Kitobni o'qish: «Смешная любовь», sahifa 7
16
Я уговаривал себя, все твердил себе «она говорила несерьезно». Только любовь женщины может наполнить мою жизнь смыслом.
Стиснув зубы, я повторял себе: «все, что произошло, было неизбежно, раз оно произошло». У меня не должно было остаться вопросов. Я почти знал, что мне делать. Все становилось по своим местам. Не следует обвинять женщину в том, в чем она никогда не признает себя виноватой. Эгоизм Наташи уже не удивлял меня. Прощал ей больше, чем простил бы себе. Я не хотел любить, сомневаясь.
Я начинал привыкать к своему унижению. Мужчина всегда боится соглашаться с женщиной. Я боялся узнать о Наташе больше того, что уже знал. У меня была причина для страха. Ненавидеть женщину всегда легче, чем любить.
Все, что я делал, отнимало у меня много времени. Нужно было постараться обойтись без оправданий. Я старался заставить Наташу думать так, как думал сам. Неудачи делали меня умнее. Ошибки полезны.
Мне действительно было сложно с ней. Постоянно доказывать свою любовь очень утомительно. Непредсказуемых желаний в Наташе всегда оказывалось больше, чем мне хотелось. Неопределенность в любви – это очень больно.
– Почему ты молчишь? – спросила Наташа.
– Думаю.
– Если я много думаю, мне становится грустно. Чувствую себя вдруг постаревшей.
– У тебя расстроены нервы.
– Не то слово, – подтвердила она. – Еще бы не расстроены.
Мне казалось, что я не удивлен. Но я притворился удивленным. Очень неубедительно. Ни одна женщина не стремится стать умнее.
Почему я так часто говорил себе, что эта женщина мне дороже всего в жизни? Этого вопроса я боюсь больше всего – я не знаю, как на него ответить.
– Мне нравится твоя новая стрижка. Я говорил тебе?
– Мы говорим не о моих волосах.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Я думаю, понимаешь.
– Если я тебе мешаю, надо так и сказать.
– Никому не удается избежать ошибок.
– Нет, – соглашался я, не сомневаясь. Конечно, нет. – Почему у тебя такой голос?
– Какой?
– Злой, – иногда я говорил Наташе то, что было бы правильнее скрыть.
Она посмотрела на меня с каким– то сочувствием, словно я сказал какую– то глупость. Потом махнула рукой, что означало: «он сам не знает, что говорит».
– Подходящий момент для ссоры, – сказала она.
– Мы не должны ссориться.
– Моя уступчивость может быть только притворством. Самих себя женщины обманывают так же часто, как и мужчин.
Я застыл, чувствуя, что сейчас, возможно, пойму, какую же ошибку совершил. И не знаю, что больше – удивили меня ее слова или огорчили. Наташа словно торопилась оправдать все мои подозрения.
Я ощутил, как к глазам вдруг подступили слезы. Но – нет. Нет. Я не стал плакать. Уступить женщине было бы глупостью.
– Я отказываюсь тебя понимать, – сказал я.
– Не капризничай.
– Ты делаешь мне больно.
– Не будь занудой.
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – мне очень хотелось унизить ее. Я перестал говорить то, что Наташа ожидала от меня. Любовь сделала ненужным любое притворство.
– Мне совсем не интересно твое мнение..
– Было бы честнее, если бы ты предупредила меня об этом заранее, – я сердито усмехнулся, как будто собираясь причинить ей боль, и ненавидел ее за это. Наши отношения нельзя было назвать простыми.
– Я– то тебя понимаю. А вот ты меня – нет. Беспомощность делает всех мужчин похожими между собой. Тебе следует успокоиться.
Мне было так обидно, что я с трудом нашел слова для ответа:
– Какая ты злая.
– Я просто пытаюсь сказать тебе то, что важно для нас обоих.
Наташе нравилось чувствовать себя умнее меня. Я не мог понять то, что уже поняла она. Мы не понимали друг друга. Ее упрямство разочаровало меня. Было очень мучительно сознавать свою зависимость от Наташи. Мне казалось, что я никогда не привыкну к ней. Женщина умеет быть только эгоистичной.
– Я всегда чувствую, когда ты на меня сердишься, – для того, чтобы разочаровать любую женщину, мне достаточно оставаться естественным.
– Мне не нравится выслушивать от тебя упреки. Ты бы не говорил так, если бы любил меня, – то же самое ответила бы мне любая женщина.
– Я хочу, чтобы ты относилась ко мне серьезно.
Я не мог разобраться в себе. На самом деле не мог. Чувствовал себя совершенно беспомощным: у меня не было над Наташей власти. В равнодушии женщины ко мне нет ничего необычного. Больше не сопротивлялся ощущениям, которые она во мне вызывала.
Я никогда не был оригинален в мыслях. Недоверчивость – мудрость дурака. Счастье возможно только в мечтах, иногда – в воспоминаниях. Женщина обязательно обманет мужчину.
– Почему ты обращаешься со мной, как с ребенком? – спросил я.
– Не будь ко мне таким строгим.
– Почему?
– Ты знаешь почему. Ты – это ты, а я – это я. Любой человек при желании может привыкнуть к моим недостаткам так же, как к ним привыкла я.
– Я понимаю все, что происходит. Я не верю ни одному твоему слову.
– Ничего не поделаешь, придется поверить.
– Мне не нужно твое безразличие, – сказал я лишь для того, чтобы не молчать.
– Клоун, – она говорила, не слушая меня.
«Держись», попросил я себя. «Ты еще можешь стиснуть зубы». Так и должно было быть. Нужно знать женщин, чтобы согласиться со мной.
Я не догадывался, что необходимо делать в такой ситуации. Узнавать мнение о себе любимой женщины не всегда приятно. Может быть, мне не удавалось относиться к Наташе так же внимательно, как я относился к себе. Не старался угодить ей. Невозможно нравиться каждую минуту, если стараешься быть честным.
Она пристально смотрела на меня, и в ее взгляде я увидел что– то похожее на жалость. Я был не так откровенен, как она: я не ответил. Наташа никогда не услышит от меня этот ответ: «женщинам нравится унижать мужчин».
– Никто не изменит мое прошлое, – сказала она.
Не следует бояться женской откровенности. Не был виноват перед ней. Кто– то другой.
– У меня тоже было прошлое, – я не возражал.
– Тебе нужно меньше, чем другим мужчинам. Не заблуждайся.
– Зачем ты мне это говоришь? – я начинал ощущать тяжесть ее слов. – Что ты мне хочешь доказать?
– Я не тебе хочу доказать. Я себе хочу доказать.
– Не пытайся все опошлить.
– Ты слышал, что я сказала?
– Слышал, но не верю этому.
– Я и сама не слишком верю. Мне не надо было тебе это говорить. Я сказала глупость. Ну прости меня, маленький.
Наш спор был выгоден только ей. Я не хотел быть виноват в саморазоблачении. Всегда боялся разочарований в себе. Почему они стали для меня возможны? Об этом легко спрашивать, лишь когда заранее знаешь ответ. Я не понимал, что происходило. Обида мешала мне думать.
Наташа рассмеялась, но я не смеялся вместе с ней. «Жестоко», подумал я. «Она искренна даже тогда, когда обманывает».
Я узнавал о Наташе много нового. Все, что казалось мне в ней ложью, могло оказаться правдой. Мне не нравились мои предположения.
– Знаешь, что я думаю? – спросила она.
– Что?
– Твоя беда в том, что ты постоянно недооцениваешь себя. Не выдавай желаемое за действительное.
– Ты права. Я ничего в себе не понимаю. Объясни.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Я смеюсь не над тобой. Я смеюсь над собой.
– Ты могла бы и не говорить этого.
– Может, мне нужно было сказать это.
– Не надо делать мне одолжений.
– Может, поцелуешь меня?
– Нет.
– Что ж, очень жаль. Потому что мне хочется.
Я испугался того, в чем признался. Конечно, это была неправда. Наташа должна была меня понять.
Я поднял глаза, встретился с ней взглядом и убедился, что она говорила искренне. Ей нравилось мое унижение. Рядом с Наташей мне удалось избавиться от самоуверенности. Я был только маленьким, беспомощным и бесконечно уязвимым. Никто не может унизить меня сильнее, чем любимая женщина. С каждым новым ее словом я становился несчастнее.
– Надеюсь, мы сможем притворяться, что между нами ничего не было, – сказала она.
– Зачем? Наташа, почему ты отыгрываешься на мне?
– Я не делаю этого.
– Делаешь. Не говори так. Мне больно, – я был обижен. Меня легко обидеть.
– Не обращай внимания. Женщины, знаешь, бывают такие злые, такие гадкие, – ее равнодушие делало меня ненужным для себя.
Я услышал то, что не хотел услышать. Наташа не видела во мне мужчину. К горлу подступила боль, физическая боль, которая мешала говорить, душила меня. Мне не удалось правильно угадать момент для расставания.
Она ничего не говорила и закрыла глаза. На ее лице было выражение усталости, которое я никогда прежде не видел.
Я не мог говорить. Да и не знал, что сказать. Такие люди, как я всегда неловки.
Так мы просидели несколько минут. Наташа словно что– то ждала, опустив голову. Обычно она не молчала, даже если ей было нечего сказать. Но эта женщина могла убедить меня и своим молчанием.
Неожиданно я на нее разозлился. Встряхнул ее. Она все еще не открывала глаз.
– Ты не сможешь ничего объяснить своим молчанием. Просто продолжай говорить, – я сердился и на себя за свое любопытство.
– Мы разговариваем.
– Не так, как раньше.
– Нужно уметь избавляться от своих заблуждений.
– Наташа, я не понимаю тебя, – я пытался обманывать. Я этого никогда не умел.
– Мне нечего тебе сказать. Абсолютно нечего, – она словно не замечала меня.
Я закрыл лицо руками, чтобы спастись. А от чего – сам не знал. И закричал. Этот крик сидел во мне очень долго. И вместе с криком, таким огромным, что он еле проходил в горло, я ощутил, как от меня уходит часть моего прошлого. Я разозлился и стал жестоким. Может быть, ей моя жестокость была необходима больше, чем мне. Мы оба кричали, не слушая друг друга. Я сознавал, что выкрикиваю злые слова, но ничего не мог с собой поделать. Рядом с Наташей мой разум оказывался бесполезен.
Что– либо кричать друг другу было, конечно же, бессмысленно. Вернулось мучительное ощущение своей беспомощности. Нет ничего страшнее разочарования в себе. Я не хотел, чтобы Наташа перестала нравиться мне. Очень старательно помогал ей обманывать меня.
– Зачем ты на меня кричишь? – спросила она.
– Я не на тебя кричу. Я на себя кричу, разве непонятно?
– Это смешно.
А я даже не улыбался.
Не хочу оправдываться. Я виноват не больше Наташи. Может быть, я ощущаю любовь не так, как ощущает она. Я слишком молод. Не всегда понимаю причины поступков других людей. Обвинить себя не удается.
– О господи, малыш, ты совсем, как я, – проговорила она. – Слишком близко все принимаешь к сердцу.
– Ну, пожалуйста. Я тебя люблю. Мне тебя надо, – мой голос звучал неуверенно, а слова, казалось, застревали в горле. Но мне стало легче, когда я сказал правду. В наших отношениях не должно было остаться неясностей.
– Я не хочу, чтобы ты просил меня о любви.
Она улыбнулась, но я не улыбнулся в ответ. Мне показалось, будто нужно от чего– то спасаться, пока не поздно. Наташей двигала не злость и не любовь, а что– то напоминающее любопытство. Я ничего не понял. Странно. Я не глуп.
От утешений не становится легче. Это было бы чудом. Я не верю в чудеса.
Между нами опять наступило жуткое молчание. Я осознавал свою беспомощность. Не мог ничего придумать. У меня нет воображения.
Самое худшее, что Наташа была права. Я чувствовал это. Могу пожаловаться на любимую женщину только самому себе. Разве я должен был ей возражать? Ни в каком другом своем решении я не ощущал себя более жалким. Она, казалось, понимала то, что я понять не мог. Любовь не бывает простой. Как это ужасно, когда женщина, которую любишь, только жалеет тебя.
Узнаю о себе много нового. У каждого человека есть тайна, которую хочется спрятать от всех. В жалости женщины к мужчине нет любви. Я не стыжусь того, в чем признаюсь. Не верить любимой женщине так же невозможно, невозможно не верить самому себе.
17
В наших отношениях появилось что– то фальшивое и жестокое. Я не знал, кто в этом виноват. Наташа старалась разлюбить меня. Мое ощущение любви тоже перестало быть прежним. Но я старался не замечать перемены. Ничего особенного не происходило. Просто я узнавал, что убедить женщину словами невозможно.
Утешал себя мыслью, что может она любит меня хотя бы вполовину также сильно, как люблю ее я. Ни один мужчина не привлекает женщину своей искренностью. Иногда мне казалось, что ее равнодушие перестало быть притворством
Я должен был быть уверен, что знаю Наташу. Что она такая, какой я ее видел. Хотел быть уверен в своем знании. Женщину очень сложно уличить во лжи. Она не должна была догадаться о том, что я боюсь с ней расстаться.
– Почему все стало хуже? – спросил я.
– Подумай.
– Я перестану тебя спрашивать.
– Почему ты стараешься вывести меня из себя? Мне приходится прилагать усилия, чтобы сдерживаться. Прошу тебя, не надо.
– Я просто пытаюсь быть объективным.
– А я не прошу тебя быт объективным. Ну когда же ты повзрослеешь?
Я спрашивал себя об этом чаще, чем меня спрашивала она.
Внимательно смотрел ей в лицо, но на нем ничего нельзя было прочесть. Я замолчал. Наверно, я говорил глупости. Не мог выразить свою мысль.
Желание любви есть в каждом человеке. Я молчал, стараясь заставить пересохшие губы выговорить нужные слова. Мне не хотелось думать о другом. Не следует сдерживать свои чувства. Я умею избавляться от сомнений. Это необходимо уметь.
– Не смотри на меня так, – попросила Наташа.
– Я смотрю на тебя, как всегда.
– Нет, не так, как всегда. Ты смотришь, как …
– Как кто?
– Женщина любит лишь мужчину, который подчиняет ее.
Я не смог объяснить ее слова.
– Ну так в чем же дело? Я вся внимание.
– Я сегодня какой– то глупый, сам не свой.
– Разве у тебя нет другой возможности быть мне интересным?
– Скажи, ну как такое можно стерпеть?
– Все терпят. И не такое еще. Знал бы ты, что приходилось терпеть мне.
– Меня легко убедить.
– Стараюсь. Глупый клоун. Ты мне безразличен. Все знают, что ты смешон. Я тебя не люблю, просто терплю. Скучный дурак, я просто жду, когда ты оставишь меня в покое.
– Ты злая. Да, ты очень злая.
– Всему можно найти оправдание.
– Нет, – ответил я. – Нет. Обойдемся без объяснений.
– Наверное, мы зашли в тупик, – она никогда ничего не объясняла.
– Ты пытаешься себя в этом убедить?
Я уже давно пытался представить, что она может сказать такое, или мне казалось, что я пытался себе это представить. Но удар оказался очень сильным. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы это скрыть. Слова Наташи делали меня несчастным. Она обидела меня. Безразличием легко обидеть. Я оказывался не нужен любимой женщине. Иногда мне казалось, что я переставал быть необходим самому себе.
Я чувствовал, что нахожусь в состоянии такого физического напряжения, когда слышишь собственное дыхание. Боялся сделать что– то непоправимое. Утаить страх от себя невозможно. Я не хотел, чтобы о нем узнала Наташа. Никогда не следует признаваться женщине в том, что может меня унизить. Не хотел в себе разочаровываться. Я не готов измениться из– за Наташи.
– Ведь не можешь же ты бросать меня вот так, даже ничего не объяснив, – сказал я. – Нам надо поговорить.
– По– моему, нам уже совершенно не о чем говорить.
– Когда есть время поговорить, ты не можешь говорить, – я очень хотел разоблачить ее обман.
– Нет, – женская нерешительность понятна.
– Как будто нам совсем не о чем разговаривать.
– Если и скрываю от тебя, так вовсе не то, что ты думаешь. Мои неприятности не имеют к тебе никакого отношения. Потерпи, через несколько дней все прояснится. Тогда, если будет нужно, я тебе все скажу, – Наташа говорила не обо мне. Я не знал о ком.
Я любил женщину, которую мне не следовало ни о чем спрашивать. Она понимала меня не так, как мне хотелось. Я не искал для нее оправданий. Мне было не нужно убеждать ее в своей правоте. Я решился. Покорился Наташе. Теперь со мной могло случиться что угодно.
– Я – старая, – сказала она. – У меня уже нет чувства будущего, которое есть у тебя. В каждой женщине есть ощущение, которое она старается скрыть от себя.
– Ты какая– то странная сегодня. Зачем тебе понадобилось все портить?
– Теперь твое улыбающееся лицо совсем не радует меня.
– Разве я не смешной?
– Не всегда. Вот сегодня ты совсем не смешной. Я тебе завидую. Я бы дорого дала, чтобы помучиться от любви.
Никогда прежде она со мной так не говорила. Хотел ее обнять, но не мог. У меня перехватило горло. Хотел сказать Наташе еще о многом, о чем прежде никогда не говорил, а теперь говорить уже поздно. Я только сжал зубы. Ей нужно было увидеть мое лицо: ничего не происходило.
– Я тебе мешаю. Надо было так и сказать.
– Не заводись, – возразила она. – Если мне кто– то и мешает, то во всяком случае, не ты.
– Я не могу понять, что ты хочешь.
– Я не хочу притворяться.
– Видимо, ты подразумеваешь что– то другое.
– Ничего такого, что тебе надо объяснять.
– Это ты так думаешь.
– Я не знаю, что со мной. Мне не легче, чем тебе. Невозможно радоваться каждому своему желанию. Мои оправдания не нужны нам обоим.
Зачем она говорила это? Почему она не могла быть мягкой и нежной?
Я был уверен, что мне хочется знать правду. Наташа могла быть счастлива и без меня. Очень легко почувствовать себя несчастным. У меня получалось плакать без слез.
Она пристально посмотрела на меня. У нее была манера, которая меня злила. Уставится на меня и долго смотрит в упор, словно гипнотизируя.
Разве я должен был соглашаться со всем, что она говорила? Я уже знал о всех недостатках Наташи, но она изменялась быстрее, чем я успевал к ним привыкнуть. Я чувствовал ее превосходство. Я все еще был уверен, что во мне может разочароваться любая женщина.
– Мы должны стараться любить друг друга, – я не переставал убеждать ее в своей любви.
– Жить надо проще. Быть эгоистом.
– Я не смогу воспользоваться твоим опытом.
– Ты ничем не лучше других. Не воображай.
– Для меня любовь – не игра.
– Притворство естественно в каждом мужчине.
– Ты глупая.
– Ты говорил, что я – умная.
– Извини, пожалуйста.
– Нет.
– Чтобы развлечь меня, не надо заходить так далеко.
– Это не шутка. Ты что, не знал, что я кусаюсь?
– Забыл.
– Каждый мужчина думает о себе раньше, чем о женщине.
– Не вижу в этом ничего страшного.
– Просто ты смотришь невнимательно.
– Нужно оставлять за собой право выбора.
– Ни одна женщина не простит пренебрежения собой. Я не хочу, чтобы однажды ты начал пренебрегать мной, – женская способность обижаться создавала мне много проблем.
– Я подумаю. Решение не должно быть случайно, – я оставался равнодушным. Хотел заставить себя обрадоваться. Женщине невозможно запретить заблуждаться.
– Подумай.
– Ты не должна все решать за меня.
Говорил очень убедительно, но она мне не поверила. Я наблюдал за ней. Наташа еще никогда не была так красива. Она разочаровалась во мне быстрее, чем я разочаровался в ней.
– Непонятно, что ты ждешь от меня. Ни одному мужчине никогда не удастся изменить меня, – она говорила очень мягко, но то, что она говорила, непонятно почему звучало угрожающе.
Тем же бесконечно ласковым тоном она негромко сказала:
– Ведь мы обманываем себя, да?
– Ты о чем?
– О нас обоих.
– Я никогда не смогу относиться к тебе иначе.
Самое страшное, что Наташа не ответила. Посмотрела так, словно предоставила мне самому решать – да или нет. Чувствовал, что она старалась обмануть меня, но не мог понять, в чем.
Почему она отнеслась к моим словам так безразлично?
Пытался что– то придумать. Я не собирался отказываться от задуманного. Вот и все, чем ограничивалась моя власть над ней. Я слаб для ненависти.
Не следовало огорчаться больше, чем необходимо. Я догадывался, что Наташа притворялась. Недостаток, который не нравится женщине в одном мужчине, может привлечь ее в другом.
«Если она засмеется», подумал я, «то она останется».
Наташа засмеялась.
Она рассмеялась своим привычным смехом, который радовал меня, даже если она смеялась надо мной, даже если она и не объясняла, почему смеется. Я не пытался спрятаться от ее смеха. Никогда не бегу от неизбежного.
– Что тут смешного? – спросил я.
– Ничего.
– Ну что с тобой? Что происходит? – словно спрашивал самого себя.
– Извини. Я не должна была так говорить.
– Не мне тебя останавливать.
– Скоро моя власть над тобой закончится. Слишком часто мне приходится слышать слова о любви. Слова никого не могут изменить.
Не понимаю, почему мне нравится обижаться на Наташу. Но мне не удается разочароваться в ней. Не хочу этого сильнее, чем хочет она.
Только рядом с Наташей у меня получалось говорить о самом важном – о себе. Я избавлялся от сомнений. Я знал причину своих поступков: равнодушие женщины мучает только влюбленного мужчину. Все дело в том, что я любил ее сильнее, чем она любила меня.
Я чувствовал себя в дурацком положении. Наташа демонстрировала свое превосходство надо мной. Жалеть себя некрасиво.
«Прекрати», сказал я себе. «Ты ведь упрямый, упрямее всех на свете». Мне приходилось убеждать не только ее, но и себя.
– Успокойся, – проговорила она. – Лучше постарайся успокоиться и понять. Женщина никогда не поднимает упавшего мужчину.
Не поднимет она. Мне не удается выдумать о Наташе злые слова. Не хочу этого.
Какое– то время мы молча смотрели друг на друга, затем она тихо вздохнула. Наташа для меня не была загадкой. Чем угодно, но только не загадкой.
Не всегда удается предугадать последствия своих переживаний. Не мог решить, какая реакция на ее слова будет для меня выгодней. Старался думать о ней по– честному. Это было все, что я мог для нее сделать. Для женщины мысли не имеют никакой ценности.
Сопротивление любви всегда болезненно. Мне было не нужно мое признание вины. Почувствовал неожиданный приступ жалости к себе. Я был прав и знал это. Словно вырос и стал взрослым. И словно смотрел на любимую женщину другими глазами. Я не мог не удивляться тому, что происходило между нами. Очень неудобно быть виноватым в любви. Я мог вызвать у Наташи только чувство жалости.
– Любая женщина может убедить себя в том, в чем ей необходимо быть убежденной, – сказала она. – Извини, что я тебе говорю это.
– Да, конечно. Нам нравится причинять друг другу боль, – я пытался подражать Наташе.
– Общение с людьми не делает добрее. Ничего не говори. Дай на тебя посмотреть.
Я еще раз удивился. Теперь – ее доброте. Несколькими словами эта женщина вырвала из моих рук оружие, которым я собирался воспользоваться.
«Она смеется надо мной», подумал я.
Мне хотелось, чтобы Наташа заплакала, чтобы все рассказала, доверилась мне полностью. Но она скрывала от меня свои страхи. Она притворялась ласковой, как будто ей было жаль меня. Я не спросил ее почему. Мне была не нужна ложь.
Я не был уверен, что понял Наташу правильно. Чувствовал неловкость. Почему ей так нравилось унижать меня?
Не мог сказать всего, что хотел. У меня была причина для скрытности. Никакая женщина не захочет терпеть обиду. Не сомневаюсь – ни одна.
Я испытывал ощущение беспомощности и что– то вроде презрения к себе. Иногда мне казалось, что Наташу можно ненавидеть. Ни один человек не способен сочувствовать никому, кроме себя. Понять другого человека невозможно. Может быть, я не хотел соглашаться с Наташей потому, что она была права.
