Kitobni o'qish: «Мальчик в персиковом доме», sahifa 2
5
Классный час, математика и французский прошли незаметно. На всех уроках Ника была очень активна. Эрик не был явным лентяем, но учился он неохотно. Я просто старался не совершать ошибок. Во время дневной перемены в лицее можно было находиться только учителям, так было во всех школах Франции. Мы заняли одну скамейку на эспланаде. Солнце находилось высоко, облаков не было, но погода стояла тёплая и нежаркая. Каменная скамейка, находившаяся всё утро в тени, сейчас была прохладной. Эрик искал что-то в телефоне. Я разглядывал асфальт под ногами.
– Э-эрик, Эри-ик, Э-эрики, Рик. – Ника коверкала имя и ей всё не нравилось.
– Можешь объяснить, что ты делаешь с моим именем?
– Мне не нравится, как оно звучит, и я пытаюсь подобрать что-нибудь получше.
– Может тогда надо подобрать новое имя?
– М-м, можно и так, – Ника прищурилась и смотрела на профиль Эрика. Это продолжалось достаточно долгое время.
– Моррис! Как тебе Моррис? – воскликнула Николь. Эрик, не отрывая глаз от телефона, поморщился и слегка замотал головой.
– Может Стром? – предложил я.
– Чё?
– Стром, ну как Стромае.
Некоторые черты внешности Эрика делали его сильно похожим на Стромае. Тонкие пальцы рук, высокий рост, короткие тёмные кудрявые волосы, маленькие, сильно выделяющиеся, ушные раковины – всё это роднило Эрика с известным бельгийцем.
– Точно, Стро-оми-и, Стро-оми-и. – Ника заулыбалась.
– В принципе, как хотите. Мне всё равно, но Стром звучит лучше.
– Ну, значит Строми.
Я запрокинул голову назад. Деревья тихо шуршали зеленоватыми листиками. По дороге мягко проехал звук колёс. Было слышно, как близнецы, занявшие ближнюю скамейку, ведут партию в шашки и как легонько фишки бьются о деревянную доску. Всё погрузилось в состояние спокойной монотонности. Я вернул голову обратно. Сбоку послышался голос Эрика.
– Ален, пойдём до пекарни? Я дико хочу есть.
– Давай, Ник, ты идёшь? – она что-то писала в блокнотик.
– А, нет. Идите. Мне еще надо домой зайти.
Мы шли по теневой стороне улицы. Утором я шёл по противоположной. Дороги были свободны от машин, и поэтому можно было хорошо разглядеть форму теней от крыш невысоких домов. Вообще, на территории Старого Лиона исторически никогда не было высоких домов (за исключением самого лицея и ещё нескольких храмов). Сначала, при римлянах здесь была маленькая деревушка; затем долгие годы это был центр города с высокой на то время семинарией. Сейчас, в связи с увеличение населения цены на землю в центре больших городов сильно выросли и постройка большого дома просто стала невыгодной.
– Вы встречаетесь?
– Что, нет… я узнал её сегодня утром.
– М, ладно.
– Подожди, я-я…
– Забудь.
– Нет, ты…
– Да так.
Эрик смотрел куда-то в пол. Мне стало неудобно. Новый, но уже какой-то более яростный рой занял мою голову. Он начал высверливать разум, копаться и искать ответы или причины в абсолютно пустом месте. Обдумывая неожиданный вопрос Эрика, я просто шёл на звук его шагов. Мы прошли мимо тёмной церкви. Её голубые двери выделялись на фоне серых стен. Большое овальное окно из, как казалось, чёрного стекла над входом вело внутрь здания. Под крупным каменным крестом на крыше находились часы. На часах было семь минут после полудня. Постепенно я успокоил себя, да и, учитывая поведение Ники, вопрос Эрика показался мне вполне уместным.
Булочка
Уже чувствовался запах свежей выпечки. Было несложно определить его источник, он шёл из пекарни, которая, очевидно, находилась за ближайшим поворотом. Запах был настолько манящим, что мой внутренний кит исполнил свой лучший аккорд. На это Строми слегка усмехнулся. Я расстегнул верхнюю пуговицу моей рубашки и закатал рукава.
Булочная находилась на углу дома (я уже мог видеть её сегодня утром по пути в лицей, но почему-то не заметил) и оказалась очень уютным местом. По периметру стояли диваны с ярко-оранжевыми подушками. Мы бросили рюкзаки на один из них и подошли к кассовой стойке из светлого дерева. Через стеклянную витрину были видны большие сэндвичи в целлофане и разные булочки. Их было довольно много, и я слегка растерялся. Девушка возле кассы тихо ждала наш заказ.
– Ты первый, – говоря это, Cтроми отошел и шарил взглядом по витрине.
– Тогда подскажи мне.
– Ну, возьми это, – он ткнул в первую попавшуюся золотистую булочку внушительных размеров. Я взял то, что он посоветовал. Строми купил себе сэндвич. Ничего больше мы брать не стали (я помнил про свою бутылку воды в рюкзаке, а кофе просто не хотелось). Девушка возле кассы подала мне мою тарелку, почти полностью занятую большой, но лёгкой булочкой. Она была чрезвычайно неправильной формы, а по размеру больше, чем моя рука. Позади моего дивана было уличное окно в пол, из-за чего на свету я мог видеть пар, исходящий от булочки. Я сделал первый укус.
– Это невероятно! – произнёс я и пальцем убрал крошку с уголка рта. Строми промычал в ответ что-то подтверждающее мои слова. Воздушная выпечка слегка обжигала мой язык. Сверху она была посыпана обычным сахаром, но её вкус не смогли бы повторить даже в самом лучшем ресторане Франции. Я ел, не запивая. Еда приятно таяла во рту. Постепенно она испарилась. Доев, я мог назвать себя полностью удовлетворённым человеком. Сидя напротив Строма, я ощущал нирвану. Приятный обед наложился ещё одним хорошим воспоминанием на тот день. Я посмотрел время в телефоне. Было двенадцать часов и двадцать восемь минут. До начала учёбы оставалось примерно полчаса. Мы забрали рюкзаки и пошли к лицею.
Вторая половина дня прошла так же легко и незаметно, как и первая. Все уроки начинались со знакомства с новыми учителями, а кончались звонком. День тёк быстро и без особого напряжения. Наверное, во всех школах мира иногда бывают такие дни. Потом они должны смениться полосой одинаковых будней. Но в течение первого дня вся школа будто продолжает отдыхать после долгих каникул.
В семнадцать часов и пятьдесят пять минут прозвенел последний звонок. Все мои одноклассники и другие ученики “Лицея Сен-Жюста” высыпали на эспланаду. Большинство ждало школьных автобусов. Из нашей компании добираться до дома на автобусе нужно было только Строму. Его дом находился где-то за рекой, но при особом желании он мог дойти пешком. Родители Ники жили на другом конце города, и поэтому она жила у дедушки и бабушки, чья квартира находилась недалеко от школы.
– И всё же высоким быть лучше, чем маленьким, – с притворным расстройством произнесла Ника. Строми закатил глаза.
– А как ты думаешь? – она повернулась в мою сторону и ждала ответа. Я снова растерялся и не нашел, что ответить. В любой другой ситуации я бы сказал, что девушку всегда не устраивает свой рост и это нормально. Низенькие хотят быть высокими, высокие маленькими. Но сейчас я почему-то промолчал. Я почувствовал, что мои носки превратились в гармошку и их надо было срочно подтянуть. Николь отвела глаза. Из дверей лицея вышел её дедушка в бежевом костюме. В руке он держал кожаный портфель с блестящими застёжками.
– Ой, мне надо идти. Пока, мальчики! – Ника поскорее побежала к своему дедушке. Месье Бардо шёл теми же спокойными, медлительными шагами. Очки на его лице почернели от солнца и теперь защищали его глаза от ярких лучей.
В это время подошёл автобус лицея. Я пожал худую руку Строма, и он быстро зашел внутрь. Двери закрылись, я остался один. Идя домой, я зачем-то вспоминал всё случившееся за сегодня. Я вспомнил пустую эспланаду, белые усы директора, улыбку мадам Ру, знакомства с учителями, небесно-голубые глаза Николь, черные туфли Строми с круглыми носами и маленькими дырочками сверху. Но почему-то сильнее всего мне запомнилась булочка из пекарни. Её румяный золотистый цвет, блестящие кристаллики сахара, вкусное слоённое тесто и пар, поднимающийся над ней. Проходя мимо пекарни (по другой стороне улицы), я снова взглянул на неё. Булочная, видимо, была уже давно закрыта. Внутри не горел свет, надпись “Булочная Сен-Жюста” уже плохо различалась в длинной наступающей тени.
7
Стоя возле дома, я долго искал ключи в карманах своих брюк. Потом, вспомнив, что утром положил их к себе в боковой отдел рюкзака, быстро достал связку и открыл дверь, ведущую на лестничную клетку. Когда я вошел, мама с папой сидели на кухне (вернее на месте, где она должна была вскоре появиться). Папа отложил компьютер на подоконник (на самом компьютере лежал толстый ежедневник). Они явно о чём-то говорили, пока меня не было, но сейчас остановились и молчали, глядя друг на друга. До моего дня рождения оставалось чуть меньше двух месяцев. Мои родители часто начинали готовить мне подарок ещё за полгода до праздника (им было выгодно покупать подарки на весенней распродаже, а потом полгода прятать его от меня). Я вспомнил, как я случайно находил их подарки до дня рождения, а потом нехотя прятал их обратно. Поэтому странное молчание не удивило меня.
Поужинав, я пошел в свою комнату. Приятные эмоции наполняли мою голову свежими мыслями. Я поставил рюкзак на пол возле розеток при входе. Моя почти пустая комната была наполнена светом. В окне открывался вид на жёлтый закат. Перистые облака растянулись по небу в каком-то своём определённом порядке и походили на чёрные ленточки. Солнце своим светом слепило меня, так что было больно смотреть и мне пришлось отвернуться. На противоположной стене комнаты была моя тень. Она точно повторяла все мои движения. Звезда быстро садилась, и тень стала удлиняться. Теперь её тонкие пальцы больше походили на конечности очень худого и длинного пришельца. Потом всё начало тускнеть, а скоро и вовсе покрылось мраком.
Я сильно хотел спать, и зубная щётка уже не слушалась моей руки. На то, чтобы умыть лицо, моих сил не хватило. С трудом, стараясь не закрывать глаза, я медленно натянул свою чистую пижаму из хлопка. Я слышал, как папа работал в пустом зале. По его глазам можно понять, что его мучает усталость. Обычно он становился таким перед днём дедлайна, а значит, скоро он закончит свой очередной заказ и устроит себе двухдневный отдых. Во время этого отдыха он становился более разговорчивым и много спал. Я пожелал отцу спокойной ночи. Он ответил мне тем же, не отрывая глаз от экрана. Маму я не нашел. Скорее всего, она уже спала в родительской комнате.
Моё спальное место манило меня своей прохладой, и я не стал долго сопротивляться своему желанию. За стеной были слышны звуки улицы. Ветер дул несильно, но его уже можно было услышать. Я плотно закрыл окно. Звёзды яркими песчинками играли на небе. Сквозь закрытое окно послышался звук разбитой бутылки. Я перевернулся на живот и впервые подумал о том, чтобы купить занавески.
8
Мой новый день начался со звонка будильника. Я быстро встал с одеяла и подбежал к телефону. 7:28 белым светом ударило меня в глаза, и я сразу отключил будильник. Вся квартира гудела своей тишиной. В окно заглядывал густой туман. Казалось, что теперь лицей находился на белом облаке, и добраться туда можно было только по воздуху.
Я не решился впустить туман к себе в комнату и сразу пошёл на кухню. Кухня (а вернее место, где она должна быть) оказалась совсем пуста. Возле стоящего на полу чайника была банка начатого растворимого кофе, рядом упаковка зелёного чая в пакетиках. В углу дверцей к стене стояла микроволновка. На подоконнике лежали персики, которые вчера мама купила в ближайшем магазине. Пластиковый пакет, в котором они находились, был очень тонким и снизу уже успел порваться. Один персик показался мне наиболее спелым, и, быстро помыв его, я откусил кусочек. Сок персика моментально наполнил мой рот. Мякоть была сладкая и легко продавливалась пальцами.
Через кухонное окно виднелось пушистое белое поле. Иногда оно прерывалось черепицей красных крыш. Так как мой дом стоял на возвышенности, его окна не были покрыты туманом, да и сам туман лежал низко на земле. Вид из окна мне показался завораживающим, но в то же время таинственным. От моего персика осталась только твёрдая косточка. Ещё из биологии в коллеже я помнил, что косточки персиков и яблок содержат цианид. Для человека смертельной дозой цианида являются двести миллиграммов вещества, что можно получить из сорока персиковых косточек или двух сотен косточек яблока. Один персик поместился в моём рюкзаке. Я положил его в термокружку с широким горлышком (контейнера у меня не было), чтобы он не успел помяться и замарать мой рюкзак.
Перед выходом из дома я так и не встретил родителей. Их комната была заперта, а в ванной не горел свет. Скорее всего, они спали. Я не стал стучаться к ним и открыл дверь квартиры, ведущую в коридор с лестницей.
Выйдя на улицу, я моментально погрузился в новую для себя среду. Тёплый туман обнимал меня со всех сторон. Вся открытая кожа покрылась мельчайшими капельками влаги. Воздух был свежий, но настолько плотный, что казалось, если вдруг упадёшь, ты не полетишь навстречу жесткому асфальту, а медленно спустишься и возле самой земли зависнешь в воздухе. Моя толстовка моментально стала тяжелее.
Уже привычная мне, дорога приобрела новый облик. Дальше десяти метров ничего не было видно. Всё вокруг стало каким-то божественным и белым. Только очертания знакомой церкви были видны довольно чётко, но циферблат её часов я разглядеть не смог. Школьный автобус ещё не приехал. Я не стал его дожидаться и сразу направился в класс экономики.
9
Класс экономики находился на последнем этаже нового корпуса в самом конце коридора. Сегодня я надел кеды, и поэтому шел почти беззвучно. Серый кафель на четвёртом этаже казался значительно новее кафеля на втором. Вдоль стен коридора стояли разные светло и тёмно-зелёные фикусы (все они были разного вида и разного размера).
Я легко открыл дверь нового класса. В классе на первой парте уже сидела Ника. Я почувствовал дежавю. Её черные волосы сегодня были уложены в две аккуратные французские косички, закреплённые резинками, повторяющими цвет волос. На ней была тонкая белая блузка. На чёрной юбочке невозможно было найти ни одной пылинки. Когда я зашёл в класс, она быстро оторвалась от чтения и с улыбкой посмотрела на меня.
– Привет, – я тихо поставил рюкзак на парту слева от неё. Ника улыбнулась ещё шире, встала и, сняв свои правильные очки, быстро подошла ко мне. Она дотронулась правой щечкой до моей, затем левой и снова правой. Я забылся на некоторое время. Раньше, мне приходилось делать бис только со своими родственниками или с очень близкими друзьями и то только на своём дне рождения. Мне вспомнилась щетинистая щека дяди, потная щека моего лучшего друга. Ла бис всегда был для меня чем-то отвратительным, неизбежным и уже изжившим себя методом оказания уважения. Но здесь было совсем другое. Маленькая щечка Ники была гладкая и нежная, а звук который издавали её губы при нашем прикосновении, едва ли походил на чавкающий звук губ моего полного дяди. Теперь её глаза смотрели в мои, а свои ручки она прятали за спиной. В одной она держала книгу, пальцем зажав страницу, на которой остановилась. Мне показалась, что сегодня она стала немного выше, чем была вчера.
– Привет. – Ника быстро присела обратно за свою парту. В книгу она аккуратно вложила закладку, до этого момента лежавшую на парте. Её личико было такое же холодно-белое и спокойное, как и всегда, но её глаза стали другими, не такими, как были вчера.
Не найдя, что ответить я отвернулся к своему рюкзаку. Учебник экономики оказался тяжелее остальных и настолько глянцевым, что, когда я доставал его из рюкзака, он два раза выскользнул из моей левой руки. Тиканье настенных часов за моей спиной невероятно напрягало меня и заставляло отсчитывать сорок секунд. Неожиданно, из моего рюкзака выпала термокружка, но, не открывшись, осталась лежать на полу.
– Я подниму. – Ника подняла и отдала кружку мне в руки.
– Спасибо. – Моё спасибо прозвучало очень тихо, и я повторил его для надёжности, но теперь ещё тише.
– Почему ты сегодня в толстовке и футболке?
– На улице туман, и я подумал, что будет прохладно. А что?
– Ты говорил, что ты любишь строгий кэжуал, – говоря последнее слово, она запнулась. Я сделал вид, что задумался и ничем не ответил. Время будто остановилась, и на часах замерло без семи минут восемь. Я чего-то ждал, и ожидание было мукой. Глаза Ники больше не были странными, а стали абсолютно правильной формы. Она крутила в руке ластик. Ластик был самый обычный с двумя разными концами. Выражение её лица, по которому легко читались все эмоции, на этот раз не говорило ничего определённого.
Дверь в класс отворилась сильным пинком.
– Хей, кто посмел сесть на место самого Строми, Великого наследника трона Австралии? – голос Строми звучал максимально наигранно и тупо. На его голове была корона, неаккуратно вырезанная из тетрадного листа.
– Я сейчас уйду.
– Нет, если хочешь, оставайся.
– Я сейчас уйду. – Ника пересела на место за моей спиной. За Строми стали входить остальные.
– В Австралии же нет Королей, – я пожал руку Строми.
– Австалианцы сказали обратное, – Строми был очень весел, как и все, кто шли за ним. Видимо, в автобусе Строми устроил какой-то перфоманс, и теперь весь наш класс превратился в австралийцев (или вернее в австролианцев), а он стал самовыдвинутым королём. Всё происходящее казалось невероятно детским, но я не стал противиться.
– Тогда прошу вашей благосклонности, мой король, не соизволите ли вы занять свой трон и приступить к правлению.
– Да будет так, – Строми с шумом поставил свой рюкзак на парту, выделив точку в своём предложении. Николь улыбнулась. Ей, наверное, было забавно наблюдать за нами. Все вокруг рассаживались на свои места и готовились к уроку экономики. До урока осталось меньше минуты, и я уже был готов опять впасть в однообразный поток жизни лицея. Но в тот день мне не удалось этого сделать.
10
Дверь снова открылась, и в класс быстрыми шагами забежала девочка в темно-зелёном худи. Её необыкновенно длинные, кудрявые рыжие волосы хаотично спускались с плеч и кончиками доходили до самых локтей. Вблизи они скорее походили на гору медных пружинок, но под другим углом меняли свой окрас и становились золотистыми. Она оглядела класс полуприкрытыми карими глазами, выискивая свободное место. Справа от меня была пустая парта (это была единственная свободная парта в нашем классе), куда она и поставила свой мешковатый рюкзак, на вид будто сшитый из парусины. Всё это время она не вынимала кистей рук из карманов своего свободного одеяния. В её внешности и движениях всё было каким-то теплым и удивительно манящим. То, как она достала экономику и тетради, как она поправляла длинные волосы, неаккуратно упавшие на стул, как она скрестила ноги, обтянутые охровыми брюками со слегка закатанными штанинами.
В класс втиснулся лысоватый и тучный месье Легро. Это был человек, чрезмерно вовлечённый в свой предмет, он говорил очень много, но часто отходил от темы, путался, забывался и любил рассказывать истории из его жизни (он называл это лирическими отступлениями). Когда он начинал рассказывать очередную историю, его глаза поднимались и с улыбкой смотрели в пустоту, а маленькая серая бородка начинала двигаться и постепенно увеличивала свою амплитуду. Как итог, его уроки отражались в моей тетради несвязным конспектом из отдельно выдернутых фактов и цитат, сказанных французскими экономистами, которые на данный момент уже умерли.
– Добрый, добрый день, друзья! – Месье Легро говорил как бы вразвалочку, неспешно и праздно.
– Все мы с вами – друзья. Дружба – это самое главное, что есть в нашей жизни, а также в мировой экономике. В экономике все друзья. И ваши соседи, и незнакомцы, и иностранцы, и родственники, и знакомые, и друзья – все… – здесь месье Легро запнулся языком о смысл своих слов и остановился. По классу прокатился добрый и тихий смешок.
– Да, как сказал великий экономист Франсуа Кенэ “Те, кто исключает из торговли иностранцев, будут в отместку исключены из торговли других наций”, – все свои цитаты месье Легро знал дословно и повторял их один в один, как и было написано в учебнике. Сейчас, на первом уроке, это не вызвало у меня удивления, но к концу года я понял, что месье Легро наизусть знает учебники всех классов, в которых он вёл уроки. Я дописал до точки и поднял глаза.
– Ай-й, – неожиданно и очень приглушенно донеслось справа. Я обернулся. Рыжая девочка, округлив карие глаза, смотрела на совсем новенькую тетрадь. По тетради растекалась лужа чернил, потёкшего линера. Её руки тоже были измазаны. Она быстро подтянула свою левую ногу и поставила пяткой на стул, вытерла руки о верхнюю часть своего светлого носочка, а потом просто перевернула лист тетради, таким образом заклеивая уже полностью чёрную страницу. Любая другая девочка завела бы себе новую тетрадь, да и была бы в этой ситуации менее решительна. В моих глазах эта деталь характера Рыженькой сильно выделяла её из группы остальных девочек нашего класса.
– Слушай, пожалуйста, дай мне свою ручку. Моя… – Она не стала заканчивать предложение.
– Да, я сейчас, – я очень быстро достал ручку из пенала и протянул её в руку рыжей.
– Спасибо. …гм, она красная? – сжимающий, холодящий импульс пробежал по моему телу, начиная от головы через позвоночник до самого мизинца левой ноги. Я выхватил ручку из её рук, достал синюю и положил (чуть ли не бросил) её на парту Рыжей. В течение этого урока я старался больше не смотреть в её сторону, однако успел хорошо разглядеть руки Рыженькой, всё ещё испачканные чернилами, форму медных пружинок, идущих золотым водопадом до её локтей, и теплые, улыбающиеся карие глаза, которые сейчас постоянно пытались поймать взглядом мои, но мне очень ловко удавалось этого избежать.
