Kitobni o'qish: «Шри Ауробиндо. Гимны мистическому огню»

Предисловие

«Ригведа» представляет собой древнейший памятник индийской духовной культуры. Она практически целиком состоит из гимнов, обращенных к различным богам ведийской эпохи, среди которых три главных места принадлежат Индре, Агни и Соме. Согласно эзотерической традиции, которая была продолжена индуистскими тантрами в позднейшее время, эти боги символизируют как внешние, так и внутренние энергии человека, которые тот задействует в своей духовной практике – садхане. Шри Ауробиндо перевел гимны, посвященные Агни, на английский язык, так как посчитал, что именно они имеют первостепенную важность. Агни, Огонь – это символ и непосредственное воплощение вселенского Сознания-Силы, того первоначала, с помощью которого Шри Ауробиндо предполагал осуществить великое нисхождение Супраментального сознания на землю. В рамках же других традиционных воззрений Агни рассматривается с двух сторон – внешней (ритуальной) и внутренней (йогической). В ритуале Агни представляет собой главного агента и посредника при совершении жертвоприношения (яджни), без которого никакое жертвоприношение в принципе совершено быть не может. Агни переносит жертву к богам, а от богов приносит людям разнообразные блага и духовную благодать. В йоге Агни символизирует внутренний огонь (тапас) – волю и действующую силу (на санскрите эта способность называется «крату»), позволяющую выполнять духовную практику и достигать благодаря ей великого совершенства, свободы, ясности сознания и бессмертия.

«Ригведа», как известно, состоит из десяти книг, называемых мандалами (буквально, «кругами» или «циклами», каждый из которых соотносился с определенными жреческими родами, принесшими на землю ту или иную разновидность духовного откровения и духовной практики). Гимны мистическому огню, или Агни, содержатся в девяти – во всех, за исключением девятой книги, которая целиком посвящена Соме – божеству мистического напитка бессмертия и экстатического опьянения, выводящего за пределы ограниченного сознания. Шри Ауробиндо извлек гимны Агни из этих девяти мандал и перевел их на английский язык, передав в поэтической форме основные переживания, связанные с духовным откровением, содержащимся в этих гимнах. Этим его переводы отличаются от классических академических, рассматривающих «Ригведу» исключительно в качестве ритуального и литургического собрания гимнов. С другой стороны, перевод Шри Ауробиндо претендует на научную значимость, так как он предпринял специальное текстологическое и культурологическое исследование с целью обосновать предложенное им понимание этого древнейшего произведения общепринятыми научными методами – в той мере, в какой это применимо к такому сложному памятнику и культурному явлению, как «Ригведа», особенно если иметь в виду ее значительную древность и чрезвычайную архаичность и специфичность языка.

Язык гимнов «Ригведы» – это язык мистической поэзии. Он не предназначен для понимания в обыденном смысле, и поэтому попытки истолкования «Ригведы», не принимающие в расчет многослойность ее смысла, а также ее функциональное назначение, до сих пор не дали связного представления о ее содержании. Шри Ауробиндо пошел по другому пути. Он перевел «Ригведу» на современный английский язык, но язык поэтический, который не просто излагает некое содержание, но и вызывает у читателя определенные образы и переживания, способные в большей мере приблизить его к пониманию содержания, чем буквальный перевод или простое изложение идей, кажущихся очевидными с позиций современного скептически настроенного обывателя-материалиста. Однако Шри Ауробиндо этим не ограничился и предпринял попытку по-новому истолковать «Ригведу». В конце данного тома представлены два образца такого толкования с учетом многообразия смысла текста и его применения в зависимости от целей и уровня понимания. Кроме того, Шри Ауробиндо предложил свой метод работы над языком «Ригведы», основные принципы которого изложены в конце данной книги. Во Введении же Шри Ауробиндо призывает читателей не ограничиваться знакомством с этим великим памятником по переводам, а постараться прочитать гимны в оригинале на санскрите – это еще больше приблизит читателя к пониманию смысла и правильных коннотаций текста, которые раскрываются только языком оригинала, а также к пониманию того, что звучание мантр, из которых составлены гимны «Ригведы», столь же важно, как и их значение.

Биографическая справка

Шри Ауробиндо – выдающийся мыслитель, общественный и политический деятель, поэт-провидец, йогин – родился в Калькутте 15 августа 1872 г. в семье доктора Гхоша, происходившего из знатного рода воинов-кшатриев. С семилетнего возраста обучался в Англии – сначала в школе Св. Павла в Лондоне, а затем в Королевском колледже в Кембридже, специализируясь в изучении классической и современной западной литературы. С ранних лет он проявил выдающиеся способности в латыни и греческом, а также в стихосложении.

В 1893 г. в возрасте 21 года Шри Ауробиндо возвращается в Индию. В течение последующих 13 лет он занимает различные посты в администрации города Бароды, преподает английскую и французскую литературу в местном университете, а в 1906 г. переезжает в Калькутту, где становится ректором Национального колледжа. Кроме того, в эти годы он включается в активную политическую борьбу за независимость Индии. Издававшийся им журнал «Банде Матарам» стал могучим голосом освободительного движения, впервые выдвинув идеал полной независимости страны, а также сформулировав конкретные методы его достижения. Одновременно он продолжает свое поэтическое творчество, а также погружается в изучение культурного и духовного наследия Индии, овладевает санскритом и другими ее языками и начинает постигать ее древние священные писания. Осознав подлинное могущество и ценность духовных открытий, давших жизнь всей ее богатейшей многовековой культуре, он в 1904 г. решает ступить на путь йоги, стремясь использовать духовную силу для освобождения своей родины.

В 1908 г. Шри Ауробиндо был арестован по подозрению в организации покушения на одного из чиновников британского колониального правительства и оказался в тюрьме по обвинению, грозившему ему смертной казнью, однако по окончании следствия, длившегося целый год, был полностью оправдан и освобожден.

Этот год стал для него «университетом йоги»: он достиг фундаментальных духовных реализаций и осознал, что его цель не ограничивается освобождением Индии от иноземного господства, но состоит в революционном преобразовании всей природы мироздания, в победе над неведением, ложью, страданием и смертью.

В 1910 г., повинуясь внутреннему голосу, он оставляет «внешнюю» революционную работу и удаляется в Пондичери, французскую колонию на юге Индии, чтобы продолжить интенсивные занятия йогой. На собственном опыте реализовав высшие духовные достижения прошлого, Шри Ауробиндо смог превзойти их и осознал, что окончательной и закономерной целью духовных поисков является полная трансформация человека, вплоть до физического уровня, и воплощение на земле «жизни божественной». Достижению этой цели он и посвятил себя, разработав для этого свою Интегральную Йогу.

С 1914 по 1921 г. он издает ежемесячное философское обозрение «Арья», где публикует свои главные труды, в которых подробно рассматривает основные сферы человеческого бытия в свете высшего Знания, обретенного в результате практики йоги, раскрывает истинный смысл древних писаний – Вед, Упанишад, Бхагавадгиты, значение и роль индийской культуры, исследует проблемы развития общества, эволюцию поэзии и поэтического творчества.

Шри Ауробиндо оставил физическое тело 5 декабря 1950 г. Его литературное наследие насчитывает 35 томов, среди которых мировоззренческие труды, обширная переписка с учениками, множество стихов, пьес и грандиозная эпическая поэма «Савитри», которую он создавал в течение последних тридцати пяти лет жизни и которая явилась действенным воплощением его многогранного духовного опыта.

В центре уникального мировоззрения Шри Ауробиндо – утверждение о том, что мировая эволюция есть постепенное самопроявление, самообнаружение Божества, скрыто пребывающего в Природе в результате предшествующей инволюции. Поэтапно восходя от камня к растению, от растения к животному и от животного к человеку, эволюция не останавливается на человеке, но, реализуя свою внутреннюю истину, тайную Божественность, устремляется дальше, к созданию более совершенного, «божественного» вида, который будет превосходить человека в гораздо большей мере, чем тот превосходит животное. Человек – лишь переходное ментальное существо, чье призвание – достичь более высокого, «супраментального», уровня сознания, Сознания-Истины, и низвести его в мир, преобразив все свое существо и всю жизнь в непосредственное выражение Истины.

Всю свою жизнь Шри Ауробиндо посвятил утверждению в нашем мире этого супраментального сознания, реализация которого должна привести к созданию на земле мира истины, гармонии и справедливости, предвещенного пророками всех времен и народов.

Шри Ауробиндо, Пондичери, 1915—1918 г.

Введение

В древние времена Веда почиталась как священная книга мудрости, как великое собрание вдохновенной поэзии, плод труда риши, провидцев и мудрецов, озаренным умам которых открылась – а не была познана лишь умозрительно – великая универсальная, вечная и безличная Истина, которую они воплотили в мантры, стихи силы, рожденные не обычным, но божественным вдохновением и произошедшие из божественного источника. Имя этих мудрецов было Кави; позднее это слово стало употребляться для обозначения любого поэта, но в то время его смысл был таков: «провидец истины». В Веде они описываются как kavayaḥ satyaśrutaḥ, «провидцы, которые слышат Истину», а сама Веда именовалась шрути (śruti) – словом, которое стало означать «Писание откровения». В таком же качестве воспринимали Веду и провидцы времен Упанишад, и они часто обращались к ее авторитету, чтобы подтвердить истины, провозглашенные ими самими, а позднее также причисленные к Шрути, Писанию откровения, и вошедшие в священный Канон.

Эта традиция продолжилась в Брахманах, сохраняясь вопреки попыткам комментаторов ритуалистического толка, яджников, все объяснить как миф и обряд и несмотря на различение, введенное пандитами, согласно которому следовало выделять раздел деяний, Кармаканду, и раздел Знания, Джнянаканду – при том, что первый отождествлялся с гимнами Вед, а второй с Упанишадами. Это преобладание разделов, посвященных обряду, над разделами, связанными со Знанием, резко осуждается в одной из Упанишад и в Гите, но при этом и в той и в другой Веда рассматривается как Книга Знания. И все же канон Откровения, Шрути, включающий и Веды, и Упанишады, признавался наивысшим и непогрешимым авторитетом в сфере духовного знания.

Является ли все это легендой и вымыслом или безосновательной и даже бессмысленной традицией? Или дело в том, что эта теория появилась на свет лишь благодаря наличию небольшого количества высоких идей в ряде поздних гимнов? Не приписали ли авторы Упанишад стихам Ригведы смысл, которого в тех не было, создав его своим воображением или просто вольно истолковав? Современная европейская наука утверждает именно это. Она склонила на свою сторону и умы современной Индии. В пользу европейской точки зрения говорит тот факт, что ведические риши были не только провидцами, но также песнопевцами и жрецами на жертвоприношениях – что их напевы, предназначенные для исполнения в ходе публичных жертвоприношений, постоянно отсылают нас к обычному ритуалу, и, видимо, нацелены на получение внешних плодов этих церемоний – богатства, процветания, победы над врагами. Саяна, великий комментатор, предлагает ритуалистическое и – в местах, где этого требует контекст, условное мифологическое или историческое толкование стихов Ригведы, крайне редко допуская более возвышенный смысл, хотя иногда он и предполагает этот смысл, – также и в качестве альтернативного, словно отчаявшись в возможности подобрать ритуалистическую или мифологическую трактовку. Тем не менее Саяна не отрицает ни духовный авторитет Веды, ни присутствия в ее гимнах более высокой истины. Впрочем, окончательное ее раскрытие было оставлено до наших времен и популяризовано западными учеными.

Европейские ученые переняли ритуалистическую традицию, но что касается всего прочего, то Саяну они просто оставили в стороне и занялись собственными этимологическими изысканиями или взялись строить собственные догадки в отношении ведических стихов, предложив новое толкование, во многом спорное и надуманное. Они принялись искать в Веде то, что их интересовало: древнюю историю Индии, ее общественное устройство, ее образ жизни – картину цивилизации тех времен. На основе различия языков они изобрели теорию арийского вторжения с севера, вторжения в дравидскую Индию, которое не запечатлелось ни в памяти, ни в традиции самих индийцев и не оставило никакого следа ни в эпической, ни в классической литературе. Ведическая религия с их точки зрения представляла собой простое поклонение богам природы, основанное на солярных мифах и освященное жертвоприношениями и жертвенными церемониями, достаточно примитивными по идеям и по содержанию, – и вот эти варварские моления и составляют столь высоко ценимую, прославленную и возведенную на пьедестал Веду.

Нет сомнения, что вначале существовало поклонение силам физического мира – Солнцу, Луне, Небу и Земле, Ветру, Дождю, Буре и прочим силам, Священным Рекам и множеству богов, которые управляли явлениями Природы. Это общая особенность древнего культа поклонения в Греции, Риме, Индии и у других народов древнего мира. Но во всех этих странах такие боги постепенно приобретали более высокие, психологические функции; Афина Паллада, которая первоначально могла быть богиней Зари, восходившей в пламени из головы Зевса – бога Неба, ведического Дьяуса, в классической Греции выполняет более высокую функцию, а римляне отождествляют ее со своей Минервой, богиней учености и мудрости; аналогичным образом, Сарасвати, богиня Реки, становится в Индии богиней мудрости, учености, искусств и ремесел; все греческие боги претерпели различные превращения в этом направлении: бог Солнца Аполлон стал богом поэзии и пророчеств, бог Огня Гефест стал божественным кузнецом, богом труда. В Индии этот процесс остановился на полпути, и ведические боги, развив свои психологические функции, в значительной мере сохранили определенность внешнего характера, а представление более возвышенных идей уступили новому пантеону. Им пришлось отдать главенствующие позиции богам Пуран, которые развились из этой же ранней группы божеств, но приобрели более масштабные космические функции, – Вишну, Рудре, Брахме, произошедшему из ведического Брихаспати, или Брахманаспати, Шиве, Лакшми, Дурге. Таким образом, в Индии превращение, затронувшее богов, было менее полным – боги раннего периода стали подчиненными божествами пуранического пантеона. Это произошло в значительной степени благодаря тому, что сохранилась Ригведа, в которой сосуществовали и в равной степени подчеркивались их психологические и их внешние функции; в Греции же и в Риме не было таких древних литературных памятников, которые могли бы сохранить в себе изначальные черты греческих и римских богов.

Это превращение, очевидно, происходило под влиянием культурного развития этих древних народов, которые все больше опирались на разум, все меньше были поглощены физической жизнью и, по мере того, как успешно развивалась их цивилизация, у них возникала потребность видеть в своей религии и в своих богах более возвышенные и тонкие стороны, которые могли бы подтвердить их новые, в большей степени ментальные, концепции и интересы и открыть им подлинно духовное существо или некую небесную фигуру – дающую божественную поддержку и санкционирующую их действия. Однако главнейшая роль в определении и углублении этой направленности вовнутрь, несомненно, принадлежит мистикам, которые оказывали огромное влияние на эти древние цивилизации. Действительно, почти всем им предшествовала эпоха Мистерий, когда люди, обладавшие более глубоким уровнем знаний и самопознания, устанавливали свои порядки, значимые ритуалы, символику и тайную практику внутри или на границе более примитивных внешних религий. Этот процесс принимал различные формы в разных странах. В Греции существовали орфические и элевсинские мистерии, в Египте и Халдее – жрецы с их оккультной практикой и магией, в Персии – волхвы (маги), в Индии – риши. Важнее всего для мистиков было самопознание и углубленное знание мира. Они обнаружили, что под оболочкой внешнего физического человека находится глубинное «я» и внутреннее существо, открыть и познать которое есть его высочайшая задача. «Познай самого себя» – таково было их великое наставление, точно так же, как в Индии познание Себя (или Самости), Атмана, стало великой духовной потребностью, высочайшей целью человеческого существования. Эти мистики также обнаружили Истину, Реальность, лежащую за внешними проявлениями вселенной, и ее открытие, следование ей, осуществление этой Истины было их великим устремлением. Они раскрыли тайны и силы Природы, которые не принадлежали физическому миру, но были способны дать оккультную власть над ним и над предметами, находящимися в нем; систематизация этого оккультного знания и способностей также сделалась одним из их главных занятий. Но безопасно заниматься этими вещами можно было только после трудной и тщательной подготовки, соблюдения дисциплины и очищения своей природы – человеку обычному это было не под силу. Вступая в эту область без суровой проверки и подготовки, человек подвергал опасности и себя, и других; это знание, эти силы могли быть неправильно использованы, неправильно истолкованы, обращены от истины ко лжи, от добра ко злу. По этой причине все это было окружено строгой тайной, и под ее покровом знание передавалось от учителя к ученику. Была создана завеса из символов, за которой могли укрыться эти таинства, выработан язык, доступный пониманию лишь посвященных и непонятный для других или понимаемый ими в смысле, лежащем на поверхности, который тщательно укрывал подлинное значение и тайну слов. Это было сутью мистицизма повсеместно.

Индийская традиция с древнейших времен относила риши, ведических поэтов-провидцев, к людям этого типа, людям великого духовного и оккультного знания, недоступного для обычных людей, передававшим это знание и свои силы потомкам и избранным ученикам через тайное посвящение. Нелепо предполагать, будто эта традиция ни на чем не основывалась, а была лишь суеверием, ровно ничем не подтверждаемым, которое вдруг или постепенно возникло на пустом месте; обязательно должно было быть какое-то основание, пусть даже незначительное или приумноженное легендами и обросшее добавлениями в течение веков. Но в таком случае поэты-провидцы в своих произведениях неизбежно должны были выражать нечто из этого тайного знания, упоминать нечто относящееся к тайной практике, и этот элемент должен присутствовать в их произведениях, пусть даже тщательно скрываемый оккультным языком или особой символикой, – а если этот элемент существует, то должна существовать и возможность его раскрытия. Несомненно, древний язык, устаревшие слова – Яска насчитывает свыше четырех сотен таких, значение которых ему не известно, – стиль, зачастую усложненный и архаичный, не способствовали прояснению смысла; а утрата значений символов риши, ключ к которым они держали в тайне, сделала их недоступными пониманию позднейших поколений. Уже духовные искатели времен Упанишад были вынуждены прибегать к инициации и медитации, чтобы проникнуть в тайное знание риши, что же касается исследователей других времен, то тем не на что было опереться, они вынуждены были идти путем догадок и сосредоточиваться на ментальной интерпретации или искать объяснений в мифах, в легендах из Брахман, которые и сами зачастую символичны и туманны. Тем не менее, понять истинный смысл и истинную ценность Веды можно только одним способом – через расшифровку ее символики. Нам следует со всей серьезностью отнестись к совету Яски – взять за основу описание риши содержания Веды как «мудрости провидцев, слов провидцев» – и искать хоть какой-то ключ к этой древней мудрости. В противном случае, Веде придется навек остаться книгой за семью печатями; грамматисты, этимологи и академические домыслы не помогут нам открыть запертые покои.

Ибо это факт, что традиция сокровенного смысла и мистической мудрости, изложенная в стихах древней Веды, так же стара, как и сама Веда. Ведические риши верили, что вдохновение, создающее мантры, приходит к ним из более высоких, скрытых уровней сознания и мантры содержат в себе это тайное знание. Слова Веды в своем истинном смысле могли быть поняты лишь тем, кто сам есть провидец или мистик; от других же стихи утаят свое сокровенное знание. В одном из гимнов четвертой мандалы (IV.3.16) его автор, риши Вамадева, говорит о себе как об озаренном, выражающем своей мыслью и речью слова наставления, «сокровенные слова» – niṇyā vacāṁsi – «прозрения провидческой мудрости, возвещающие свой скрытый смысл провидцу» – kāvyāni kavaye nivacanā. Риши Диргхатамас говорит, что рики, мантры Ригведы, существуют «на высочайших небесах, нетленных и неизменных, где восседают все боги», добавляя: «кто не знает То – что он будет делать с риком?» (I.164.39). Затем риши упоминает четыре уровня, на которых рождается речь; три из них скрыты в тайне, четвертый же – человеческий уровень, из которого исходит обычное слово; но слово и мысль Веды принадлежат уровням высшим (I.164.46). В другом стихе (Х.71) ведическое Слово описывается как наивысшая из вершин речи, как самое лучшее и самое безупречное. Это есть нечто покрытое тайной, из тайны выходит оно, проявляясь. Оно вошло в провидцев истины, в риши, и обнаруживается, если следовать путем их речи. Но сокровенный смысл Слова доступен не всем. Кому неведом внутренний смысл, те подобны людям, которые смотрят и не видят, слушают и не слышат; только редкому избраннику Слово, желая его, открывает свое тело, словно жена, которая сбрасывает перед мужем нарядные одежды. Другие, кто не способен постоянно пить молоко Слова, коровы Вед, бредут за ним как за коровой недойной, для них Слово – дерево без цветов и без плодов. Описание весьма ясное и точное; из него можно сделать несомненный вывод о том, что уже во времена создания Ригведы ее стихам приписывался сокровенный смысл, доступный далеко не каждому. В священных гимнах содержалось оккультное и духовное знание, и, как сказано, только через него может человек познать истину и подняться к высшему существованию. Вера в это относится не к позднейшей традиции – ее, по всей вероятности, разделяли все и уж, безусловно, такие великие риши, как Диргхатамас и Вамадева.

Следовательно, традиция существовала уже тогда и продолжила свое существование и после ведической эпохи. Яска упоминает несколько школ истолкования Веды. Среди них школа ритуалистической интерпретации, исторической или, скорее, мифологической интерпретации, традиция грамматических и этимологических объяснений, логических толкований и духовная интерпретация. Сам Яска утверждает существование тройного знания и, соответственно, тройного смысла ведических гимнов. Это знание обряда или ритуалистическое знание, знание божеств и, наконец, знание духовное; но истинно только последнее – и когда человек постигает его, другие отпадают или отбрасываются. Спасителен только духовный смысл, все прочие носят внешний или подчиненный характер. Далее Яска говорит: «риши видели истину, истинный закон вещей, непосредственно внутренним видением»; впоследствии же знание и внутренний смысл Веды были почти утрачены, и риши, все еще хранившим это знание, приходилось сохранять его, передавая только через посвящение своим ученикам, на самой же последней стадии для выявления смысла уже приходилось прибегать к внешним, порожденным интеллектом средствам – таким, как Нирукта и другие Веданги. Но все равно, продолжает Яска, «истинный смысл Веды может быть вновь обретен непосредственно через медитацию и тапасью», и кто способен прибегнуть к этим средствам, не нуждается ни в каких внешних способах познания. Это утверждение также достаточно ясное и позитивное.

Традиция, придающая мистическому элементу в Веде значение источника индийской цивилизации, религии, философии, культуры, гораздо созвучней историческим фактам, чем результаты европейского исследования этой идеи. Европейские ученые XIX века, работавшие в эру материалистического рационализма, рассматривали историю народа как процесс развития из состояния примитивного варварства или полуварварства, от грубой социальной системы и религии, от нагромождения суеверий, как становление внешних институтов цивилизации, образа жизни и навыков – через развитие интеллекта и рассудка, искусства, философии и науки, а также более ясного и здравого и более практического разума. Древние представления о Веде не могли уложиться в эту схему; их рассматривали как часть архаичных суеверных идей и примитивных заблуждений. Однако сейчас мы можем выработать более верное представление о развитии народа. Древние примитивные цивилизации содержали в себе элементы грядущего роста, но мудрецы древности были не учеными или философами, не людьми высокоразвитого интеллектуального мышления – они были мистиками и даже людьми мистерий, оккультными практиками, духовными искателями; они искали истину, скрытую за поверхностью вещей, а не знание внешнего мира. Ученые и философы появились позже; им предшествовали мистики, а зачастую они сами, подобно Пифагору и Платону, были в известной степени мистиками или почерпнули от мистиков многие свои идеи. В Индии философия выросла из исканий мистиков, сохранила и развила их духовные цели, а многие мистические приемы были использованы в позднейшей индийской духовной дисциплине и в йоге. Ведическая традиция, наличие мистического элемента в Веде полностью согласуются с этими историческими фактами, занимая свое место в истории индийской культуры. Традиция Веды, как первоосновы индийской цивилизации, а не просто варварской литургии жертвоприношения, есть больше чем традиция, это подлинный исторический факт.

Но, даже если в ведических гимнах можно обнаружить элемент высокого духовного знания или места, исполненные возвышенного духовного смысла, то можно было бы предположить, что это, вероятно, лишь небольшая часть текста, все же остальное – это литургия жертвоприношения, молитвенные формулы и восхваления богов, которые были нужны для того, чтобы упросить их осыпать приносящих жертвы материальными благами, даровать им изобилие коров, коней, воинов, сыновей, пищи, всякого рода богатства, защиту, победу в битве или же пролить дождь с небес, возвратить солнце из-за туч или высвободить его из тисков Ночи, дать свободно течь семи рекам, отвоевать украденный скот у дасью (или дравидов), или даровать прочие блага, которые на первых взгляд кажутся целью этого ритуального поклонения. Если так, то риши предстают в виде людей, которые наделены некоторым духовным или мистическим знанием, но в целом над ними довлеют общепринятые представления, свойственные их времени. Значит, эти два элемента должны бы были тесно переплетаться в их гимнах, что хотя бы отчасти объяснило ту туманную, довольно странную, а иногда имеющую гротескный вид путаницу, которую нам предлагает традиционное истолкование Веды. Однако если, напротив, несомненно обнаруживается значительный объем свидетельств высокой мысли, если существует значительное число стихов или целых гимнов, по характеру и смыслу допускающих только мистическое истолкование, и, наконец, если обнаруживается, что поверхностные или ритуалистические подробности часто принимают вид символов, какие обычно используются в мистической литературе, и если в самих гимнах есть множество ясных указаний или даже недвусмысленных утверждений, раскрывающих этот сокровенный смысл, тогда это меняет всю картину. Тогда мы имеем дело с великим мистическим писанием, с писанием, имеющим двойной смысл – экзотерический и эзотерический, где сами символы обладают смыслом, делающим их частью эзотерического, элементом сокровенного учения и знания. Тогда вся Ригведа, за вычетом, возможно, небольшого числа гимнов, по своему внутреннему содержанию становится таким Писанием. В то же время экзотерический смысл необязательно является лишь маской; возможно, что рики рассматривались их авторами как слова, обладающие силой, способные воздействовать не только на внутренний, но и на внешний мир. Чисто духовное писание было бы сосредоточено на одном только духовном смысле, но древние мистики были еще и теми, кого сегодня мы бы назвали оккультными практиками, людьми, считавшими, что внутренние методы могут давать результаты как во внутреннем, так и во внешнем мире, что мысли и слова могут служить всякого рода свершениям, что – по выражению, часто встречающемуся в самой Веде, – они способны осуществлять задачи как человеческие, так и божественные.

Но как отыскать в Веде это эзотерическое содержание? Его можно раскрыть, только придав неизменное и самое прямое значение всем словам и формулам, употребляемым риши, в особенности тем ключевым словам, которые служат краеугольным камнем всей структуры их учения. Одно из них – это великое слово Ритам, Истина; Истина была главной целью исканий мистиков – духовная или внутренняя Истина, истина нас самих, истина вещей, истина мира и богов, истина за всем, что мы есть, и за всем сущим. В ритуалистической интерпретации это ключевое слово ведического знания толковалось во всех возможных смыслах, в согласии с удобством и фантазией толкователя; ему приписывались такие значения, как «истина», «жертвоприношение», «вода», «ушедший» и даже «пища», – не говоря о множестве других. Если мы будем поступать таким же образом, то утратим всякую уверенность в правильности понимания Веды. Однако, стоит нам начать последовательно придавать этому слово один и тот же ключевой смысл, как мы придем к непривычному, но ясному результату. Если же использовать эту методику в отношении других установившихся терминов Веды, придавая им при прочтении обычное, естественное, прямое значение и придерживаясь этого значения неуклонно и последовательно, не играя со смыслом и не обращая слово в чисто ритуалистический термин, если допустить психологическое истолкование для таких важных слов, как шравас (śravas), крату (kratu), которое они вполне могут иметь и которое они, несомненно, имеют в определенных местах, например, когда Агни описывается как kratur hṛdi («воля в сердце»), – то результат становится еще более ясным, объемлющим и убедительным. Если еще, вдобавок, следовать указаниям, встречающимся весьма часто подчас даже в форме недвусмысленных заявлений риши о внутреннем смысле их символики, и толковать в том же смысле значимые легенды и фигуры, к которым риши постоянно возвращаются, – победу над Вритрой и битву с вритрами – его силами, высвобождение Солнца, Вод, Коров из-под власти пани и других дасью, – то вся Ригведа раскроется перед нами как вместилище учения и практики – эзотерической, оккультной, духовной, учения и практики, какие могли бы быть созданы мистиками в любой из стран древнего мира, но которые реально дошли до нас только в Веде. Это учение умышленно скрыто под завесой, но завеса на поверку оказывается менее плотной, чем казалась вначале; стоит только нам самим пристальнее вглядеться – и завеса исчезает; перед нами восстает сокровищница божественного Слова, Истины.