Kitobni o'qish: «Мальчик в персиковом доме»
Часть 1
1
Светлые картонные коробки стояли перед домом с номером 8.
До своих пятнадцати лет я почти не выезжал за пределы Валанса (не считая поездок к родственникам в Упи) и, в целом, нашу семью можно было назвать стационарной. Мы никогда не путешествовали. Конечно, мы могли себе это позволить, но у нас просто не было потребности. Тем не менее, как только я закончил последний класс коллежа, мы начали паковать вещи, но переехали в Лион только под конец летних каникул. Дорога длиной в два часа обошлась моему папе в три стаканчика крепкого кофе и один кунжутный батончик. Мама почти всю дорогу молчала. Сделав из старой мягкой игрушки импровизированную подушку, я лежал на задних креслах, накрывшись какой-то старой курткой. В окне старенького, побледневшего от времени, красного универсала было видно почти безоблачное светлое и ясное небо. При каждой неровности дороги можно было почувствовать дребезжание вещей в полном багажнике.
Въезжая в город, я не чувствовал радости, грусти. Скорее всего это можно назвать приятной, тёплой пустотой. Мне не о ком было скучать. Всех своих друзей я знал ещё с четырёх лет и за это время успел пережить с ними абсолютно всё. Пока мы взрослели, наши интересы постепенно расходились, и мы наскучили друг-другу. Особой привязанности к месту, где родился, я тоже не испытывал. Ничего меня не держало дома ровно также, как и ничего не тянуло куда-нибудь. Приятно было осознавать, что скоро мне достанется собственная просторная комната на последнем этаже дома. Вот и всё.
Новый дом стоял на Подъеме телеграфа и имел номер восемь. Это было не самое новое здание в четыре этажа бледновато персикового цвета. Кое-где были заметны тонкие трещинки, доходившие до самой крыши. Деревянная входная дверь вела к довольно старой и тёмной, но чистой лестничной клетке. В нашем доме было всего шесть квартир, мы заняли одну на последнем этаже, окнами выходящую на маленький садик и небольшой, но ровно выстриженный газон. Таким образом, из моих окон были видны деревья, несколько невысоких домиков с красными крышами и небо. Моя комната была почти пуста. В центре стояли три большие коробки, сверху на них лежало несколько пакетов. В интерьер комнаты также входило: две розетки у входа, жёлтая лампочка со стареньким тканевым абажуром и роскошный широкий подоконник, на котором при желании могло поместиться два человека.
До учёбы оставался всего один день. Всё это время я один разбирал коробки и пакеты, наполненные вещами. Мой папа программист. Поэтому, в день когда мы въехали, вечером он уже сидел на полу рядом с розеткой и ноутбуком на коленях. Возле него стояла пустая кружка непонятного цвета. Мамы днём дома почти не было. Перед нашим отъездом она оставила работу парикмахера в Валансе и говорила, что ей нужно найти новую. Оставшись один, я разбирал коробки и разносил вещи по разным комнатам.
Вечером мы поужинали чем-то из супермаркета. Это что-то было неравномерно разогрето в нашей старенькой микроволновке и с одной своей стороны обжигало мою руку, а с другой было совсем заморожено, но тогда меня это почти не волновало. Я надел свою идеально выглаженную пижаму и лёг на расстеленное на полу одеяло (скоро там должна была появиться кровать). Накрылся новой простынёй. Недавно выстиранная, она пахла порошком, и на ней ещё оставались прямоугольные складки после нашего переезда.
Завтра мой первый день в лицее. Лёгкие и неприятные мурашки пробежали по всему телу. Дойдя до стоп, они задержались там на секунду, а затем исчезли. Окно в комнате я оставил открытым, так что с пола можно было хорошо разглядеть большое звёздное небо. Я поскорее отвернулся и закрыл глаза.
2
Не дождавшись рассвета, я встал со своего спального места. Со вчерашнего дня я успел приготовить себе темно-синюю рубашку и начистил до матового блеска грязно-зелёные туфли из кожзама. На все сборы в лицей, включая завтрак, я потратил ровно семь минут. В моём рюкзаке аккуратно поместилась стопочка тетрадей и учебников, пенал, бутылка с водой, аккумулятор для телефона вместе с проводом, десять евро мелочью и планшет для бумаги (правда, никакой надобности в последнем не было). Перед выходом я ещё раз осмотрел себя на предмет незастёгнутой пуговицы или незавязанных шнурков. Таких не оказалось. Родители, видимо, решили сегодня остаться дома и ещё не проснулись. Выскочив на улицу, я сразу же направился к школе. На небо я не взглянул.
Лицей находился в трёх минутах ходьбы от нашего нового дома (как потом выяснилось, я жил ближе всех моих одноклассников). Моя дорога проходила через две абсолютно пустые улицы. Я не успел встретить ни одного человека и, кажется, все заведения на моём пути ещё были закрыты. Я вышел в 7:25 и соответственно оказался возле школы за полчаса до начала занятий. На стене лицея, под самой крышей, находились невероятно старые часы. Издалека их вряд ли можно было бы разглядеть (не говоря уже о том, чтобы узнать по ним время), но зато они были видны с любой точки эспланады перед лицеем. Нельзя точно назвать время их установки, но, видимо, это было очень давно. Часы эспланады шли с отставанием на четыре минуты и показывали 7:24.
Моим новым домом стал Лицей Сен-Жюста. Большое здание в четыре высоких этажа сверху скорее было похоже на детский рисунок маленького стульчика. Высота первого этажа была почти вдвое больше, чем высота любого другого. С первого взгляда всё здание можно было чётко разделить на две части: старую и новую. Старая часть была покрыта чёрным налётом, избавиться от которого можно было, только если снести и заново построить это крыло. К ней же относились центральные ворота и часы под крышей (часы дублировались с внутренней стороны школы, но уже показывали точное время). Новая часть была построена явно позже. Её стены тёплого белого цвета, казалось, постоянно находились на солнце. Спортзал примыкал к новой части так, что окна третьего этажа выходили на крышу зала. Внутренний двор одновременно был цементной площадкой со стёршейся от времени и подошв разметкой футбольного поля.
Лицей Сен-Жюста был крупнейшим лицеем Старого Лиона. И, как свойственно большим учебным заведениям, туда было невозможно попасть без высокого балла и доли везения. Я не рассчитывал, что меня примут (подавал я документы, только из географических соображений). Но мне повезло, и меня приняли в лицей в самом центре Лиона. Нельзя сказать, что я плохо учился и сумел проскочить на свободное место. Нет. Но меня не отпускал мандраж при мысли, что я могу не понравиться учителям. В первую очередь я был приезжий из небольшого городка, а только потом ученик. И кто знает, может быть, есть более перспективные жители Лиона, которым просто не хватило одного или двух баллов? Эти мысли каким-то грузом оседали внутри живота, и мне пришлось сильнее затянуть ремень, чтобы избавиться от неприятного чувства.
Казалось, что сам лицей своей массой и объёмом придавливал меня. Его бордовая крыша имела отвесный склон, но кверху он переходил в почти плоскую площадку. Такая форма характерна для многих протестантских церквей. Лицей не относился к таким постройкам. Изначально он был церковной семинарией (это можно понять по статуе, находящейся над часами внутреннего двора, и кресту, расположенному над ней). В годы первой мировой войны здесь был открыт городской госпиталь. Всё это место было наполнено внушительной историей, и я не был уверен, что оно захочет дополниться моей.
Ещё за двенадцать веков до постройки семинарии, здесь находился римский искусственный грот Бёрей. История говорит, что большой резервуар для воды питался через когда-то существовавший акведук. Потом акведук разрушился, и, как следствие, грот пересох. Лицей же вырос прямо над древним резервуаром (основатели лицея даже не догадывались о существовании грота и узнали о нем только в момент закладки фундамента). Всё это было написано на сайте лицея.
Ссылку на эту статью я кинул отцу на почту (это был один из немногих способов заставить его что-либо посмотреть; если же подойти к нему с вопросом, он обязательно допишет до точки, хлебнёт кофе из чашки и попросит повторить вопрос). Не отреагировав на статью, он начал высказывать своё мнение об оптимизации сайта. Маме почему-то я не стал это показывать.
Перед тем, как зайти в школу, я ещё минуты три стоял на тихой и пустой эспланаде. Каменные скамейки вокруг находились под кудрявыми деревьями и были пусты. Часы лицея показывали 7:37. Я провёл на эспланаде ещё несколько минут. Школьный автобус должен был вскоре подъехать. Ждать я больше не мог и пошёл ко входу.
3
Огромный, пустой коридор первого этажа с высокими потолками эхом отражал мои шаги. Через вытянутые, но не очень большие окна проходил тусклый свет и узором падал на противоположную стену. Возле светлых стен местами стояли неновые и тёмные деревянные скамейки, сбоку на них можно было увидеть царапинки, видимо оставленные ногами учеников. Белый высокий потолок с рёбрами находился на, казалось, невероятной высоте. Среди этого просторного этажа я самому себе казался таким маленьким и ничтожным, что поскорее решил пройти в самый конец коридора, где находилась лестница. Второй этаж уже более походил на учебное заведение, чем первый. Матовый кафель темно и светло-серого цвета, такие же стены – всё выглядело обычно и даже блёкло, по сравнению с фасадом здания. На этом этаже (и следующих) на каждом окне висели обыкновенные вертикальные жалюзи, они хранили коридоры от уже довольно яркого солнца. Обстановка всё больше напоминала мне мой старый коллеж, и я постепенно успокоился.
Класс, куда меня зачислили, должен был собраться в кабинете физики-химии. Мне пришлось обойти полностью два этажа, чтобы найти его (внизу, возле выхода в лицей, была табличка с планом расположения кабинетов, но я заметил её только спустя месяц учёбы).
Дверь с надписью “Физика-Химия” сначала показалась мне закрытой, но, когда я нажал на ручку, легко поддалась. Перед тем как открыться, дверь легонько затрещала, как это бывает с тяжелыми дверьми. Яркий свет из больших окон ударил в глаза и ослепил меня, затем появились силуэты парт и всего остального. На первом ряду сидела девочка. С виду ей можно было дать лет тринадцать, но я понимал, что мы, скорее всего, одного возраста. Сейчас она что-то писала в свой блокнотик, и у меня было ещё лишние две секунды, чтобы рассмотреть её. Черные волнистые локоны мягко обрамляли дужки её очков правильной формы. Тонкие пальцы казались холодно-белыми. Графитовый кардиган без пуговиц хорошо подчёркивал форму её аккуратных плеч, талии и органично смотрелся с джинсами. Она подняла голову и с каким-то умилением улыбнулась, не открывая рта. Её глаза, сверкающие сквозь тонкие стекла линз, были необычайно чистого небесно-голубого цвета.
– Привет! Ты выглядишь как-то официально для школы.
– Да, я просто… люблю строгий кэжуал, – ответил я, подходя к первой парте рядом. Я сел, забыв снять рюкзак, но не стал сразу это исправлять.
– Я Ника, а как тебя зовут? – она протянула свою белую ладошку.
– Я Ален.
Наше знакомство прервало дребезжание тяжёлой двери. В ней показался дедушка с ровной как линейка осанкой. Причёсанные белые усы дополнялись длинными зачёсанными назад волосами, которые сзади могли полностью покрыть шею. Очки-хамелеоны с толстыми линзами смотрелись старомодно. Бежевые брюки клёш повторяли цвет его пиджака.
– Ну что, как ты тут? – мягким, бархатным голосом спросил дедушка, явно обращаясь к Нике.
– Ну де-еда, всё хорошо и мне не семь, чтоб меня контролировать, – Ника говорила с притворно-детской обидой. Мне стало неловко находиться между говорящими, и я встал, заодно нашел предлог снять рюкзак.
– Хм… – издал дедушка, закрывая тяжёлую дверь. Мы остались одни и я снова сел за парту. Тишина длилась не больше минуты, однако она успела посеять неловкость. Первой её нарушила Ника.
– Сколько сейчас времени?
– Без пятнадцати восемь, – я начал выкладывать свои вещи на парту. Ника открыла блокнотик и продолжила что-то записывать, но прервалась, когда я достал свой пенал.
– Можно, пожалуйста, мне покопаться в твоём пенале?
– Да-а, держи, – мой ответ прозвучал растеряно.
– У меня такое хобби, это всегда очень интересно, – сказала Ника, опередив мой вопрос. Сначала она аккуратно выложила все ручки (у меня была пара чёрных, пара синих и одна красная, плюс столько же стержней в рюкзаке), линейку, потом быстро вынула мои бумажки, которые я забыл достать с прошлого учебного года. Мне стало немного стыдно.
– Это математика?
– Да. Вторая должна быть по информатике. Я не особо дружу с цифрами, – Николь улыбнулась, разглядывая мои шпаргалки. Она делала это довольно долго, изучая каждую букву, затем быстро повернулась ко мне.
– Ты не из Лиона, да?
– Я из Валанса, мы переехали сюда буквально неделю назад.
– Навсегда?
– Скорее всего, да, мой папа хотел поскорее уехать, а у меня просто не было выбора и…
– А как же родственники? – в это время её аккуратные бровки приняли форму домика.
– Мои дядя с тётей остались в Упи, а бабушка умерла полгода назад.
– А-а, – она приостановилась, – прости, я не хотела…
– Да, всё нормально, я уже справился с этим, – снова повисла неловкая пауза. Я где-то читал, что пауза становится неловкой после сорока секунд и хотел поскорее прервать её, но всё не находил слов. Ника быстро засунула все мои вещи обратно в пенал.
– Как ты поняла, что я не местный?
– Я не знаю, есть что-то выделяющееся, правда не знаю. – голос Ники звучал тихо и она не смотрела на меня – Я думаю, ты и сам позже это заметишь.
– Посмотрим, – спокойно ответил я. Портреты великих химиков и физиков на стенах класса пристально следили за мной. На учительском столе зачем-то стоял горшок с круглым кактусом.
– Ой, мы уже совсем опаздываем! Пошли! – с прежними искорками в глазах воскликнула Ника и, бросив блокнотик в кожаный рюкзачок, выбежала из класса.
– Подожди, куда?
– Сегодня должна быть речь на открытие учебного года, – я вспомнил подобные мероприятия в своём коллеже. Обычно они длились очень долго и нудно, но, как и в случае с переездом в Лион, у меня, видимо, не было выбора.
– Хорошо, я сейчас. Только подожди меня, пожалуйста, я не знаю куда идти, – крикнул я, скидывая в рюкзак пенал и учебники разом.
– Я буду в коридоре.
Я надел рюкзак и слегка подтянул лямки. Выходя из класса, я впоследний раз бросил взгляд на стены и заметил на одной из них часы. Стрелки двигались плавно и почти бесшумно. Было семь часов пятьдесят семь минут.
4
Мы быстро спустились по лестнице на первый этаж и пошли по направлению к актовому залу. Оказывается, одна из его стен была смежная со стеной музея нашего лицея. (“Музей Лицея Сен-Жюста” был двухэтажным зданием, на втором располагался сам музей, а на первом был пропускной пункт. Соответственно каждое утро, чтобы попасть в школу мы должны были зайти в музей, пройти по крытому железному переходу до основного здания и только потом войти в лицей). Всё ещё пустые коридоры первого этажа проводили нас эхом наших шагов до самых дверей зала.
Зал был полон народу. Однако на всех хватило мест и даже осталось довольно много. Мы заняли два свободных, которые находились ближе всего к сцене. Ника села справа от меня, слева сидел невероятно худой и высокий парень. Сначала, я смог разглядеть только его длинные черные туфли с круглыми носами и небольшими дырочками сверху.
Началось выступление одного из учителей (позже я выяснил, что это был месье Боне, учитель истории-географии, очень приятный и достаточно молодой мужчина. Его уроки всегда были наполнены энергией, и он мог ответить на любой мой вопрос, но не переносил шепота на своих уроках и принимал это за неуважение к себе). Монолог длился достаточно долго и я начал разглядывать огромное помещение.
Молочные стены часто прерывались окнами, доходившими почти до самого потолка со шторами в цвет кафеля, который я видел ранее в коридоре. Через окна можно было увидеть абсолютно пустой внутренний двор лицея и пустую эспланаду с каменными скамейками. Вокруг нас сидело много людей. Некоторые из них должны были стать моими новыми одноклассниками (одна шестая, если быть точнее). Возле сцены сидели люди с седыми головами (у некоторых так же были лысые затылки). Скорее всего, это были наши учителя. Чёрная сцена была хорошо освещена, но всё равно складывалось ощущение тусклости и мрачности. На ней стояло несколько человек. Некоторые из них однозначно были выпускниками прошлых лет. Другие учителями. Немного в стороне от них стоял мужчина с толстыми очками и в бежевом костюме. Зачёсанные назад белые волосы никак не могли сравниться с белизной его усов.
– Ник, там, на сцене стоит твой дедушка?
– Чщщ… – немного сердито издала Ника, приставив указательный палец к губам.
Я и без подтверждения Ники был уверен, что на сцене стоит её дедушка. Брюки клёш сильно выделялись из всего окружения. Его прямая осанка осталась неизменной, хотя он, очевидно, стоял на сцене достаточно долго. В это время длинный монолог учителя на сцене закончился.
– Сейчас я должен передать слово директору нашего лицея месье Жан-Камиль Бардо. – дедушка Николь спокойной поступью направился к микрофону. Его тихие шаги доходили до нас еле сышным стуканьем.
– Твой дедушка-директор?!
– Да, – тихо прошептала она в ответ. Меня ударило локтём слева. Высокий парень видимо, подслушал наш диалог и теперь смотрел на нас с округлившимися глазами.
– Это её дед?! – переспросил он.
– Да.
– То есть…
– Тихо, – шепнула Ника.
Месье Бардо не стал говорить длинных речей. Его слова были наверняка неизменны на протяжении долгого времени, и говорил он без особого энтузиазма. В зале стояла тишина, и мы тоже притихли. Был слышен только голос директора, который звучал мягко и выдержано. Когда он закончил, в зале раздались умеренные аплодисменты. Мы присоединились к аплодирующим. Затем начались слова других учителей, но большая часть зала, хотя и продолжала слушать, делала это скорее машинально, чем осознанно.
В это время в моей голове беспорядочным роем путались вопросы. Дедушка Николь – это директор самого крупного лицея в Старом Лионе? Зачем на кожаной обуви делают отверстия сверху? Меня приняли в крупнейший лицей Старого Лиона? Ника – это моя одноклассница и её дедушка – мой директор? Что Ника записывает в свой блокнот? Почему дедушка Ники так выглядит? На некоторые эти вопросы я мог легко ответить, но они брали числом, постепенно одерживая победу над разумом. Моя голова начала немного побаливать, и я почувствовал импульсное напряжение в висках. Расправляясь с лёгкими вопросами поодиночке (и образно выкидывая их из своей головы), я брал в плен вопросы с ещё не известными мне ответами и сажал их в “Бастилию ожидания”. Таким образом, мне удалось подавить восстание и снова восстановить порядок в моём сознании. Мою голову отпустило.
Когда речи окончились, нам сказали разойтись по своим классам. Мы стояли почти в самом конце очереди на выход и поэтому пришли, когда почти все места были заняты. Уже знакомый нам парень сидел на первом ряду. Я решил сесть рядом с ним, Ника, не найдя свободного места возле меня, села сзади.
– Ты же не против, если я здесь сяду?
– Конечно, нет! Меня зовут Эрик, – он протянул мне правую руку.
– Я Ален.
– А я Ника! – прозвучало за моей спиной. Ника сидела на парте позади нас, оперевшись на неё ладошками и болтала ногами.
– Пока ты не вошёл, я уже испугался, что буду один с этим.
– В каком смысле?
– Обернись.
Наш класс был полон людей, но почти все они были девочками. В дальнем конце класса сидели близнецы, но им наверное хватало своей компании. Бирка моей рубашки начала колоться.
– Жуткое зрелище, – шепнул Эрик.
Мы говорили ещё минут пять до прихода учителя. Эрик обладал неплохим чувством юмора и стал хорошим собеседником. Оказалось, что его мама окончила этот же лицей, и её директором тоже был месье Бардо.
– А сколько лет твоему деду? – спросил Эрик. Ника передёрнула плечами и продолжила болтать ногами.
В кабинет зашла наша классная. Она была одной из самых молодых учителей в школе. На её лице светилась добрая улыбка.
– Всем привет! – радостно произнесла она. Мы встали и поздоровались.
– Для начала давайте познакомимся! Меня зовут Жюлиет. Я ваш новый классный руководитель. Я увлекаюсь литературой и кино.
Наша классная была учителем математики, что никак не вязалось с её интересами. Но было видно, что она любила свою работу. Свои уроки она вела легко. Когда-то после института она работала в начальной школе, сейчас это можно было проследить в её разговоре с учениками. Также она была невысокая (Эрик был почти на полметра выше её, Ника же была вровень). Из-за этого некоторые не воспринимали мадам Ру всерьез, что могло её сильно расстроить или даже вызвать слёзы. Но мы сразу же полюбили её и позже сильно привязались.
