Kitobni o'qish: «Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица»

Shrift:

Если б это было так просто! – что где-то есть черные люди, злокозненно творящие черные дела, и надо только отличить их от остальных и уничтожить. Но линия, разделяющая добро и зло, пересекает сердце каждого человека. И кто уничтожит кусок своего сердца?..
Александр Солженицын, «Архипелаг ГУЛАГ»¹

Susan J. Eischeid

Mistress of Life and Death: The Dark Journey of Maria Mandl, Head Overseer of the Women’s Camp at Auschwitz-Birkenau

Перевод с английского С. А. Горина

Увлекательная и беспощадная, книга Сьюзен Эйшейд основана на ценных источниках и уникальных исследованиях сложной судьбы печально известной нацистской преступницы. Важное дополнение к растущему числу работ о женщинах-преступницах в Третьем рейхе.

ЛЮСИ ЭДЛИНГТОН, автор книги «Портнихи Аушвица:

Правдивая история женщин, которые шили, чтобы выжить»

Основываясь на рассказах выживших, Эйшейд подробно описывает в своем исследовании жестокую действительность лагерей и бесчеловечность их охранников. Книга исследовательницы – это яркое и горькое свидетельство ужасов Холокоста.

KIRKUS REVIEW

Эти ошеломляющие страницы, ставшие кульминацией более чем двух десятилетий работы, основаны на глубоких исследованиях, выходящих за рамки стандартных ожиданий. Это не только книга для изучающих Холокост и его уроки, но и та книга, которую должен прочитать каждый отрицатель Холокоста.

АЛИСОН ОУИНГС, автор книги

«Frauen: German Women Recall the Third Reich»

Эйшейд с впечатляющей широтой и подробностью раскрывает историю одной из самых ужасных женщин-надзирательниц СС, существовавших в нацистскую эпоху. В основу книги легли блестящие и точные исследования. Нужно ли нам знать все это? Да, нужно, потому что мы никогда не должны забывать о том, что произошло.

ШТЕФАН ХОЙКЕ, композитор оперы

«Женский оркестр Аушвица» (Das Frauenorchester von Auschwitz)

Примечание автора

Ее звали Мария Мандель. Ее лицо, которое через некоторое время будет знакомо мне так же, как и мое собственное, мало кому было известно. Ее история тогда и сейчас была насквозь пронизана всевозможными клише и собственными предположениями о том, что есть добро и зло.

Позже, когда я узнала о ней практически все, попытка рассказать ее историю стала пугать меня еще больше. Как вообще можно рассказать историю убийцы? Разве не правильно пытаться эмпатично понять ее действия? И как вообще можно рассказать историю Марии, не обесценивая муки тех, кто пострадал от ее руки?

В этой книге я поставила задачу соткать воедино жизнь Марии на основе десятков интервью с выжившими в ее лагерях, злоумышленниками, свидетелями и членами семьи с кульминацией истории в день ее казни через повешение.

По своему образованию и квалификации я классическая гобоистка и всегда питала большой интерес к музыке и музыкантам периода Холокоста. Когда я впервые стала исполнять эти композиции, я была потрясена их силой и благодарна за то, что могу вернуть голос тем, чей голос был так жестоко и преждевременно заглушен. Я заинтересовалась историей Мандель, когда открыла для себя ее связь с женским оркестром Аушвиц-Биркенау. Для меня было большим удовольствием и честью пообщаться с несколькими музыкантами из этого оркестра, многие из которых превратились в очень близких друзей. Хотя большинства из них уже не стало, моя жизнь безгранично обогатилась благодаря знакомству с ними. Для меня большая честь, что они доверили мне свои воспоминания.

Что же заставило Марию Мандель встать на путь зла? Этот вопрос вскоре вышел на первый план и стал самым сильным стимулом для создания этой книги. Мария не была злой по своей сути, но для нее – и для многих других – путь к злу был скользкой дорожкой, по которой пугающе легко было идти.

Благодаря работам таких авторов, как Джеймс Уоллер и Кристофер Браунинг, мы теперь понимаем многие факторы, которые могут привести к разрушению морали и ответственности. Тем не менее всегда находились люди, которые, несмотря на внешнее негативное влияние общества, правительства и семьи, поступали этично. Почему одни обращаются ко злу, а другие нет? Сосредоточившись на одной жизни и полностью изучив трансформацию Мандель, я попыталась помочь лучше понять то, что, возможно, является неразрешимой загадкой.

В конечном итоге жизненный путь Марии затрагивает вечные вопросы о том, что правильно и неправильно, о добре и зле, а также иллюстрирует парадокс о том, как жестокость и сострадание могут существовать в одном и том же человеке. Ее история показывает, как легко любой человек может быть склонным к злу в атмосфере ненависти и страха.

Эта книга – результат совместного путешествия к открытиям, ее и моего. Я верю и надеюсь, что моя работа сполна ответит на поднятые вопросы.

Мария

Сентябрь 1946 года

«Нацистские шлюхи! Убийцы! На виселицу их!» – толпа на железнодорожной станции ревела как ополоумевший зверь, бесчувственный, бешеный. По вагону, где в страхе сгрудились заключенные, стучали кулаки. Охранники из американских военных смеялись над взволнованными заключенными, подначивая толпу снаружи. Несколько людей угрожали отдать женщин-надзирательниц на растерзание волкам, ведь они наверняка бросали женщин-узниц в печи крематориев: кто-то своими руками, кто-то по приказу сверху.

Страх, смешанный с запахом едкого пота, стоявший в воздухе, можно было черпать ложкой. Вагон раскачивался от попыток толпы, подпитанной ободрительными криками охранников, ворваться внутрь. Внезапно в окне показалось лицо, искаженное дикой, звериной, нечеловеческой гримасой. С пронзительным воем оно появилось и исчезло, когда человек упал обратно на землю.

Одна из заключенных, Мария Мандель, начала задыхаться от страха и внезапно опрометью бросилась в пристроенную туалетную кабинку. Быстро, пока охранники не успели вмешаться, она проглотила горсть спрятанных таблеток.

Дрожащая, покрытая холодным потом и истекающая кровью изо рта, Мария начала биться в конвульсиях. Охранники и другие женщины спровоцировали у нее рвоту, чтобы помочь вывести таблетки из организма.

Когда скрюченную в позе эмбриона Марию пинали разъяренные охранники, у нее потемнело в глазах, и она пробормотала: «Боже, защити меня».

Часть первая

Глава 1
Родной город

Женщина, попытавшаяся покончить с собой в экстрадиционном поезде в 1946 году, была виновна во многом: в массовых убийствах, зверствах, пытках и бессердечности перед лицом страданий. Она также любила музыку, детей и семью и основала оркестр в самом неприглядном месте – лагере смерти Аушвиц-Биркенау.

В юности Марию Мандель часто описывали как милую девушку из хорошей семьи. В конце концов, как и многих других ее современников, ее сбила с пути жажда власти и славы, и она в полной мере воспользовалась новыми возможностями, которые появились даже для женщин в Третьем рейхе. Если бы Адольф Гитлер не создал нацистское государство, Мария наверняка прожила бы свою жизнь как непримечательная и неизвестная девушка из маленького городка. Однако вместо этого сегодня она – одна из самых страшных палачей Холокоста.

История Марии началась скромно, когда она родилась в январе 1912 года в красивой австрийской деревне Мюнцкирхен. В то время она была простой деревенской девушкой из хорошей семьи¹, и мало кто мог предположить, что однажды она станет самым бесславным выходцем из своей среды.

Сегодня Мюнцкирхен – это оживленный региональный центр. Основанный в Средние века, город всегда был процветающим местом для малого бизнеса. Во многом Мюнцкирхен сейчас выглядит точно так же, как и при жизни Марии. Общину окружают зеленеющие холмы, перемежающиеся с густыми темно-зелеными соснами, пронзающими пейзаж. Золотые поля кукурузы и пшеницы переливаются на солнце; местные дороги усеяны сельскохозяйственной техникой.

Верная своему католическому наследию община может похвастаться двумя церквями: церковью Святого Себастьяна, небольшим приходом, расположенным на окраине города, и приходской церковью в центре города. Кладбище, прилегающее к церкви Святого Себастьяна, во многом является духовным центром Мюнцкирхена². Красивые, тщательно ухоженные могилы рассказывают историю деревни. Рядом с памятниками людям, умершим от чумы в Средние века, находится общий памятник погибшим в различных вооруженных конфликтах. Отдельные камни с неприметными железными крестами знаменуют солдат, сражавшихся и погибших во Второй мировой войне. Легко найти имена и даты жизни жителей деревни, которые были одноклассниками Марии. Многих девушек тоже зовут Мария, и часто встречаются фамилии семей, до сих пор играющих важную роль в общине. Вокруг тихо и спокойно, в небе звучит мелодичное пение птиц. Нежно жужжат пчелы, мягкий ветерок шелестит листьями на деревьях, в воздухе витает аромат жимолости. Здесь похоронены родители Марии, а также ее брат и его жена. Памятник на их могиле кажется теплым на ощупь, словно он живой.

В последующие годы Мария описывала свое раннее детство и юность в Мюнцкирхене как «самое прекрасное [время] в моей жизни»³. Мария, будучи сокровищем своих родителей и часто балованным младшим ребенком в семье, состоящей из четырех братьев и сестер, процветала в замкнутом сообществе. Ее отец, Франц Мандель, был важным человеком, сапожных дел мастером.

На фотографии Франца в заявлении на паспорт, сделанной в 1930-х годах, изображен суровый мужчина, с вызовом смотрящий в камеру, со слегка нахмуренными бровями и худощавым телом, загорелым и подтянутым от тяжелой работы. Его волосы аккуратно подстрижены, усы маленькие и деловитые, уши правильной формы и плотно прилегают к голове. Его темные глаза проницательны. На других снимках Франц часто изображен в рабочем фартуке, повязанном вокруг талии, с руками, обтянутыми веревкой мышц, и трубкой во рту. Семья Мандель сама выращивала табак для этой трубки, который впоследствии внук описывал как не очень качественный, но с gute Duft, приятным ароматом⁴. В качестве отдыха по вечерам Франц играл на цитре. Он, несомненно, оказывал сильнейшее влияние на Марию до самой ее смерти. Позже, в тюрьме, Мария больше всего беспокоилась о том, как ее поступки и судьба отразились на ее отце.

Мать Марии, Анна Штрайбль, была дочерью деревенского кузнеца из соседней деревушки Фройндорф⁵. Будучи на два года старше своего мужа, Анна на протяжении всей жизни страдала от депрессии.

На своей фотографии в паспорте Анна выглядит невыразимо печальной. Ее лицо измождено, глаза затравленные, влажные и подавленные грузом обстоятельств. Волосы Анны аккуратно зачесаны назад, а поза тела надломленная, покорная. В семье Мандель Анна занимала неприметное место. Мучимая болезнями, она не могла справиться с реалиями и обязанностями своей жизни⁶.

После начала менопаузы у Анны случился нервный срыв. Ее депрессия обострилась, она стала нервной, вспыльчивой и чрезмерно чувствительной к раздражителям. Диагноз Vervensach (нервное расстройство)⁷ и другие проблемы привели к тому, что нервный срыв Анны длился семь лет. К сожалению, в то время и в том месте было мало способов лечения того, что называлось «эволюционной меланхолией», и она очень страдала.

Несмотря на это, дети очень любили Анну. Мария однажды заявила: «[Хотя] моя добрая матушка редко подходила к нам, детям, доктор не мог с этим ничего поделать. Все должно было наладиться само собой. После этого моя мама была для нас самой лучшей на земле»⁸.

На протяжении всей своей жизни Анна оставалась благочестивой католичкой. В более поздние годы, после того как Мария начала работать в Аушвице и изменилась в характере, Анна ежедневно ходила на святую мессу, молясь за вечную душу своей дочери. Она умерла до конца войны, в 1944 году.

Первым ребенком Анны и Франца был сын Георг, родившийся в 1905 году. Будучи на семь лет старше Марии, он оставался единственным мальчиком в семье. Георг вырос светловолосым, мускулистым и суровым мужчиной, несколько ниже своего отца. В феврале 1908 года родилась дочь Анна, за ней в 1909 году появилась еще одна дочь, Алоизия, по прозвищу Лоизи. Затем, в 1912 году, появилась Мария. Она была красивым ребенком, светловолосым и хорошо сложенным, с потрясающими светло-карими глазами, и унаследовала высокие скулы и черты лица своего отца.

На улице Штигль стоял большой и крепкий дом семьи Мандель с пристроенным сараем, окруженный полями и с прекрасным видом на город. Франц Мандель считался очень хорошим человеком, который никогда не ссорился с соседями⁹.

Внутри дома были просторные комнаты с низкими потолками. Мастерская Франца и обувной магазин располагались в передней, выходящей на улицу. В небольшой комнате у прихожей хранилась кожа, из которой делали обувь. Фермеры приносили частично выделанные шкуры с умерших или забитых животных, и в доме всегда стоял «специфический запах свежих и просоленных шкур»¹⁰. Спустя десятилетия, в Биркенау, запах плоти на разных стадиях разложения возвращал Марию к этому запаху.

Франц был искусным мастером и дальновидным бизнесменом. Люди нанимались в подмастерья, чтобы помогать с магазином и изготовлением обуви. Кроме того, они выполняли разную работу по дому, жили и питались вместе с семьей. Один из его работников, работавший в Мюнцкирхене во времена детства Марии, описывал Франца Манделя как человека строгого, открытого и справедливого. «Человека, который относился ко всем одинаково и был восприимчив к новым идеям. Благородного человека»¹¹.

Дом семьи Мандель также был и рабочей фермой. Большинство жителей общины, включая Манделей, выращивали продовольственные культуры, которые можно было хранить всю зиму: картофель, петрушку, красную свеклу, капусту и морковь. Чтобы сохранить урожай свежим, использовались сырые холодные погреба, а корнеплоды для сохранения укладывали во влажный песок. Во дворе у Манделей росло грушевое дерево, из плодов которого делали сидр. В обязанности Марии входило доить коров, делать масло, ухаживать за домашней птицей и приносить свежую воду из колонки.

Фотография 1933 года наглядно показывает, каким тяжелым трудом выращивали и собирали эти культуры. На открытом поле перед линией деревьев стоит большая деревянная повозка, нагруженная сеном, которую тянет белый вол. Франц и Георг Мандели стоят по бокам повозки, опираясь на вилы и одетые в пропитанные потом хлопчатобумажные рубашки с закатанными рукавами, так как день явно был жарким. Оба мужчины загорелые и подтянутые, Георг держит одну руку на поясе, глядя прямо на фотографа, его светлые волосы и мускулистый торс указывают на физическую силу. Два подмастерья Франца стоят посередине, чтобы помочь, и тоже с вилами в руках. На вершине большого стога заготовленного сена сидит Анна Мандель, сестра Марии, и придерживает груз.

Они вели здоровый и активный образ жизни. Зимой дети катались на лыжах по холмам Мюнцкирхена, а по вечерам можно было услышать репетицию городского оркестра¹². Прекрасное место, чтобы жить и взрослеть.

Мария, как и все остальные, знала об экономической депрессии, охватившей Австрию и Германию, но это очень мало влияло на ее жизнь. Ферма кормила семью, бизнес отца одевал их, сестры защищали и любили ее. Они были хорошей семьей, а она была хорошей девушкой. Хорошая девушка из хорошей семьи.

Глава 2
Детство

В каждом маленьком городке есть свои особые мелодии и обычаи. Во время разговора со многими нынешними жителями Мюнцкирхена лица озаряются воспоминаниями, в памяти всплывают старые разговоры, рассказываются истории, которые передавались из поколения в поколение.

Для взрослых, которые достигли совершеннолетия в неспокойные годы аншлюса Австрии и Второй мировой войны, которые дружили с Марией и ходили с ней в одну школу, жизнь была нелегкой. Этот период и его тяготы сформировали то, кем они стали. Их поступки, в свою очередь, оставили глубокий след в общине.

Подробности, которыми делятся на кухнях, в местных Gasthof (гостиницах), на террасах и – однажды – даже выкрикивают из окна второго этажа, оживляют наши разговоры. Работающий фермер робко делится своими воспоминаниями: грязь на руках, огрубевших за годы труда, солома на рубашке и ботинках. Нам предлагают ягодный торт и тосты, газированную воду и грушевый сидр. Воспоминания родителей, бабушек и дедушек в изобилии рассказывают о повседневной жизни в замкнутой общине. Семьи Мюнцкирхена выросли на этих историях и по праву гордятся ими. Эти воспоминания – подарок, который дает ценные сведения о ранней жизни Марии¹.

Многие пожилые люди говорят о местной начальной школе, которую вспоминают с нежностью и трепетом. На фотографии 1917 года, сделанной незадолго до поступления Марии в школу, запечатлен строгий класс и серьезные, воспитанные ученики со скрещенными руками на простых деревянных скамьях: девочки по одну сторону, мальчики – по другую. Девочки носят платья и сарафаны, на голове у них косы, а мальчики одеты в пиджаки и шорты или брюки. Учитель, Адольф Ильг, сурово стоит сзади, сложив руки за спиной. Все пристально смотрят на фотографа.

Ильг был одним из учителей в школе в годы детства Марии. Всем было известно, что Ильгу, казалось, было более интересно заниматься небольшим частным бизнесом, который он вел из своего дома, этакий сельский магазинчик, чем преподаванием². Он наставлял учеников сообщать родителям о поступлении новых товаров и призывал их делать покупки в его магазине.

Дисциплину описывали как «очень, очень суровую – учеников били!»³. Эта дисциплина распространялась и на учебные предметы. Ирмгард Хант, выросшая в маленькой деревушке, похожей на Мюнцкирхен, вспоминала, что «самым большим достижением дня было похвальное слово за ряд безупречных букв, которые строго придерживались границ трех линий, отделяющих нижний, средний и верхний интервалы»⁴. Schönschrift [чистописание, буквально «красивый шрифт»] было требовательным искусством, требующим суровой тренировки. Позже она резюмировала, что «в конце концов, Ordnung muss sein! [ «Должен быть порядок!»]»⁵. Спустя годы, когда Марию попросили написать досудебные показания, эта строгая тренировка в чистописании все еще проглядывала.

Одна из одноклассниц Марии, пожилая женщина по имени Цецилия, с улыбкой рассказывала, что если «тупые мальчишки» не знали ответов, то учитель брал их за шею и заставлял стоять лицом к доске перед классом⁶. Она также побаивалась Адольфа Ильга как строгого воспитателя и помнит, как он задерживал непослушных учеников после уроков. Это также означало, что такие ученики получали наказание дважды: сначала от Ильга, а потом дома от родителей. Ученики не рассчитывали играть после школы: они должны были идти домой и заниматься домашними делами. Если они опаздывали, то весь ритм домашнего хозяйства мог нарушиться.

Цецилия отмечает, что было не так много контактов между ребятами, которые жили в городе, и ребятами, которые жили дальше. Ее дом находился глубоко в сельской местности, в то время как дом Марии был в центре Мюнцкирхена, и ее семья занимала важное место в обществе. Несмотря на это, Цецилия вспоминает, что «у Марии было очень милое лицо с красными щеками, [она была] блондинка с румяным лицом»⁷.

Большинству детей доставалась одна пара обуви, и они носили ее до тех пор, пока она не становилась мала, и тогда ее передавали другим братьям и сестрам. Франц Мандель сам сделал обувь для семьи Цецилии после того, как ее отец принес ему выделанную кожу, когда зарезали очень крупную свинью⁸.

Ученики посещали школу всего полдня, изучая различные предметы⁹. Мальчики занимались спортом, а девочки в основном изучали рукоделие: вязание, шитье, крючок¹⁰. Отчеты об успеваемости присылали домой в Schulnachtrichtenbuch – маленькой книжке с обложкой из блестящей зеленой бумаги¹¹. Цецилия до сих пор с гордостью показывает свою, в которой у нее по всем предметам стоят оценки Sehr Gut – «очень хорошо».

Большинство местных детей помогали работать на ферме, и чем более сельской была семья, тем больше была их ответственность. Цецилия плакала, когда родители забирали ее из школы, чтобы помочь на ферме. Только за один год у нее было шестьдесят шесть пропусков!¹² Распространенной обязанностью ребенка было провести вола через поле во время вспашки. Настоящих игр в мяч не было, в основном они работали и занимались домашними делами¹³. У некоторых детей было несколько стеклянных шариков, которыми они играли.

Как и во многих других сельских общинах, католическая церковь с ее службами и праздниками доминировала в социальной и духовной жизни. С раннего возраста детей Мюнцкирхена обучали основам католицизма. Воскресная месса была важной частью недели – «нельзя пропускать церковь!»¹⁴. Многие люди в общине были рады воскресным утрам: им не нужно было работать, они могли видеться с другими людьми, в этом была своя социальная составляющая.

В 1919 году, когда ей было семь лет, Мария и ее одноклассники приняли свое первое причастие. Цецилия с гордостью улыбается, вспоминая, что на эту церемонию пригласили городской оркестр, который играл, когда они шли к алтарю¹⁵. Затем, когда они перешли в четвертый класс, им устроили миропомазание. Это было еще большим событием, поскольку большинство детей отправлялись в праздничную поездку в соседний город, Шердинг. Цецилия вспоминает, что это было «очень важное событие», так как эти поездки часто были самой первой возможностью для детей выехать за пределы общины, в которой они росли. Обычно в такую поездку отправлялись крестные родители ребенка или кто-то из близких семьи, у кого было немного свободных денег, а большинство путешествовало на лошади и в повозке, которые находились в общем пользовании¹⁶. Когда детям было по двенадцать лет, они начинали прислуживать на полуночной мессе на Рождество.

Подростки общины собирались небольшими группами, пели и разговаривали. Молодые люди сидели на скамьях по периметру большой комнаты, чтобы все желающие могли пообщаться, и им подавали сидр и большой каравай хлеба. Подкрепиться можно было кусочком сухого хлеба. Обычно у кого-то была гитара или цитра, парни боролись на руках, чтобы произвести впечатление на девушек, и все играли в игры. Одним из популярных развлечений была «игра в шлепки»¹⁷, когда кто-то перегибался через колени другого, чтобы тот не видел сзади, затем кто-то другой подкрадывался и шлепал его, а он должен был угадать, кто шлепает. В 2005 году было отрадно видеть, как девяностотрехлетняя Цецилия наклоняется и воспроизводит эту игру в шлепки, хихикая от воспоминаний.

Как и многие местные дети, вдохновленные своим отцом, который состоял в рядах местного спортивного клуба, Мария и ее сестра Лоизи вступили в местный спортивный клуб Turnverein. Там организовывались такие мероприятия, как уроки физкультуры, а лидеры обычно были связаны с политическими партиями. Сначала какой-нибудь мужчина демонстрировал упражнение, а затем все девушки повторяли его. Воспитанницы бегали, прыгали, проходили полосы препятствий, висели на канатах, стояли на голове и многое другое. «Все было направлено на развитие мышц: никаких игр, только упражнения»¹⁸.

Женщинам разрешили надевать брюки на тренировки, и эта политика оказалась неоднозначной: мужчинам запретили ходить туда в дни женских тренировок из-за того, что на женщинах была «нескромная одежда»¹⁹. Во время редких публичных выступлений девушки надевали юбки²⁰. На одной из ранних фотографий клуба Turnverein Мария гордо стоит в первом ряду, одетая в государственную форму с матросским воротником²¹.

Большинство местных детей прекращали обучение после четырнадцати лет, так как им приходилось помогать в домашнем хозяйстве и на фермах. Мария не была исключением, и, несмотря на очевидный ум и перспективы, бросила школу после восьми лет учебы, 20 июля 1924 года, не получив аттестата об окончании²².

Неожиданно в 1927 году Марии представился редкий шанс: Франц Мандель накопил денег, чтобы отправить ее в католическую школу-интернат в немецкой общине Нойхаус-на-Инне. Несмотря на то что сестра Марии Анна тоже была очень смышленой, такую возможность получила только Мария. Вряд ли семья Мандель могла позволить себе отправить их обеих на учебу.

Внушительное строение в Нойхаусе, расположенное напротив австрийской общины Шердинг, изначально было возведено в Средние века в качестве защитного бастиона для наблюдения за переправой через реку Инн. В восемнадцатом веке строение было расширено и превратилось в великолепный замок в стиле рококо. В 1859 году замок приобрел женский монастырь и основал школу для девочек²³.

Вокруг замка простираются живописные лесные угодья, а река Инн имеет свой характер: стремительный, быстротечный, смертоносный. Постоянное движение реки отражало неугомонную натуру Марии. Как и все молодые женщины, она часто гуляла по берегу реки, глядя на серо-зеленую воду и чувствуя одновременно ее силу и заложенную в ней угрозу. Многие люди утонули в Инне, но тех, кто сумел использовать ее силу, ждало почтение.

В 2005 году монастырем по-прежнему управляли сестры из Обители Святой Марии, которые оказали нам теплый прием и провели по красивой территории. У сестры-настоятельницы прекрасное лицо, которое светится глубокой верой. Она показывает нам фотоальбомы того времени, и мы восхищаемся тем, как монахини в строгих одеяниях ведут занятия с девочками в темной униформе, которые сидят на жестких деревянных скамьях за общими столами, служившими партами.

Типичная учебная программа включала в себя шитье, секретарское дело, физкультуру, театр и музыку. Ученицы ежедневно посещали утреннюю мессу, совершали вечерние молитвы и раз в неделю ходили на исповедь к священнику. Монахини были очень строгими, и было известно, что они били учениц линейками по рукам, когда те плохо себя вели. Тем не менее, для молодых женщин это была завидная жизнь²⁴.

Навыки, приобретенные Марией в Нойхаусе, проявлялись на протяжении всей ее жизни. Почти наверняка она научилась играть там на пианино и полюбила музыку. Приносило пользу и умение шить: так, после войны, находясь в тюрьме, Мария идеально пошила для подруги целый женский костюм, имея всего лишь иголку и несколько распутанных ниток.

Мария закончила программу, проучившись три года. Остается неизвестным, благодарила ли она когда-нибудь Франца и Анну и ценила ли очевидную жертву, на которую они пошли, чтобы она могла обучаться в этой школе.