Kitobni o'qish: «Бригантина в песках»

Любимой жене Ноэми́ А.-Г. посвящаю эти стихи

Секирная гора

Секирная гора –

Крутой горбатый склон,

Как иеромонах в изношенной сермяге.

Гремят колокола

И их кандальный звон

Печалит лик Христа на вылинявшем стяге.

Когда однажды вдруг

Рубиновый рассвет

Нарушил стройный ход ночных богослужений,

Я понял цену всех

Расстрелянных побед,

Бессмысленность молитв и горечь достижений.

Я вышел из руин

И по́днялся впотьмах

На роковой рубеж у проклятого склона,

А там лишь буквы СЛОН¹

Ржавеют на столбах

В хрустальном свете звёзд созвездья Ориона.

Нет! Пусть горят костры,

Трещит в огне трава –

Коль издревле у нас в крови самосожженье!

Пусть пламенем святым

Сгорят те острова,

Ведь первородный смысл огня – преображенье.

20 января 2003 г.

Соловки

Ночной расстрел

Увидел в небе я

Звезду печальную,

И будто не во сне, а наяву

Густая кровь моя

Большими каплями

Летела в пыльную, примятую траву.

Я к бесконечности

Взлечу отчаянно,

Ведь не случайно же, как будто наяву,

Я падал медленно,

Насквозь простреленный,

В сухую, пыльную, примятую траву.

22 апреля 2003 г.

Москва

Судьба

Сгорают жизни

В моей отчизне,

И в вечной тризне

Скорбит душа.

Что ж, мы не боги –

Бредём, убоги,

Сбивая ноги,

Тряпьём шурша.

А в наши спины

Бьют карабины.

Как сок рябины,

Льёт кровь из ран.

И нам, похоже,

Никто не сможет,

Внушить, что всё же

Нам выбор дан.

3 мая 2003 г.

Саров

Пустите в море альбатросов

Заледенели копны тросов.

Заледенели.

На леер птицы прилетели,

И мы поймать с тобой успели

Двух альбатросов.

Зажато судно между льдами.

Зажато судно.

В студёном море выжить трудно,

И смерть, шаги считая нудно,

Идёт за нами.

И ветер свищет в такелаже.

И ветер свищет.

И, словно нищий, в море рыщет,

И, словно сыщик, слабых ищет

Средь экипажа.

Пустите в море альбатросов.

Пустите в море.

Они утопят наше горе

В пустом безжизненном просторе

Среди торосов.

28 ноября 2003 г.

Москва

Абордаж

Пиратский бриг захлёбывался течью.

И, пригвождённый шпагою к бревну,

Их капитан, разорванный картечью,

Руками гладил пенную волну.

Он час назад услышал с полубака

Надсадный залп с фрегата короля

И усмехнулся: этим ли собакам

Пугать пиратов пушкой с корабля?!

Он матерился весело и смачно.

И приказал разрезать такелаж,

Чтоб намотать концы его на мачты.

И крикнул: «Будем брать на абордаж!»

К чертям молитв пустое боголепье!

Корсару путь закрыт на небеса.

И ядра, крепко спаянные цепью,

Крошили мачты, рвали паруса.

И на канатах загнанные люди

Неслись с ножами в выбитых зубах

На борт, где сталь проваливалась в груди

По рукоять в израненных руках.

Не видели ни яростней, ни злее

Сражения ни Бог, ни даже чёрт,

И кровь, перехлестнувшись через леер,

Густой струёй стекала на фальшборт.

Отсюда сотни миль к ближайшей суше –

Живым уйдёшь ты сам или твой враг.

Хрипя, из тел вываливались души

И развевали ветром чёрный флаг.

Жаль, капитан не видел той атаки

И не узнал, что их корабль – наш!

Не страшно, что убит он в этой драке.

Ведь он успел сказать: «На абордаж!..»

22 августа 2005 г.

Москва

Поисковики

Мы сгребаем дрожащей рукой

Твои кости в ведро на раскопе.

Ты убит той суровой зимой

В сорок первом году под Москвой

И засыпан в немецком окопе.

Здесь погиб штурмовой батальон.

Мы прошли по следам твоей роты.

ППШ, две гранаты, патрон,

Котелок и пустой медальон –

Весь итог поисковой работы.

Ты вернуться с войны обещал

Кареглазой знакомой девчонке,

А потом твой отец прочитал,

Как ты друга в бою защищал,

В опоздавшей на год похоронке.

Грязь с находок счищает рука.

Вот награда за мили похода:

На простреленном дне котелка

За строкой проступает строка –

Это имя и адрес комвзвода.

Наконец этот лес мы нашли,

Где с боями прошла твоя рота.

Здесь на мёрзлые комья земли

Из-под чёрных бушлатов текли

Струи крови и горького пота.

Есть дома, где их души кричат

За некрашеной рамой оконной.

Их сердца для кого-то стучат.

Там, как в церкви, не гаснет свеча

Перед маленькой старой иконой.

Нам не выдаст никто ордена,

Нам не пить и не петь о Победе,

Но для нас это та же война –

За фамилии и имена,

За последнюю память о деде.

Наши руки сжимают не штык,

А всего лишь простую лопату,

Чтобы смог положить фронтовик

В День Победы букет из гвоздик

На могилу погибшему брату.

25 января 2006 г.

Москва

Песня торгового барка

Что вы кружитесь, чайки,

Надо мной в вышине?

Уж последние гайки

Заржавели на мне.

Как от скверной болезни,

Разошлись люверса.

Крепко стянуты сезни –

Не отдать паруса!

Я не видел свободы

Восемь призрачных лет,

И на вольные воды

Мне надежд уже нет.

На два румба ошибся

Пьяный контр-адмирал.

Я о банку расшибся,

Килем мель пропахал.

Оверштагом эскадра –

С курса прочь моего.

Бьют флажки, словно ядра:

«Оставляйте его.

Грот и фок – на гитовы.

Экипаж – на баркас.

Груз – на флагман. Готовы?

Обойдётся без нас».

Размывала корветы

И фрегаты заря.

Я считал силуэты,

Им в кильватер смотря.

Они все уходили,

А я был ещё жив.

Но меня превратили

В безобразный блокшив.

Океан, как собака,

Борт мне лижет волной.

Я от юта до бака

Полон злобы пустой.

Я обрюзг, я задохся

И слегка окосел,

Но бушприт не рассохся,

Гафель вроде бы цел.

Словно в раны, мне в щели

Солью жжёт горячо.

Да, порвало брамсели,

Но не вечер ещё.

Меня в море отыщет

Одноглазый пират

И на рваное днище

Нашабашит заплат.

Вновь откроются люки,

Растрясая песок.

Вздернут крепкие руки

Черный флаг на гюйсшток.

Мне полезет на ванты

Вся портовая рвань,

Чтоб настроить секстанты

И расправить бизань.

Напрягутся марсели –

Сухожилия рей –

И сорвут меня с мели

На просторы морей.

Что, не ждали подарка?

Я не так уж и стар,

Из торгового барка

Превратившись в корсар.

22 января 2007 г.

Москва

Высоцкому

Сцена – очень тяжёлое бремя, но

Твоё имя – главная роль!

Всем актёрам страны одновременно

Не сыграть твою жизнь – и боль.

Ты один, кто узнал те количества,

При которых не нужен ад,

Когда струны, как ток электричества,

Бьют по пальцам, ложась на лад.

Ты на грифе гитары пульс Родины

Смог прощупать своей рукой,

Чтобы спеть о российском народе нам,

Как не смог бы никто другой.

Ты открыл в русском сердце отдушины,

Недоступные для других,

И на мелкие части рвал души нам

Твой охрипший от крика стих.

Ты сумел отстрадать и отмучиться

За потомков на век вперёд,

Но у нас, извини, не получится

За тебя завершить полёт.

25 июля 2007 г.

Москва

Мечты о море

Мне приснился опять мой далёкий порт,

Шелест волн с перекличкой чаек,

Тяжесть джинсовых в море промокших шорт

И от пота взопревших маек.

И я вспомнил, как мы на вершине скал

Всё мечтали, смотря на море,

О далёких пассатах, и я искал

Бриг-корсар в голубом просторе.

Он с норд-остом врывался в мою мечту,

Трюмы золотом были полны,

Он шёл прямо ко мне и на всём ходу

Прорубал узким носом волны.

Он из адского пекла вернулся цел –

«Чёрный Роджер» победно реял,

И болтались остатки иссохших тел

На побитых картечью реях.

Там пираты пели, что море – их дом,

В жилах кровь от тех песен стыла,

А они жадно пили кубинский ром,

Вспоминая, как это было,

Как в кровавых сраженьях, казалось мне,

Они грабили галеоны.

Те, что ныне гниют глубоко на дне

От Америки до Альбиона.

В оверштагах крутых надрывался лаг,

Когда гнали суда в фиорды,

Чтоб согрели клинки их голодных шпаг

Своей кровью князья и лорды.

И когда их трюм был сокровищ полн,

Они в порт сквозь шторма спешили.

И бушприт высекал из свирепых волн

Струи горько-солёной пыли.

Там со свистом надсадным рвал хлыст тугой

Спины пленных гребцов-испанцев.

И стоял там с подзорной своей трубой

Капитан у разбитых шканцев.

Где причалят они, он не знал и сам –

Им любые подходят дали.

Лишь бы там было много весёлых дам

Да покрепче грог наливали.

И я с грустью в безбрежную синь смотрел,

Когда с гор мы спускались с братом.

Я искал тот корабль, а сам жалел,

Что не быть мне таким пиратом.

20 октября 2009 г.

Москва

Гитаре

От всех нехитрых благ земного шара,

Я лучших дней давно уже не жду.

И потому лишь ты, моя гитара,

Последний друг мне в будничном бреду.

Я часто мог прижать к груди, как друга,

Тебя одну на всей большой земле

И слушать, как струна твоя упруго

Звенит в опустошённой полумгле.

Не пела в те минуты ты пророчеств

И не плела спасительную нить,

Ты просто дни щемящих одиночеств

Мне очень помогала пережить.

Ты никогда меня не предавала,

Всегда звучала в такт моей души

И тихим перебором согревала

В холодной и безжизненной глуши.

И ты, конечно, помнишь, как звучали

Все песни, что я нам с тобой играл,

Ведь струны сами мне напоминали,

Когда я вдруг аккорды забывал.

Но, пережив ненастья и невзгоды

И разогнав сгущавшуюся мглу,

На дни, недели или даже годы

Я часто оставлял тебя в углу.

Прости мне это, верная подруга,

Прости все дни забвения в пыли,

И не кори рассеянного друга,

Напомни лучше ту – про корабли…

14 ноября 2009 г.

Москва

Воспоминания о Соловках

Я давно не был на Соловках.

Видно, север даёт мне тайм-аут.

И теперь вместо птиц в облаках

В моих сжатых от солнца глазах

Отражается злой Хадрама́ут.

И когда я охвачен хандрой,

Как в минуты тяжёлой болезни,

На гитаре своей боевой –

Она в Йемене тоже со мной –

Я пою соловецкие песни.

Те, что в нашем надёжном кругу

Так давно мы не пели все вместе

На далёком морском берегу

И под снежную злую пургу.

Я пою их в арабской сиесте –

И мне кажется, что лишь вчера

Я покинул холодные дали,

Где в лесах нас жрала мошкара,

Сквозь норд-осты рвались катера.

Будто только вчера вспоминали,

Как нас в море трепали дожди,

Как нам чайка за бортом кричала.

А мы всё продолжали идти

К появившимся там, впереди,

Накренившимся сваям причала,

Где на рейде толпились суда,

Богомольных паломников полны,

За кормою бурлила вода.

И, пожалуй, уже никогда

Не забудут студёные волны,

Как в тени монастырской стены

Над багрянцем вечернего моря

Звон упругой гитарной струны

Разрывал пелену тишины,

Словно шелесту волн этих вторя.

А мы грелись от углей костра,

Как в одежде из тёплого плиса,

И могли просидеть до утра,

Наплевав на морские ветра

И на вздохи холодного бриза.

Там над морем сгорала заря,

Прорезая лучами оконца,

Купола и дома серебря

И алеющей рябью искря

В переливах закатного солнца.

Но сейчас на тех окнах узор –

Словно севера злые оскалы.

Похоронен в сугробах Фавор,

Слепят снегом глазницы озёр,

И пурга заметает каналы.

И пусть я сейчас в горной Сане,

Иссушающим солнцем согретой,

Но теперь почему-то вдвойне

Очень хочется вырваться мне

В соловецкое первое лето –

В то, где в гладях студёной воды

В тишине векового покоя

Отражаются храм и кресты,

Где струятся молитвы, и ты

Тихо крестишься у аналоя.

И пусть к вере мы часто глухи,

Я надеюсь, в минуты печали

Бог простит мне в том храме грехи

И небрежные эти стихи,

Что недосочинил на причале

Про угрюмый и сумрачный край,

Что не знает чинов и различий,

Где для каждого спрятан свой рай,

Если любишь дорогу и грай

В опустевшем лесу стаи птичьей.

В тот суровый и чистый покой

Будут рваться теперь наши души

Сквозь туман беломорский густой

Над всклокоченной штормом водой

И скупыми обрывками суши.

И я верю – на тех островах,

В нашей дружбой проверенном месте,

На как будто застывших в веках

И в немой тишине Соловках,

Мы ещё соберемся все вместе…

Декабрь 2010 г.

Сана, Йемен

Плайя Хирон

Над заливом Свиней по деревьям ударили пули,

Вышибая на жаркий песок размозжённые щепки,

А вдали корабли чёрным дымом от борта блеснули,

Накрывая огнём редких дотов бетонные слепки.

Самолёты кружили в горячем апрельском рассвете,

Расчищая снарядами путь для отрядов десанта.

В лужи грязи и крови валились под взрывами дети,

И по спинам убитых шагала нога оккупанта.

Враг бесчислен, жесток. Он пришёл покарать непокорных –

Не смирившихся с подлостью, жадностью, рабством и ложью,

Отучить от идей о свободе и равенстве вздорных

И заставить их биться, как прежде, угодливой дрожью.

Гробовой тишиною смирили свой стук кастаньеты,

Когда радиодиктор прочёл леденящие вести,

И крестьяне, насупившись, наспех точили мачете

В онемевшей от ужаса душной и знойной сиесте.

Неужели напрасны былые победы и вера?

И запретные книги, что втайне читали запоем?

Разве кровь, что лилась в золотые пески Барадеро,

Будет попросту смыта кипучим хрустальным прибоем?

Как понятны тогда оказались простому народу

Те слова Че Гевары, что эхом гремят в поколеньях:

«До победы всегда! За Отечество, честь и свободу!

Лучше смерть на ногах, чем позорная жизнь на коленях!»…

Обожжённые пальмы, воронки, руины и трупы –

У свободы всегда послевкусие крови и пота.

В беспощадных сраженьях разбиты ударные группы,

И на корм осьминогам уходят остатки их флота.

Значит, в небе опять разовьётся победное знамя

С той огромной сияющей гордой алмазной звездою,

Его ветер раздует, как свежее вольное пламя,

Над истерзанной в битвах, но всё же свободной страною.

Март 2012 г.

Тринидад – Камагуэй, Куба