Kitobni o'qish: «Школа Добра и Зла. Рассвет»

Соман Чайнани

Shrift:

Soman Chainani

Rise of the School for Good and Evil

Перо записывает имя нового Директора. Но на этот раз оно записывает не одно имя, а два.

Имя пера – Сториан.

Оно длинное, стальное, заостренное с обоих концов.

Оно взлетает в воздух над двумя юношами, его наконечник похож на глаз.

А потом оно говорит.

Голос теплый, не старый и не молодой, ни мужской, ни женский:

Нужны бессмертия вам дар
И вечной юности искра,
И потому нам с вами по пути;
На братьев двух мой выбор пал:
Он – воплощение добра,
А он – зло во плоти.

И верность крови навсегда важнее
всех других.
Пока меж вами есть любовь –
в балансе мир затих.
Добро и зло, вы в сочетанье!
Директор Школы, вот ваш час:
Пройти должны вы испытанье,
И лишь любовь проверит вас.
Её предать ошибкой будет,
Сотрётся жизни вашей нить,
Другой на смену вам прибудет.
Пора нам клятву закрепить!¹

Юноши, близнецы с совершенно одинаковыми лицами, так и поступают.

Райен, с золотистой кожей и растрепанными волосами, поднимает руку.

Перо раскаляется и впивается в его ладонь, Райен кричит.

Затем Рафал, с молочно-белой кожей и волосами, подобными серебристым колючкам.

Перо втыкается и в его ладонь, Рафал даже не вздрагивает.

Перо больше не светится, его сталь снова холодна.

Близнецы смотрят друг на друга, сгорая от вопросов.

Но задают они в конце концов лишь один.

– Что случилось с прежним Директором?

Перо не отвечает.

Вместо этого из теней звучит голос.

Голос старика.

– Я провалил испытание.

Часть I. Плохая магия

Глава 1

Если бы не мальчик по имени Аладдин, Школа Добра и Зла, возможно, ни за что бы не начала похищать Читателей вроде вас.

Вы бы спокойно спали в своих кроватях, а не оказывались в мире, где для кого-то сбываются сказки… а кто-то погибает.

Но вся эта история началась именно с Аладдина.

История о том, что же случилось с Директорами. С двумя братьями, добрым и злым, которые руководили легендарной школой.

Но Аладдин даже представить себе не мог, что он – часть большой истории. Он слишком много думал о волшебной лампе.

Он должен был работать в семейной швейной мастерской, но, как обычно, выскользнул на улицу, едва отец отвернулся, и побежал на рынок Махаба искать удачи. Махаба будоражила его – запахи, звуки, девушки, – и один-единственный час, проведенный там, стоил тысячи дней в мастерской. Аладдин знал, конечно, что должен там работать, что хороший сын должен делать что говорят… но портные не женятся на дочках султанов, а именно об этом он мечтал – о царевне, о короне, об уважении народа, – о том уважении, которого не получал ни от кого.

– С добрым утром, Раджа! Весь в заботах? – поприветствовал Аладдин торговца фруктами.

Раджа недобро взглянул на него.

– Отличный день, Шилпа! Посмотри, какая толпа собралась! – сказал Аладдин торговцу рыбой.

Шилпа плюнул в его сторону.

– Сыграем в кости, Бассу? – спросил Аладдин тощего мужчину на углу.

Бассу убежал.

Аладдин вздохнул и спрятал руки в карманах потрепанной синей куртки. Он имел репутацию вора, мошенника и лодыря, но что еще оставалось? У него не было ни денег, ни имени, ни положения, а чтобы заработать все это, иногда приходится срезать углы. А сегодня день был для этого просто идеальный – людей на рынке собралось словно на празднике – целая толпа детишек, вокруг которых суетились родители и покупали им любимые сладости. Аладдин никогда не видел Махабу такой, даже на Новый год…

И тут, проходя мимо переулка, он услышал разговор двух хорошо знакомых людей: Салима и Асима.

– Это та самая волшебная лампа! – сказал Салим.

– Откуда она у тебя? – спросил Асим.

– Султан нашел Пещеру Желаний, но его караван ограбили разбойники на обратном пути во дворец, – признался Салим. – Разбойники не знали, что эта лампа – настоящее сокровище, поэтому продали ее мне.

– Ну, тогда загадывай три желания! – сказал Асим.

Аладдин тут же навострил уши. О волшебной лампе рассказывали легенды тысячелетиями, но никто ее так и не нашел. А теперь она вдруг оказалась в руках простых воров?

– Ага, ну да, охотно верю, – сказал Аладдин, сворачивая в переулок.

Салим тут же спрятал лампу…

– Да я уже ее видел. Определенно подделка, – фыркнул Аладдин и дунул на свои непослушные черные волосы. – Но давай, попробуй. Докажи, что эта лампа волшебная. Докажи, что она вообще хоть чего-то стоит.

Салим и Асим переглянулись.

Потом Салим поднял лампу и потер ее ладонью…

И вдруг лампа засветилась, и из ее носика повалил густой красный дым – но Салим заткнул его пальцем, и лампа снова погасла.

– Не хочу выпускать джинна тут, а то султан всех нас бросит в тюрьму, – предупредил он.

Глаза Аладдина сверкнули. Лампа… настоящая?

Он бросился вперед.

– Продай ее мне!

Салим засмеялся.

– Она не продается, дурачок.

– В этом мире продается все, – настаивал Аладдин.

– Но не это, – глумливо ответил Асим. – И уж точно не крысе, которая обманула нас с Салимом и лишила заработанных тяжким трудом денег.

– Бесполезной крысе, запятнавшей репутацию семьи, – добавил Салим.

Аладдин улыбнулся, стиснув зубы. Пусть оскорбляют сколько хотят. Когда люди торгуются, побеждает тот, кто больше хочет, а Аладдин не просто хотел лампу. Она была ему необходима. Он уже представлял, какую царевну себе пожелает… каким уважаемым всеми человеком станет…

– Давайте сыграем в кости, – настаивал он. – Если я выиграю, то забираю лампу. Если вы выиграете, то я возмещу вам все, что когда-либо у вас украл, и нога моя больше не ступит на рынок Махаба.

Он думал, что его предложение просто высмеют – у него и на обед-то денег не было, не говоря уже о каких-нибудь накоплениях… но, к изумлению Аладдина, Салим и Асим загадочно переглянулись.

– Хм-м, – сказал Салим. – Он столько денег у нас выманил, что, если вернет сразу все, мы сможем купить по домику на Бахимском взморье…

– Да еще и никогда больше не увидим его гнилую, грязную рожу… – добавил Асим.

Они повернулись к Аладдину.

– Договорились.

– Договорились? – пораженно переспросил Аладдин.

– Больше шести – ты выиграл, меньше шести – мы выиграли, – сказал Асим.

Аладдин понял, что нельзя больше терять времени. В левом кармане у него были специальные кости, на которых всегда выпадало больше шести, в правом – другие кости, на которых выпадало меньше шести. Он достал кости из левого кармана и бросил их на грязную мостовую.

– Я выиграл, – торжествующе сказал Аладдин и протянул руку. – Отдавайте лампу.

– Ты жульничал… – запротестовал Салим.

– Уговор есть уговор, – твердым голосом перебил его Аладдин.

Воры переглянулись. С тяжелым вздохом Салим протянул ему лампу.

Аладдин, что-то насвистывая, ушел, спрятав свое сокровище под куртку.

Он не видел расплывшихся в ухмылках лиц двух воров, которых он только что обыграл.

Глава 2

Скоро он загадает желания. Царевну-невесту. Корону султана. И чтобы его имя навсегда запомнили…

Но сначала придется очистить нужники.

Так он расплачивался за отлынивание от работы. Это лучше, чем лечь спать без ужина, – несколько раз мама наказывала его именно так, но потом поняла, что он с удовольствием умрет от голода, лишь бы не работать, так что ей пришлось придумать что-то другое.

– Да на что ты вообще годен! – закричала она из кухни, когда он начал оттирать уборную. Аладдин, впрочем, наелся куриного супа и плова с вишнями, поэтому даже не ответил.

Вернувшись домой, он спрятал лампу под кровать. Как только родители заснут, он сразу же вынесет ее в сад и загадает первое желание – выпускать джинна в домике с такими тонкими стенами – не самое умное решение. Мама тем временем закричала еще громче:

– Сына Хагрифы точно заберут в Школу Добра, и он станет богатым и знаменитым. А что мой сын? Ворует пани пури² и обманывает людей на рынке Махаба. Думаешь, я не знаю? Да все это знают!

Аладдин замер. Он и забыл, что сегодня Ночь Похищения.

Он выглянул на улицу – на подоконниках соседних домов лежали кусочки халвы и медовое печенье, чтобы привлечь внимание Директора школы. Понятно теперь, почему на рынке такая толпа! Матери и отцы тащат детей на рынок Махаба, думают – и надеются! – что это их последний день вместе. Что сегодня придет Директор школы и унесет их сыновей и дочерей туда, где рождаются легенды. Если ребенок станет всегдашником или никогдашником, его родители прославятся на всю Шазабу. Их будут приглашать на самые пышные пиры, предлагать им лучшее место в харчевне Гити, даже сам султан пришлет им цветы! Конечно, большинство детей из Шазабы попадали в Школу Добра, потому что Шазаба – царство всегдашников, одно из многих затерянных в Бескрайних лесах. Но иногда забирали отсюда и будущих никогдашников, потому что вне зависимости от того, зовет себя царство добрым или злым, в нем будут появляться мятежные души.

Впрочем, к Аладдину все это не относилось. Он был эгоистом и вором, но не злодеем – его душа не настолько прогнила, чтобы попасть в Школу Зла. Он ведь однажды поделился фисташковым пирожным с бродячей собакой, не забыли? (Да, пирожное он украл, но кого это интересует?) А одной девочке в школе он помог с домашним заданием (и это никак не связано с тем, что она красивая). С другой стороны, добрым он тоже не был – с этим согласились бы даже его родители. Школа Добра – для других детишек. Тех, кто рожден для светлых путей. Тех, кому было не так трудно понять, куда же идти дальше.

Но все наконец-то окупилось. Аладдину больше не нужно в Школу Добра и Зла, чтобы осуществить мечты. Теперь у него есть лампа – та самая волшебная лампа, которая подарит больше богатства и власти, чем даже у Директоров школы. Люди наконец-то обратят на него внимание. Узнают его имя.

Но как заставить лампу работать? Салим ведь просто потер ее, правильно? Или есть еще какое-то волшебное слово? Ладно, он разберется. Сначала нужно закончить уборку и притвориться спящим, пока отец не вернулся домой, иначе его ждет еще целый час нотаций…

Открылась входная дверь.

– Аладдин! – загремел мужской голос.

Мальчик осел у стены.

Все было бы не так плохо, не плюхнись отец на кровать Аладдина – прямо туда, где он под матрасом спрятал лампу. А отец был таких внушительных размеров, что мальчик боялся, что он сейчас раздавит лампу прямо вместе с джинном.

– Чего ты ищешь, Аладдин? – начал отец – он взбежал по лестнице на второй этаж и обливался по́том. – Что уводит тебя далеко от моей мастерской?

Аладдин представил, как вместе с прекрасной царевной живет во дворце в тысячу раз больше этого дома, где на каждой двери – замки́, чтобы никто не смог войти без его разрешения. Во дворце, который он себе пожелает, как только отец уйдет из комнаты.

– Аладдин?

– Хм-м? – спросил мальчик.

Отец пронзительно взглянул на него.

– Мне кажется, ты не хочешь работать в моей мастерской, потому что думаешь, что тебе уготована лучшая участь. Что ты станешь богачом, поселишься в высоком за́мке и женишься на дочке какого-нибудь царя или короля вместо того, чтобы скромно трудиться, как все мы. Ты гоняешься за призраками, хотя перед тобой вполне хорошая жизнь. Такое никогда не кончается хорошо. Это тебе скажет любой, кто читал сказки Сториана.

«Ты не веришь в меня, – подумал Аладдин. – Думаешь, что я не смогу завоевать такую девушку, что из меня ничего не выйдет. Вы с мамой считаете, что я ничего не стою, – как и Салим».

Но вслух он ничего из этого не сказал. Лишь зевнул.

– Да, папа.

– Значит, завтра ты с утра придешь на работу?

– Да, папа.

– Молодец.

Он обнял Аладдина, потом вышел и захлопнул за собой дверь. Мальчик тут же вытащил лампу из-под матраса.

Маленькая, бронзовая, похожая на чайник с длинным носиком, украшенная сложным узором из звезд и лун. На поверхности не было ни царапин, ни вмятин, но Аладдин решил, что лампа очень, очень старая. Сколько она пролежала в Пещере Желаний вместе с джинном, ждавшим, когда же у него появится новый хозяин? Как давно судьба предначертала тот день, когда он, Аладдин, станет этим новым хозяином? Он поднес лампу ближе и всмотрелся в отражение своего большого носа и густых бровей. Внутри таилась та жизнь, что была предназначена ему на самом деле. Любовь и уважение, которые он заслуживал.

Он почти коснулся лампы ладонью…

Дверь задрожала от громкого стука.

– Хагрифа, Мурли и Рупа выставили для Директора школы свои лучшие ладду³! – рявкнула мама. – Они спросили, а что я сделала, чтобы его поприветствовать? Знаешь, что я ответила? Что я прячусь от стыда!

Аладдин задул свечу и захрапел, притворяясь спящим. Он спрятал лампу под рубашкой, ощутив холод металла на коже. Скоро родители лягут спать, и он получит свой шанс. Ну а пока полежит и обдумает желания…

Глава 3

Разбудили его неожиданный холод и свист ветра.

Аладдин резко сел в кровати и увидел, что окно открылось и впустило в комнату воздух ноябрьской ночи. Лампа скатилась на пол и валялась возле кучи грязной одежды.

Сколько он проспал? Родители сейчас уже точно должны спать. Он схватил лампу и надел куртку, собираясь выйти в сад и призвать джинна. Но сначала он закрыл окно и посмотрел на луну, освещавшую темную улицу…

И отшатнулся.

За окном кто-то был.

Тень с сияющими синими глазами.

Она прижалась к стеклу.

И открыла окно.

Аладдин бросился к лестнице, но тень схватила его за воротник и вытащила на улицу.

Мальчик даже не вскрикнул – настолько его поразило происходящее. Но потом он все же собрался с мыслями и понял, что его похитило чудовище – чудовище, у которого нет лица. Он попытался схватить тень, но рука прошла сквозь нее. Перепугавшись еще больше, Аладдин замахал руками, задрыгал ногами, но тень окинула его строгим взглядом и потащила по траве – все быстрее, быстрее и быстрее, крепко держа за воротник. Потом она размахнулась мальчиком, словно метательным молотом, и подбросила футов на сто в воздух…

И его поймала птица.

Если, конечно, существо с шерстью можно назвать птицей.

У нее была гладкая, будто бархат, кожа, голову покрывали блестящие черные перья, а заканчивалась голова острым клювом – словно нетопырь женился на вороне, а отпрыск намного перерос их обоих. С яростным визгом птица усадила Аладдина себе на спину, расправила крылья и, часто и неглубоко дыша, бросилась вперед, влетая прямо в грозовую тучу. Вокруг, словно фейерверки, сверкали молнии.

Должно быть, он спит и видит сон, подумал Аладдин, закрывая уши от раскатов грома. Он просто лежит в кровати, и все это безумие – только у него в голове…

Но затем птица спикировала вниз, вылетев из тучи, и Аладдин увидел, что все небо заполнено этими блестящими мохнатыми созданиями – и у них всех на спинах сидят недоброго вида дети. Внизу виднелся потрепанный особняк – будто извалянный в грязи.

Школа Зла.

Одного за другим птицы сбрасывали детей в адскую тьму.

Сердце Аладдина сжалось.

Значит, это случилось.

Он все-таки злой.

Теперь он обречен на целую жизнь злодейства. Если, конечно, вообще переживет учебу вместе с убийцами и чудовищами…

Но потом случилось нечто необычное.

Птица не сбросила его в Школу Зла.

Она полетела дальше, к другой стороне того же здания, оставив за спиной всех злых детей. Вторая половина школы была белой, как слоновая кость; с освещенных солнцем цветущих вишневых деревьев слетали лепестки.

Клекоча от отвращения, птица бросила Аладдина вниз. Мальчик закричал от ужаса, падая на верную смерть…

Но его поймали ветви дерева.

Оглушенный, Аладдин кое-как поднял голову.

Вокруг поднимались с земли мальчики и девочки, красивые, сияющие.

Новые ученики школы.

Школы Добра.

Аладдин моргнул.

«Невозможно, – подумал он. – Я… добрый?»

Но потом он нащупал в кармане металлические контуры и медленно расплылся в улыбке.

Лампа.

Вот в чем дело.

Он еще даже не загадал первое желание, но судьба уже начала меняться.

Глава 4

Незадолго до полудня два Директора школы вышли из своего кабинета и направились в театр, чтобы поприветствовать новых учеников.

– Если Аладдин был в твоем списке Зла, как он оказался в моей школе? – спросил Райен, широкоплечий и загорелый, с растрепанными кудрями.

Рафал – его волосы-колючки были такими же бледными, как и его кожа, – посмотрел на него.

– Спроси стимфов.

– Это твои птицы, и ими управляешь ты, – напомнил ему брат.

– До сегодняшнего дня так и было, – проворчал Рафал. – Они настаивают, что отправили Аладдина именно туда, куда полагалось.

– Этот вор и мошенник – всегдашник? – удивился Райен.

Рафал кивнул.

– Я попытался еще раз записать его к себе, но Сториан стер его имя из списка Зла и вернул его тебе.

Директор Школы Добра уставился на брата-близнеца.

– Значит, это все Сториан придумал.

– Похоже, перо в первый раз отменило наше решение, – задумчиво сказал Рафал.

– Оно считает, что мы ошиблись? – ответил Райен. – Мы не ошибаемся, оценивая души.

– То немногое, в чем мы друг с другом согласны.

Он ухмыльнулся брату, но Райен остался задумчив.

Они шли по школе, скромному за́мку размером примерно с особняк или загородную виллу. Братьям нравилась атмосфера маленькой школы – в ней произрастало чувство общности, а не грандиозные эгоистичные амбиции.

Ученики Школы Добра жили в восточном крыле, а Школы Зла – в западном. Всегдашники и никогдашники ходили на большинство занятий вместе, в гостиных тоже можно было находиться и тем, и другим. Поначалу думали, что нужно обозначить границу между Добром и Злом резче – но, поскольку Райен и Рафал защищали школу вместе, несмотря на противоположность своих душ, они хотели здорового соперничества между учениками. И при этом равновесие в Лесу все равно поддерживалось. Именно поэтому Сториан назначил Директорами близнецов: их братская любовь была сильнее, чем верность той или иной стороне. Пока их любовь оставалась сильной, а Добро и Зло были в равновесии, это равновесие отражалось в сказках Сториана. Иногда в конце побеждало Добро. Иногда – Зло. И эти победы и поражения заставляли обе стороны стремиться к совершенству. Перо двигало мир вперед – по одной сказке за раз.

А какое место во всем этом занимала Школа? В сказках Сториана говорилось о выпускниках знаменитой академии, и именно поэтому юные всегдашники и никогдашники так старательно учились. Они надеялись, что когда-нибудь, уже после окончания Школы, перо расскажет именно их историю и сделает их легендой. Вдоль стен в кабинете Директоров стояли целые шкафы с этими историями – «Принц-лягушонок», «Мальчик-с-пальчик», «Умная Мария», «Златовласка», – все когда-либо написанные сказки были посвящены бывшим ученикам.

Когда Директора подошли к обеденному залу, Рафал заметил, что брат по-прежнему молчит.

– Неужели этот мальчишка-вор стоит таких раздумий?

Райен посмотрел на него.

– Перо не зря перевело его в другую Школу. Что, если Аладдин действительно злой… но перо считает, что я могу сделать его добрым? Что, если он – мое испытание?

– Превратить никогдашника во всегдашника? – нахмурился Рафал. – Это невозможно.

– Но мы же оба согласны, что этот мальчишка не добрый, а мы никогда не ошибаемся, оценивая души, – ответил Райен. – Но если я смогу сделать его добрым… если смогу превратить во всегдашника…

– Что тогда тебе помешает сделать то же самое со всеми злыми душами? – саркастически спросил Рафал, ожидая, что Райен засмеется.

Но брат не засмеялся. Он лишь улыбнулся – словно действительно именно об этом и думал.

Рафал похолодел.

– Но как же равновесие?

– Это же испытание Сториана, верно? Вот его и спрашивай, – отшутился Райен, затем заметил, как помрачнел брат. – Я всего лишь шучу, Рафал. Душу нельзя изменить. Либо мы ошиблись, и он действительно добрый…

– Мы никогда не ошибаемся, – вставил Рафал.

– …либо ошибается перо, и мои попытки превратить его во всегдашника провалятся, – сказал Райен.

– Причем провалятся катастрофически, – добавил Рафал и посмотрел на брата. – Но ты все равно попытаешься?

– А ты бы не попытался, если бы считал, что Сториан на твоей стороне? – поддразнил его Райен и слегка толкнул локтем в бок.

– Может быть, – ответил Рафал и отстранился, словно принимая безмолвный вызов.

Оба брата заявят права на одного ученика.

Ученика, которого еще даже не видели.

Они дошли до театра. Райен посмотрел на своего близнеца – теперь уже он пребывал в задумчивости.

– Знаешь, Рафал, с тех пор как мы были подростками, ты стал куда угрюмее.

– Мы уже сто лет как подростки, – ответил Рафал.

– Именно, – сказал Райен. Затем он уперся ладонями в деревянные двери и распахнул их.

1.В переводе Анны Тихоновой.

2.Пани пури – традиционная уличная еда в Индии и соседних странах: обжаренные в масле шарики теста с начинкой (пури) окунаются в соус (пани). – Здесь и далее примеч. ред.

3.Ладду – десерт в Индии и соседних странах: сладкие шарики из муки и масла с добавлением орехов и специй, обычно готовится по праздникам.