиары, капитан Исследовательского Корпуса, руководитель группы. Доктор медицины, доктор биологии. Специализация – мутации. Далее шел длинный список научных публикаций. Алекс решил, что разбираться с названиями будет, если уж совсем прижмет. Из знакомых слов там были только предлоги. Мегасеть пестрела новостями: «В борделе Квартала Удовольствий обнаружен труп китиарца». Алексу пришлось проскроллить несколько страниц поисковика, прежде чем он добрался до ссылки с другим содержанием: «Оуэн Бродски, известный ученый в области соматических мутаций, прочитал курс лекций для студентов Атованского университета». С новостной странички улыбался обаятельный брюнет в окружении счастливого молодняка в белых халатах. Коллингейму китиарцы не нравились. Категорически. Но за этого парня почему-то стало обидно.

Эбигейл Джонсон, 29 лет, гражданка Китиары, капитан Исследовательского Корпуса. Доктор медицины, доктор биологии. Специализация – микробиология, инфекционные заболевания. Мегасеть выдала галографии очаровательной блондинки с длинными волосами и приятными формами. Еще там была информация о том, что Джонсон участвовала в подавлении двух крупных эпидемий на планетах Союза. Наверное, Эбби не была звездой первой величины на медицинском небосводе, но и лузером-самоучкой назвать её было сложно.

Эмиль Роул, 27 лет, гражданин Китиары, первый лейтенант Исследовательского Корпуса. Доктор медицины, доктор химии. Специализация – нарушения обмена веществ. Холост. Алекс специально проверил. Эмиль не был похож на Тайни Роул. Правильность черт не считается, по этому признаку всех китиарцев можно было в родственники записать. Он был шатеном с вьющимися волосами и серыми глазами. Однофамилец? Дальний родственник? Бывший муж? Нет, Коллингейму китиарцы совершенно не нравились. Тем более что и по части науки Роул нигде не засветился. Все его достижения укладывались в перечень статей. У Бродски детектив названия не понял, но хотя бы сумел прочитать. Тут на третьем слове Алекс сломал язык, плюнул и утешил себя тем, что зато у него раскрываемость хорошая. И решил, что пора переходить от виртуальных поисков к реальным.

Детектив начал с места проживания. Разместились китиарцы в приличном отеле неподалеку от исследовательского центра, где работали. Образ жизни вели замкнутый: номер – работа – кафе – работа – номер. Сотрудники отеля отзывались о них как о людях малообщительных, но непроблемных. Скандалов не устраивали, посуду не били, к горничным не приставали, баб в номера не заказывали. Коллингейму запомнилась фраза девушки с ресепшена: «Никогда таких красавчиков не видала. Идут такие, втроем вечно, руками размахивают, на каком-то непонятном языке чирикают. А ты как пустое место». Алексу как вживую представилось. И очень соответствовало его личным впечатлениям.

В отеле у детектива появилось больше вопросов, чем ответов. Например, непонятно, зачем для сексуальных игрищ идти в бордель, когда у каждого китиарца был личный номер с полной звукоизоляцией, а проститутку туда можно заказать онлайн, любого пола, цвета и размера. Может, у них на Китиаре какое-нибудь табу на связи с обычными людьми?

Перед глазами детектива встали кадры а-ля «низкобюджетный галосериал». Измученный вынужденным целибатом Оуэн Бродски пускается во все тяжкие с местной девицей легкого поведения. Его настигают соплеменники и в гневе расстреливают на месте. Осознав весь ужас содеянного, Эбигейл рвет на себе волосы, Эмиль утирает слезы платком. Раздавленные чувством вины, они скрываются в неизвестном направлении. Версия интересная, но где тогда проститутка? Сбежала в ужасе? Молчит за энную сумму? Из страха за свою жизнь? Логичнее было бы ее пристрелить вместе с Оуэном. Нет, не складывается.

Алекс представил другой сериал. Внутри команды китиарцев нарисовался любовный треугольник. Эбигейл принимает настойчивые ухаживания Оуэна, и они прячутся от бдительного Эмиля в борделе. Но тот выслеживает сладкую парочку и ловит их на горячем. Выхватывает бластер, стреляет в удачливого соперника, оттаскивает Эбигейл за волосы от остывающего трупа, брезгливо сморкается напоследок в платок и уводит за собой безутешную девушку. Хорошо. Но не понятно, зачем Оуэну в таком случае нужно было ширяться «нирваной». Может, это китиарка соблазнила его, предварительно накачав наркотиком? А зачем? У них пузом всё равно не женишь. Короче, это уравнение из трех неизвестных упорно не желало уравниваться. Да и фантазии Алекса в качестве вещдоков не пришьешь.

Коллингейм направился в исследовательский центр.

Атованский медицинский научно-исследовательский центр находился в Академическом квартале. Там, где располагался Атованский университет – единственный в столице, но с огромным количеством учебных корпусов и общежитий. Тут же теснились прочие научные и околонаучные учреждения. Такова специфика Атован-Сити: всё в нем сгруппировано по функциям. И отцы-основатели позаботились, чтобы Академический квартал находился в противоположной стороне от Квартала Удовольствий. Здание центра мало чем отличалось от типовых многоэтажек города. Может тем, что стеклА в них было чуть больше, чем бетона. Отливающая радугой защитная пленка на окнах придавала зданию сказочный вид. Вот только не все сказки хорошо заканчиваются, да…

Алексу много где приходилось бывать по делам следствия. В притонах, борделях, на шахтах, в офисах клерков разного уровня. В деле Стоунбридж он даже до мэрии и сената добрался. Но с учеными ему общаться не случалось. Директор центра, Кельвин Грей, был высоким, лысым, худым, как жердь, и производил впечатление совершенно обычного человека. Он выразил сожаление о смерти Бродски и надежду на то, что остальные члены группы будут обнаружены. Если не в целости и сохранности, то, по крайней мере, живыми. На вопросы о китиарцах он внятно не ответил. Сообщил, что практически не пересекался с ними. Работы по синдрому Хардена велись под руководством профессора Джозефа Фита. Несмотря на уверенный и ровный голос, Грей несколько раз поправлял галстук, будто ему было трудно дышать. Возможно, врёт. Возможно, боится, что не уследил за иноплатнетниками, и теперь придется огребать за халатность. Возможно, то и другое. Не важно. Может, в мире и существуют идеальные преступления, но рано или поздно преступник совершит ошибку. Ему просто не нужно мешать. Коллингейм мысленно поставил галочку напротив фамилии директора и пошел искать мистера Фита.

Квест «Найти Джозефа Фита» оказался не из простых. Мало того, что Алекса погоняли по этажам. Его пять раз попросили предъявить жетон, три раза просканировали, два – продезинфицировали, а одна въедливая дама даже заставила его переодеться в белый балахон и вымыть руки. После всех этих злоключений выяснилось, что профессор только вернулся из университета, где читал лекции, и работает в своем кабинете. Напротив приемной директора. Нет, не зря Алекс недолюбливал врачей, не зря.

Джозеф Фит неожиданно оказался довольно приятным мужчиной. Несмотря на почтенный возраст, он был бодр. Седина, залысина, окладистая борода – всё, как положено профессору. Его кожа была усыпана лентиго, защитные очки скрывали глаза от агрессивного солнца. Таковы приметы старости на Атоване. Джозеф Фит поднялся с кресла, чтобы пожать руку детективу. Рука была сухая, рукопожатие твердое.

– Приятно познакомиться, – с улыбкой произнес профессор. – Правда, обстоятельства не радостные. – На последних словах улыбка угасла. – Насколько я понял, вы занимаетесь делом китиарцев?

– На самом деле, я веду дело одного китиарца – убитого Оуэна Бродски, – осторожно уточнил Алекс.

– Жаль его. Талантливый был паренек. – Глядя в стол, Фит покачал головой. – Сколько ему было? Лет тридцать?

– Тридцать два, – автоматически поправил Коллингейм.

– Совсем молодой. Жить бы ему, да жить… – Профессор помолчал, а потом поднял взгляд на детектива. – Вы же здесь, чтобы задать вопросы? Задавайте.

– С кем больше всего общался убитый?

– С Эбби и Эмилем.

– А из атованцев?

– Они не очень стремились к общению с нашими, хотя языковых проблем не было. Скорее, этические.

– Этические? – переспросил Алекс.

– Сами представьте: они же сверхлюди. Их не слишком любили в коллективе, – Фит поджал нижнюю губу. – Иногда подшучивали. Они очень болезненно на всё реагировали. Наверное, чувство юмора не входит в программу генетического совершенствования.

– Насколько я понимаю, вы тоже не из лагеря поклонников Китиары? – уточнил детектив.

– Гордыня и жадность однажды погубят человечество, молодой человек, – наставительно произнес профессор. – Гордыня и жадность.

– Вы про китиарцев?

– Увы, эти пороки свойственный всем людям, и тысячи лет человечество стоит на шаткой табуретке, засунув голову в петлю. Поверьте, молодой человек, – ученый кивал головой, как болванчик, – однажды табуретка упадет, и случится это из-за жадности и гордыни. Китиара – вызов, брошенный Богу. Человек возжаждал стать равным Творцу.

– Не получилось?

– Закон сохранения вещества и энергии еще никто не отменял, – по-отечески улыбнулся профессор. – Если где-то прибыло, где-то должно убыть.

– И где же убыло у китирацев? – полюбопытствовал Алекс. Ему не нравились граждане Китиары. Неплохо было теперь узнать, почему.

Фит подался вперед. Его глаза горели.

– В человечности. Представьте, что вы с детства общаетесь с совершенными людьми: талантливыми, умными, красивыми, – перечислял ученый, и чувствовалось, насколько он одержим своей идеей. – Как вы будете воспринимать обычных людей?

Алексу припомнился слова Тайни Роул о том, каково жить среди поголовно умных и красивых. Правда, как после этого она относилась к «обычным» людям, он для себя не уяснил. Неактуально было.

– И как я буду воспринимать обычных людей? – спросил детектив.

– Вам приходилось встречать в жизни умственно-отсталых людей? Даунов? Уродов? Как вы к ним относитесь? – профессор сделал паузу. – Вот и мы для китиарцев умственно-неполноценные уроды-дауны, – подвел итог Джозеф Фит и поправил очки, ткнув перетяжку оправы указательным пальцем.

Коллингейм не считал себя ни дауном, ни уродом. Да, за такое китиарцев можно не любить.

– А как они по работе? Что-нибудь толкового сделали?

– Как профессионалы они, конечно, молодцы. Знаете, – профессор вновь поправил сползшие по переносице очки, – я ведь сначала не верил, что у них что-нибудь вообще получится. Мы же столько времени боролись с этой болезнью. А тут какие-то, простите, сопляки, прибыли нас учить. И ведь был не прав.

– Так они нашли способ излечения? – не поверил Алекс.

– Нет. К сожалению, лечения не существует. Но! – Тут Фит ткнул указательным пальцем вверх. – Они смогли объяснить механизм возникновения заболевания. Очень необычное решение. А мы слишком долго варились в своем соку. Знаете, молодой человек, в науке преклонение перед корифеями – порочная практика. Приятная, успокаивающая эго, что всё великое открыли до нас, но совершенно тупиковая. В этом отношении у китиарцев была фора – наши светила для них не ярче уличного фонаря.

Профессор усмехнулся, и с видом победителя поерзал, устраиваясь в кресле поудобнее. Видимо, тот факт, что лечение так и не было найдено, утешало его. Всё-таки неприятно чувствовать себя совсем уж дауном.

– Может, всё же с кем-то из сотрудников китиарцы общались более тесно? – попытался Алекс сдвинуть с мертвой точки буксовавшее дело.

– Возможно, вам стоит поговорить со Смитом. Это стажер. Он помогал нашим гостям. Выполнял техническую работу. Был на подхвате.

– А где его можно найти?

Коллингейму не улыбалось по второму разу пройти тем же маршрутом. Мало ли, как над ним могут «подшутить» на этот раз? Куда захотят заглянуть? У детектива зрело подозрение, что он тоже не очень дружит с чувством юмора в толковании его медиками.

– Наверное, в их лаборатории. Кабинеты десять-тридцать пять и десять-тридцать шесть. Это на десятом этаже, – пояснил профессор для умственно-отсталых.

– Спасибо. Вы не замечали ничего странного в поведении китиарцев в последнее время?

– Я не очень часто пересекался с ними лично, но мне кажется, они были чем-то подавлены. Встревожены. Возможно, поняли, что не могут справиться с поставленной задачей, – предположил мистер Фит. – Вообще, они собирались улетать. Совершенно не понимаю, кому и зачем потребовалось их похищать…

– Вы считаете, их похитили?

– А вы думаете, они уже мертвы? – ужаснулся профессор.

– Пока ничего утверждать нельзя, – туманно ответил Алекс. Своими бредовыми версиями он делиться не собирался.

Глава 2

Покинув кабинет Фита, детектив зашагал в сторону лифтов. Девушка с заплаканными глазами выросла перед ним как из-под земли.

– Это вы – детектив? – шмыгнув носом, спросила она.

– Я – детектив, – согласился Коллингейм.

Эффект внезапности прошел, и Алекс смог нормально ее рассмотреть. Это была стройная блондинка лет двадцати шести – двадцати семи. Она была симпатичной даже несмотря на припухший от слез нос. На фоне покрасневших белков светло-серые радужки, казалось, светились. Она шумно всхлипнула, приоткрыв розовые губки. Алекс выдохнул.

– Я хотела бы с вами поговорить. Только не здесь, не в коридоре.

Девушка потянула Коллингейма за рукав, и он, как осёл за морковкой, послушно поплелся следом. Блондинка огляделась по сторонам, споро прошла мимо нескольких дверей, приложила руку к кодовой панели и затащила детектива в кабинет. Алекс был бы не против, если бы сейчас она прижала его к стене и впилась своими розовыми губками ему… да хоть бы и в рот. Но, увы, девушка, прижав руку Коллингейма к своей груди, посмотрела на него умоляющими глазами и прошептала:

– Как вы думаете, он жив?

Алекс резко дернул головой, приходя в себя.

– Кто? – уточнил он.

– Милле, – тоном «какие могут быть варианты?» пояснила девушка. – Мой Милле жив?

– Так. – Шестеренки в голове медленно, но начали вращаться. – «Милле» – это Эмиль Роул? – Получилось хрипловато.

Блондинка закивала головой. Неприязнь к незнакомому китиарцу набирала обороты.

– Прошу прощения. – Голос опять засипел, и Коллингейм откашлялся. – Кто вы, и кем вам приходится Эмиль Роул.

– Меня зовут Даниэла Вуд. Я… Мы… Мы встречались с Эмилем, – подобрала она наконец подходящее слово. – Так он жив?

– Пока ничего утешительного сказать не могу. У вас есть какие-то предположения о том, что произошло?

– Их похитили, – твердо произнесла Дэниэла.

– Почему вы так решили?

– Им угрожали, – тоном «это же все знают» ответила она. – С самого начала.

– Поподробнее можно? – Алекс подобрался.

– Вы не слышали? Антикитиарские экстремистские группировки. О них даже по галовидению говорили. И в Сети писали. – Алекс ни о каких группировках не слышал, и удивленно поднял брови. – На центральные каналы, правда, эту информацию не выпускали. Создавали видимость благополучия, – выплюнула Даниэла с ненавистью. – И вот… досоздавались. – Она снова шмыгнула носом и отерла наклюнувшуюся слезинку.

Коллингейм поставил для себя галочку поискать информацию об экстремистах. Оказывается, столько всего прошло мимо него…

– Они вели себя агрессивно, вызывающе? За что их не любили?

– Их не не любили, – с вызовом ответила девушка. – Их боялись.

Алекс склонил голову набок. Это что-то новенькое.

– Нет, вы неправильно меня поняли, – поправилась Даниэла. – Не их самих, а находиться рядом с ними. Из-за всех этих… угроз.

– А кто-нибудь еще знал об этих «угрозах»?

Случается, экзальтированные барышни придумывают такое, чего на самом деле нет.

– Конечно. Сначала китиарцы докладывали обо всех случаях в службу безопасности. Но от них только отмахивались. Потом они перестали кому-либо говорить.

– В чем заключались угрозы?

– Насколько мне известно, ни в чем конкретно. У них разбомбили оборудование в кабинете. Как-то в аэрокар Эбигейл подбросили дохлую кошку. А Оуэну на рабочем столе нацарапали: «Убирайтесь прочь, нелюди». Вот в таком духе…

Она вздохнула.

Ничего себе шуточки. Очень остроумные.

– Вы не замечали в последнее время что-нибудь странное, необычное в поведении Эмиля? – поинтересовался детектив.

Он ведь собирался сворачивать удочки, добавил про себя Алекс. Должен же был как-то сообщить девушке о своих намерениях. Или планировал исчезнуть по-английски?

– Он был раздражен, но не хотел говорить о причинах. – Блондинка сложила руки под грудью. Весьма соблазнительной грудью. – Говорил, что это его проблемы, и он не хочет меня нагружать. Но я так поняла, что у них возникли трения в команде.

– Почему вы так решили?

– Я как-то шла к нему, и услышала из-за двери громкие голоса. Милле кричал что-то вроде: «Кончай с этой дрянью!» Оуэн ему отвечал: «Не лезь не в своё дело!» В это время в коридоре послышались шаги. Я испугалась, что меня могут застать за подслушиванием, и вошла. Бродски отвернулся. Эмиль вывел меня из кабинета и потом долго молчал.

У Алекса была версия, о какой именно «дряни» шла речь, и она была не «кто». Похоже, Оуэн действительно подсел на «нирвану». Печально.

– Роул говорил что-нибудь о том, когда они собирались завершать работу?

Интересно же: сказал или не сказал?

– Нет, он ничего не говорил. У них в последнее время что-то не ладилось. После того, как Эбигейл открыла механизм запуска синдрома, они были счастливы. Но время шло, а прогресса по лечению не наблюдалось. Но Эмиль не сдавался. Он был уверен, что обязательно найдет выход!

– Когда вы общались с ним в последний раз?

– Вечером перед исчезновением. Я ему звонила. Мы совсем недолго поговорили. Он сказал, что у него срочное дело, он должен помочь кому-то из своих… Я так и не поняла, кому.

– Спасибо, Даниэла.

– Можно просто «Дэнни», – улыбнулась девушка и протянула руку. Алекс пожал тонкие пальчики. – Пожалуйста, если что-нибудь узнаете…

Колингейм кивнул:

– Дам знать.

Даниэла выглянула в коридор, а потом быстро вытолкнула детектива из кабинета и закрыла дверь. Голова Алекса была пуста, как вакуум за иллюминатором космолета. Детектив автоматически добрался до лифта, и, лишь спустившись вниз, сообразил, что собирался зайти в лабораторию китиарцев. Он чертыхнулся. Двое сотрудников в лабораторных халатах прервали разговор и разошлись в стороны, освобождая проход. Алекс с невозмутимым видом нажал «10», будто таков был план. Белохалатные переглянулись, вошли внутрь, но встали от детектива поодаль. Да и бог с ними. Коллингейм и сам предпочёл бы держаться подальше. И от них, и от исследовательского центра, и от этого дела вообще. Зажигать где-нибудь на Парадизе в компании экзотической мулатки. К примеру. Он только что убедился, что жизненно нуждается в отдыхе. И какой-нибудь мулатке. Блондинке. Брюнетке. Рыжей. После бегства Роул что-то разладилось в его личной жизни. Раньше она была периодической, а теперь превратилась в эпизодическую. Китиарцы – зло. Если бы не Роул, он бы наверняка склеил эту Дэнни. Кто из Роулов виноват больше, Алекс определиться не успел, потому что добрался до искомых кабинетов.

Забавно, но здесь его никто не останавливал и ничего не требовал. Детектив вспомнил, что на десятый этаж его не посылали. Он огляделся. Всё-таки хорошо, что он пошел в полицию, а не в науку. Да, у него была маленькая отгородка в огромном помещении отдела, но за ней он был скрыт от посторонних глаз. Кабинеты китиарцев представляли собой огромные аквариумы. Впрочем, соседние были такими же. Внутри большого аквариума стояли аквариумики помельче, с какой-то аппаратурой. Над кабинетом десять-тридцать пять горела лампа. На ней было написано «Не входить». Внутри никого не было. Видимо, помещение проходило санобработку. В соседнем, тридцать шестом, ссутулившись за столом, сидел темноволосый паренек.

Алекс постучался. Парень дернулся и оглянулся. Вид у него был испуганный. Детектив изобразил дружелюбную улыбку и показал жетон. Судя по выражению лица, с которым парень шел открывать, одно из двух было лишним.

– Здравствуйте, меня зовут детектив Алекзандер Коллингейм. Я расследую дело об убийстве Оуэна Бродски. Вы мистер Смит?

– Да какой уж там «мистер», – поморщился парень и отмахнулся. – Зовите меня Райан. Проходите. Присаживайтесь, куда хотите, – он широко повел рукой, как певец в опере, – у нас сегодня малолюдно.

Типа, пошутил.

– Спасибо, – поблагодарил Алекс и развернул к центру стул от ближайшего стола. В ногах правды нет. Хоть там искать не нужно.

– Вам, наверное, уже наговорили про них всяких гадостей, да? – начал в лоб Райан. Он уселся в кресло напротив, уперся локтями в подлокотники и подался корпусом вперед.

Коллингейм кивнул.

– Они были совсем не такие! – заявил парень.

– Не какие? – уточнил Алекс.

– Ну… они не были высокомерными, занудными, нелюдимыми. Как вам их еще характеризовали? – Парень слегка покачивался корпусом верх вниз, будто плечи у него были присоединены к тазу пружиной. Он вскинул правую ладонь в сторону: – Исчадиями зла? Порождениями геенны огненной? – Вторая ладонь направилась влево.

Театр одного актера. Последняя гастроль артиста.

– А что, нет? – спросил Коллингейм, чуть склонив голову и изображая глубочайшее участие.

Смит фыркнул, собрал кисти в замок и прижал их для надежности подбородком:

– Нет. Они были очень милыми и веселыми. Особенно Роул.

Опять этот Роул!

– Они многое знали, многое умели, и, понимаете, – рука парня вырвалась из заключения, теперь – вперед, как у нищего, – не жмотились, как наши. Не боялись, что кто-то украдет их открытия! Они всем делились, – вторая рука присоединилась к первой. – Когда нужно – разжевывали, чтобы было понятно.

Угу. «А теперь для даунов», мысленно добавил Алекс. Райан опустил взгляд на руки и спрятал их на место, под подбородок.

– Знаете, сколько интересного они рассказывали! – продолжил он. Моторчик внутри не давал ему сидеть спокойно: он опять начал качать корпусом. – Где они только ни бывали!

– Почему же тогда к ним очередь из поклонников не стояла? – доброжелательно поинтересовался детектив.

Смит выскочил из кресла, будто пружина, которая его раскачивала, находилась у него под пятой точкой:

– Это всё Фит! – гневно заявил он, обличительно указав куда-то вверх, где, видимо, находился профессор. – Он с самого начала был настроен против китиарцев. А всех, кто шел против него, гнобил. Кому статью запорет, кого на конференцию не отпустит, кого на совещании пропесочит. Он даже с Данаей поцапался, хотя до приезда китиарцев она у него любимой ученицей была!

– Даная – это кто? – уточнил Алекс, чтобы подтвердить подозрения.

– Ну, Даниэла Вуд. Прозвище у нее такое.

– Она с китиарцами дружила?

– «Дружить» – это не про Данаю, – поделился парень, и Коллингейм кивнул. – Вы ее видели, да? – догадался Райан, и детектив кивнул снова. – Понимаете, да? Но да, она сюда частенько захаживала. Ей-то чего бояться? Её премии лишат, она и не заметит…

– Почему?

– Вы про компанию «Вуд & Ко» слышали?

Коллингейм слышал. Все на Атоване слышали. Она входила в двадцатку крупнейших добывающих компаний. Когда Алекс вернулся со службы, это название не сходило с мониторов галовизоров. Эндрю Вуда, владельца компании, обвинили в том, что он своевременно не обновил защитный экран над одной из шахт. В результате сотни работников схлопотали синдром Хардена. Эндрю объяснял это тем, что месторождение находилось на грани истощения, вкладывать в него деньги не имело смысла, и пусть рабочие скажут спасибо, что их не выбросили на улицу. Рабочие спасибо не сказали. Профсоюзы через суд обязали Вуда выплатить пострадавшим компенсацию. Он выплатил, а шахту закрыл. Люди оказались без работы и с «волчьим билетом». В общем, некрасивая была история. Детектив кивнул.

– Так вот, это ее папочка.

Да уж, в деньгах Дэнни не нуждалась. Как и в услугах Алекса. М-да.

– А ты почему не боялся?

– А я тоже не заметил бы, если бы меня премии лишили, – весело ответил Смит. – У меня знаете какая зарплата? – Алекс пожал плечами в ответ. – Если посмотрите вот сюда, – он ткнул пальцем в микроскоп, – то увидите. Я живу за счет подработок. Так что Фит мне не указ.

Райан сложил руки на груди и вздернул голову. Пацан. Совсем пацан.

– Расскажи, какими они были.

– Ну, – Райан снова сел, и взгляд его потеплел. – Оуэн был у них лидер. Его слушались. Его нельзя было не слушаться. Он был такой… ух! – Райан сжал кулак. – Эбигейл… она как фея, – тут парень поплыл, и Алекс вспомнил другую «фею». – Только строгая очень, – закончил Смит со вздохом. – А Эмиль – свой парень. Смешил постоянно, истории разные рассказывал. На аэрокаре любил гонять по ночам. Он вообще всякое экстремальное любил… любит, – поправился Смит и поджал губы.

Он покрутился на кресле из стороны в сторону.

– Мне говорили, они собирались улетать? – спросил детектив.

– Да вроде нет, – пожал парень плечами. – У них вроде, что-то наклевывалось…

– Почему ты так думаешь?

– Пару недель назад Эмиль с Оуэном начали о чем-то шушукаться. Оуэн стал напряженный. Он всегда был такой, когда что-то важное происходило. Эмиль взъерошенный ходил, много работал, все данные за собой тщательно подчищал. Эбигейл к нему часто подходила, вроде как успокаивала. Короче, у них что-то происходило. Когда я у Эмиля спросил, он мне сказал: «Всё нормально. Скоро всё закончится. Но пока лучше держись от нас подальше».

– Слышал, китиарцам угрожали… – запустил Алекс на проверку еще одну версию.