Kitobni o'qish: «Спецагент из ниоткуда»
«Дабы понять природу нынешней войны – а несмотря на перегруппировки, происходящие раз в несколько лет, это все время одна и та же война, – надо прежде всего усвоить, что она никогда не станет решающей».
Джордж Оруэлл. 1984
Пролог
Четвертая дверь
1 июня 1945 года
Германия
Советская оккупационная зона
Территория бывшего концлагеря Везенштайн
После яркого полуденного солнца темнота подземелья ослепила их. Лучи мощных фонарей, ползущие по грубой каменной кладке стен коридора, казались настолько бледными, что невольно мелькала мысль о подсевших батарейках. Но батарейки были свежими, их заменили только сегодня утром, и фонари светили в полную силу; это глаза людей не сразу привыкли к новым условиям. Слишком резким был переход из дня в ночь.
Профессор Муромцев шел впереди, за ним полковник НКВД Кравцов. Следом по наклонному коридору спускались еще трое сотрудников НКВД и несколько солдат и саперов, вооруженных всеми необходимыми для работы инструментами.
Эта специальная миссия из Москвы прибыла в Германию две недели назад. Ее организация стоила Кравцову немалых трудов и усилий. Убедить руководство в необходимости миссии было задачей почти невыполнимой. Рассказы бывших узников Везенштайна, освобожденных советскими войсками, при всей их внешней искренности выглядели все же чересчур странными… Помог случай. На праздничном приеме в Кремле полковник разговорился с неким высокопоставленным лицом и между делом пожаловался на возникающие препятствия. Наутро вопрос был решен. В состав группы включили профессора Муромцева, как человека доверенного и проверенного.
Целью миссии были раскопки взорванных входов в подземелья Везенштайна, где, по словам узников, и велись загадочные опыты. Был ли сам Кравцов уверен в своей правоте? До недавнего времени он едва ли мог честно ответить себе «да». Но теперь… О, теперь все изменилось.
Раскопки двух первых заваленных взрывами входов не принесли сколько-нибудь весомых результатов. Приступая к раскопкам третьего, Кравцов и профессор волновались. Если и здесь успехи будут столь же скромными, придется возвращаться ни с чем…
Но третий вход преподнес многообещающий сюрприз. За сильно поврежденной лестницей, на глубине двух метров, солдаты наткнулись на каменную стену. Расчистив часть ее, обнаружили дверь. Эта дверь была сделана из дерева, но породы настолько твердой, что она почти не уступала ни камню, ни даже металлу. Взрывы оставили на ней значительные следы разрушения, и вскрыть эту дверь оказалось нелегко. За ней открылся коридор, уходящий круто вниз. Он заканчивался второй такой же дверью, а за ней была каменная лестница с крутыми ступенями, ведущая метров на десять под землю. Там, в небольшой и совершенно пустой круглой камере, находилась третья дверь; ее-то и предстояло вскрыть сегодня.
В нижней камере, под тяжким давящим сводом потолка, не позволявшим ни на секунду забыть о тоннах земли и бетона над головами, воздух был сухим. Он обжигал легкие, несмотря на царящий здесь холод. Муромцев подумал, что этот воздух насыщен мельчайшей пылью, хотя ни единой видимой пылинки не плясало в лучах фонарей. Следующей была мысль о Карнарвоне и Картере, открывших гробницу Тутанхамона и вскоре умерших загадочной смертью. Если отбросить нелепые домыслы о поразившем их «проклятии фараона», предполагалось, что они могли заразиться в гробнице какой-то неведомой болезнью. А какие угрозы могут таиться здесь, в этом холодном и обжигающем воздухе, которым трудно дышать… И там, за третьей дверью?
Саперы приступили к делу. Они нашли взрывные устройства, обезвредили их, и настала очередь работать солдатам. Дверь упрямо не желала сдаваться; она была укреплена много надежнее, чем две предыдущие. Лишь на исходе третьего часа, когда люди выбились из сил, дверь удалось открыть. С колотящимся сердцем профессор направил луч фонаря в черный проем. Возглас разочарования сорвался с его губ.
– Ничего нет…
Остальные столпились за его спиной, потом вошли за ним в обширный зал. Здесь действительно не было ничего, кроме цинковых столов и открытых настежь пустых сейфов.
– Но если рассказы заключенных верны, – сказал профессор, – а я надеюсь, что это так…
– Я верю, что это так! – перебил его Кравцов.
Он отвернулся, рассматривая стены, водя по ним из стороны в сторону лучом фонаря. Внезапно он замер.
– Смотрите…
Профессор подошел ближе, за ним и другие. Теперь все увидели, что один из выступов стены отличается от других. Начинаясь от самого пола, он заканчивался на высоте человеческого роста. Рисунок на камне состоял из сильно вытянутых треугольников. Там, куда были направлены их острия, располагался странный символ, напоминавший не то букву неизвестного алфавита, не то стилизованное изображение человеческой ладони.
– Что это? – пробормотал Муромцев.
Вопрос был, конечно, риторическим, но Кравцов предположил вслух:
– Четвертая дверь?
– Возможно, возможно…
Левой рукой профессор перехватил фонарь, а правую ладонь положил на знак в центре панели, как бы примериваясь.
– Не трогайте ничего! – поспешно предостерег Кравцов. – Может быть, и тут заминировано…
Профессор отдернул руку. Где-то глубоко под землей послышался глухой нарастающий гул. Стена чуть задрожала.
– Ложись! – закричал один из саперов.
Но выполнить эту команду никто не успел. Неожиданно выступ с каменным скрежетом отъехал назад и в сторону, освобождая темный проход.
– Это механизм, – выдохнул сапер. – Простое устройство на противовесах…
Побледневший Кравцов оглядел всех по очереди, поднял фонарь и сделал шаг в открывшийся проем.
Если остальные ждали новых возгласов разочарования, то не дождались. В течение долгих секунд они не слышали вообще ничего, а потом, когда встревожившийся профессор уже шагнул было к двери, оттуда раздался протяжный вопль ужаса.
В проеме появился Кравцов. Фонарь выпал из его руки и болтался на ремешке вокруг запястья. Лучи всех других фонарей сошлись воедино на его лице, белом как мел. И это был полковник, не раз со смертью встречавшийся!
– Там… Там… – только и смог он вымолвить, прежде чем рухнуть без сознания на каменный пол.
Часть первая
Профессионал
1
14 апреля 1945 года
7 часов
Германия, порт Киль
Под тяжкими грозовыми небесами разверзлись серо-стальные воды, и чудовище поднялось из морских пучин…
Боевая рубка субмарины U-536 грозно и неудержимо взлетела над волнами, омываемая шумными солеными потоками. Вслед за ней появилась и сама громадная подлодка. Субмарина замерла на рейде базы в глубине обширной Кильской бухты. Штормило, но огромное массивное тело U-536, не шелохнувшись, лежало в лоне вод. Ничего не происходило, словно подводный корабль был мертв. Угрюмые волны разбивались о его борт. Лишь полчаса спустя загрохотали болты открываемого люка, и на мостике рубки появилась фигура командира корабля, фрегаттен-капитана Манфреда Хелгена.
Светловолосый, голубоглазый, атлетически сложенный Хелген представлял собой почти идеальный тип «истинного арийца». Если бы кому-то пришло в голову разыскать живое воплощение нордической расы, лучшей кандидатуры он не нашел бы во всем рейхе. Но при этом Хелген странным образом не производил впечатления эдакого плакатного викинга. Были ли тому виной многочисленные морщины вокруг усталых глаз или свойственное ему неожиданно мягкое, совсем не «капитанское» выражение лица – так или иначе, Хелген выглядел все же не плакатно.
Вслед за командиром на мостик поднялся первый помощник Отто Гюнтер. Он что-то сказал, наклонившись к самому уху Хелгена, чтобы перекрыть шум ветра и волн. Тот, соглашаясь, кивнул и посмотрел в сторону верфей. Там вздымалась исполинская громада перевернутого линкора «Адмирал Шеер», незадолго до того разбомбленного английской авиацией.
В последние дни британские летчики хозяйничали в Кильской бухте, как у себя дома. Хелген указал Гюнтеру на торчащие из воды палубные надстройки крейсеров, ставших жертвой очередного налета. Разумеется, из регулярных радиосеансов экипаж U-536 был осведомлен о сложившейся ситуации, но фрегаттен-капитан впервые видел учиненный англичанами разгром собственными глазами. Это не просто бомбардировки. Это крах. Манфред Хелген на секунду прикрыл глаза…
На мостик рубки взбежал радист.
– Нам приказано пришвартоваться у второго пирса, – доложил он.
Хелген кивнул, но не спешил вернуться в командирский отсек. С болью оглядывал он покореженные портовые конструкции на берегу, торчащие вверх изогнутые прутья арматуры, руины, оставшиеся от многих арсеналов и складов. Союзники бомбили избирательно, рассчитывая захватить Киль более или менее уцелевшим, но и то, что они успели натворить, ужаснуло Хелгена. Давно, слишком давно U-536 не возвращалась домой. В предыдущие четыре месяца субмарина охотилась за англо-американскими конвоями в Северном Ледовитом океане, пополняя запасы в заполярном норвежском порту Буде, а еще раньше выполняла специальные задания в Гренландском море. Приказ следовать в Киль пришел внезапно. Хелген не пытался гадать, что за ним кроется. Текст радиограммы за подписью гросс-адмирала Деница был краток и ясен, фрегаттен-капитану оставалось только выполнить приказ.
Швартовка у второго пирса прошла как по нотам, команда действовала подобно деталям швейцарских часов. Прежде чем подняться к встречающим, Хелген обошел все отсеки – от двигателей до торпедных аппаратов. Все было в полном порядке. Фрегаттен-капитан по праву гордился своим кораблем. Его субмарина в случае необходимости могла совершить срочное погружение всего за сорок секунд и уйти на глубину более ста метров. Жизнеобеспечение позволяло свыше двух месяцев находиться в автономном плавании, а два крупповских дизеля по 2200 лошадиных сил каждый развивали скорость надводного хода, превышающую 18 узлов. На борту имелась современная радиолокационная станция. Идя под шнорхелем, воздухозаборным устройством, лодка под водой могла получать воздух для дизелей. Таким образом, U-536 достигала скорости 12–14 узлов, не всплывая на поверхность. Лодок такого класса было построено довольно много, но лишь некоторые из них располагали столь совершенным оборудованием и мощным вооружением.
Облокотившись о леер, Хелген стоял на мостике боевой рубки под трепещущим на ветру военно-морским флагом Германии. По мокрому бетону к трапу неслись две черные приземистые машины. Они развернулись одновременно и замерли в метре одна от другой. Распахнулись блестящие, как крылья жуков, дверцы, из автомобилей вышли пять человек, некоторые в эсэсовской форме. Они остановились у трапа, разглядывая Хелгена. Командир лодки, в свою очередь, смотрел на прибывших. Он узнал штандартенфюрера Ганса Раттенхубера, начальника службы личной безопасности фюрера, и адъютанта гросс-адмирала Деница Людден-Нейрата. Присутствие этих лиц могло означать только одно: вызов в Берлин.
При мысли о Берлине Хелген чуть сильнее сжал губы. Если у него будет хоть полчаса свободного времени, возможно, удастся повидать Анну и родившегося в прошлом году Вернера… Если, конечно, они еще живы, не погибли под русскими или английскими бомбами.
Раттенхубер и Людден-Нейрат взошли на борт. Фрегаттен-капитан встретил их уставным приветствием, после чего все трое обменялись рукопожатиями.
– Не угодно ли позавтракать в кают-компании, господа? – предложил Хелген, прекрасно зная, что последует отказ. У них наверняка нет времени. Сейчас в рейхе ни у кого нет времени, и его остается все меньше…
– Спасибо. – Штандартенфюрер наклонил голову. – Жаль, что мы вынуждены отказаться. Нам приказано немедленно доставить вас на аэродром. Вас ждет рейхсляйтер.
Манфреду Хелгену не впервые предстояло встретиться с рейхсляйтером Мартином Борманом. В первый раз это произошло 23 марта 1942 года, вечером в понедельник, когда фюрер пожелал лично наградить фрегаттен-капитана за совершенный им подвиг Железным крестом. U-536 потопила американский крейсер, на котором находились высокопоставленные представители главнокомандования флота США. Когда крейсер пошел на дно, офицеры пытались спастись на подоспевшем на помощь малом корабле сопровождения. Хелген преследовал его, догнал и уничтожил.
По возвращении в Германию его пригласили в ставку Гитлера «Вольфсшанце». После награждения состоялся скромный ужин. Присутствовали генерал Карл Генрих Боденшатц, постоянный представитель воздушных сил в ставке фюрера, бригаденфюрер Вальтер Хавель из Министерства иностранных дел, рейхсляйтер Борман, личный биограф Гитлера тридцатилетний оберрегирунгсрат Пикер и Хелген.
Рядом с дверью располагалась телефонная будка. Извинившись перед соседями по столу, Мартин Борман направился к телефону. Хотя он плотно прикрыл за собой дверь, его могучий бас рокотал и громыхал на всю столовую.
В этот момент появился фюрер: он немного задержался, читая сводку иностранной прессы. Гитлер находился в превосходном расположении духа. Подмигнув присутствующим, он с улыбкой показал на телефонную будку.
– Ну и взбучка! – воскликнул он.
Борман закончил разговор и вернулся к столу. Шла легкая, ни к чему не обязывающая беседа – говорили о содержании сусла и алкоголя в пиве, о новой книге Булера, посвященной Наполеону, о Лютере и готическом стиле в архитектуре. За десертом фюрер, желая сделать приятное Хелгену, в честь которого, собственно, и давался сегодняшний ужин, заговорил об успешных действиях германского подводного флота.
– Как приятно сообщить, дорогой Хелген, – сказал он, – что тоннаж потопленных кораблей наконец составил круглое число. Семьдесят одна тысяча тонн! Это больше, чем американцы могут построить за месяц… Корпуса кораблей еще можно склепать, а двигатели? В этом-то вся проблема.
Хелгену было известно, что США строили намного больше судов, чем теряли от немецких субмарин, но он промолчал.
– Не знаю, как американцы, – заметил Боденшатц, – а что до англичан, они превосходно воюют на море. Хотя бы потому, что знают о превосходстве итальянцев в авиации и тем не менее рискуют отправлять конвои, да еще без сопровождения линкоров.
– В объятия герра Хелгена, – преувеличенно мрачно сказал Борман, и все засмеялись.
– В отличие от янки, – отозвался бригаденфюрер Хавель. – Не спорю, они хорошие моряки, но для морской войны непригодны.
– Господин Рузвельт не рассчитывал на то, что у нас есть такое мощное оружие, как подводные лодки, – произнес Гитлер. – Наше преимущество в том, что мы с самого начала ограничились всего несколькими типами субмарин и учли все их особенности при серийном производстве. Основа остается неизменной, а вот в конструкцию отдельных подводных кораблей можно внести изменения.
Эта реплика фюрера не оказалась брошенной на ветер. Вскоре на U-536 была установлена новейшая радиоаппаратура и дополнительное оборудование. Уже тогда Гитлер задумал использовать субмарину Хелгена для специальных операций. Разумеется, ни ему, ни другим присутствовавшим за столом не могло прийти в голову, что всего через три года война будет безнадежно проиграна и «специальные операции» окажутся связанными с поспешным бегством.
– Вообще, нашим подводным лодкам, – продолжал фюрер, – суждено сыграть решающую роль в войне. Ну, хорошо: пусть даже господину Рузвельту удастся не допустить распространения военных действий на Исландию – как он любит выражаться, его перевалочный пункт западного полушария. Но положение вещей ныне таково, что уже вся Атлантика, а не только та ее часть, где проходят северные английские конвои, стала зоной оперативных действий наших субмарин! Им даже на руку, что в Средней Атлантике ночи длятся по 8 – 10 часов, не так ли, дорогой Хелген?
После ужина и просмотра нового выпуска «Дойче вохеншау» (обилие кадров с ликующими детьми привело Гитлера в восторг) фюрер и Борман тепло попрощались с Хелгеном, а начальник сопроводительной команды штурмбаннфюрер Гешке сообщил ему о предоставлении двух суток отпуска.
Весь следующий день Хелген провел в Восточной Пруссии у престарелых родителей (они погибнут в автомобильной катастрофе в 1943 году), а затем отправился в Берлин – к Анне.
Они сидели в уютном погребке близ ратуши, при свечах, и говорили о будущем. Тогда они еще не были женаты. В одни и те же понятия они вкладывали разный смысл. Для Анны «потом» означало «после победы». Хелген вообще избегал говорить о конце войны. Нет, он не был паникером или пораженцем, да и военная ситуация марта 1942 года вряд ли могла натолкнуть немецкого офицера на мысль о том, что Германия способна проиграть. Но он был солдатом, а любой солдат хорошо знает, что не всякая война заканчивается победой, военное счастье изменчиво.
Теперь, глядя на разрушенный бомбардировками Киль, он вспомнил этот вечерний разговор в марте сорок второго…
Хелген уселся на заднее сиденье машины, рядом с ним разместился Раттенхубер. Людден-Нейрат сел впереди. Вторая машина шла следом.
– У вас есть полномочия сообщить мне, с чем связан этот вызов, штандартенфюрер? – спросил Хелген по дороге на аэродром.
– Если бы я получил такой приказ, я бы уже выполнил его, – скупо улыбнулся Раттенхубер.
Ехали на большой скорости минут сорок – дорожные полицейские почтительно козыряли, едва завидев правительственный штандарт. Машины въехали прямо на летное поле и затормозили возле «Мессершмитта». У трапа самолета вытянулся человек в форме капитана ВВС. В 9 часов 42 минуты «Мессершмитт» взял курс на Берлин.
2
14 апреля 1945 года
13 часов 50 минут
Берлин
Сдавая личное оружие адъютанту Бормана, Хелген думал о том, каким он увидит рейхсляйтера теперь…
– Идите по этой лестнице, – распорядился адъютант, – и далее по коридору до конца.
– У меня не будет сопровождающего? – сдержанно удивился Хелген.
– Рейхсляйтер высказал пожелание, чтобы вы пришли один.
Фрегаттен-капитан спустился по лестнице и ступил на шероховатый пол длинного бетонированного коридора с рядами дверей по обеим сторонам. У каждой двери справа и слева в предписанной уставом позе замерли эсэсовцы с автоматами. Дальняя дверь была обита красной кожей. Охранники тщательно проверили документы Хелгена и посторонились.
В просторном кабинете, освещенном мягким неярким светом настольной лампы, сидел за столом Борман. Он поднял взгляд на Хелгена, застывшего в приветственной позе. Перемена была разительной. Вместо подтянутого, уверенного в себе человека, каким он запомнил Бормана, Хелген увидел почти старика. Рейхсляйтер сутулился, он даже будто стал меньше ростом. Глаза потускнели, из них исчез ироничный огонек. Сильно же изменился Борман с того вечера в сорок втором, когда состоялся ужин в ставке «Вольфсшанце»! Но трудно было бы найти в рейхе человека, которого не изменили эти три года…
– Садитесь, – негромко предложил Борман.
Он встал из-за стола, медленно подошел к большому радиоприемнику, взял с его крышки пистолет. Ни слова не говоря, он долго рассматривал оружие, потом тяжело повернулся к фрегаттен-капитану.
– Умер выдающийся человек, – тускло произнес он. – Германия лишилась великого сына. Генрих Шлессер застрелился…
В лице Хелгена ничего не изменилось – он никогда не слышал о Генрихе Шлессере.
Борман вернулся за стол. Желтый круг электрического света задел краем его руку.
– Война не проиграна, Хелген. Проиграно сражение, но не война. Окончательная победа безусловно и неизбежно будет принадлежать Германии. Когда-нибудь… Через много лет.
Рейхсляйтер замолчал. Он смотрел сквозь Хелгена, словно пытаясь увидеть, разглядеть это неведомое будущее.
– Шлессер знал это, – вновь заговорил Борман. – Он был одним из тех, кто создавал фундамент грядущей победы. А вы, Хелген, – один из тех, кому предстоит сохранить этот фундамент.
Борман снова поднялся, отпер встроенный в стену сейф и вынул оттуда коричневую папку с золотым орлом и двумя золотыми застежками.
– Здесь документы Шлессера, – сказал он. – Здесь мощь и сила Германии. Вы должны сохранить эти документы любой ценой. Даже ценой собственной жизни. До тех пор, пока не придет час… Считайте это частью завещания фюрера, адресованной лично вам.
– Да, рейхсляйтер, – ответил Хелген.
Борман перевел дыхание, будто сбросив тяжкую ношу с плеч.
– В рейхе не так много людей, на которых еще можно положиться, – заметил он уже более живым тоном. – К счастью, вы один из таких людей… Признайтесь, вам ведь хочется знать, что находится в этой папке?
Хелген изобразил на лице смесь изумления и негодования.
– Ну, ну, не надо. – Борман махнул рукой. – Здесь нечто более могущественное, чем все оружие, вместе взятое… Шлессер назвал это проектом «Деймос». Да, тот самый Деймос, сын Марса, бога войны. Ужас – так переводится его имя. Ужас для наших врагов и окончательная победа для нас…
Взгляд Бормана снова потух. Рейхсляйтер бессильно опустился на диван у стены, словно в нем внезапно иссяк заряд энергии. Он сделал прощальный жест.
– Я не задерживаю вас больше… Подробности вам объяснит Раттенхубер. Прощайте, Хелген, и удачи вам…
Манфред Хелген не знал, и не мог знать, какие события предшествовали срочному вызову в Берлин. Разумеется, документы Шлессера были отнюдь не единственными совершенно секретными бумагами, которые надлежало вывезти и сберечь ради будущего немецкой нации, ради воскрешения рейха из руин войны. Знаменитая фраза: «Если немецкий народ не способен победить, он должен погибнуть» – принадлежала обезумевшему Гитлеру. Но кроме него были и другие. И не о гибели нации думали они в эти трагические апрельские дни сорок пятого. Они думали о борьбе и победе, думали о том, что придет.
Гросс-адмирал Дениц организовал эвакуацию из Киля в широчайших масштабах. Надводные суда уходили десятками ежедневно. «Цель гросс-адмирала, – отмечал Людден-Нейрат в своем дневнике, – спасение возможно большего числа немцев». Но уязвимые для ударов с воздуха неповоротливые корабли не годились, чтобы вывозить на них столь важные и ценные секреты, к каким относились документы Шлессера. Им необходимо было обеспечить максимальную безопасность, насколько это представлялось возможным в условиях конца войны. Вопрос тщательно прорабатывался на недавнем совещании у Бормана. Обсуждались варианты эвакуации по воздуху и по уцелевшим линиям железной дороги, по понятным причинам отброшенные. Борман остановился на подводной лодке. Тщательно проверялись кандидатуры многих командиров субмарин, среди них был и Хелген. Прозвучало и предложение направить на подводную лодку специального эмиссара с документами, не посвящая командира в суть дела, но Борман решительно воспротивился этому.
– Командир и только командир, – заявил он, – отвечает за все, что происходит на его корабле, и только командиру я доверю бумаги Шлессера.
Круг поисков сужался. Наиболее безупречные послужные списки оказались у трех человек, одним из которых явился Хелген. И Борман не забыл короткой встречи с Хелгеном в сорок втором и благоприятного впечатления, которое тот произвел. В конечном счете и поэтому Хелген стоял сейчас перед Борманом, сжимая папку в руках.
Он двинулся к выходу.
У дверей Хелген оглянулся. Борман снова смотрел на пистолет, будто оружие гипнотизировало его…
Фрегаттен-капитана проводили в кабинет Раттенхубера. Штандартенфюрер жестом предложил садиться и извлек из сейфа несколько документов и карту маршрута следования.
– Вы отходите из Киля в два часа ночи послезавтра, – пояснил он, передавая Хелгену бумаги. – Как показано на карте, через Малый Бельт выходите в Каттегат, проходите Скагеррак, огибаете с севера берега Англии и далее – Атлантическим океаном к берегам Бразилии. Наша дипломатическая служба в этой стране получила указание встретить вас. Вы свяжетесь с нужными людьми по радио, вот особый код радиосвязи. Дальнейшие инструкции получите на месте… Теперь вот что. На тот случай, если ваша лодка подвергнется атаке, гросс-адмиралом Деницем приняты следующие меры. На побережье Малого Бельта, вот здесь, – палец штандартенфюрера коснулся карты, – и на вашем пути на островах Эре, Фюнен, Самсе и Анхольт организованы специальные спасательные посты, имеющие единственную задачу оказать вам помощь. С ними вы также сможете связаться по коду, вот этому. Детали согласуете с Людден-Нейратом. В Киль вас будет сопровождать охрана и представитель генштаба Ульрих де Мезьер, ответственный за операцию лично перед рейхсляйтером. Вопросы?
Движением головы Хелген дал понять, что вопросов нет.
– Хайль Гитлер! – заключил Раттенхубер.
– Хайль Гитлер!
Предупредительный адъютант провел фрегаттен-капитана к апартаментам, временно занимаемым Ульрихом де Мезьером. Этот невысокий подвижный человек понравился Хелгену, и он решился обратиться к нему с просьбой, с какой никогда не подступился бы ни к Раттенхуберу, ни тем более к Борману.
– Когда мы отправляемся на аэродром? – спросил он.
Генштабист бросил взгляд на часы.
– Есть полтора часа. Хотите отдохнуть?
– У меня в Берлине жена и сын…
Де Мезьер пристально посмотрел на Хелгена.
– Но вам ясна ситуация в Берлине, – сказал он. – Хоть сейчас и относительная передышка, но вы теперь важная персона…
– Думаете, прогуляться по улицам Берлина опаснее, чем сражаться с врагами в океане?
– Гм… Пожалуй, вы правы. Да и как бы ни закончилась ваша миссия, вам вряд ли вскоре выпадет случай увидеть родных… Давайте сюда документы.
Хелген передал де Мезьеру коричневую папку и бумаги, врученные Раттенхубером. Генштабист поместил их в черный чемоданчик с секретными замками и поставил в сейф.
– У вас полтора часа, – напомнил он.
Хелгену не понадобилось столько времени. Оглушенный и ослепленный, ничего не видя, стоял он перед развалинами разбомбленного дома. Сгорбленная фигура копошилась в дымящихся руинах. Пожилая женщина подняла голову, случайно наткнулась взглядом на Хелгена и ахнула.
– Это вы!
Траурная пелена перед глазами Хелгена начала развеиваться, и он узнал фрау Марту, их старую домработницу.
– Анна… – глухо выдавил он.
– Да живы они, живы, – быстро заговорила старушка, продвигаясь ближе, переступая через обломки. – Вчера ночью уехали. Тут была такая бомбежка, настоящий ад! Англичане, как бешеные псы, совсем с цепи сорвались. Было много машин, солдаты… Фрау Анна с маленьким Вернером уехали. Звали меня, а куда я поеду? В целом свете у меня никого нет…
– Куда их увезли?
– Я не знаю…
– Вчера ночью, – механически повторил Хелген. – Вчера ночью…
– Вы найдете их! Главное – они живы…
Хелген достал из кармана вечное перо, оглянулся по сторонам, оторвал обложку от валявшегося на мостовой старого журнала, нацарапал на ней несколько слов и протянул фрау Марте. Подумав, дописал еще что-то.
– Зайдите по этому адресу, – проговорил он. – Там живет доктор Вольфганг Роде, это мой друг. Доверьтесь ему, он окажет вам необходимую помощь.
Фрау Марта всплеснула руками:
– Бог не забудет вашей доброты… Будь проклята эта война!
Час спустя автомобиль увозил Хелгена и де Мезьера на аэродром. Черный чемоданчик был прикован к запястью Хелгена цепочкой.
