Kitobni o'qish: «Моя жизнь в Боге»

Я – не ум

Бывает, одни считают меня умом, и анализируют мои теории,

другие думают обо мне как о теле, считают меня телом,

и рассуждают обо мне как о теле,

словно сапожник судит человека

по качеству его сапог,

Третьи же говорят обо мне как о личности,

иногда они восхваляют, а иногда хулят меня,

я не сержусь на них, просто я знаю,

как трудно это понять —

кто же я таков на самом деле.

Ведь никто не сможет этого понять,

пока он в глубоком самадхи не поймет

самого себя или Бога,

что для Адвайты – одно и тоже,

пока его ум не замолчит и не растворится

в источнике Бытия.

Я – не ум, я не имею с умом ничего общего,

ни одна мысль, концепция, теория или философия

не имеет отношения ко мне,

но ты этого сразу не поймешь,

поэтому я проявляю изощренный ум

в качестве искусного метода,

чтобы привести тебя к не-уму – мудрости.

Я – тишина, я – не слова, ни одно слово не коснется меня,

но без слов ты меня не услышишь,

поэтому я использую много слов, песен, мантр,

чтобы помочь тебе прийти ко мне,

тому, кто за пределами этого.

Я – не тело, у меня нет формы,

но ты не сможешь учиться у того,

у кого нет формы и тела,

поэтому я использую образ, форму и тело

как искусные методы,

чтобы помочь тебе выйти за форму,

и, отбросив привязанность к форме,

познать мудрость (джняну).

Я – не правила и не дисциплина йоги, не метод, не усилие,

но ты этого сразу не поймешь,

поэтому я применяю методы, правила садханы,

усилия как искусные методы,

чтобы помочь тебе выйти в мудрость,

То, запредельное, что вне всего этого.

Я – не аскеза, не отречение и не отрицание,

и не потакание и не желание, не привязанность,

но как искусные методы я проявляю это,

чтобы привести тебя к мудрости,

где нет всего этого.

Я – не действие, не делатель, не плоды делания,

и не тот, кто их вкушает,

но ты не понимаешь этого,

поэтому я делаю вид, будто я что-то делаю

и получаю плоды,

чтобы привести тебя туда, где нет ни делателя,

ни действий, ни их плодов и последствий.

Ты спросишь, где я так научился играть, проявлять эту лилу?

Я отвечу: это не я играю,

а Бхагаван играет через это тело,

это тело Его проводник, медиум и глашатай,

Его язык, глаза, руки и ноги,

Только Бхагаван может играть,

играть – это Его сущность,

я же, как личность и ум – исчез .

Нет никакого «Я», но ты этого сразу не поймешь,

поэтому я употребляю слово «Я», делаю вид,

будто я тоже личность,

чтобы помочь тебе прийти к тому парадоксальному,

великому,

непостижимому,

что за пределами «Я».

СвамиВишнудеванандаГири

***

Детство как космос

С самого детства я любил космос и все, что с ним связано. Мое поколение росло в 70-е и 80-е, под непрерывные телетрансляции о запусках космических кораблей, международных космических станциях и о героях- космонавтах, покоряющих космос. Космическая фантастика, фантастическая литература об освоении других планет были излюбленной темой наших разговоров во дворе и в школе. Жюль Верн, Александр Беляев, Айзек Азимов, братья Стругацкие, Кир Булычев, Рэй Брэдбери – эти книги воспитали целое поколение моих сверстников. Коммунистическая идеология, при всех ее изъянах, воспитывала в людях дух прогрессорства и предполагала активное освоение космоса.

В школе учитель истории рассказывал нам, что через 20 лет будет построен коммунизм, и скоро буду созданы базы и космические станции на Луне, Марсе, Венере и других планетах. Будет налажено постоянное транспортное сообщение между Луной и Землей, а мы, как подрастающее поколение, должны готовиться к этому.

Тогда подобным вещам никто не удивлялся, все это говорили, все верили этому и принимали как должное. С другой стороны, сам я всегда ощущал мир людей и земную реальность чем-то уж очень детским, а когда подрос, на полном серьезе хотел стать космонавтом, улететь с Земли, чтобы исследовать другие миры и созерцать безграничные космические пространства. Космическая бездна, от которой веяло вселенским холодом и бесконечностью, запредельностью, больше всего соответствовала моему внутреннему духовному состоянию. Поэтому стена над моим письменным столом была заклеена портретами Юрия Гагарина и других космонавтов, фотографиями звездного неба, снимками Луны и других планет солнечной системы.

По чертежам из журнала «Юный техник» я смастерил телескоп, чтобы часами рассматривать небо, Луну и звезды. Я считал это своим будущим, поскольку понимал, что земная реальность – не для меня. Она мне казалась скучной, пресной и бессмысленной. Из фильмов я любил только фантастику, где показывали космос, инопланетян и безграничное пространство.

Мы с друзьями часами обсуждали, как попадем на другие планеты, будем исследовать неземную жизнь, возможно, сражаться с инопланетными тварями. Сидеть на Земле, жить как обыватель, искать земное счастье – меня вовсе не привлекала такая перспектива.

В это же время я начал писать фантастические рассказы и отсылать их в журнал «Искатель» и другие. Тогда я еще не подозревал, что вскоре я обнаружу бесконечный космос внутри себя и действительно стану настоящим космическим странником, но для этого мне не понадобится ни летное училище, ни центр подготовки космонавтов, ни ракеты, ни скафандры …

Откуда все мистическое началось в моей жизни

Шел 1973 год. Мне исполнилось шесть лет. Я жил в квартире пятиэтажного дома, в месте своего появления на свет – городе Лозовая, под Харьковом. Город был не ахти какой, но мне он тогда очень нравился. Чем? Своими живыми запахами, жизнью простых людей, своей какой-то провинциальной детской наивностью. Своим огромным вокзалом, железной дорогой, мостом над ней, вечными гудками поездов и дикторским голосом диспетчера, объявляющего поезда. Я был наивен, и город был наивен вместе со мной.

Пыль на асфальте летом, после дождя, пахла замечательно.

Мама меня лелеяла, не чая во мне души. А отец любил катать меня на велосипеде по дороге в детский сад.

К нам из деревни в двадцати километрах от города часто с подарками приезжала бабушка – мать отца, которую я очень любил. В этом городе жила почти вся наша родня – моя двоюродная бабушка, мои тетки, дяди, кумовья, двоюродные братья, друзья отца, которых я не очень-то знал, но они все меня хорошо знали, что меня тогда удивляло.

Отец тогда работал в типографии, мать училась на бухгалтера и работала крановщицей.

Мы все в то время почему-то были полны беспричинного счастья и энтузиазма.

Я хорошо запомнил 31 декабря 1973 года, так как в этот день без разрешения родителей первый раз выстрелил из хлопушки у елки и обжег себе руку. Отец отругал меня, а я и без того был напуган и расстроен, но ситуацию сгладил приезд к новогоднему столу моего дяди – брата матери. Он мне подарил кучу значков, которые, кстати, позже у меня пытались отобрать разные хулиганистые дети в детском саду.

Я помню, как после Нового года мы всей семьей долго собирали вещи в большие матерчатые полосатые мешки, готовясь к переезду, и мне это очень нравилось.

Наступила весна. Долгожданный переезд состоялся.

Моя семья, то есть отец и мать вместе со мной, только что переехали из- под Харькова в город- герой Севастополь по совету моей тети, двоюродной сестры отца, которая уже давно в нем жила. Отец говорил, что переехали мы главным образом ради меня, так как он считал, что мне надо учиться и развиваться в приличном и большом городе, а мой родной город Лозовая, по его мнению, был слишком прост и мал для этого.

Новый город мне понравился, а сам район – не очень. Это был старый район с частными домами и узкими улочками в пяти километрах от моря. Дом был частный, тоже старый, но мне он нравился, так как находился на возвышении, в нем было несколько сараев, а наверху, «на втором этаже» был большой двор с виноградником и прекрасным видом сверху на город. К тому же отец взялся с энтузиазмом переделывать и ремонтировать дом. Он планировал увеличить виноградник и делать свое виноградное вино. Отец сделал мне во дворе турник и подвесил на него боксерскую грушу, чтобы я «рос спортивным».

Отец поступил в войсковую часть на службу мичманом на базу торпедных катеров, на должность заведующего химическим складом. Мне первое время было удивительно видеть его в военной форме. Мать устроилась на работу на радиозавод.

Я быстро познакомился с местными детьми. У нас были свои излюбленные места для детских игр – поляны среди деревьев. На одной поляне стоял большой камень- валун

Мы играли в футбол, «собачку», «выбивалу», «выше ноги от земли», «казаков – разбойников», в «лова», в «банки», в «чу» на значки, монеты и фантики. Через некоторое время я стал у них как бы «командиром», так как постоянно что-то придумывал. Иногда после игр, я садился на этот большой камень- валун на нашей поляне, а дети садились рядом. Сидя на камне, я совсем неожиданно для себя начинал рассказывать им о космосе, других мирах, вселенной, о бесконечности внутри нас, о том, что наш мир – очень ограничен и что есть другие миры, и о том, что все люди живут бессмысленно, так как не стремятся понять эту внутреннюю бесконечность. Я убеждал их думать о бесконечности, хотя казалось, сам, умом, не очень понимал, о чем это я говорю. Я просто чувствовал это внутри, не думая об этом.

В другое время я брал большую (цыганскую) иголку или колючку и прокалывал себе руку, говоря:

– Видите, мне не больно, потому что я – йог.

Дети слушали, как говорится, раскрыв рты. Я сам не особо задумывался о том, почему говорю все это. Происходило все само собой, естественно. Никто в семье у нас никогда не вел разговоры ни о йогах, ни о других мирах и бесконечности.

Однажды после игры я просто сидел на краю поляны, расслабившись. Внезапно мой дух начал раскрываться, словно я начал вспоминать что-то забытое. Я почувствовал необычайное единство со всей вселенной, и блаженство, которое разливалось во мне.

Я как бы на время стал поляной, кустами, детьми, дорогой, домами и всем, что мог видеть вокруг. Это было так необычно, что я замер, боясь пошевелиться.

Мои друзья звали меня играть, но мне надо было побыть одному, чтобы не потерять это переживание. Я сказал, что мне надо идти домой и пошел к себе.

Дома родителей не было. Я достал ключ из «тайного места» за дверью, вошел, и спустился по лестнице вниз.

Состояние не исчезало, а наоборот углублялось. Не теряя его, я походил по двору, зашел под навес. Внезапно я ощутил свое чувство «Я», как что-то настолько гигантское, глобальное, непостижимое, вечное и бесконечное, что у меня аж дух захватило, а в ушах послышался то ли звон, то ли свист.

Я замер, задав себе вопрос: что есть это «Я»?

Я сильно сосредоточился на своем «Я», и осознавал некоторое время очень остро и отчетливо: «Я», «это Я», «Я-есть!»

Будучи в этом «Я-есть» я как бы увидел его всеохватывающую, всепронизывающую тонкость, и, увидев, сразу же вошел в нее глубже. Я почувствовал, как эта тонкость начала расширяться во мне, охватывая все большее и большее пространство . Расширение не прекращалось еще минут пятнадцать. Оно вызывало восторг и благоговение.

Я не испугался, а просто оставался в нем, наслаждаясь его необычностью. Мне оно показалось очень знакомым, родным. Казалось, я просто забыл то, что всегда знал, а вот теперь снова вспомнил.

Прошло тридцать восемь лет с того момента, но я помню его, как будто это было вчера. Это «Я есть» ничуть не изменилось, не ушло, только стало гораздо более гибким, мощным и глубоким.

Это воспоминание открыло совершенно новый этап в моей жизни, когда я стал со стороны смотреть на игры, других детей, взрослую жизнь, с ее проблемами и ценностями.

После него я уже не мог остаться прежним. Я быстро, очень быстро повзрослел после этого переживания. Все, что было накоплено в моем детском уме до этого, было освобождено и оставлено ради этого нового и великого «Я». Это «Я» было самой сутью всего Божественного, что есть во вселенной. Так это я чувствовал.

С того момента, где бы я ни был, это «Я-есмь», подобное величественному пространству, стояло между мной и миром, и никуда не уходило. Оно постепенно, мягко и ненавязчиво взяло руководство моей жизнью и проникло в каждый ее уголок. Оно мягко, но властно и уверенно стало вести меня по жизни, отделять меня от всего того в мире, что им не являлось, всякий раз усиливаясь, если мой ум хотел снова «заиграться» в мыслях или внешних вещах.

Ничто не могло увлечь меня с тех пор, так как это «Я-есмь» всегда стояло между мной и любым переживанием, показывая его иллюзорность.

У меня теперь появился как бы свой пробный камень, на котором я испытывал любое ощущение или событие. Он сделал меня отрешенным наблюдателем жизни. Вместо того, кто переживает жизнь, я чувствовал себя тем, кто ее наблюдает.

Был, правда, один вопрос, который некоторое время все же беспокоил меня: как мне жить в теле ребенка с этим новым состоянием? Как ходить в школу, учиться, вести себя с родителями – с тем Нечто, что прочно поселилось у меня внутри? Ведь я был еще очень мал, а то, что оказалось у меня внутри, было гораздо большим, чем родители, школа, друзья, да что там – большим, чем весь мир!

Я, в силу легкости характера, интуитивно решил этот вопрос для себя очень просто: это Нечто я стал скрывать везде и всюду, как только мог. Чтобы скрывать его, я научился старательно играть разные роли, когда это требовалось – хорошего сына, идеального октябренка, а затем пионера- школьника, друга, спортсмена и т.д. Все это казалось мне забавной секретной игрой, похожей на игру в шпионов, а играть я любил, очень любил.

Игра, хранение тайны, со временем стала для меня главной линией в жизни. Я, в каком -то смысле, перестал с тех пор жить как ребенок и начал играть, азартно, радостно и как -то совсем не по-детски. Игра ради других стала плавно заполнять мою жизнь.

Меня спонтанно наполняло невероятное счастье, которое никогда и нигде не исчезало. Мой ум стал очень ясным и не по-детски сильным, характер тоже изменился, я стал веселым, гибким, пустым, отрешенным и очень самостоятельным. Для меня исчезли взрослые как авторитет.

Моя энергия тоже изменилась – она часто сильно поднималась вверх, вызывая жар в теле, так что это начали замечать родители, поскольку меня иногда сильно «подергивало и потряхивало». Они даже обеспокоились, думая, что у меня есть какие -то нарушения, и повели меня в поликлинику на прием к врачу. Врач все списала на детскую нестабильность и порекомендовала принимать хвойные ванны, обливания и растирания грубым полотенцем.

Моя любящая и заботливая мама несколько лет подряд (!) – с семи до десяти лет старательно выполняла для меня все эти процедуры и рекомендации.

Но я был абсолютно нормален! Я был сверхнормален. Я играл, развлекался иногда тем, что, подыгрывая другим детям, специально проигрывал в футбол и другие игры.

Я менялся с ними игрушками не в свою пользу, чтобы сделать их более радостными.

Мне-то было все равно, я был счастлив и так, непоколебимо оставаясь в «Я – есмь» – пространстве. Но я чувствовал, что вокруг меня есть другие «Я – есмь», единые со мной, и эти другие «Я» чего-то сильно желали, хотели, стремились что-то получить. Я думал: «Почему бы не дать им это хотя бы немного, если мы все есть Одно?» А вот залезать на камень и рассказывать детям о бесконечности я перестал. Слишком уж было невыразимым, запредельным и великим то новое сознание, что открылось во мне. Слушать о нем надо было уже не детям, а взрослым, склонив головы, в вере, молчании, благоговении и тишине. Или вообще не слушать.

Я же предпочел остаться обычным играющим мудрым ребенком.

Думаю, если бы я был ребенком сейчас, в наше время, то меня бы назвали ребенком индиго. Но в то советское время для всех детей названия уже были предопределены …

Когда, уже став взрослым, я прочитал книгу Бхагавана Шри Раманы Махарши «Будь тем, кто ты есть», я был удивлен и восхищен ею, и описанной в ней биографией Шри Раманы. В книге в точности описывалось то, что произошло со мной в шестилетнем возрасте, хотя, может, и не так радикально, как у Шри Раманы. Но в ней не просто описывался опыт, в ней указывалось на целую традиционную философию и методологию Адвайты, которая сложилась вокруг этого опыта. Поэтому выбирать или не выбирать Адвайту как Учение – для меня вопрос не стоял. Адвайта, не спрашивая, сама уже давно выбрала меня, еще тогда, когда я был ребенком. Так что я ничего здесь не решал.

Блаженство жизни и Великая Мать

Шел 1975 год. Мне исполнилось восемь лет. Я учился во втором классе средней школы номер пять. По совету отца я записался в секцию дзюдо -самбо при стадионе «Чайка» к тренеру-чемпиону Белозерову Виктору Тихоновичу. Учился я на «хорошо» и «отлично», но вот с поведением было не очень. Моя неуемная энергия приводила к постоянным шалостям, и конечно, записям в дневнике, которые я вместе со своим другом Колей умело ликвидировал с помощью разных хитрых способов. Скандалы с родителями мне были ни к чему. У нас с ним было свое особое, тайное место – ложбинка и кустарник на горке, по пути из школы к дому. Там мы закапывали вырванные из дневников страницы, исписанные красными чернилами учителей. Этих страниц там были десятки! Учителя и родители, наверное, даже не догадывались об этом, а ведь все было так просто: покупаешь новый чистый дневник, вырываешь старые страницы, разгибаешь скрепки, вставляешь новые страницы, переписываешь расписание уроков, выставляешь старые даты – и все чисто!

Дети бывают гораздо хитрее взрослых, особенно, если эти дети медитируют…

Мой дух был внутри спокоен, но моя огромная энергия искала выхода. Я пытался сам построить самолет в отцовском сарае, раз за разом, игнорируя все запреты, лазил в штольни и бомбоубежища, подземные ходы, которые были рядом с домом. Планировал отправиться в полярную экспедицию на собачьих упряжках к Северному Полюсу искать следы знаменитого полярника Руаля Амундсена. Подбивал детей утащить на ремнях из соседнего детского сада настоящий катер, поставить его на воду в море, отремонтировать, оснастить веслами и оружием (бутылками с карбидом на жгутах- катапультах), чтобы как заправские пираты выходить в море, нападать на суда, захватывать их сокровища, и складывать в пещере (что за пираты без сокровищ в пещерах?).

Мы с ребятами хотели пробраться на охраняемую ВОХР территорию радиозавода, чтобы раздобыть металлический корпус, детали, и собрать из них гигантского летающего робота, с ракетами в груди, наподобие гиг- робота из культового тогда японского мультфильма «Корабль- призрак».

Родители не уставали удивляться моей фонтанирующей, бьющей через край фантазии.

Еще я пристрастился к чтению. Читал запоем все, что было в районной детской библиотеке. Иногда книгу в шестьсот страниц я мог осилить за один вечер. После такого чтения мои опыты медитации и самадхи усиливались, стоило где- нибудь присесть или прилечь.

Я полюбил читать книги большей частью именно за это. Библиотекари меня отмечали как самого читающего ребенка в районе, и я часто получал от них призы, как лучший читатель. Они даже организовывали что-то наподобие выставок (как сейчас бы сказали, «презентаций») с моим участием, где я выступал в классах перед детьми, рассказывая о прочитанных книгах. Помню, я рассказывал о серии замечательных детских книг Александра Волкова «Волшебник изумрудного города», «Урфин Джюс и его деревянные солдаты».

С момента моего первого пробуждения прошло два года. Я начал чувствовать сильные потоки энергии в своем энергетическом теле. Эти потоки, словно ручейки, двигались по каналам, вызывая необычное блаженство, тепло и покалывание во всем теле. Это блаженство пронизывало меня всякий раз во время сидения за партой в школе, ходьбы, еды, купания, чтения, игр, слушания музыки, касания чего-либо. Иногда оно вело к расширению сознания, иногда нет. Порой мой дух был един с ним, но иногда оно было как бы само по себе, а мое осознавание – само по себе .

Иногда, когда я здоровался с друзьями, дотрагиваясь до них, слышался легкий треск, и они говорили, что их «било током» .Все, самые обыденные вещи доставляли мне тонкое, трепетное наслаждение, до такой степени, что я терял ощущение времени и места .

Мне постоянно хотелось быть в одиночестве, чтобы танцевать, петь, шутить без всякого повода сутки напролет. Я был более чем счастлив наедине с собой. Переживая блаженство, я ничего не искал, не просил, не хотел, и был всегда в восторге. Чего искать ребенку, ум которого напоминает космос, а тело до краев полно блаженства? Только одиночества, чтобы этому никто не мешал, не отвлекал.

Это блаженство было для меня и опьяняющим божественным вином, и, одновременно, камнем преткновения, так как существовал большой соблазн зацепиться за него, забыть себя и утонуть в нем окончательно. Я постоянно непроизвольно сосредотачивался на нем, мой ум останавливался, и я поглощался им до самозабвения. Иногда мой ум пытался связать блаженство с чем-то внешним и конкретным, но моя внутренняя пустота сразу же бунтовала и быстро показывала ему, что это неверный путь. Тогда ум покорно соглашался, а блаженство открывалось бесконечному внутреннему пространству, соединялось с ним, придавая ему живость и восторг. Я был полон огромной энергии, которая буквально распирала меня. Я мог бродить ночами напролет и не уставать.

Став старше, я узнал, что в учении тантризма есть особые методы работы с энергией блаженства, когда йогин учится концентрироваться на эстетическом наслаждении – удовольствии от еды и питья (асвада-дхарана), от музыки (шабда-дхарана) и вообще на всем, что приносит удовольствие (манастушти-дхарана). Но тогда я делал это интуитивно. Интуитивно, но как эффективно!

Это блаженство, соединяясь с внутренней пустотой день и ночь, растворяло во мне все то, что я раньше считал собой. Это растворение, известное как Лайя- йога, происходило со мной в таком раннем возрасте, поскольку я уже выполнял эти практики в прошлых воплощениях и достиг в них успеха .

Уже став взрослым, зрелым садху, я понял, что это сама Великая Мать, Вселенская сила – Шакти с детства вела, благословляла и испытывала меня через свою ананда – и хладини- шакти, энергию и силу радости, блаженства. Великая Божественная Мать, Вселенская сила всегда любила меня, оберегала и защищала. Я всегда чувствовал ее великую любовь. Это трудно объяснить. Она кормила меня как своего любимого сына, лелеяла меня. Я чувствовал ее нежные и ласковые руки всегда и везде. Ее любовь сейчас и всегда была именно материнской.

Она любит тебя беззаветно, чисто, всем сердцем, просто за то, что ты есть, не рассуждая и не осуждая. А если кто посмеет обижать ее любимое дитя, она, как любая мать, не рассуждая, не разбираясь, немедленно встанет на защиту своего ребенка, готовая испепелить обидчика своим ужасающим материнским гневом. Я неоднократно убеждался в этом – Великая Божественная Мать всегда берегла и защищала меня. Она делает это и сейчас.

Свою земную мать я тоже рассматривал как проявлени этой беззаветно любящей Вселенской Матери. Любовь и благословение Великой Матери пронизывает всю мою жизнь, но ее пробуждение началось в те годы.

Меня все больше и больше тянуло к юродству, бродяжничеству, отшельничеству, отказу от всего, что есть в обществе, от всех его норм, понятий и правил. Я не хотел быть «как люди».

Каким-то образом на фоне огромного блаженства я ухитрялся не терять то ощущение пространства «Я-есмь», чувство вселенского, космического присутствия и осознанности, которое всегда учило меня изнутри. Оно учило меня гибкости, внимательности, чуткости, тонкости. Слушая это пространство, доверяя ему, я сохранял адекватность, ясность и гибкость, переживая блаженство. Я не позволял себе теряться в нем и «наркоманить» .

Так, сам того не зная, я преодолел первую ловушку, ждущую йогина на пути к Освобождению, – блаженство .

Мое блаженство подчинилось моей внутренней пустоте и стало единым с ней. По мере растворения мой детский ум школьника второго класса все больше анализировал жизнь, задавая себе вопросы:

Что есть Бог?

Что есть Мир?

Что есть общество?

Что есть авторитет взрослых?

Что есть смысл бытия?

Что есть культура, традиция, общественные ценности, этика и мораль – для того, кто пробудился к высшему «Я»?

Моя внутренняя пустота давно уже знала все ответы на эти вопросы, просто она не формулировала их ясно и четко, пока ум не спрашивал конкретно. Это сны во сне.

Я знал: переживи любой взрослый хотя бы одну пятую моих опытов, от его мнений и убеждений не осталось бы и следа.

Я больше не спал, бодрствуя двадцать четыре часа в сутки, и мне не нужны были мнения спящих людей. То божественное, что пробудилось во мне, само себе было ценностью, мнением, моралью, этикой. Я не мог не следовать этому божественному, не мог не следовать самому себе. Я не мыслил себя отдельным от божественного.

Все иллюзии общества, его пионерско-коммунистической культуры, светской этики и традиционной родительской морали покинули меня, и я больше не надеялся на них. Авторитет родителей, учителей, книг, да что говорить, всего внешнего мира – померк перед переживанием этого великого «Я-есмь». День и ночь я был поглощен этим Всевышним «Я».

Мой дух был свободен, я был полон счастья, и меня постоянно посещали мысли: зачем мне общество и его цели? Все равно это никому не объяснить – так думал я.

Одиночество, уединение на вершинах духа, утрата всяких надежд на мало -мальское понимание со стороны окружающих светских людей – вот судьба любого садху. Это – неизбежная плата за пробуждение. Я понял это слишком рано.

Я готов был заплатить эту плату, и даже гораздо, гораздо более превосходящую, за то, чтобы быть тем, кем я был.