Kitobni o'qish: «История руссов. Славяне или норманны?»

© Кравцов А.Н., предисловие, 2012

© ООО «Издательский дом «Вече», 2012

© ООО «Издательство «Вече», 2012

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Стремление к исторической справедливости

История борьбы норманизма и антинорманизма может претендовать на отдельное особое исследование. К сожалению, на сегодня нет ни одного очерка, ни одной книги, ни одного обзора, целиком посвященных этой теме. Даже соответствующую библиографию порой найти затруднительно. История же их противостояния уходит своими корнями глубоко в прошлое.

Как известно, еще Михаил Ломоносов на фоне всеобщего восторга идеями норманизма высказывался резко против них. Но мало было еще образованных людей на Руси в тот момент, чтобы прислушаться к его идеям, чтобы поддержать его. По-настоящему образованных. Опять же свое учение почти все они получали в Европе – в Италии (Феофан Прокопович), Франции (Василий Тредиаковский), Германии (Михаил Ломоносов).

Сейчас сложно сказать, когда точно зародилась норманская теория. Известно лишь, что уже к первой половине XVI в. она существовала. При этом считается, что первым антинорманистом был иностранец Зигмунд Герберштейн (1486–1566), который, ознакомившись с содержанием норманской теории, высказал в 1549 г. мысль, что это было не так, что руссы пригласили к себе не германцев, а западных славян. Были и другие иностранцы, высказывавшиеся против норманистов. Но русских антинорманистов, увы, не было, ибо до Петра I русская наука как таковая не существовала. В сущности, настоящий научный спор начался с Ломоносова, но он не решился в его пользу, так как на то были веские причины.

Среди русских исследователей, всерьез увлекавшихся теорией антинорманизма, стремившихся изыскать правду, доказать истинное происхождение Руси-России, видное место занимает ученый с мировым именем, доктор наук Сергей Яковлевич Парамонов, писавший под псевдонимом Сергей Лесной. Так сложилось, что после 1945 г. он проживал за пределами Советской России, и потому его основные труды по истории Древней Руси не были известны широкому читателю на родине. Они были опубликованы большей частью в Париже в 1950—1960-е гг. Интерес к его книгам заметен уже потому, что после 1990 г. в России часть их была переиздана несколько раз. К сожалению, практически все переиздания грешили теми или иными неточностями, опечатками, редакторскими правками оригинального текста, не всегда сохранявшими стилистику и особую манеру изложения С. Я. Парамонова. Лишь в этом, 2011 г., московское издательство «Вече» впервые опубликовало его труд «Русь, откуда ты?» «в ее изначальном виде, без тех сокращений (или даже просто упрощенных пересказов отдельных глав), которые имели место во всех ее российских изданиях последних двух десятилетий»¹. Настоящим изданием работы С. Я. Парамонова (Лесного) «История руссов…» издательство «Вече» продолжает знакомить российского читателя с ученым, «чье наследие нам еще предстоит открыть и понять»². Оригинальное издание вышло в 10 томах небольшими тоненькими книжками в Париже в 1953–1960 гг. С. Я. Парамонов выпускал их в таком виде, так как на каждое издание кропотливо собирал собственные средства и публиковал их за собственный счет. Не имея достаточных доходов, он всякий раз предупреждал в предисловиях к предыдущим томам, что последующие могут и не выйти ввиду стесненности в средствах. Однако каждый тираж с успехом раскупался, что свидетельствует о необычайном интересе к данной теме в среде русского зарубежья тех лет. Издательство «Вече» скомпоновало все 10 авторских выпусков вместе и выпускает их для удобства читателей в виде нескольких томов. Насколько нам известно, это первое издание в России данной книги в научном виде, с предисловиями и комментариями специалистов.

Как пишет в своих статьях в периодике С. Я. Парамонов³, предваряя ими выход своей «Истории руссов», долгое триумфальное шествие норманизма объясняется в первую очередь официальным давлением, опиравшимся на науку и власть, и слабостью антинорманизма, поддерживаемого лишь отдельными лицами и представлявшего собой разношерстную смесь разных теорий. Русская традиция уже к XVI в. утратила понятие о существовании в прошлом Западной Руси, окончательно прекратившей свое существование на острове Рюгене в 1168 г.; связь ее с Восточной Русью была всеми утрачена, ее исторические следы также были утеряны. Поэтому, когда при Петре I в Россию были приглашены ученые немцы, чтобы создать русскую науку, последние уже столкнулись с норманской теорией, исповедовавшейся самими русскими. Приступив к изучению начала русской истории, немцы-академики и профессора, естественно, поддержали своим высоким авторитетом теорию, которая к тому же льстила их национальному чувству. Создался известный стереотип, против которого мог выступать разве только невежда либо заядлый «русский шовинист». Таким образом, норманизм получил высокую апробацию Академии наук. Удивительно ли после этого, что все свои старания новоиспеченные академики направляли на изыскание свежих подкреплений норманизма, лавина которого все нарастала, подавляя инакомыслие. Первый русский историк В. Н. Татищев занял неясную позицию, одновременно принимая славянское происхождение Рюрика и настаивая на том, что «варяги» были главным образом финны из-за Ладожского озера. Карамзин же, увы, был уже не колеблющимся, вполне определенным норманистом. Самые крупные первые исторические труды продолжали распространять в русском просвещенном обществе только идеи норманизма. Антинорманисты были гораздо слабее и количественно, и качественно. Если бы они были идейно сплочены, то норманизм был бы опрокинут очень скоро, ибо он держался на глиняных ногах. Порой критика норманизма была убийственна. Но норманизм держался потому, что антинорманисты предлагали еще менее вероятные теории. Например, о том, что руссы были гуннами, готами, кельтами, пруссами и т. п. Разумеется, при таком положении дел общество, даже сознавая все недостатки норманизма, не могло стать на сторону совсем уж нелепых теорий.

Было еще одно обстоятельство, заставлявшее русское общество настороженно относиться к славянской теории происхождения Руси. Существовало так называемое движение «славянофилов», течение политическое. Не все могли согласиться с ними, что руссы идут и должны идти своей собственной, едва ли не изолированной дорогой, что европеизация вредна. Словом, к славянской теории происхождения Руси была добавлена политическая теория, которая многими просвещенными людьми не могла быть принята. От нее пахло ретроградством, рабством и невежеством, хотя она и обладала некоторыми положительными чертами.

В начале XX в. русская историческая мысль пришла к следующим выводам: «Для нас было покрыто густой тьмой происхождение Русского государства, и обитатели нашей страны в древние времена – и не только до Р. X., но и в течение 8 столетий спустя – оставались нам вполне неизвестными. Таким образом, вся история России являлась могучим, ветвистым и пышным деревом – будто без корня. Чтобы дать какое-нибудь начало нашему несомненному существованию, мы придумали полусказочное предание о призвании русским народом трех братьев, будто бы шведов или норманнов, для управления нами, так как мы сами, славяне, себе не умели, дескать, устроить прочного государства. А вместе с тем на почве этой сказки выросло государство не скандинавское, а чисто русское. Ведь это все равно, как если бы мы, не видя корней прекрасного, густолиственного растения, далеко спрятанных в земной глубине, сочли бы цветущим и разрастающимся без корня. Так же невероятно думать, что русский народ окреп и вырос как бы без почвы – благодаря норманно-шведской прививке. Больно, обидно и странно упорствовать в таком мнении»⁴. Но затем настала Первая мировая война, а за ней революция. Прошло много лет, пока специалисты смогли вернуться к прерванным исследованиям. Новые советские историки, такие как Греков, Тихомиров, Насонов, Третьяков, Мавродин, Левченко, блестяще доказали, не без помощи археологии, что корни русской культуры совершенно самобытны, что нет оснований говорить о влиянии норманнов. Однако в вопросе о государственности, о династии, возглавлявшей Киевскую Русь, они признавали династию норманской, но не славянской.

В этом столетии норманская теория стала еще и краеугольным камнем обоснования превосходства Запада над русским народом, используемого русофобами всех мастей. Многие историки русского зарубежья отмечали пагубность норманизма, возникшего когда-то в угоду политическим целям и вытаскиваемого всякий раз для опять-таки политических целей. Так, например, для обоснования второсортности славянского этноса на эпизод о призвании варягов ссылались и Гитлер, и Геббельс. В то же время, несмотря на крайне неблагоприятные условия для исследовательской работы в зарубежье, в эмиграции появились книги и множество журнальных и газетных статей, в которых различные авторы (Ю. Миролюбов, А. Кур, Н. Ильина, С. Лесной, В. Рязановский) продолжали прежнюю линию в отношении Древней Руси. И здесь следует упомянуть три важных работы.

«Обзор русской культуры» В. А. Рязановского (в 2-х томах. Нью-Йорк, 1947–1948), в одном из разделов которой разбирается положение современного норманизма, критика которого подкреплена новейшими литературными открытиями. В своем письме автору русский философ И. А. Ильин писал: «Прежде всего, спасибо Вам за направление Вашей мысли, которую я вполне разделяю. Давно пора сбросить этот Шлёцеровски-байеровский гипноз, который странно заворожил русских историков»⁵. «Изгнание норманнов» Н. Н. Ильиной (Париж, 1955), которая, безусловно, замечательна своим подбором сведений против норманизма, в пользу славянской теории. «Хотя она и не содержит оригинальных данных, но является тщательным и талантливым подбором фактов, собранных более старыми антинорманистами. Общие же соображения автора местами блестящи», – писал С. Лесной⁶.

И, наконец, «История руссов в неизвращенном виде» С. Лесного (Париж, 1953–1960), где изложение не носит систематического характера. Как уже было сказано, автор постепенно публиковал то, что выяснялось для него окончательно. Даже в первой половине 10-го окончательного выпуска еще не было заявлено положение, завершавшее труд и проблему. Вместе с тем внутренне работа систематична, поскольку излагает факты с постепенным их нарастанием. С одной стороны, подбираются возражения на доводы норманистов и их опровержение. С другой – собираются доказательства того, что «Рюриковичи» были западными славянами. Таким образом, норманская теория опровергается документальными данными и доказывается справедливость славянской.

В том же «Возрождении» (№ 112, апрель 1961) помещена статья некоего В. Р. «О работе С. Лесного по русской истории». Этот небольшой критический разбор очень интересен потому, что автор пишет как много лестного, так и сурового по отношению к С. Лесному. Хотелось бы его процитировать.

«Недавно вышел десятый и последний выпуск – Истории руссов в неизвращенном виде – С. Лесного. Автор ее С. Лесной (д-р С. Я. Парамонов), естественник по образованию, давно занимается вопросами истории, гл. обр. вопросами древней русской истории. Условия, в которых он работает, не легки. Живет он в Австралии, пишет по-русски, печатает свои работы в Париже (на свой счет из своих заработков) и отыскивает источники почти по всему свету. В предисловии к X выпуску своей Истории руссов автор упоминает о пятнадцатилетней работе. Едва ли эта цифра преувеличена… Главный вопрос, который интересует г. Лесного и который он не разсматривает целиком в одном-двух выпусках своей работы, а возвращается к нему почти во всех своих выпусках по разным отдельным вопросам, входящим в его состав, это – спор так наз. историков норманистов с антинорманистами по вопросу происхождения русского государства и его культуры. С. Лесной – яркий антинорманист. Он рассматривает первое русское государство, так наз. Киевскую Русь и его культуру, как создание восточных славян, а не группы выходцев с севера – норманнов. Действительно, так наз. норманская теория происхождения русского государства и его культуры была создана в XVIII в. академиками Байером и Шлёцером и поддержана многими историками и филологами первой половины XIX ст. на основании состоянии русской науки того времени. Однако со второй половины XIX ст. с развитием русской истории, филологии, этнографии, географии и нек. др. научных дисциплин эта теория все более теряет почву под ногами… Необходимо отметить, что рецензируемая работа г. Лесного содержит и недостатки. Основным из них мы считаем не мелкие ошибки; некоторые из них сам автор исправляет в последующих выпусках. Главным недостатком мы считаем тон его работы, в особенности в отношении инакомыслящих – тон резкий и местами грубый (см. напр. вып. 5, стр. 537, вып. 7 – 776). Встречаются выражения: стыдно, позорно, легкомысленно. И когда друзья автора обратили его внимание на резкость его тона, он сослался на Ломоносова (7 – 772). Жаль, что автор забывает, что мы живем не в XVIII ст., а двести лет спустя. Манера его обращения с инакомыслящими, а иногда огульно со всеми историками, несомненно может только повредить автору в том общественном мнении, к которому он апеллирует против ученых специалистов (X – 1052). Нападает автор и на метод, которым историки пользуются в своих трудах, но ничего взамен не предлагает, кроме советов, которые одинаково относятся к гуманисту и натуралисту при всяком методе научной работы. Именно, нужна точность, обьективность, логика, самодисциплина (9 – 985). Несомненно, История руссов выиграла бы. если бы г. Лесной сам не забывал свой последний совет. Между прочим, сам он в своей работе пользуется историко-сравнительным методом, которым обычно пользуются современные историки.

В заключение можем сказать, что если читатель сможет преодолеть указанные недостатки, он найдет в Истории руссов… немало интересного материала по древней русской истории»⁷.

Я позволил себе столь длинную цитату, чтобы со ссылкой на более авторитетного в вопросах истории специалиста снять неким образом с себя ответственность за исторические «измышления», которые нет-нет, да и проскакивают в моих рассуждениях. Пожалуй, стоит согласиться с выводами и мнением В. Р., как в отношении новизны взгляда Лесного, так и касательно его резкого тона. Мне как человеку, далекому от университетской кафедры исторического факультета, оставалось лишь процитировать В. Р. в его отношении к Лесному. На мой взгляд, это достойная характеристика и примечательное анонсирование его труда для любого заинтересованного читателя. Ведь представляемая ныне книга С. Я. Парамонова (Лесного) – попытка сообщить лишь основные вехи этой борьбы и вскрыть причины столь долгого спора, ибо без этих разъяснений читатель будет в недоумении: почему этот спор длился так долго, неужели нельзя было выяснить столь простую истину более своевременно?

В своем же предисловии, абстрагируясь от тональностей Лесного в его книгах и не рассматривая его в качестве специалиста-историка, я именно хотел показать Сергея Яковлевича как человека с трудным и серьезным жизненным опытом, но вместе с тем и как ученого с обширным багажом знаний. Хотел, чтобы он предстал перед вдумчивым читателем, прежде всего, значительной фигурой биолога и дерзкого в своих воззрениях русского патриота, в лучшем смысле этого слова. Буду рад, если мне это удастся.

* * *

Немного осталось заметок, записей, очерков, так или иначе связанных с именем Сергея Лесного. Не оставил он и мемуаров, воспоминаний. Не до того ему было, много читал, много размышлял, исследовал на тему Древней Руси, писал статьи в периодику, собирал материал для новых публикаций, книг. Именно эмигрантская пресса, а в особенности журнал «Возрождение», постоянным автором которого Лесной был на протяжении 15 лет, дает практически единственный небогатый материал о нем. В этом издании, выходившем в Париже с 1949 г., и заявленном как литературно-политический журнал, он начал впервые публиковаться как автор не только научных статей. Не осталось также практически никаких иных свидетельств или воспоминаний о нем, воспоминаний его друзей, сослуживцев, единомышленников. Тем любопытнее была работа по поиску таких материалов. Тем интереснее оказались находки.

В 2004 г. в Австралийском национальном университете (г. Канберра) вышла книга об истории так называемого Университетского Дома (University House) – дома, построенного специально для профессорско-преподавательского состава университета.

«На примере пяти постоянных жильцов Университетского Дома – доктора наук, энтомолога Сергея Парамонова; профессора фармакологии Эдриена Альберта (Adrien Albert); доктора наук, математика Курта Малера (Kurt Mahler); писательницы Кристины Стэд (Christina Stead); и доктора наук, физика Маркуса Фоунса (Marcus Faunce), длительное время проживавших в нем, прекрасно проиллюстрирована одна из основных целей создания этого Дома – дать возможность ученым заниматься наукой, освободив их от домашних рутинных хлопот и забот, обеспечить им спокойствие и комфорт для их научной деятельности.

Один из самых ранних жильцов Дома, доктор Сергей Парамонов, был примечательной личностью. Высокий, с густой бородой, он покинул Россию в 1941 г., но все еще продолжал рассказывать о сталинизме. Специалист по летающим насекомым, работавший в Организации по Науке и Исследования Британского Содружества (CSIRO, аналог Академии наук – А.К.) в районе Блэк Маунтин (Black Mountain), он сначала поселился в Хэйвлок Хаусе (Havelock House) на Норсборн Авеню (Northbourne Avenue). А затем, когда открылся Университетский Дом (в 1954 году – А.К.), переехал в одну из здешних квартир. Это место явилось для него одновременно и лабораторией, и домом. У Сергея Яковлевича в то время уже были сложности с передвижением, и секретари из CSIRO приносили ему работу на дом один раз в несколько дней. На своем рабочем столе он постоянно держал микроскоп и экземпляры различных насекомых»⁸.

В Национальном архиве Австралии при деятельном участии историка Елены Говор мне удалось найти личное дело профессора С. Я. Парамонова за номером С77955. Оно содержит несколько любопытных страниц, повествующих нам о жизни и научной деятельности ученого в Австралии. В том числе резюме на английском языке, собственноручно отпечатанное Сергеем Яковлевичем на пишущей машинке.

Краткие биографические сведения

Проф. С. Я. Парамонов

Род. 21.10.1894 в Харькове (Украина). Сын лесника.

В 1912 г. окончил среднюю школу в Аккермане (Бессарабия) и поступил на физико-математический факультет (отделение естественных наук) Киевского университета, который окончил в 1917 г.

Его первые научные публикации состоялись, когда он был студентом, в «Орнитологическом вестнике» в 1915 г. (Первое орнитологическое издание, начало выходить в Петербурге в 1910 г. – А.К.)

Из-за революции эмигрировал в 1918 г., сначала в Бессарабию, и затем жил в Румынии, Германии, Польше и Франции как беженец с нансеновским паспортом. Работал в различных музеях Западной Европы, в особенности по теоретической (систематической) и прикладной энтомологии. Специалист по мухам, семейства двукрылых насекомых, имея универсальные знания по этой теме.

Автор более 100 научных работ в области орнитологии и энтомологии. Автор 7 монографий. Эти работы были опубликованы в Англии, Испании, Франции, Голландии, Германии, Швеции, Швейцарии, Австрии, Польше, России и Украине.

Член Орнитологического общества Киева с 1913 года, Энтомологического общества Киева с 1917, Общества Натуралистов Киева с 1917, Польского Энтомологического общества с 1925, Российского Энтомологического общества с 1925, Немецкого Энтомологического общества с 1929 г.

Его основная научная деятельность проходила в Польше, в г. Познань, где он был поначалу координатором Зоологического музея, а впоследствии хранителем и директором. По обстоятельствам семейного свойства в 1930 г. переехал в Париж, где преподавал зоологию в Русской гимназии и совмещал научную работу с опубликованием статей научно-популярного характера. Во время войны был арестован немцами и провел несколько лет в различных концлагерях (первый – в Бойчене, и последний – в Мюндене). По освобождении Британской армией вернулся в Париж к родным в начале июня 1945 г.

Как специалист по отряду летающих насекомых классифицировал насекомых для Императорского бюро энтомологии, Британского музея и Зоологических музеев Берлина, Гамбурга, Мюнхена, Вены, Варшавы, Познани, Львова, Ленинграда, Москвы, Каира, Тайваня (Формозы) и ряда других. Участвовал в отборной итоговой классификации насекомых для Стокгольмского музея по итогам экспедиции в Среднюю Азию и Китай известного путешественника Свена Гедина (Свен Андерс Гедин (1865–1952) – шведский путешественник, географ, журналист, писатель, график, общественный деятель. – А.К.)

В 1940 г. Академией наук Украины было присвоено звание доктора биологических наук за его монографию о семействе мух-жужжал (Bombyliidae). Помимо работы в систематизации двукрылых (Diptera), сетчатокрылых (Neuroptera) и др. работал в области прикладной энтомологии (особенно ветеринарной и сельскохозяйственной). Его монография об оводах, слепнях (Gad flies) была опубликована во Львове на украинском языке в 1940 г. (Парамонов С.Я. Шлункові оводи і боротьба з ними. К.-Львів, 1940. 128 с. – А.К.)

Также он выпустил библиографию работ по этой теме (Zeitschrift für Angewandte Entomologie, 1943).

Превосходно владеет русским и украинским. Легко читает и может говорить на французском, польском, немецком. Легко читает статьи по своей ограниченной профессиональной тематике на английском, румынском, итальянском и испанском.

Важность результатов его научных изысканий может быть оценена по упоминаниям его работ в различных научных источниках, как например, работы E.O. Engelin Zinder. «Die Fliegen der palaarktischen Region, 1932–1936». 25. Fam. Bombyliidae (С. Парамонов ошибся в написании имени автора этого труда, точная библиография и правильное имя – Erwin Lindner. Die Fliegen der Paläarktischen Region. Stuttgart, 1934. – А.К.); а также: E.E. Austen. The Bombyliidae of the Palestine. British Museum, 1937; Hess. The Bombyliidae of South Africa. 1939, Annals of the South African Museum (С. Парамонов ошибся в написании имени автора этого труда, правильное имя A.J. Hesse. – А.К.).

Автор большого числа научно-популярных статей, опубликованных в газетах и журналах общего характера (не рассчитанных на специальный круг) по-польски, по-украински и по-русски.

С. Я. Парамонов.

Сухой стиль резюме преобразился в литературный, когда мне посчастливилось (опять же с помощью моей доброй знакомой, русского историка Елены Говор, проживающей в Канберре, и, к слову, работающей в том же Национальном университете, в котором занимался наукой профессор Парамонов) разыскать Игоря де Рачевильц. В 1950-е гг. они были дружны с Сергеем Яковлевичем. Господин де Рачевильц, филолог по образованию, согласился написать свои краткие воспоминания о Парамонове, за что я ему искренне признателен. В то время Игорь де Рачевильц учился в аспирантуре и занимался темой монгольской истории времен Чингисхана. Большей частью его заметки дублировали вышеприведенное резюме, и потому я эти части пропущу, сосредоточившись лишь на новых для нас моментах.

«Отец Сергея Яковлевича был лесничим, и в детстве он много времени проводил на природе, в лесах Украины и Бессарабии, так что неудивительно, что позже он выбрал себе именно такой псевдоним – Сергей Лесной. Однако, использовал этот псевдоним лишь для публикаций вне науки, вне своего основного занятия. В 1912 году он окончил среднюю школу в Аккермане (Бессарабия) и поступил на физико-математический факультет (отделение естественных наук) Киевского университета, который с успехом окончил в 1917 г.».

Аккерман (ныне Белгород-Днестровский Одесской области Украины) был основан в 502 г. до н. э. греками – выходцами из Милета. С тех пор здесь находилась крепость, которую в разное время посетили «отец истории» Геродот, понтийский царь Митридат Евпатор, хан Ногай и султан Баязид (Баязет), древнерусские князья Кий, Игорь Старый, Олег, Святослав Игоревич. В ссылке в городе находились знаменитый древнеримский поэт Публий Овидий Назон, сосланный за вольнодумные стихи императором Августом, изгнанный заговорщиками император Византии Юстиниан II. В 1918–1940 гг. город находился под властью Румынии, а с 1941 по 1944 г. – под румынской оккупацией в составе Транснистрии. Как знать, быть может, стены столь древней крепости уже тогда навели молодого Сергея Яковлевича на размышления об истории Древней Руси и ее культуре.

«Из-за октябрьского переворота он вернулся в Бессарабию в 1918-м, а оттуда выехал дальше, и жил в Румынии, Германии, Польше и Франции, имея на руках нансеновский паспорт (документ беженца). Работал в различных музеях Западной Европы, специализируясь в теоретической (систематической) и прикладной энтомологии, в частности по мухам (Diptera) и по семейству двукрылых насекомых (Bombyliidae), в чем он со временем стал общепризнанным мировым авторитетом. В 1930 году он обосновался в Париже, где преподавал зоологию в Русской гимназии. Перед Второй мировой войной вернулся на Украину, где в 1940-м получил докторскую степень в Киевском университете и был принят на работу в Зоологический Институт Украинской Академии Наук в Киеве. В 1943 году он был депортирован в Германию, где содержался в различных концлагерях, сначала в Бойчене (Beutschen) и потом в Мюндене (Munden), откуда освобожден наступающей Британской армией».

В своем резюме, подававшемся, по всей видимости, для приема на работу в CSIRO (Австралийский Совет по Науке и Промышленным Исследованиям – аналог Академии наук), Парамонов почему-то пропустил свое пребывание и работу в Советской Украине, указав, что «основная научная деятельность проходила в г. Познань», куда он в действительности попал лишь в 1943 г., когда нацисты решили перевезти туда уникальную коллекцию киевского Зоологического музея.

Как указано в исторической справке об этом музее, «в Киеве Зоологический музей начал работать в 1919 г. и сразу стал главным хранилищем зоологических коллекций страны. Во время войны из музея было вывезено множество ценных коллекций. Позже, некоторые из них удалось найти. В Познани были найдены и возвращены коллекции птиц и бабочек, в Кенигсберге – насекомых, в Хальсберге – жуков».

Судя по всему, немцы отправили коллекции Зоологического музея АН Украины вместе с ее хранителем, С. Я. Парамоновым, в Познань, где он и находился по 1944 г. Свидетельством его нахождения там, помимо его собственного резюме, – еще и публикация его статьи в немецком научном журнале «Zeitschrift für Angewandte Entomologie» в 1944 г. – Prof. Dr. S.J. Paramonow. Die wichtigste Literatur über die Biologie, Bekämpfung, veterinäre und medizinische Bedeutung der Pferdedasselfliegen (Gastrophilus – Arten) Volume 30, Issue 4, pp. 645–660. В статье имеется ссылка на адрес, по которому можно обращаться к автору – Forschungszentrale, Dienststelle Posen, Friedr. Nitzsche Strasse, 2. Таким образом, видно, что в 1944 г. Парамонов все еще находился в Познани, на территории оккупированной Польши. И уже оттуда был заключен в концлагерь. Почему же Сергей Яковлевич пропустил в резюме столь важный факт своей биографии, как пребывание и работу в СССР? По-видимому, на то были свои причины. И прежде всего, потому что работа биолога в Австралии требовала командировок в удаленные территории, которые после войны 1941–1945 гг. часто оказывались под особым военным управлением, засекреченными. Профессор Парамонов элементарно опасался, что его советское прошлое воспрепятствует научной деятельности в Австралии. И к тому есть доказательства в виде переписки между CSIRO и Секретной Службой Австралии (Commonwealth Investigation Service) в декабре 1948 г., касающиеся доступа С. Парамонова в определенные закрытые районы Северных Территорий Австралии. Однако он и не предполагал, что запрос о его персоне был направлен в Британскую разведку, откуда под грифом «Секретно» в июле 1947 года пришел пространный ответ. Да и откуда было ему знать, что практически все иностранцы автоматически подпадали под подозрение в тогдашней Австралии. А уж тем более – оказавшиеся так или иначе вовлеченными в недавний мировой конфликт.

Игорь де Рачевильц продолжает свой рассказ: «Вскоре после освобождения Парамонов выехал в Париж в поисках работы. Уже тогда он был известен CSIRO как ведущий ученый-энтомолог. Они предложили ему работу в Департаменте Энтомологии, и Парамонов прибыл в Австралию 14 марта 1947 года».

Из немецкого плена Сергей Парамонов переехал в Париж к родному брату Алексею. Затем, уже получив приглашение в Австралию, он сел на морской лайнер «Asturias», ходивший в Австралию из британского Саутхэмптона (Southampton), и через 5–6 недель оказался в Сиднее. Его маршрут проходил через Мальту, Суэцкий канал, Аден и Коломбо, о чем Сергей Яковлевич написал стихотворение «В Индийском океане».

«Поселился в Канберре. Вначале он разместился в Актон Хаусе, затем переехал в Хэйвлок Хаус, а в начале 1950-х – в Университетский Дом, который был удобно расположен, всего в 15 минутах ходьбы от его конторы в CSIRO в Блэк Маунтин. Там он и работал в качестве систематиста, специализируясь на двукрылых насекомых до своего ухода на пенсию, в 1959 г. Однако, и позднее он все еще продолжал трудиться для науки из дома, до самой своей кончины (случившейся из-за отказа почек) в 1967 г. Его научная деятельность в те годы была возможна в большой мере благодаря помощи его ассистентки Сельмы.

То, что я помню из рассказов самого Сергея Яковлевича, его отец умер рано. Но мать жила долго, на Украине, еще до конца 1950-х гг. Парамонов регулярно высылал ей продуктовые посылки через специальную международную службу.

Сергей Яковлевич никогда не был женат и не имел детей. Помимо родных русского и украинского, владел несколькими языками, в том числе немецким, французским, польским и румынским. По прибытии в Австралию, он мог читать по-английски, но его разговорный был очень плохой. Однако, он интенсивно занимался языком и спустя 2–3 года владел им уже свободно.