Kitobni o'qish: «Один на один с металлом»

© Кольцов С.П., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Часть первая
«От тюрьмы до сумы»

Глава 1
Арест

Телефонный звонок прозвучал одновременно со скрипом несмазанных петель открываемой двери. А я же еще вчера говорил коменданту объекта, чтобы смазал петли солидолом, еще и свою помощь предложил. А он тогда убежал, сославшись на вечную занятость. Я машинально взглянул на часы. Восемь пятьдесят три, официально наш рабочий день начнется через семь минут. Я кивнул двум вошедшим в кабинет офицерам и метнулся к телефону, стоящему на столе возле окна.

– Капитан-лейтенант Черкасов слушает, – я левой рукой схватил телефонную трубку, а правой отодвинул стоящий на моем пути стул.

– Витя, слушай меня внимательно. Прямо сейчас, не выходя из кабинета, уничтожаешь всю информацию, все свои черновики по твоему формируемому отряду. Вообще все, что касаемо нашей бригады. Насколько я тебя знаю, зажигалка и булавка у тебя всегда в карманах брюк.

– Так точно, Наум Исаакович, – привычно вырвалось у меня. Генерал Эйтингон говорил быстро, и в чувствительной мембране телефона был слышен еще какой-то посторонний шум. Что же там может происходить в кабинете генерала? Но Наум Исаакович зря горячку пороть не будет. Он настоящий разведчик, способный в доли секунды оценить ситуацию. Значит, и мне тоже надо действовать быстро.

Я выхватил из левого кармана моих черных морских расклешенных брюк зажигалку. Боковым зрением увидел, как на меня молча смотрят майор Петров и капитан Иващенко. Мы все трое работали в одном кабинете, хотя задачи у нас совершенно разные. Я вообще-то, честно говоря, здесь временный квартирант. Общие у нас только телефон и пишущая машинка, стоящие на моем столе возле окна.

Не обращая внимания на удивленные взгляды офицеров, я достал из своего письменного стола ворох листов, переписанных от руки, и несколько отпечатанных. Печатал, кстати, я сам, поскольку машинистки у меня в подчинении нет. Если точно, то пока в моем подчинении вообще никого нет. Хотя уже неделю назад я официально назначен начальником штаба морского разведывательно-диверсионного отряда. Кстати, со дня на день придет приказ о присвоении мне звания капитана третьего ранга. Звание досрочно, за прошлогоднюю операцию в Корее. Нашего отряда, как и всей бригады Особого назначения, в природе еще не существует. Вот эта куча бумаг и есть собственно штат формируемого отряда морских разведчиков-диверсантов. Так, во всяком случае, мы пока предполагаем. Мы – это я, генерал Эйтингон, ну и наш начальник управления, генерал Судоплатов. Еще имеются задачи будущего отряда и список кандидатов на командные должности. Насчет формируемого соединения. Тут, как говорится, лучше поздно, чем никогда… Наш Отдельный отряд разогнали семь лет назад, да, видать, война в Корее нашим генералам и адмиралам много чего показала. Хотя бы то, что порох всегда нужно держать сухим и не следует в спешке создавать разведгруппы и отряды, как в сорок первом или три года назад, в Корее, когда там уже вовсю полыхала война. Кстати, в Советской армии, в общевойсковых и танковых армиях три года назад начали создавать отдельные роты специального назначения. Пора бы и адмиралам на флоте задуматься о воссоздании частей водолазов-разведчиков. Англичане и американцы со своими фрог-менами ¹ сейчас нас здорово опережают.

Кстати, у армейских рот спецназа задачи весьма ограничены. Официально их основная задача – поиск и уничтожение мобильных носителей ядерного оружия в оперативном и оперативно-тактическом тылу противника. По большому счету и для этих задач двух или трех рот, по количеству армий в военном округе, тоже будет явно маловато. Поэтому и создается, вернее, воссоздается, наша бригада Особого назначения.

Как я мыслю, в военных округах тоже нужно создавать бригады специального назначения со своей авиаэскадрильей. Как это у нас в ОМСБОНе ² было. В эскадрилье должны быть и транспортные самолеты, и многоцелевые вертолеты. Я это в Корее хорошо понял на примере наших американских коллег.

Но такие бригады в армии вряд ли появятся. По крайней мере, в ближайшем будущем, поскольку армейские генералы нас, разведчиков, мягко говоря, не жалуют. Помню, как растолковывал мне это мой друг Баир Доржиев три года назад. Он тогда служил в разведотделе штаба округа и, будучи в командировке, заехал к нам с Айжан в гости.

– Ты пойми, Витек, в армии офицеру много думать по штату не положено. Это я тебе кроме шуток говорю, – взглянув на мое недоуменное лицо, улыбнулся Баир. – Армия воюет массой, давя противника своей огневой мощью. Какой-нибудь командир танкового или мотострелкового взвода, действующего в составе батальонной тактической группы, это примерно как рядовой, ну, может, ефрейтор, в разведгруппе. Он и мыслит только в установленных его командованием рамках. Может быть, для общевойсковиков так и надо…

– Вот только выходя из этих рамок, попадая, например, в окружение, они становятся просто пушечным мясом, неспособным думать. Как это было в сорок первом и в сорок втором.

– Зато у нас все по-другому. Помнишь главный принцип обучения в вашем ОМСБОНе или в нашей дальневосточной бригаде.

– Ты о чем конкретно, поясни, – я оторвался от тарелки с бешбармаком.

– А о том, что в наших частях каждый боец умел тактически мыслить, в том числе и за противника. Для этого каждый разведчик готовился с учетом возможности и умения командовать отделением или минометным расчетом. А каждый сержант или офицер должен был уметь выполнять функции командира на одну или две ступени выше занимаемой должности.

– Баир, ну это же азы нашей профессии. Если в тылу противника действовать по шаблону, то тебя быстро вычислят и уничтожат, – вырвалось у меня.

– Витя, дай толком поесть человеку, – сказала моя жена Айжан, забирая у меня пустую тарелку.

– Когда в сорок втором в Белоруссию и на Брянщину начали забрасывать наши организаторские группы, то наши рядовые бойцы обучали военному делу окруженцев и вчерашних колхозников. А потом они командовали взводами партизан, сержанты отрядами, а офицеры партизанскими бригадами.

– Кроме того, каждый наш боец знал штат и тактику немецкой пехотной роты в различных видах боя. Зная это, боец прекрасно понимал, как противник будет действовать при поиске и уничтожении разведгрупп.

– Вот, вот, – усмехнулся Баир.

– Такого вольнодумства общевойсковые генералы не любят. Тем более когда рядовые бойцы имеют подготовку на уровне младших офицеров линейных частей.

– Ты, Витя, не думай, что это только наши генералы и адмиралы все такие злодеи и вредители. Нестандартно думающих подчиненных в любой армии мира особо не жалуют. Ты пока в своем институте грыз гранит науки, я это дело отслеживал и развернутые справки для начальства писал, – улыбнулся Доржиев.

– Так вот, после окончания Второй мировой англичане расформировали все свои части коммандос, а американцы части рейнджеров. Ну а у нас, как мне знающие люди говорили, к этому Генштаб тоже руку приложил. Один из аргументов был такой: много денег уходит на содержание элитных частей.

– У вас ведь в ОМСБОНе денежное довольствие рядового разведчика было как у младшего офицера в пехоте, – Баир, усмехнувшись, взглянул на меня.

– Так у нас и выполняемые задачи, отбор и подготовка были такие, что пехотному Ваньке-взводному или ротному даже и не снилось.

– Не кипятись, Витя, и не агитируй меня за советскую власть, – улыбнулся тогда Баир.

Было это три года назад, а сколько с тех пор воды утекло. Этот разговор мне вспомнился, пока я смотрел на отпечатанный лист с задачами морского отряда бригады Особого назначения. Щелчок зажигалки, и огонь начал пожирать два смятых листа. Я машинально пробежал глазами то, над чем мучительно думал и несколько раз переделывал. То, что скоро превратится в черный скукоживающийся пепел. Глаз зацепился за выписку из доклада начальника Морского Генерального штаба адмирала Исакова: «… наличие пловцов-подрывников в системе ВМС нецелесообразно…

– применение пловцов-подрывников является чисто эпизодическим;

– успешность и эффективность их использования является чрезвычайно низкой;

– борьба с пловцами-подрывниками не представляет трудностей» ³.

Огонь коснулся моих пальцев, и я выпустил горящий лист. Дым начало вытягивать в форточку.

Читая последнюю фразу, я хмыкнул и стал смотреть, как огонь жадно пожирал листок с мнением большого флотского начальства. А насчет низкой эффективности… За все время Второй мировой войны подводные диверсанты всех стран уничтожили около двадцати боевых кораблей, включая линкоры и крейсера. Да еще около шестидесяти транспортных судов. Плюс гидротехнические сооружения вроде мостов, шлюзов и военные объекты на берегу.

Я стряхнул пепел с пальцев и зажег следующий лист. Пока он горит, стал читать закрытую справку, полученную мной из архива МВД. «В июле 1946 года министр внутренних дел Круглов подготовил предложение передать флоту захваченные в Германии материалы на тему: «Военно-морской пловец-подрывник» и интернированного немецкого инженера Неймаера, посвятившего разработке этой темы всю жизнь. Среди прочего Министерством внутренних дел предлагались резиновый комбинезон, не стесняющий движений при плавании, одежда и бесшовное белье, не создающее потертостей тела при интенсивном длительном плавании и движении, ножные плавники, позволяющие без помощи рук сохранять направление движения или, по желанию, изменять его, пила для распиливания противоторпедных сетей, взрывчатое вещество повышенной мощности для взрывов в воде…» ⁴

Огонь охватил лист, и я, не дочитав, выпустил горящее облачко из рук.

Кто же, интересно, надоумил боевого адмирала, потерявшего ногу во время битвы за Кавказ, подготовить такой ответ?

Сам-то Иван Степанович Исаков, хотя и начал воевать еще в Первую мировую и гражданскую, о разведке имеет весьма смутное представление. А вот к его окружению в Главном морском штабе должен был внимательно присмотреться Смерш. Это ведь натуральное вредительство! Не за это ли адмирал Исаков был снят с должности вместе с главкомом ВМФ адмиралом Кузнецовым? Поэтому наш отряд водолазов-разведчиков и создается сейчас в МВД, а не на флоте…

Беру последний напечатанный на машинке лист. В глаза бросается заголовок: «Задачи морского разведывательно-диверсионного отряда бригады Особого назначения МВД ⁵ СССР»:

«– …проведение диверсий на важнейших военно-морских базах и объектах главных агрессивных государств;

– осуществление актов террора в отношении наиболее активных и злобных врагов Советского Союза из числа деятелей капиталистических государств, особо опасных иностранных разведчиков, главарей антисоветских эмигрантских организаций и изменников Родины;

– организация похищений и доставка в СССР новейших образцов военно-морского вооружения и военной техники капиталистических государств…

В целях выполнения вышеизложенных задач отряд…

– выявляет и изучает военно-морские базы…

– изыскивает подходы к этим базам и насаждает на них агентуру;

– … проведение в особый период, а при необходимости и в мирное время активных разведывательных и диверсионных операций;

– скрытный выход водолазов-разведчиков на берег противника и действия на его коммуникациях;

– водолазный поиск и разграждение оборудования противника перед проведением морских десантных операций».

И тут, почувствовав изучающий взгляд двух пар глаз, я обернулся.

– Здравия желаю, товарищи офицеры, – я взглянул Петрову прямо в глаза. Он стоял вполоборота ближе ко мне.

– И вам доброго утра, Виктор Васильевич, – насмешливо ответил мне майор и улыбнулся. – Спалить нас всех решили с утра пораньше. Так это у вас очень даже может получиться. У нас на этаже ни один огнетушитель в случае пожара точно не сработает. Да и на двух нижних этажах, наверное, тоже. Когда наш девятый отдел ⁶ в мае сюда переезжал, я в хозяйственном отделе огнетушители получал. Пару штук решил проверить. Увы, ни один тогда не сработал, – развел руками Петров.

Я молча кивнул. Знаю, что этот трехэтажный бывший купеческий особняк хотя и построен из красного кирпича, но все внутренние перекрытия и внутренние стены у него сделаны из дерева. А с учетом того, что мы располагаемся в одном из маленьких неприметных переулков на выезде из Москвы, то и пожарные сюда тоже не быстро доедут.

Капитан Иващенко молча смотрел на меня, не задавая лишних вопросов. Да это и ни к чему, ведь в центральном аппарате разведки новичков не держат, так что думать и анализировать Петров и Иващенко явно умеют не хуже меня. Это я, приехавший в Москву двенадцать дней назад, не знаю, чем они занимаются. Но они-то прекрасно знают, кому я подчиняюсь и кто мне мог отдать приказ… сжечь всю документацию.

– Виктор Васильевич, – на меня в упор посмотрел Иващенко, – я вчера поздно вечером ехал на наш загородный объект. Так вот, все шоссе было заполнено колонной бронетехники. В Москву входила большая колонна танков и бронетранспортеров. Я сам сидел за рулем «эмки» и хорошо разглядел солдат и технику. Это танковый и мотострелковый батальоны, видимо, Таманская дивизия. Хотя, может быть, и Кантемировская. Так что остальное додумывайте сами, товарищ капитан-лейтенант.

После услышанного у меня лихорадочно заработала голова. «Приказ о вводе войск в столицу мог отдать только министр обороны Булганин, – мелькнула у меня мысль. – А это значит…»

– Насколько я знаю историю Российской империи, так всегда начинались все военные перевороты, – вырвалось у меня.

– Как удавшиеся, так и провалившиеся. К последним, например, относится восстание декабристов. Если отбросить разговоры о народном благе, то здесь мы видим классику жанра. Заговор в офицерской и генеральской среде и использование солдатской массы втемную, – чуть подумав, добавил я.

– Паны дерутся, а у холопов чубы трещат, – оценивающе посмотрел на меня Иващенко. – Хотя, как говорил товарищ Сталин, все исторические аналогии не совсем уместны. Поэтому выполняйте полученный вами приказ. Только одна просьба, Виктор Васильевич, – капитан широко улыбнулся. – Чтобы действительно не устроить пожар, жгите вашу документацию по одному листу и откройте, пожалуйста, окно. Благо окна нашего кабинета выходят во двор… Ладно, я его сейчас сам открою, – шагнул к окну Иващенко.

– А мы пока покурить во двор выйдем, – тактично добавил Петров.

Я в ответ в знак благодарности лишь кивнул.

Сжигая очередной лист, я бегло прочел:

«– командир отряда дважды Герой Советского Союза Виктор Николаевич Леонов

– старшина отряда – Герой Советского Союза Семен Михайлович Агафонов

– заместитель командира отряда по водолазной подготовке Прохватилов ⁷ Иван Васильевич».

Огонь стал подбираться к пальцам, и я бросил горящий листок в окно, не дочитав фамилию заместителя командира по воздушно-десантной подготовке. В голову полезли тяжелые мысли, и заныло в груди. Опять дало о себе знать прошлогоднее ранение. Пневмоторакс ⁸ – это все-таки не шутка.

Глубоко вдохнув, я боком уселся на подоконник. Двор был сплошь зеленым из-за росших в нем высоких лип и раскидистых конских каштанов. И хотя липы уже отцвели, запах липового цвета до сих пор чувствовался. Пять дней назад, увидев, как наша уборщица Мария Трофимовна собирает цветки липы, я охотно присоединился к ней. Поэтому сейчас я пью великолепный напиток, заваривая цейлонский чай с пахучим липовым цветом. Кстати, бумаги я уже все спалил, теперь можно и чайку попить. Благо электрический чайник и все чайные принадлежности стоят в шкафу. Думая о предстоящем чаепитии, я посмотрел на отрывной календарь, висящий на стене над столиком, который мы неофициально величали чайным.

На листке было двадцать седьмое июня.

– Значит сегодня двадцать седьмого июня тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, – вслух произнес я.

Вчера вечером я разговаривал по междугородке с Айжан. И с дочерью Машей поговорил, ей уже семь лет. В этом году ей идти в школу. Вчера я с радостью сказал Айжан, что сегодня после обеда поеду получать ордер на двухкомнатную квартиру. Еще сказал, чтобы жена начала упаковывать вещи. А теперь что будет?

Открыв шкаф, я взял на нижней полке веник с совком и начал заметать с пола пепел.

Так что же это происходит в столице страны и чей это дьявольский план так успешно реализовывается? Если сегодня родные «тридцатьчетверки» для нас стали не свои. Для нас – это для генерала Судоплатова, генерала Эйтингона, полковника Серебрянского, ну и для меня.

Русские курносые мальчишки в защитных гимнастерках и танковых комбинезонах сейчас тоже для нас не свои. А если им навстречу выйдут танковые части мотострелковой дивизии Дзержинского? Об этом даже страшно подумать. «Так, успокойся, товарищ капитан-лейтенант», – мысленно приказал я себе. Сделал глубокий вдох носом, задержал дыхание. Болезненно заныло в правой части груди. Как говорили древние римляне, всегда ищи, кому это выгодно. Это часто повторял нам преподаватель военной истории пожилой сухощавый полковник с пронзительным взглядом серых глаз.

– Вы, товарищи офицеры, обязаны уметь видеть то, на что лишь смотрят другие. А поскольку сегодня тема занятия «Наполеоновские войны», то с этого и начнем… О чем говорит известная картина «Переход Суворова через Альпы», поясните нам, пожалуйста, товарищ Белый, – обратился преподаватель к сидящему рядом со мной старшему лейтенанту. Кстати, нося такую фамилию, Алексей имел типичную южную внешность – иссиня-черные волосы и смуглый цвет кожи. Впрочем, на Кубани, среди казаков такая внешность вовсе не редкость.

Поднявшись, Алексей замялся. Видно было, что умные мысли совсем не лезли в его голову, привычную решать более приземленные задачи. Но Лешка не растерялся и заговорил штампованными заготовками.

– Картина говорит о высоком морально-психологическом духе солдат и офицеров русской армии… – Чуть замявшись, продолжил: – Русские войска под командованием генералиссимуса Суворова освобождали народы Европы от наполеоновской тирании…

– Садитесь, – махнул рукой полковник. – Вы не на политзанятиях, батенька. Поэтому настоятельно прошу включать голову. Вы ведь не в танковых войсках раньше служили, а в контрразведке Смерш. К тому же вы попутали эпохи. Великую Отечественную войну советского народа и тогдашние межъевропейские разборки.

Пожилой преподаватель, начинавший службу в разведке еще при царе, лично знал генерала Биязи ⁹ и его требования. Полковник окинул взглядом притихшую аудиторию:

– А теперь, товарищи офицеры, я сформулирую вопрос более конкретно. А зачем русские люди воевали и умирали на территории Италии, Швейцарии и Австрии? Зачем и кому это нужно было в России?.. И еще подумайте, кому за пределами России было нужно убийство императора Павла и как это связано с последующим участием русской армии в Наполеоновских войнах. Знаменитых сражениях при Фридланде и Аустерлице, где русская армия понесла большие потери… Ну, кто рискнет первым? – полковник снова оглядел аудиторию. – На зачете этот смельчак получит на один балл выше.

Эх, была не была! Я тогда поднял руку. Преподаватель снисходительно кивнул. Поднявшись, я начал сбивчиво излагать свою мысль:

– В первой половине восемнадцатого века Российская империя начала интенсивно осваивать территорию Южного и Среднего Урала. Растущему государству как воздух нужна была своя развитая металлургическая промышленность, налаженная система добычи железной и медной руды.

Помолчав, я добавил:

– А также требовалось организовать на Урале геологоразведку, а позднее добычу минералов, драгоценных камней, а также золота и серебра. Словом, всего того, что добывают на Урале сегодня. А тогда отправленный царем Петром Первым Никита Демидов начал, а его сын Акинфий продолжил строительство медеплавильных заводов, где отливали пушки для армии и флота. На чугунолитейных заводах Демидовы наладили производство мортир и ядер, – быстро проговорив все это, я на мгновенье замолк, перехватив заинтересованный взгляд преподавателя. – В то же время российское подданство принял младший жуз киргиз-кайсаков, кочевавший по территории Южного Урала. В том числе в тех местах, о которых я говорил и где были залежи меди и других полезных ископаемых. Если кто служил на Кавказе, вспомните чеченцев. У них такое же родовое деление, только рода тейпами называются… Киргиз-кайсаками в царской России называли казахов, – чуть помедлив, пояснил я. – Жуз – это название рода у казахов. А то, что он младшим называется, так это по политическому влиянию в степи, а не по численности населения. Вообще у казахов три жуза – старший, средний и младший. Соответственно, в то время они кочевали на юге, в центре и на севере современного Казахстана.

– Не отвлекайтесь от темы, – прервал мои воспоминания времен битвы за Кавказ преподаватель.

– Так вот, идущая на юго-восток Российская империя столкнулась с проблемой постоянных набегов разбойничьих шаек, захватывавших людей в плен и разорявших не только русские поселения. До семидесятых годов прошлого века в окрестностях Оренбурга, Орска или Уфы можно было получить на шею аркан и быть проданным на невольничьих рынках Хивы, Бухары или Коканда. А за спиной этих рабовладельческих государств тогда стояла Англия. К сожалению, об этих событиях не создано литературных произведений, вроде повести известного писателя «Казаки». Эту повесть о терских казаках написал боевой офицер, сам участник Кавказской войны – поручик Лев Толстой. Увы, об оренбургских казаках, двести лет проливавших свою кровь на Оренбургской пограничной линии, подобное никто никогда не писал.

– Так какое же отношение убийство Павла Первого имеет ко всем этим событиям? – с интересом спросил преподаватель.

– Павлу Первому явно надоело читать донесения о гибели казаков на пограничной линии, о разорении казахских кочевий и башкирских аулов и о продаже российских подданных на невольничьих рынках Средней Азии… Так вот, для уничтожения Хивинского ханства в поход был отправлен донской казачий корпус под командой генерала Орлова. А после убийства царя, которого заговорщики объявили сумасшедшим, ими был запущен слух, что царь отправил войска на завоевание далекой Индии. Следовательно, в сохранении Хивинского ханства, как инструмента постоянного давления на Россию, были заинтересованы англичане. Для этого и потребовалось убийство главы Русского государства, – твердо закончил я.

– Садитесь, Черкасов, оценка «отлично», – улыбнулся преподаватель. – Про Оренбургскую пограничную линию я, грешным делом, сам не сразу подумал. А ведь последний большой набег на Оренбург был в 1861 году. Как раз в год отмены крепостного права в нашей стране. Но, кроме этого, была еще и экономическая составляющая военного заговора. Напомню, товарищи, что к моменту вступления на престол императора Павла Россия была крайне социально несправедливым государством. Напомню, что в феврале тысяча семьсот шестьдесят второго года был принят Указ «О Вольности дворянства». В нем говорилось, что дворяне, составляющие правящий класс в Российской империи, вольны делать что хотят. То есть могут служить государству на военной или гражданской службе, но если не захотят, то могут и не служить, а прожигать жизнь в своих поместьях. До этого указа, напомню, дворяне обязаны были служить государству. Именно за это их предки, именовавшиеся «детьми боярскими», получали от государства поместья с крестьянами, которые обязаны были содержать помещика и его семью, пока тот защищает Отечество. Крестьяне были лично свободны, крепостное право с просвещенного Запада к нам тогда еще не пришло. «Дети боярские» защищали страну на поле боя, а крестьяне работали для того, чтобы прокормить их и их семьи.

Кстати, само слово «поместье» означает земельное владение «по месту службы». То есть пока ты служишь, то пользуешься поместьем. Не явился в боевой поход или дрогнул в бою – поместье отбиралось. Так что жизнь «детей боярских» в Московской Руси не была легкой.

Так вот, после этого указа дворяне, чьи предки были настоящим воинским сословием, начали постепенно превращаться в социальных паразитов. Классический пример – главный герой поэмы Пушкина «Евгений Онегин». Паразит и убийца своего друга. А в нашей стране тогда был настоящий социальный расизм. У каждого из этих господ были крепостные, которых они называли просто рабами. За людей их, естественно, они не считали. Все логично: как можно считать человеком того, кого ты проигрываешь в карты или покупаешь на базаре? Кстати, многие из дворян перестали считать себя русскими, мня себя частью просвещенной Европы. Да и говорили они в основном на французском языке, а не на языке русского быдла.

Говоря профессиональным языком, на тот момент почти вся эта социальная группа была агентурой английского влияния. Почему именно английского? Ведь между собой они говорили по-французски. Опять напомню первую главу из «Евгения Онегина», где говорится, как «… по Балтическим волнам за лес и сало возят к нам». Эти лес, сало, пенька и зерно, добытые потом русских мужиков, затем морем шли в Англию. Поскольку та была мощной морской державой, пенька для канатов была главным российским экспортом для британского парусного флота. А у Англии было чем платить за это русским помещикам. А те, кто выступал против поставок стратегических товаров потенциальному противнику, жестоко за это поплатились.

Я сейчас процитирую записки одного из декабристов, фон Визена. Это не автор «Недоросля», а его однофамилец, – пояснил преподаватель. – «Англия снабжала нас произведениями и мануфактурными, и колониальными за сырые произведения нашей почвы… Дворянство было обеспечено в верном получении верных доходов со своих поместьев, отпуская за море хлеб, корабельные леса, мачты, сало, пеньку, лен. Разрыв с Англией, нарушая материальное благосостояние дворянства, усиливал в нем ненависть к Павлу. Мысль извести Павла каким бы то ни было способом сделалась почти всеобщей».

И еще, товарищи. Император Павел фактически начал революцию сверху. Он объявил, что помещичьи крестьяне для государства такие же подданные, как и их господа, а вовсе не бесправные рабы. Еще было объявлено, что на своих помещиков крестьяне должны работать не более трех дней в неделю. Вполне естественно, что дворяне-рабовладельцы восприняли этот указ как первый шаг к полной отмене крепостного права. Также Павел прекратил гонения на старообрядцев, уравнял их в правах с православными и мусульманами. Напомню, что старообрядцы – это православные христиане, не принявшие нововведений патриарха Никона в семнадцатом веке. В Российской империи они были лишены всех гражданских прав. А составляли они, по разным подсчетам, до четверти всего русского населения. Старообрядцы и иудеи, оказавшиеся в России после разделов Польши, были людьми даже не второго, а третьего или четвертого сорта.

Итак, Павел Первый был убит одиннадцатого марта тысяча восемьсот первого года. Кстати, офицеры-заговорщики предлагали ему сохранить жизнь в обмен на письменное отречение от престола. На это Павел ответил: «Вы меня, конечно, убьете, но я все равно останусь русским императором».

– Настоящий мужик, – с уважением произнес кто-то с задних рядов.

– А вот последний русский император, оказавшись среди генералов-заговорщиков в феврале тысяча девятьсот семнадцатого года, кстати, будущих белогвардейцев, от престола отрекся. Ну а за спинами тогдашнего Временного правительства также торчали английские уши. Кстати, английский посол был первый, кого заговорщики известили об успешном перевороте. Царем они объявили цесаревича Александра. Это был мерзавец, отцеубийца и английский агент на русском троне, – с неприязнью сказал преподаватель.

В это же время дворцовый переворот был произведен и в Австрии. После этого русские и австрийские солдаты стали проливать свою кровь за интересы англичан. А нашествие Наполеона на Россию в тысяча восемьсот двенадцатом году имело цель лишь оторвать Россию от Англии. Еще один интересный факт: когда умирал фельдмаршал Кутузов, он просил царя не лить русскую кровь в Европе после изгнания французов из России. По преданию, ответив отказом, царь спросил полководца: простишь ли ты меня, Михаил Илларионович? «Я-то прощу, а вот Россия нет», – мудро ответил старец.

Благодаря деяниям самого высокопоставленного английского агента влияния Александра Романова, – при этих словах в глазах полковника сверкнули огоньки, – Россия потеряла в Наполеоновских войнах самую активную, лучшую часть своего мужского населения. Эти люди не оставили после себя потомства. Поэтому во время столкновения с объединенным Западом, во время Крымской войны, наша страна потерпела поражение. Это неудивительно, ибо те, кто служил в русской армии офицерами, родились от тех, кто в массе своей не рвался защищать Родину в тысяча восемьсот двенадцатом году. «Что мне честь, если нечего есть», – говорит боевому офицеру один из таких «полководцев» в «Севастопольских рассказах» Льва Толстого. А автор, боевой артиллерийский офицер, знал, о чем говорил.

В окно вместе с порывом ветра влетел зеленый липовый лист, оторвав меня от воспоминаний. Боль из груди до конца все-таки не ушла.

– Это вы Виктор Васильевич Черкасов? – раздался незнакомый властный голос.

Я обернулся. В кабинет уже вошли четверо в военной форме. Майор, два лейтенанта и капитан. «Почему же дверь не заскрипела?» – мелькнула у меня в голове нелепая мысль.

– Вы арестованы, гражданин Черкасов, – будничным равнодушным голосом объявил мне майор.

– Предъявите ордер прокуратуры на мой арест, – сглотнув комок в горле, как можно спокойнее ответил я, поднимаясь с подоконника.

Майор протянул мне лист бумаги. Бросилась в глаза первая страница; «В связи с участием в антигосударственном заговоре…». Бегло прочитав текст, я обратил внимание, что документы не имеют ни подписи, ни печати… По рассказам Романа Николаевича Кима ¹⁰ я знал, что в подобных документах обязательно должна быть подпись прокурора, завизированная печатью.

– Майор, это филькина грамота, а не документ, – посмотрел я прямо в глаза офицеру.

Майор на мгновение смешался, но затем, переглянувшись с капитаном, взял себя в руки.

– Гражданин Черкасов, мы выполняем приказ, поэтому попрошу вас проехать с нами. Все объяснения и соответствующие документы вы скоро получите.

– Ну, что же, как говорится, сила солому ломит, – согласился я.

– У вас есть оружие, гражданин Черкасов? – спросил майор.

Я отрицательно мотнул головой.

Ко мне подошел капитан и, выполняя формальную обязанность, нехотя похлопал по моим карманам. Было видно, что ему как-то не очень приятно обыскивать и арестовывать офицера, имеющего на груди две золотые и одну красную нашивку за ранения и орденские планки. Я достал из внутреннего кармана кителя удостоверение личности и партийный билет, а из карманов брюк вынул зажигалку, булавку и ключи от рабочего сейфа. То, что в сейфе находятся мои боевые награды, я говорить не стал. Сами найдут, благо что мой рабочий стол уже опустел. В общежитии МВД, в комнате, где кроме меня остановились еще два командированных офицера, искать нечего. Только смена белья и, как говорится, мыльно-рыльные принадлежности, да еще роман Достоевского «Братья Карамазовы», который я перечитываю второй раз.