Kitobni o'qish: «Знаки-Собаки», sahifa 10
Родители еще не пришли, но дом напряженно молчал. Из своей комнаты Сита услышала, как внизу хлопнула дверь – пришел отец, только он так бахает, что звенят стекла. Наверное, полковник заметил в прихожей Ситину обувь. По стукам от резких движений девушка заключила, что папа что-то для себя решил и теперь не отступит.
Сита подумала:
«Может, он выпил? Ой, его гнев будет только хуже. Мамы дома нет и… только Большая Мать. Она ведь указала мне эту работу, хотя знала, что папа будет против».
Отец, должно быть, догадался, что в армейскую часть дочь служить не пойдет, а станет пресловутым гражданским ветеринаром. Большая Мать одобряла этот выбор Ситы. Тайд же с трудом сдерживал гнев – поначалу крохотный изъян, который за годы вырос и теперь часто искал выхода на свободу. Должна случиться буря, и Сита чувствовала, что беззащитна как никогда.
Тяжелые шаги уже гремели на лестнице к ее комнате. Отец бубнил бранные слова, взбираясь наверх. В комнате Ситы он бывал с каждым годом все реже, старел, выживал из ума и намертво сросся со своими убеждениями. Нет, он точно шел не поздороваться – каждая клетка в Сите говорила, что близится опасность. Не отдавая себе отчета в своих действиях, Сита двинулась в угол комнаты. Девушка встала между стеной и накрытым пледом вентилятором. Ей показалось, что на мгновение контур круглого обода вентилятора преобразился, и получилось нечто похожее на покрытую пледом голову и плечи. Но Сита не успела рассмотреть, поскольку в эту самую минуту распахнулась дверь и в комнату ввалился свирепый отец.
Отыскать затаившуюся девушку – дело нескольких секунд. Ее наивная попытка спрятаться – не больше чем дань древнему инстинкту самосохранения. Какая-то секунда, и отец ее увидит. Но куда-то подевалась острота чувств: стоя в двух метрах от разгневанного Тайда, девушка не ощущала и капельки страха. Сцена разворачивалась перед ней, словно немое кино, в котором к тому же отключили и чувства самого зрителя.
Полковник, уперев взгляд в пустоту в середине комнаты, явно перед собой кого-то видел. Он орал на существо, совершенно прозрачное и для Ситы невидимое. Не услышав ответа на свою грубую реплику, он бросился вперед, но вместо этого креном пошел в сторону к кровати. Вынесенная вперед рука ударила… в подушку. Крепкий для своих лет мужчина завелся не на шутку и что было сил начал молотить подушку, пока та не очутилась на полу. Тиран немного образумился и начал назидательно трясти указательным пальцем правой руки. Было видно, что ему стоило больших усилий не пустить в ход ноги. Незримая жертва никак, однако, не внимала его словам.
В конце концов у Тайда сорвало предохранитель. Удар ногой, обутой в домашнюю тапку, еще удар, и подушка улетела в угол, где на высокой подставке красовались комнатные цветы. Сита увидела, как горшок с красным цветком полетел вниз, стукнулся о ковер и покатился к ногам полковника. Тут горшок развалился на куски и обнажил черный рассыпчатый грунт и белесые корни растения.
Случилось, что все лепестки разом опали и рассыпались по полу, а один из них прицепился к носку тапки полковника. Звон расколовшегося горшка, красные пятна по ковру и на ноге отрезвили безумца, и Тайд замер. Он посмотрел под ноги и обеими руками схватился за голову. Потом попятился к двери, шевеля губами, как выброшенная на берег рыба. Не отводя глаз от ужасной сцены, спиной вывалился в коридор, пробороздил вниз по лестнице и только в этот момент звук возвратился в восприятие Ситы.
Она услышала протяжное завывание отца. Было в этом пронзительном, надрывном стоне что-то от раскаяния глупой собаки, ни за что покусавшей малыша. Сите сделалось жалко папу, но здравый смысл обуздал ее сострадание. Надо было немедленно уходить! Чем быстрее, тем лучше. Сита осмотрелась, и ее взгляд невольно упал на кроваво-красные лепестки. «Точно как кровь!» – подумала девушка и зачем-то стала их подбирать, так сильно портили они весь вид. Тут Сита что-то вспомнила, резко обернулась на место, где только что пряталась. Там стоял вентилятор, покрытый пледом, все тем же пледом, как много лет назад. Он уже стал выцветать, и зеленые тона сильно поблекли. Но ее собачий нюх учуял прекрасный тон, исходивший от этого предмета. Слабое, будто фосфорическое свечение. Нет, ей не показалось…
– Борис, Борис, дружище. Приезжай сейчас с каким-нибудь доктором. Каким?! Хирургом… наверное.
Внизу слышался сдавленный голос Тайда.
– Только быстрее… Не мне… Я, дурак, н-немного дочь побранил. Нашло на старого пня… не знаю, она наверху, я туда не пойду. Мне надо уйти… дверь оставлю открытой. Девочка на третьем этаже, там один вход. Если дома будет жена?… Да, тогда скажи, что Сита тебе сама звонила… да так и скажи-наплети, что сама звала о помощи – упала со стула… никого дома нет… вот тебе позвонила… телефон у нее был… Не бойся, она сама ничего поперек не скажет… пока не скажет. Не знаю-ю-ю! Брат, помоги сейчас – вопросы потом, а? Мне надо уходить… Придумай что-нибудь, я тебя не забуду. Братишка, б-ы-с-т-р-е-е!
Сита сообразила, что отец вот-вот окажется во дворе и, возможно, заскочит в гараж. Единственный выход для нее – через задний двор.
«Зачем Борис? Отец думает, что так сильно меня побил? Спасибо, Мать, милая моя Мама! Ты спасла меня!»
Когда Сита прокрадывалась через двор, потом через забор соседей и на заднюю улицу, на нее вдруг налетела собака. Соседи завели ее, чтобы защищаться от воров, и Сита, по мнению псины, была первым за всю историю. Девушка видела, что злюка вот-вот схватит ее за ногу. От пережитого не смогла сообразить, что говорить собаке в таком случае. Но Сита вспомнила Большую Мать и позвала ее. Собака с разбегу ударилась носом в Ситину ногу, так что девушка чуть не упала. По инерции зверь пролетел еще с метр вбок и только в конце траектории разинул пасть и клацнул зубами. Будто каким-то образом замедлилось время, либо пес потерял ориентацию. Чтобы подобный фокус не повторялся, Сита что есть сил пустилась к забору и постаралась на него взобраться, но руки не слушались. Тем временем собака опомнилась и секунду-другую стояла с недоуменным выражением на морде. Ей впервые выпало поймать настоящего вора, но она промахнулась и теперь сильно засомневалась в себе. Это выразилось в истошном лае. На этот раз более осторожно, чем прежде, пес стал подкрадываться к девушке, не прекращая ругаться. Сита понимала, что весь шум происходит из-за нерешительности четвероногого. Тут она вспомнила, что надо гавкнуть, чтобы еще больше дезориентировать животное. После Ситиных завываний собака окончательно потеряла веру в себя, ее лай превратился в оправдательный шум и на людском наречии значил бы: «Предупреждать надо. Если дело, то дело – я пущу, пущу. Зачем надо вором притворяться?»
Когда стало ясно, что нападение не повторится, Сита, собравшись с силами, перелезла через острые палки. Ее путь лежал к ветеринарной больнице. Всю дорогу девушка бежала и думала то о несчастном отце, то о своих несправедливых сомнениях в Большой Матери. Богиня устроила, чтобы отец бил подушку, думая, что наказывает дочь. Она же дала возможность уйти из дома и уберечься от злой собаки. Как Сита теперь может сомневаться в ней? С этими мыслями девушка дошла до ветеринарки, все еще не зная, что будет делать дальше. Постучалась – доктора нет. Уже поздновато, и он ушел домой. Вот досада! Рядом с входом был припаркован его белый фургон, и Сита подумала, что, может, доктор отдыхает внутри, ожидая нового вызова.
За стеклом машины она тоже никого не разглядела. В кампус идти нежелательно – скорее всего, отец или мать начнут туда названивать в первую очередь. Сита, не зная зачем, попробовала ручку автомобильной дверцы, и вдруг… дверца поддалась. Девушка подумала, что доктор, видно, человек рассеянный, но поспешила от дверцы отойти. Оглянувшись, она поняла, что рядом никого нет, и только открытые окна соседнего дома по левую руку смотрели на нее пусто и безжизненно.
Что, если в машину, подумала Сита. Там можно переночевать, а с утра на учебу, потом к новым хозяевам на работу после двух. Ее сердце наполнила радость от такого решения. Теперь спал весь гнет предстоящих оправданий перед отцом о своей новой работе. Даже… – у Ситы замерло дыхание – можно не возвращаться домой вообще. Скажем, договориться с доктором и жить в этом фургоне, а когда холодно, устроиться на ночную смену сюда же, в ветеринарку, а по выходным можно ночевать в ординаторской.
Сладкие мысли убаюкали девушку, и она заснула, но ночью ее разбудил сон, где была Лора. Ведь мама будет искать, может, уже ищет, выбивается из сил. Каково для Лоры, когда дочь покидает дом в шестнадцать лет, да не в какой-то студенческий кампус, а насовсем! Понятно, что если не замуж, то маму замучат тревоги. Отец после этого эпизода будет скромнее и перестанет диктовать свою волю. Так одна мысль цепляла другую, и сон не приходил. Сита решила, что утром напишет письмо Лоре, если мама не будет дежурить у ворот. Но ведь полковник может все скрыть, тогда мама будет пребывать в блаженном неведении.
После учебы Сита опустила в почтовый ящик письмо, где обтекаемо писала маме, что попробует жить сама и что новая работа будет приносить ей достаточный доход. Поселиться Сита обещала сначала у подруги, потом еще где-нибудь. Денег девушке хватало бы только на жизнь. Но мамин ответ не волновал ее так, как предстоящий визит в новый дом к Приямане и Сэму, к их хозяевам, с которыми предстояло подружиться. И Сита решила сделать им подарки – всем четверым. Причем Приямане должен достаться царский.
Для коронованной особы Сита купила в бижутерии кулон на ободок. Меньшего Приямана не заслуживал, а на более дорогое у девочки не было средств. Анджали достанется футболка с изображением собачки, и Сэму попроще – мячик. Главе семейства – Виктору… Сита пока не знала, что подарить.
Когда девушка подходила к дому новых хозяев, ей вспомнилось о «новом доме» – месте, куда, прожив жизнь, переходят все люди. Такое Сита слышала и от Лоры, и от Большой Матери. Воспоминание вызвало в ее душе трепет, подобный тому, что был при первой встрече с Прияманой. До сих пор у Ситы не нашлось времени поразмышлять, как развитая душа собачки продолжает быть в теле животного, причем в таком крохотном теле. Невероятно!
– Это тебе, Приямана, – сказала Сита, увидев йокшира у дома. Собачонка не спешила принимать подарок. Сказалось противоречие любознательности и аристократических наклонностей, и на этот раз победил детский мотив. Сита попробовала взять йокшира на руки, но на этот раз услышала рычание.
– Что? – изумилась девушка. – Неужели ваше величество не желает подарка? Даже так? Вы избрали такую маленькую форму, чтобы все вам кланялись!? Оригинально!
Сита немало подивилась сноровке этой души – знала же, как заставить людей ее уважать.
– Здравствуйте! Вы вовремя, – услышала Сита голос Виктора.
Ему-то она подарка не припасла.
– Добрый день! Решила пораньше прийти и подарить новым питомцам презентики.
Сита замешкалась, но вдруг нашла, чем обрадовать Виктора:
– Вам не знала, что подарить, но послушайте секрет, которого никогда не найдете в книгах про домашних животных, и даже на нашем курсе такого не рассказывают. Обратите внимание на ушки Руди – мохнатенькие, волосатенькие, но держатся прямо. Значит, блох нет. Когда заметите, что он начинает опускать уши чаще обычного, надо проверить и на всякий случай помыть его специальным шампунем.
– Спасибо. Чего только не услышишь? Ваш способ похож больше на народную примету!
Раздался лай, и появился Сэм, в которого Сита запустила мячик. Пес аж взвизгнул от радости и нарочно стал выпускать мячик из пасти, чтобы тот больше попрыгал и поубегал от него. На подарок для Сэма Руди отреагировал неодобрительно. Должно быть, ему не понравилось, что Сэма принимают за равного, пусть даже подарок такой незатейливый.
Но великий знаток собачьего нрава, Сита сообразила, как сгладить недовольство. Она согнулась в талии к Руди и поднесла к ее носу свои два пальца. Знак необыкновенного почтения для собаки любой масти.
– Вы с ними, как с детьми, – отозвался Виктор, – думаю, у вас талант. Я уйду, а к вам сейчас выйдет жена, я ее позову.
При упоминании о супруге Сита опять ощутила на лице легкий, едва уловимый ветер, который нельзя спутать с обычным явлением природы. В ногах что-то зашевелилось, и Сита увидела, как Руди делает восьмерки между ее кроссовок. Это понятный знак: собачонка хочет, чтобы человек пошел за ней. Виктор удалился, и пока не было его жены, можно посмотреть, куда зовет «король собак».
Сита вспомнила, как тогда, много лет назад, ее назвала Большая Мать: «королева собак». Да! Сладость, нескончаемая сладость приходила от этого воспоминания. Его Высочество Приямана-Руди увлекал Ситу внутрь дома, а девушка засомневалась, может ли она входить без разрешения хозяев. Но король одним только взглядом указал, что он разрешает.
Глава 56.
Возле стены в большой комнате стоял внушительный деревянный сервант ручной работы. Очень искусно выполненный, с одной, однако, странной деталью. Король собак встал как раз напротив этого элемента, так что Сита сразу заметила… занавеску прямо посреди массива красного дерева. Она была очень искусно вышита и гармонировала с орнаментом всего изделия.
Приямана-Руди встал на задние лапки, но не смог дотянуться до края шторки. Потом посмотрел на Ситу, не издавая ни звука, не двинув ни одним мускулом. Сита поняла по ее глазам – надо сделать шторку длиннее, чтобы «король» по своему желанию мог ее открывать.
Тут сердце Ситы застучало быстро и неритмично. Она отодвинула шторку, и… ноги не удержали ее легкого тела.
– М-а-м-а, мамочка, я нашла тебя. Я нашла, – выдавила из себя Сита голосом, в котором зазвучали слезы, – на-а-ш-л-а!
Со второго этажа Анджали видела девушку лет шестнадцати, стоящую на коленях. Рядом с ней, вытянув передние лапки вперед, сидела собачка Руди.
«Поднимись, дорогая! Я скоро вернусь, и мы поговорим», – услышала Сита голос Большой Матери. Услышала своими обычными ушами. Девушку подхватила волна, когда вокруг все движется и танцует вокруг только одного образа, милого всей ее природе. Ее глаза видели статуэтку женщины-богини. После многих лет разлуки изящные контуры ласкали взгляд преданной ей Ситы. Все происходящее кругом было Ее голосом, Ее ароматом, Ее дыханием.
– Великая Мама, я так хотела видеть тебя! Спасибо, спасибо, – прошептала Сита. Радом с ней появился Сэм и принял ту же позу, что и Приямана.
– Я уже спускаюсь, – произнесла сверху Анджали, видя, что ее гостья почему-то невероятно расчувствовалась.
Сита слышала шаги легкого тела по невидимой лестнице где-то позади себя. Ее внимание попеременно то сужалось в точку, где находилась ее любимая Большая Мать, то вдруг расширялось, что невозможно было поймать ни одного явления или звука. Все воспринималось как одно целое – единое и никогда не разлучное друг с другом.
«Единство, единство!» – неслось в голове Ситы.
Анджали с испугом подошла к девочке и легко коснулась ее правого плеча. Сита медленно протянула левую руку и нащупала кончики пальцев Анджали. В следующее мгновение чувства покинули Ситу, и она стала всем телом крениться к полу. Сэм отскочил, но Анджали успела подхватить девушку и оттащить к дивану. Сэм тотчас же подскочил к Сите и принялся лизать ее ладонь. Анджали побежала за водой и, только возвращаясь из кухни, заметила, что шторка на серванте открыта.
– Ликадви, – воскликнула Анджали, – о, Мать… так это ты привела девочку? Ты никогда не будешь мне понятна. Никогда!
Анджали наклонилась над Ситой, и ее густые черные волосы упали на лицо девочки. Та встрепенулась. Потом на губах Сита почувствовала воду. Свет дня снова забрезжил перед глазами.
– Со мной такого не бывает, – неуверенно призналась Сита, – наверное, съела не то. Простите!..
– Успокойся! – мягко произнесла Анджали. – Тебе станет лучше, если ты полежишь. Собачки сегодня обойдутся без тебя.
Сита начала успокаиваться, но неожиданно услышала:
– Думаю, врача вызывать не будем! Тут заболевание «иного характера».
Анджали сказала с доброй ехидцей, показывая своим видом, что знает обо всем куда больше, чем предполагала девушка. Простое сердце Ситы не удержалось, и девочка разрыдалась – неуемно, с потаенным в плаче-стоне о непознанном, но давно-давно искомом. Ее слезы были не такими, которые дарят матери пришедшим с войны сыновьям. Не были переживания Ситы и раздирающим душу плачем о находке вещи, которая много раз уходила из рук. Анджали были знакомы чувства Ситы, и все же она удивлялась, как искренне взывает юная еще девушка. Такой откровенной мольбы Анджали искала в себе, искала давно; с тех самых пор, как узнала от своего наставника Серафима о подлинных слезах сердца.
В свои тридцать четыре года Анджали не довелось узнать душевных рыданий: улыбок счастья, сияющих сквозь горькие слезы. Жизнь проводила сквозь застои и взлеты, вела в разочарование и возвращала надежду. Высекала слезы боли и недолгой радости. Все же глубоко в себе Анджали носила мечту хоть однажды утереть с глаз капельки любви и искренности. Какими они будут, Анджали до сих пор только мечтала. Теперь, впервые после ухода наставника, она увидела зов души, который прятался то в девчачьих влажных глазах, то в нежной улыбке, которая застыла отражением таинства внутренней гармонии и упоенного любовью сердца.
Анджали принялась реветь, не отдавая себе отчета, почему и зачем. Она обняла Ситу, стала гладить по голове, и было это так приятно, так не хотелось упустить этот истинный момент – секунду, которая появляется на Земле, только чтобы вновь исчезнуть в Вечности.
– Я вам все рас-ска-жу, – хныкала Сита, – больше пяти лет я ищу богиню-мать. Вот нечаянно увидела ее у вас. Нечаянно! Простите…
Анджали прикоснулась к губам Ситы: слова не нужны. В женщине произошла перемена, и чувства прорвались, превратились в потоки слов:
– Может, все совпадение? Так может быть? Нет. Какое же совпадение! Лишнее это, надо жить, не бояться. Надо знать, что сделать, чтоб доставить ей удовольствие. Правда?! Так ведь, дружок? Ты хочешь воды, может, тебе надо льда или… хочешь на воздух? Да, на природу! Можешь идти? Пустяк, я донесу – у нас на заднем дворе гамак. И расскажи… расскажи сейчас, что можешь, и потом, еще!
– Можно, я спрошу? – вымолвила Сита.
– Да. Что ты хочешь узнать? Как замечательно. Ведь так это здорово! Почему моя радость сейчас не у всех – мать, дай остальным такую реальность! Это не открытие, что ты, Сита, появилась у нас в доме, но сколько радости! Неужели собачки?! Представить только, как сильно наперед знал все наставник. Серафим-учитель, ты ведь никогда не перестанешь меня удивлять. Когда известно даже все наперед, ты найдешь, как меня изумить!
Не останавливаясь ни на секунду, Аджали продолжала:
– Он сказал, что ко мне вернется его скульптура. Придет сама, когда я буду готова, когда появится место, куда она сможет прийти. Понимаешь? Я тогда не верила, ведь камень… – немного поколебавшись, она спросила, – мы говорим об одних и тех же вещах. Верно!?
Все было правильно, за исключением того, что Сита молчала и тихо сушила свои слезы, пока хозяйка без умолку изливала душу.
– Мы переехали всего год назад – я как знала, что это то самое место, о котором говорил учитель Серафим. Здесь сад прямо перед входом, ты видела. Конечно, его невозможно не заметить! Притом старушка, которая продавала дом, все норовила мне рассказать про сад, так и тянула пойти посмотреть. Я была изумлена – цветы все, как на гирлянде в доме Серафима. Потом появились собачки. Ты не поверишь! У тебя есть собака или кошка… дома? – сбивчиво и для какой-то своей цели спросила Анджали. Сита чувствовала, что болтовня Анджали успокаивает и возвращает плаксу в привычный мир. Вместе с тем оставалось неясным, чего хочет Анджали, и правильнее было просто слушать.
– У меня есть два друга: Посейдон и Грета. Они живут на нашей улице, – ответила девочка.
– Ты знаешь, что значит иметь собаку. Наверное, ухаживала за друзьями? Просто как семья – они все понимают. Даже мысли. Ты замечала?
– Ага.
– Я во сне увидела псенка. Один в один Руди. Прямо фотография. Много знакомых людей приснилось, и то один, то другой спрашивают меня: это твоя собачка? Я отвечаю, что нет, и почему-то все ношу ее на руках. Потом еще раз: твоя? Нет! Я проснулась и задала себе первый вопрос: а почему не моя? Всю ночь я таскала ее с собой и глупо от нее отнекивалась.
Неизвестно, что творилось бы с Ситой, если бы не Анджали с ее нескончаемой трескотней. Она говорила так, будто в каждом новом предложении сокрыт смысл всего предыдущего повествования. Не оказывалось сути ни в одном, ни в другом, но рассказчица продолжала ставить невероятные акценты – может, стараясь удивить Ситу, может, разобраться в себе – в чем же для нее суть.
Мало-помалу к Сите вернулись спокойные чувства, и она вновь уставилась на статуэтку. Она жмурила глаза – может, это не та, что была в их доме? Могла быть и копия. Но девочка укорила себя за сомнение – зачем она не верила своему сердцу? Это точно их скульптура.
«Ну же, Анджали, когда ты в своем рассказе прибудешь к месту, как богиня-мать пришла в твой дом?»
– Я в интернет, увидела фото Руди, и к хозяину. Он встал на своем – только двоих вместе. Дескать, им по родословной положено. До сих пор не пойму – они ведь разных пород. Слукавил мужик! Супруг потом сказал, что через полгода нам будет не до собак и надо приглашать помощницу. Все как по писаному…
Анджали прервалась, чтобы взглянуть на Ситу. В глазах девочки теплым светом молчал покой. Глубокий, неподвластный изменениям и живший вне зависимости от судьбы, от земного долга.
Они обе посмотрели на статую богини, и Анджали, хотевшая заговорить, почувствовала на губах мягкое прикосновение пальчика Ситы. Понятно! Они обе, младшая и старшая, теперь сравнялись и были преданными слушателями у стоп неописуемого великолепия.
Бесшумно в комнату вошел Руди и следом Сэм. Они улеглись между людьми и статуэткой, выставив лапы вперед, словно сфинксы, и не издавая ни звука. Сита вошла в транс – в пространство внутренней вселенной человека, которое никогда не знало мысли, которому не знакома и форма. Анджали невольно последовала за Ситой в новое для себя состояние. Сейчас она была готова. Только сейчас.
Время стало растягиваться, оставляя о себе слабое напоминание – знак прямой линии на каминных часах. Появился Виктор, держа в руках маргаритки. Он нес их к статуэтке, но так и застыл при виде безмолвной и величественной сцены. Перед ним стоял крохотный стульчик. Ему показалось, что стоит только присесть, как сразу привычный мир обрушится и он, следом за Ситой, женой и собачками, унесется в неведомую и манящую бесконечность.
Конец
