Kitobni o'qish: «Красно-белые волны в Царицыне и окрест»

 

Родине

О Русь святая! О тебе молюсь
Я так тебя люблю безмерно,
И для тебя отдать клянусь
Я жизнь свою нелицемерно.
Живи во славе. Будь могуча
И под крылом родным не страшна бури туча.
Под сению своей ты русских век оборони…
О, Русь Святая! Бог Тебя храни.
 

Генерал-майор А. Л. Носович

29 октября 1918-го, г. Новочеркасск

Гауптвахта

Кто это?

Москва. Май 1918 г.

– Вставай к стенке! – голос комиссара пронзил меня пулей. Нет, тремя пулями: в голову, в сердце и в живот. Наверно, именно туда попадут эти трое, ещё вчера засевавшие поля где-нибудь под Рязанью, а теперь мобилизованные для борьбы с контрреволюцией. – Одной контрой сейчас станет меньше!

Комиссар выпрямился во весь огромный рост, широко расставил ноги, скрипнув сапогами, заложил руки за спину и, смерив меня презрительным взглядом, подал знак. Стволы винтовок нацелились в голову, в грудь и в живот. Всё правильно… Комиссар прошёлся вдоль шеренги, глядя в пол.

– Унтер-офицер кавалерии! Служил царю, награды получал, германский плен! Теперь решил служить революции?! Думал, поверим?! Не разгадаем твоё империалистическое нутро?!

Мой вид представлял жалкое зрелище: небритый, босой, из одежды только подштанники. Два месяца в казематах не прошли бесследно.

– Товарищ, комиссар…

– Гражданин комиссар!

– Гражданин комиссар, я говорил на допросах. На фронте, в плену проникся революцией. Ваши товарищи открыли мне глаза на империалистическую сущность войны.

Комиссар смерил меня взглядом полным презрения.

– Заряжай! Именем революции и трудового народа…

– Отставить! – в каземат вошёл невысокий человек в пенсне, фуражке со звездой и в такой же, как у комиссара, кожаной куртке, перепоясанной ремнями. Жидковатая бородка, из-под фуражки виднеется густая чёрная шевелюра. – Отставить, товарищи!

– Отставить! – повторил приказ комиссар и вытянулся перед вошедшим. – Товарищ Председатель Реввоенсовета, приводим в исполнение приговор. Царский золотопогонник!

Я почувствовал, что его самоуверенность улетучилась как пар из кипящего чайника.

– Какой он вам золотопогонник?! То старшие офицеры и генералы, а этот – унтер, – председатель держал в руке мои бумаги. – Отсутствуют некоторые документы, – обратился ко мне.

Я пожал плечами.

– Социальное происхождение?

– Отец из обедневших дворян. Мать – казачка.

– Поэтому пошли в кавалерию?

– Да.

– Считаете себя дворянином или казаком?

– Казаком. Простым крестьянином! – поторопился поправиться я. Казаки не приняли революцию. Надо сойти за своего, за крестьянина.

Председатель пронзил меня умным, леденящим взглядом. Стёкла пенсне отражали рыжий свет керосиновой лампы, придавая угрюмому лицу оттенок сюрреалистичности. Демон, подумал я. Демон революции.

– Правильно! Рабочие и крестьяне – вот за кого мы боремся. Желаете присоединиться?

– Так точно, – по привычке едва не добавил «Ваше превосходительство».

– Рад, что и к Вам пришло осознание правильности нашех идей. Что убедило, не считая агитационной работы наших товарищей на фронте?

Вспомнить что из коммунистической макулатуры я читал!

– «Большевики и мелкая буржуазия» товарища Ленина и «Наша революция» товарища Троцкого.

Сдержанная улыбка появилась на лице председателя, как будто демон, наконец, получил очередную жертву и готовился праздновать победу.

– Что понравилось в «Революции»?

– Теория перманентности.

– Рад, что моя книга помогла Вам выбрать путь революционера. Читали Сталина?

– Кто это?

На сей раз лицо председателя расплылось торжествующей, несдерживаемой улыбкой. Раздался оглушительный хохот.

– Вы правы! Ох, как правы! Кто это… Вы родом из Царицына?

– Да. Саратовской губернии.

Председатель выдержал паузу, не сводя с меня внимательного взгляда.

– Дайте ему помыться, накормите, оденьте. Завтра ко мне.

– Слушаюсь, товарищ Троцкий! – отчеканил комиссар.

Генерал в фетровой шляпе

Новочеркасск. Ноябрь 1917 г.

Приёмная генерала Алексеева. Адъютант читает мои документы. Наконец, решается подать генералу. Возвращается без них. Значит, Алексеев согласился рассмотреть мою кандидатуру. Ожидаю час с четвертью. Наконец, у адъютанта звонит телефон.

– Исполняю, Ваше превосходительство. Проходите, господин Истомин. Генерал желает беседовать с Вами.

Привожу себя в порядок насколько могу, вхожу в кабинет. За широким массивным столом в стареньком засаленном мундире сидит маленький курносый старичок с высоким лбом и пышными усами. В глазах как будто с детства застыла печаль.

– Значит, Вы унтер-офицер кавалерии. Закончили Николаевское училище, служили на северо-западном фронте. Теперь желаете вступить в Добровольческую армию?

– Так точно, Ваше превосходительство.

– Армия только формируется. Как узнали?

– Из Вашей телеграммы в штаб Петроградского округа.

– Как оказались в штабе?

– Так сложились обстоятельства, – отвечаю первое, что приходит в голову, и понимаю, что ответ совершенно бездарный.

– С каких пор туда пускают унтер-офицеров кавалерии? Телеграмма была зашифрована. Могли прочитать только офицеры штаба.

Молчу. Сказать нечего.

– У Вас чистые, опрятные руки кабинетного офицера, без следов от поводьев. Походка не вразвалку, как у кавалеристов. Ноги держите вместе, немного сутулитесь, как будто просиживали над бумагами. Чувствуется, привыкли общаться с высокими чинами. Так что, по-прежнему кавалерист?

Придётся раскрыться, иначе будет отказ.

– Документы не мои. Использовал для конспирации. Штабс-капитан контрразведки Петроградского округа Проскурин. Служил в отделе подполковника Истомина, разрабатывал связи большевиков с германской разведкой. Документы принадлежат его сыну. Подполковник посчитал так легче пройти проверки новой власти и уехать заграницу. Но прочитав телеграмму, я решил отправиться к Вам добровольцем.

– Где настоящие документы?

– Спрятаны.

– Можете предъявить?

– Никак нет! В Петрограде. Там большевики.

– Что нашли по большевикам?

– Их вожди доставлены из Швейцарии по приказу кайзера. Получили миллионы марок от германского командования. Операцией руководил Парвус.

– Кто это?

– Якобы революционер. На самом деле политический коммерсант.

– Я был знаком с подполковником Истоминым. Можете описать привычки?

– Гладит бороду перед тем, как начать говорить.

Алексеев рассмеялся.

– Меня это забавляло.

Кажется, поверил. Отменно!

– Откуда Вы родом?

– Царицын.

Генерал удивлённо посмотрел на меня, затем на карту за спиной.

– Саратовской губернии.

– Знаю. Отужинаете со мной?

– Почту за честь!

На стол подали уху из судака, отварной картофель, копчёную колбасу с кардамоном и маринады. Невиданное роскошество после голодного Петрограда! Композицию дополнял графин водки. Алексеев расспросил о семье, училище и царицынской жизни. Этикет, подумал я и ошибся.

– А теперь прошу набраться терпения и выслушать меня, старика. Я в Петрограде жил на конспиративной квартире на Галерной, создавал новую армию. Готовились противостоять анархии и нашествию немцев и большевиков. Знаете, никогда не охватывала душу такая давящая тоска, как в те дни. Вокруг бессилие, продажность, предательство! Особенно в Петрограде. Осиное гнездо! Развал империи! Как будто по чьему-то приказу исполнялся предательский план. Когда Вы упомянули Парвуса и большевиков, в голове всё расставилось по местам. Действительно был план уничтожения России! – генерал тяжело вздохнул. – В конце октября было назначено заседание Временного совета Республики, но большевики оцепили Мариинский дворец. Я направился в штаб округа. Там настоятельно рекомендовали срочно скрыться – по всему городу висели листовки, что я враг революции. Хотели арестовать. Друзья спрятали у себя, потом перевезли – меня опознали на улице. Купили билеты до Ростова. Ночью отправились на вокзал. Представьте себе генерала в потёртом пальто шоколадного цвета, не по росту длинного, и брюки поверх сапог. На голове синяя фетровая шляпа с чёрной лентой, в кармане чужой паспорт. В поезде меня всё-таки узнали. Но до Ростова, слава Богу, добрался.

Алексеев перекрестился.

– Атаман Каледин уже ввёл военное положение, выгнал большевиков. Мы встретились здесь, в Новочеркасске. Представьте себе, отказался принять офицеров! Приказал немедленно покинуть Донскую область. Я, конечно, не послушал, – генерал наполнил рюмки. – К нам присоединился генерал Корнилов. Думаю, Вы о нём слышали, – Алексеев улыбнулся первый раз в моём присутствии.

– Конечно! Командующий Петроградским военным округом.

– Опубликовали воззвание к офицерам защитить Отечество, восстановить монархию, вернуть союзников и уничтожить большевиков.

– Я тоже придерживаюсь монархистских взглядов.

– За монархию! – произнёс тост генерал.

Помолчал. Видимо, готовился сказать главное.

– Могу предложить два варианта службы. Первый – кавалеристом, чего, признаюсь, хотелось бы менее. Второй – поедите в Москву к большевикам и попытаетесь получить назначение в Царицын. Готовим летнее наступление.

– Согласен на второй вариант, – не задумываясь ответил я.

– Превосходно! Детали обсудите с начальником разведки подполковником Ряснянским. Адъютант отвезёт на квартиру на окраине города. Постарайтесь ни с кем не общаться и не выходить.

Остановить развал империи!

Киев. Харьков. Москва. Апрель – май 1918 г.

Сорокалетний генерал-майор Императорской армии России Анатолий Леонидович Носович весной 1918-го оказался в Киеве. Человек живой, умный, сильный, он беспомощно наблюдал за драматическими событиями. Банды гетманаСкоропадского и германские войска захватили город.

– Остановить развал империи! Выгнать, уничтожить революционеров, интервентов и царьков! Восстановить монархию! Вот мой долг! – решил Носович.

В Киеве встретился с генералом Драгомировым – представителем белых армий Юга России. Драгомиров посоветовал пробираться в Москву и установить связь с подпольным отделением Добровольческой армии. На вокзале в Харькове Носович случайно встретил сослуживца и близкого друга – полковника Чебышева, служившего теперь в Главном артиллерийском управлении большевиков. Чебышев тайно сотрудничал с белогвардейцами и находился в Харькове по заданию московского отделения Добровольческой армии. Предложил вступить в организацию и поселиться у него в Москве на Большой Дорогомиловской. Начальник штаба отделения полковник Страдецкий уже жил у него.

В Москве на Кузнецком мосту Носовича узнал молодой офицер лейб-гвардии конно-гренадерского полка и стал во весь голос призывать вступить в подпольную организацию, готовившую восстание против большевиков. Носович отмахнулся и проследовал далее на Дорогомиловскую, решив, что действовать надо умнее. По рекомендации Чебышева явился к Бонч-Бруевичу – управляющему делами Совета народных комиссаров. Попросился на военную службу к большевикам. На следующий день пошёл во французскую военную миссию. Встретился с военным аташе генералом Лавернем и полковником Корбелем – начальником службы разведки и представителем военной миссии при генерале Деникине. Рассказал о Драгомирове, Чебышеве, Страдецком и содействии Бонч-Бруевича в назначении на высокий пост в Красной Армии. Но французы отказались от его услуг – Деникин не верил в успех внедрения бывших офицеров. Носович настаивал, объяснял, доказывал и, наконец, смог убедить французов. Лавернь начал операцию по внедрению на должность военного руководителя Мурманского полуострова. Однако по решению французского посла Нуланса назначение досталось генералу Звягинцеву. Тогда Лавернь решил внедрить Носовича в штаб Северо-кавказского военного округа. Задача – саботаж и дезорганизация Красной Армии, содействие французскому консулу Шарбо и сдача города. По стечению обстоятельств консульство располагалось в том же здании, что и штаб округа, что облегчало связь. Носович также должен был найти подпольные организации и поднять мятеж во время наступления белых армий. Требовалось установить связь с генералом Алексеевым в Новочеркасске и согласовать действия. К Алексееву был отправлен полковник Страдецкий, но, отбыв, долго не давал о себе знать. Предполагая провал, отправили «вахмистра Серёжу». Через него же Носович встретился с полковниками Бриедисом и Перхуровым – представителями антибольшевистского «Союза защиты Родины и свободы» Бориса Савинкова. Но дальше первой встречи отношения не продвинулись.

4-го мая начальник административного управления Генерального штаба большевиков, бывший генерал-майор Серебрянников оформил назначение Носовича на должность начальника штаба округа и тот занялся подбором кадров. Критерий был один – бывшие офицеры. Чебышева назначил начальником артиллерийского управления. Заместителем Чебышев выбрал конного артиллериста полковника Сухотина. Двоюродный племянник Чебышева поручик Тарасенков также попросился в штаб. Порекомендовал подпоручика Льва Садковского и поручика Сергея Кремкова – сына генерала Кремкова. Все трое были назначены адъютантами Носовича. На должность начальника хозяйственного управления Чебышев предложил Старикова, заместителем – Рождественского. Из Петрограда был вызван капитан 2-го ранга Лохматов.

– Потом определимся с должностью, – решил Носович. – Город на реке. Моряк определённо нужен.

Начальником мобилизационного управления стал близкий друг Носовича полковник Ковалевский – бывший начальник отдела контрразведки Минского военного округа и помощник начальника оперативного управления отдела разведки Высшего военного совета. Носович решил пока не говорить ему о задачах, поставленных перед группой. Связь с Москвой предполагалось поддерживать через Шарбо, Страдецкого и адъютантов. По донесениям французского консула гарнизон Царицына насчитывал всего лишь 3000 человек. Начальником службы охраны гарнизона был сербский офицер Вуясинович, предположительно связанный с подпольем.

27-го мая Носович со штабом прибыли в Царицын. В тот же день Шарбо получил приказ установить связь и подключить к работе представителя сербской военной миссии полковника Христича. В задачу Христича входило склонить к мятежу Первый сербский революционный полк, расквартированный в городе.

Чтобы отвести подозрения большевиков, Носович решил ехать с женой. Ковалевский прибыл со всей семьёй – женой и четырьмя детьми. Ещё 2-го мая приказом Троцкого военным руководителем округа был назначен лояльный большевикам генерал-лейтенант Снесарев.

Все против нас

Москва. 22 мая 1918 г.

Паровоз с одним вагоном стоял у платформы, время от времени напрягаясь и попыхивая белым паром, готовый отправиться в любую минуту. Ночной перрон безлюден, неприветлив и опасен из-за многочисленных банд, наводнивших революционную Москву. Мой расстрельный комиссар остановился перед дверью вагона, пропустил меня вперёд и молча ушёл в ночь.

Вагон оказался класса «люкс». В таком прежде ездили чиновники самого высокого ранга. В конференц-зале за столом сидел пожилой худощавый господин с закрученными вверх усами. Просматривал бумаги, заглядывал в огромные справочники, аккуратно разложенные по периметру стола, что-то записывал. В форме царского генерала, на груди ордена Святого Владимира и Георгия. Поднял голову и посмотрел цепким, умным взглядом. Вот так неожиданность! Сам Снесарев! Мой преподаватель военной географии в кавалерийском училище. Троцкий назначил меня адъютантом царского генерала?! Проверка? Не факт. По Москве ходили слухи, что демон революции не ладит с большевиками, выбившимися из низов в гранд-начальники. В любом случае, не буду предпринимать никаких действий пока не назовёт пароль. Почему-то не хотелось, чтобы узнал меня. Впрочем, о моём послужном списке ему вряд ли известно – служил в восточном отделении разведки. Лучший специалист по стратегии, этнограф и кандидат чистой математики!

– Ваше превосходительство, разрешите представиться. Бывший унтер-офицер кавалерии Истомин. Прибыл в Ваше распоряжение по приказу товарища Троцкого.

Андрей Евгеньевич явно удивился услышанному. Неужели вспомнил?

– Признаться, ожидал увидеть пролетария с царицынских заводов. Я предельно ясно изложил своё мнение господину… товарищу Троцкому. Нужен адъютант хорошо знакомый с Царицыным. Задержался здесь из-за Вас. И вот! Прислали унтер-офицера!

– Я родился и вырос в Царицыне. Точнее, в хуторе Букатин на…

– Левом берегу Волги, – перебил Снесарев.

– Так точно, Ваше превосходительство, – отчеканил я, стараясь не выдать крайнее удивление. Похоже, генерал уже основательно изучил карту Царицынского уезда и Астраханской губернии. – В Царицыне окончил гимназию.

– Недурно, – медленно произнёс Андрей Евгеньевич, всё ещё казалось, сомневаясь как со мной поступить. – Потом кавалерийское училище и германский фронт?

– Так точно.

Неужели вспомнил? Но на германском фронте я не был.

– Вы-то мне и нужны! Присаживайтесь.

Андрей Евгеньевич переложил бумаги и справочники на край стола. Поезд тронулся.

– Могу предположить, изрядно проголодались. Предлагаю отужинать, – на лице генерала появилась сдержанная улыбка.

– С удовольствием. Продовольственные карточки получил, но, как теперь говорят, отоварить не успел.

– Не беспокойтесь. Уверен, в Царицыне не понадобятся. На ужин у нас щи без мяса, но зато с хлебом, правда чёрствым, похоже, месячной давности. На второе холодец из… чего-то. На десерт черный чай без сахара и пролетарский самогон. Как находите?

– Недурно для голодающей Москвы. Буду всё, кроме самогона.

– Согласен.

– А теперь о деле, – произнёс Андрей Евгеньевич, закончив ужин. – В Царицыне предстоит организовать оборону, – расстелил карту. – Город имеет стратегическое положение. Только через него возможны поставки продовольствия в центральные губернии. С северо-запада наступает германская армия с Красновым и гайдамаками. С юго-запада Добровольческая пытается соединиться с уральскими казаками, Колчаком и Самарской армией. С юга идут донские казаки. Если возьмут город, вместе двинутся на Москву.

– Получается патовая ситуация, – нерешительно произнес я, потрясённый услышанным. – Все против нас!

– Именно так, – невозмутимо ответил Андрей Евгеньевич.

Повышенная сложность задачи вызывала у него прилив умственной энергии и концентрацию внимамия к деталям, через которые, как он верил, можно найти самое эффективное решение поставленной задачи.

– Наше положение усугубляется расположением города крайне невыгодным для обороны. Отсутствуют естественные преграды – кругом степь. А путь к отступлению отрезан рекой.

– В Царицыне говорят Волга, не река, – поправил я.

– Любопытно. Город растянут на десятки вёрст. Придётся собирать значительные силы, которых пока нет. Окончательно определимся на месте, но готовиться надо сейчас, в дороге. Я собрал литературу по региону, но крайне мало. Библиотеки разграблены и опечатаны. Посчитал полезным иметь адъютанта из местных. Как же Вы учились в Царицыне? Моста-то нет.

– Отец с дедом возили на лодке – торговали рыбой. Зимой ходил по льду, жил у знакомых.

– Отменно, – похвалил генерал. – Так тянуло к знаниям?

– Да. Мечтал о карьере офицера, а не рыбака и ремесленника.

– Похвально.

Генерал вновь сосредоточился на карте.

– Железные дороги… Юго-восточная, Донецкая, Владикавказская. Все дороги ведут в Царицын. Похоже, битва будет на славу. В уезде живут казаки. Рассчитывать на них не приходится. А в городе?

– Купцы, промышленники и переселенцы. В основном немцы, в Сарепте. Есть иностранное присутствие. Консульства, нефтебаза Нобеля, завод Дюмо, Виккерса, орудийный и снарядный.

– Значит, боеприпасы сможем изготовить сами.

На броневике

Москва. Царицын. Май – июнь 1918 г.

– Федя, пойдёшь ко мне секретарем? Вместе с Надей, – спросил Сталин старого друга Аллилуева.

Фёдор привык повиноваться ему, не задумываясь. Первое время Народный комиссариат по делам национальностей состоял только из них троих. Но в конце мая Орджоникидзе – чрезвычайный комиссар Юга России и друг Сталина – телеграфировал из Царицына, что положение в городе сложное, нужны решительные меры, a местные большевики слишком «дряблы». Всякое желание помочь рассматривают как вмешательство в их дела. На станции стоят поезда с хлебом для Москвы, но не отправляются. Вокруг города бушует контрреволюция.

Сталина назначили в Царицын руководителем продовольственных заготовок с чрезвычайными полномочиями. В сопровождении 450 латышских стрелков и рабочих-красногвардейцев прибыли на Казанский вокзал Москвы, забитый мешочниками и беспризорниками. Несмотря на предписание Совета народных комиссаров, поезда для них не нашлось. Сталин долго ругался с дежурным вокзала, показывал мандат народного комиссара, кричал, угрожал и, наконец, состав нашли. Но нарком отказался. Нужен был бронированный, с телеграфом и платформами для орудий и броневиков. Под угрозой расстрела дежурный всё-таки нашёл нужный состав. Отряд разместили в вагонах третьего класса. Сталин и Аллилуевы расположились в обитом голубым шёлком салон-вагоне, когда-то принадлежавшем звезде цыганского романса Анастасии Вяльцевой. Сталин спал в салоне, Аллилуевы в купе. Никто не знал доберутся ли они до Царицына. На поезда нападали банды мародёров и отряды анархистов. Германская армия продолжала наступление, а на подступах к городу хозяйничали казаки Краснова и Фицхелаурова. Впрочем, поезд мог постоять за себя.

Двигались медленно. Станции были забиты эшелонами и брошенным порожняком. На грязных вокзалах пьяные солдаты громко пели под гармонь, слышались выстрелы. По ночам наркомовский состав прятался на запасных путях.

Получили телеграмму Орджоникидзе: «В Царицыне восстал отряд анархиста Петренко. Напали на эшелон с золотом и драгоценностями, изъятыми у городской буржуазии. Разграбили, устроили митинг. Я их окружил, заставил сдаться.» Вскоре пришла вторая телеграмма: «Часть банды скрылась. С отрядом атаманши Маруси напали на город. Мы их разбили. Петренко и Маруся расстреляны. Наведи тут революционный порядок. Знаю, у тебя рука не дрогнет. Уезжаю на Кубань. Там Автономов грозится расстрелять весь штаб. Надо решить конфликт.»

Утром 6-го июня сталинский поезд петлял по объездным путям вокруг Царицына. Наконец, показалось грязно-белое здание вокзала. Сталин въехал в город на броневике. Бронепоезд перегнали на юго-восточный вокзал.