Kitobni o'qish: «Поездка в Тоскану»

Shrift:

От автора

Добрый день!

В нашем мире принято начинать общение со знакомства. Я – Серафима Иванова. Не думаю, что Вас заинтересует, на каком этаже я живу или сколько рыбок плавает в моём аквариуме. Я же у Вас об этом не спрашиваю. А вот для чего я пришла на встречу с Вами и что я хочу сказать – это совсем другое дело. Я очень люблю историю и с удовольствием занимаюсь ею. Именно по этой причине я умышленно отказалась от всякого рода примечаний, сносок, ссылок и т. д. и т. п. Отказалась, хотя тексты изобилуют не всем понятными словами и именами. Ибо сказано в Писании: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят».

Ну и конечно же, я очень люблю с детства хорошую литературу, как и любое искусство. Начав заниматься литературой по необходимости, я с удовольствием стала пробовать себя в разных её жанрах, и мне это понравилось. Особенно писать разные сказки. Почему именно сказки? Наверное, по той причине, что преклоняюсь перед гением моего любимого писателя Толкина, а он однажды сказал: «Прелесть сказки заключается в том, что в ней человек полнее всего реализует себя как созидатель. Он не “комментирует жизнь”, как любят говорить сегодня; он творит, в меру возможностей, “вторичный мир”». И конечно же, она даёт право заглянуть в мир фэнтези – другой Мир, где действуют другие законы Мироздания. Какие? Поживём – увидим.

Очень надеюсь на то, что наше знакомство будет обоюдно полезным.

С уважением, Ваша ерафима.

Часть 1. Поездка в Тоскану

Что волшебно, что реально?

Как кто видит этот мир?

Кто дурачит нас специально?

Кто наш враг, а кто кумир?

Изначально идеальны —

Свет души и чистота.

Все события фатальны —

Миром правит красота.

Нереальное – реально!

Эти сказки так просты.

Ваши здесь сейчас буквально

Воплощаются мечты!

Поездка в Тоскану

Оуэнна наконец смогла попасть в приготовленную для неё комнату. Она приехала в Тоскану вместе с небольшой группой друзей. На недельный тур «Историческое погружение в эпоху Средневековья». Поездка была запланирована давно, к ней тщательно готовились все участники. Ещё в Москве было решено остановиться у одного из их общих друзей в недавно купленном им поместье, с парком и средневековым замком, построенным в десятом веке потомком лангобардского короля. В течение первых восьмисот лет этот замок жил весьма бурной жизнью. Чудом избежав завоеваний, он тем не менее переходил из рук в руки. Продавался и проигрывался в азартные игры друг другу самыми важными семьями Флоренции и, в конце концов, оказался почти разрушен. Английский лорд Ратвин купил этот замок в начале девятнадцатого века и тщательно восстановил всё поместье по старым книгам и документам. Лорд пригласил самых известных ремесленников, скульпторов, каменщиков, стекольщиков и художников, которые с удовольствием воссоздали исторический облик уже обветшавшего к тому времени комплекса, включавшего в себя средневекового облика замок, роскошь виллы эпохи Медичи и прекрасный парк с древними статуями в окружении оливковых рощ и виноградников. Вся обстановка здесь являлась подлинной: антикварная мебель, картины, гобелены, люстры, стекло, фарфор, доспехи и даже винный погреб. Теперь у находящегося в этом месте человека была абсолютно нарушена связь со временем, и немного мрачный мир старины, любовно оберегаемый её хозяином, полностью проникал в гостя. Это не было музеем. Это был частный дом, в котором никогда не жили люди, не входившие в ближайший круг владельцев.

Оуэнна открыла шкаф и достала из него платье, приготовленное специально для неё. Вот уже неделю она, как и вся их группа, жила подготовкой к костюмированному средневековому балу, специально для них устраиваемому в этом замке сегодня ночью. Апартаменты были замечательными. Роскошная старинная мебель, ковры, картины и утварь. Персонал комплекса был одет и причесан по моде эпохи Позднего Возрождения. Всё вместе создавало ощущение некой смеси музея и театра. На столике у окна стояли ваза с фруктами и бутылка Tenuta di Bibbiano с чёрным петухом на этикетке. За ужином Оуэнна в отличие от подруг воздержалась от вина. Потом… В комнату вошёл портье с её чемоданом и положил его на специальную подставку возле старинного дивана. В открытое окно резко дунул ветер с гор, и портье подошёл прикрыть его. Не доходя до окна, он тихо спросил у Оуэнны, не нужно ли ей что-то ещё. «Вы – госпожа, если что, сразу звоните в колокольчик у дверей», – произнёс он как-то не особенно уверенно. – «Тут, знаете ли, иногда всякое бывает. А сегодня ещё и полнолуние. В прошлое полнолуние я вот висел под потолком, будучи черепашкой, и освещал собой комнату, а я уже года четыре как не балуюсь опиумом…» Портье становился всё тоньше и как будто прозрачнее. Вскоре он незаметно исчез.

Прекрасно. Теперь Оуэнне оставалось только тщательно, но быстро сделать соответствующие времени причёску и макияж, спуститься в нижний парк и присоединиться к остальной компании. Мужчины уже были готовы и в ожидании своих дам устроили там некое подобие турнира. В замке пахло Средневековьем. Постепенно начинало смеркаться. В левой части замка и в парке зажгли факелы и камины. Оуэнна достала из чемодана украшения и быстро надела их. Нужно спешить. Ещё немного, и дворецкий отключит электричество. Ну что же, погружение – значит, погружение. Ветерок пошире раздвинул занавеси на открытом окне, и луна заглянула в этот просвет, словно протягивая серебряную ладошку, которой нежно поглаживала часть комнаты. Кто-то оставил лежащей на столике старую книгу. Факсимиле лондонского издательства «Sherwood, Neely and Jones», новелла Джона Уильяма Полидори «Вампир» 1819 года. На открытой странице можно было прочесть: «…те, что дерзают поставить под сомнение существование вампира, неизменно получают доказательство, вынуждающее их, в муках и с разбитым сердцем, признать истинность старинного предания». Оуэнна вышла.

Лорд Ратвин открыл глаза. Он лежал на диване-канопе времен Людовика XV. В окно смотрела огромная полная луна, и ветерок с виноградников задувал в него, слегка поигрывая занавесями. Из-за шалостей ветра неровный свет от факелов во дворе отбрасывал на всё причудливые тени. Казалось, что каменные горгульи замка, находящегося в конце аллеи, заглядывают в это окно и готовы в любой момент сорваться со своих насестов. Ратвин прислушался. Неужели, кроме него, в огромном здании не было ни одной живой души? Сквозь густую тишину просачивались едва уловимые вздохи, шорохи и лёгкое поскрипывание, которыми был наполнен весь дом. Откуда-то доносилась старинная музыка, слышались тихие шаги. Старая вилла словно ожила. Лорд попытался встать. Голова немного кружилась. Мышцы и кости болели так, словно по нему только что проехался паровой омнибус Амадея Болле. Неимоверно хотелось пить. Что же произошло? Память никак не возвращалась. На столике неподалёку стояли бутылка вина и пара бокалов. Вкус оказался весьма приятным. Вино, по всей видимости, дорогое, как и вся обстановка комнаты. Немного прохладно. Ратвин подошел к шкафу. В сознании неумолимо покачивалось ощущение родного дома. Открыв дверцу, он нашёл там мужской костюм с полным набором белья и обуви. С трудом облачившись во всё это, лорд решил пойти туда, откуда доносились звуки. Тело мало-помалу начинало слушаться. С балюстрады, тянущейся через весь второй этаж виллы, открывался вид на кипарисовую аллею, ведущую к центральному зданию замка. В самом конце веранды едва заметно промелькнула тень, послышалось хихиканье, а затем кто-то позвал его по имени. Освещённые неровными отблесками уличных факелов лица со старинных фресок словно провожали его взглядами, поворачивая головы и меняя свои выражения. Ратвин пошёл быстрее, надеясь догнать позвавшую, но она как будто растворилась в воздухе. То же самое повторилось и в длинном коридоре, освещённом лишь лунной, отражавшейся в большом старинном зеркале. Наконец он вышел в парк и пошёл к замку, где окна вокруг рыцарского зала были освещены множеством свечей.

В замке вовсю царила атмосфера бала. Красивые женщины в средневековых костюмах выписывали странные па со своими кавалерами. Где он? Что происходит? Едва войдя в зал, лорд Ратвин – красавец средних лет с атлетическим сложением тела сразу привлёк к себе взгляды большинства дам. От противоположной стены отделилась молоденькая полнотелая блондинка и подошла к нему. Ратвин – высокий мужчина с утонченными аристократическими чертами лица, явно ей нравился. На каком языке она с ним говорит? Лорд знал несколько европейских языков, но этот не был похож ни на один из них. Через пару минут они оба кое-как нашли общий. Девушка предложила пойти на балкон, чтобы подышать воздухом. Приглашение было не лишним, учитывая его состояние. Балкон выходил во внутренний двор, и на нём было почти темно. Звёзды, образуя яркие пентаграммы, свешивались с неба, дразня огромную круглую луну. От девушки пахло удивительными духами, а её пышная полуобнаженная грудь просто сводила с ума. Бороться с собой было всё труднее. Лорд наклонился к блондинке, скользнул губами по её полуоткрытому рту, шее, груди. Остановился в разрезе глубокого декольте, впившись зубами в упругое тело, и вдруг острая нестерпимая боль взорвалась в нём, разливаясь от низа живота по всему телу. Удар был так силен и неожидан, что Ратвин непроизвольно сложился пополам, при этом звонко ударившись головой о каменный парапет балкона. Перед глазами плыли фейерверки, боль пульсировала в голове. Девушка стояла возле него, по её лицу блуждала странная улыбка. От неожиданности Ратвин с силой оттолкнул её, так что та отскочила к стене и едва не упала, поскользнувшись. В зале, разгорячённые танцами, вином и праздником, возбуждённо разговаривали люди. Острая тревога переросла в смертельный страх, не давая возможности сосредоточиться и осмыслить обстановку. Ужас всё нарастал, он уже охватил всё его существо. Лорд чувствовал, что нужно срочно уходить, но не мог пошевелиться. И тут он всё вспомнил.

В тот раз тоже был бал, только тогда его устраивал сам лорд Ратвин. Бал по поводу окончания реставрации этого замка. Праздник был в самом разгаре. 1885 год. Не так давно, кроме обычных увеселений аристократии, появилось и нечто новое – курение опиума. Следуя моде, лорд сделал в особняке для него специальную комнату. Это были как раз те годы, когда мода на это развлечение захлестнула всю Европу, не миновав и Тоскану. Сегодня Ратвин курил мало. Он вывел из комнаты высокую томную брюнетку, что-то говорившую ему заплетающимся языком. Едва переступив порог спальни, она начала отключаться. Уложив Луизу, лорд уже собирался вернуться к гостям, но вдруг, подчиняясь непреодолимому влечению, быстро обнажил упругую девичью грудь и впился в неё зубами. Напрасно. С некоторых пор он изо всех сил боролся со своим недугом и даже перешёл на кровь животных, но сегодня сдержаться не получилось. Девушка бледнела всё больше, а он никак не мог остановиться. Если бы он знал, что она уже несколько месяцев «плотно сидит на героине»! Внезапно лорд почувствовал, что начинает слабеть, а его сознание уходит. Что-либо предпринимать было поздно – началась трансформация.

Летучая мышь вылетела из окна спальни и, неровно взмахивая крыльями, полетела на юг. Куда, зачем? Этого он не понимал. Эхолокация не работала, навигатор всё время показывал разное направление. Краски были на удивление яркими, а скорость полёта настолько высока, что пейзажи внизу мелькали как в калейдоскопе. Наконец накатила страшная усталость, не было никаких сил продолжать полёт. Что сейчас под ним, где он? Он уже ничего не видел. В конце концов, силы окончательно оставили его, и он камнем рухнул вниз.

Очнулся он на палубе парохода внутри сложенных бухтой швартовых канатов. Солнце нещадно поджаривало его маленькое тельце, а яркость была такой, что не хотелось жить. Из-за непрерывной качки его буквально выворачивало наизнанку. Всё болело и вибрировало. Необходимо было спрятаться куда-то до темноты. Пока что это плохо получалось, но всякая упорная работа в конце концов вознаграждается успехом, так что ему удалось забиться в ближайший угол. Матросы на палубе были крайне возбуждены, поговаривая о скором причале к берегам Гоа. Наконец солнце упало в воду и наступила темнота. Теперь следует срочно выбраться из укрытия и лететь к берегу. Высокие деревья стояли в воде, простирая к нему свои ветви. Берег действительно был почти рядом, но сил было мало, и до ближайшего дерева он дотянул на последнем издыхании. Возможно, следовало немного углубиться в заросли. Совсем немного. Однако местность была незнакомой и пугающей. Пролетев эти пару километров, он буквально упал на ветку с цветами и плодами. На нижних ветвях тень была гуще, и от воды веяло прохладой. Вцепившись когтями в одну из них, он наконец смог повиснуть в блаженном забытьи.

Сон, однако, оказался недолгим. Недавно поднявшееся солнце вдруг со страшной силой ударило его по голове. Открыв глаза, он успел увидеть, что это вовсе не солнце, а хвост дракона. От удара его задние лапы разжались, и он тут же оказался внутри огромной пасти чудовища. Крокодил. Это конец. Желудочный сок разъедал его тело, доставляя неимоверные страдания. Отключиться никак не удавалось. Он поглощался этим огромным телом, постепенно становясь его частью, и скоро должен был раствориться в нём окончательно. Собрав последние силы и всю волю, он начал трансформацию.

Los Murciélagos – звучит, конечно, приятнее, зато теперь питания и крови хватало с избытком. Годы текли медленно и спокойно. Очень медленно. Пока… С чего люди вдруг устроили на него облаву, он так и не понял. После шестичасовой борьбы за жизнь всё было кончено.

Сейчас лорд Ратвин продирался сквозь густую сеть воспоминаний, сопровождавшихся ощущениями нестерпимой боли и безысходности. Он пытался вспомнить план замка и поскорее покинуть место, где были люди. С некоторых пор он боялся их до оцепенения, но тем не менее вовсе не хотел трансформации. Только не это! Опять проходить все этапы, терпеть невыносимую боль и мучения. Однако оставаться здесь предельно опасно. Он с трудом вспомнил, что бежать незамеченным возможно только по боковой лестнице, чтобы через подвал попасть в подземный ход, ведущий в тайный проход на виллу. Он метнулся к боковой лестнице, но она оказалась заперта. Прыгать с балкона слишком высоко, одежда сковывала движения, дышать становилось трудно. Перескочив через полулежащую у стены девушку, он побежал прямо через зал. Девушка, наступая на свои длинные юбки, погналась за ним. Пробегая по второму коридору, лорд понял, что запутался. Комната, ведущая в тайный ход, исчезла. Ратвин заметался по замку. Бежать становилось всё труднее, силы оставляли его с нарастающей быстротой, тело начинало слабеть. Всё повторялось. Он кинулся напрямик через кипарисовую аллею к вилле. Нужно быстрее. Там он надёжно спрячется. За спиной, не отставая, слышалось дыхание и шуршание юбок. Из сада доносился хохот филина. Сознание застилали страшные картины воспоминаний. Люди… Сердце лорда отчаянно билось в горле, ужас липким холодным потом заливал глаза. Наконец он добежал до виллы. Дверь в винный погреб оказалась открытой. Небольшой проход вывел его на узкую боковую лестницу. Девушка всё не отставала, а ступени становились всё круче, как будто вырастали под его ногами в высоту. Стены хватали за одежду выступающими светильниками. Хотелось кричать. Вилла словно издевалась над ним. Наконец последняя дверь. Собрав оставшиеся силы, лорд схватился за её ручку и рванул на себя.

С бала Оуэнна вернулась, как и остальные, с первыми лучами солнца. Каково же было её удивление, когда она увидела, что дверь в её комнату открыта. Возле двери раскинулся кем-то опустошённый её любимый чемодан, в драгоценную крокодиловую кожу которого впилась зубами мёртвая летучая мышь.

Мэри

Они познакомились в музыкальном магазине на Неглинной. Он пришел туда с племянником. Мальчонке только что исполнялось двенадцать лет, и Музыкант решил подарить ему гитару. Инструмент для ребенка был выбран довольно быстро, и они уже собирались уходить, но Музыкант почему-то все ходил вдоль ряда инструментов и наконец, как будто решив какой-то очень важный для себя вопрос, повернулся к продавцу и попросил дать ему еще одну гитару.

Она жила в его комнате, занимая почти центральное место – на кресле, между любимым компьютером и диваном Музыканта. У неё, как у всякой уважающей себя гитары, был собственный чехол из мягкого черного материала с карманами, ручками и ремнями. А ещё у неё было Имя – Мэри. Оно появилось сначала как шутка, но вскоре уже воспринималось всеми как само собой разумеющееся. Иногда Музыкант убирал её в чехол и нёс у себя за спиной. Тогда были песни, шумные друзья или небольшие выступления. Основное же время Мэри лежала открытая, продуваемая воздухом. Она так привыкла к этому дому, что порой ей казалось, что она была здесь всегда. Впрочем, и у Музыканта было то же ощущение.

Они общались почти каждый день, иногда разучивая что-то новое, иногда просто вспоминая любимые мелодии и песни. Он садился, устроившись поудобнее, и брал её на колени. Она любила его теплые руки. Эти руки умели быть страстными и сильными или мягкими и ласковыми, нежными и волнующими. Она прижималась к нему всем своим естеством, прислушиваясь к ритму его сердца.

Но однажды Гитару долго не вынимали из чехла. Сначала ей было странно, потом тревожно. Через некоторое время она начала беспокоиться уже всерьез. Она расстраивалась. Прошло очень много времени. Сколько?.. Странная штука – это Время. За один и тот же промежуток для разных участников событий оно протекает с разной скоростью. Музыкант точно знал, что не брал в руки инструмент всего каких-нибудь пару недель, а Мэри была убеждена в том, что прошла целая вечность. Наконец Музыкант достал Гитару и принялся готовиться к игре. Совершенно непонятно почему, она была совсем расстроена.

Теперь Гитара встречалась со своим хозяином всё реже и реже. Она постепенно привыкла к тому, что стала занимать в его жизни меньше места, объясняя себе это простыми житейскими делами. У Музыканта было много Забот. Ведь эти его Заботы были такие важные. Например, большая Работа, друзья и совместные с друзьями Увлечения. Гитара ждала, когда он найдет для неё время, ну не столько, сколько раньше, когда они только познакомились, конечно… Однако никакие собственные объяснения не могли заставить её душу быть спокойной. Когда его руки доставали её из чехла, она волновалась, начинала говорить «взахлеб» или, наоборот, пугалась, что её снова уберут в чехол, и никак не могла зазвучать. Музыкант не понимал, что происходит с Гитарой. Каждый раз её приходилось настраивать всё дольше и дольше. Причем чем продолжительнее был перерыв между их встречами, тем больше времени приходилось тратить на настройку. Всё это начало раздражать Музыканта. Он стал сердиться на инструмент, и тогда Гитара вдруг совсем перестала звучать. Она больше не отзывалась на его руки.

Прошло еще немного времени, и они расстались.

Странная

песня

De tristesse et ennui, nul fruit. (Грусть и скука вовсе не фрукты. Французский)

Певец вошёл в дом и легко поднялся на второй этаж. Застолье уже подходило к концу, и некоторые места пустовали. Присев за стол, он привычно поднял бокал за хозяев и углубился в свои мысли. В гостиной было шумно и душновато. У окна, выставив на всеобщее обозрение свои внутренности, распевался Рояль. Несколько человек уже обступили его и обсуждали партитуру. Вотр Эд продолжал сидеть за столом. Настроение было грустным и каким-то безнадежным. Высматривая хозяйку, он рассеянно обводил взглядом комнату, когда заметил на диване гитару. Гитара не то стояла, не то лежала на подушках, прислонившись к спинке, и как будто дремала. Больше на диване никого не было. Певец долго смотрел на неё, пытаясь понять, что за вихрь чувств поднялся с самой глубины его души. Когда-то в юности у него была такая же гитара… Это было так давно, что воспоминания о тех временах почти стерлись и сейчас едва читались. Кроме того, они были спрятаны в самый дальний уголок памяти и заперты на замок. Вотр Эд знал, где взять ключ, но никогда им не пользовался. «Простите, чей это инструмент?» – поинтересовался он у молодого человека, явно знавшего здесь всех и всё. – «Мэри? – кивнул тот в сторону гитары. – Хозяина, но он куда-то вышел…» Мэри… Гитара явно была не просто инструментом. Подойдя к дивану, Певец аккуратно взял её в руки.

Сделанная во времена его молодости известной фирмой Taylor, она во всех отношениях была классической. Не очень большой корпус, относительно широкий гриф, нейлоновые струны, мягкое, теплое звучание. Такую гитару позволить себе мог не каждый. Как настоящий музыкант, Певец понимал ее ценность. Вотр Эд сел поудобнее и стал настраиваться.

Первым впечатлением от этой встречи для Мэри было – Удивление. С тех пор как она поселилась в этом доме, никто, кроме Хозяина, даже не пытался играть на ней. Рассматривали и восхищались многие, но играть… Она настороженно прислушивалась к сердцу этого человека. Затем, словно что-то уловив в глубине его души, она устроилась у него на коленях и позволила слегка подвернуть колки. Ей было интересно: о чём он хочет сейчас играть? Впрочем, она уже решила, что исполнит свою партию для этого странного человека с огромными коровьими глазами, вмещающими в себя всю скорбь Мира. Немного понежившись в руках музыканта, Мэри заговорила.

В комнате воцарилась такая тишина, что стало слышно, как в комнату вошла кошка. Певец и Гитара начали свой рассказ. Вотр Эд пел странную песню на непонятном для большинства гостей языке. Сначала тихо и робко, но затем все более и более эмоционально. Допев до конца, Певец встал с дивана и осторожно поставил на место Гитару. Слегка проведя пальцами по ее округлому боку, как бы благодаря и прощаясь с ней одновременно, быстро повернулся и вышел из комнаты, не дожидаясь реакции слушателей. Спустившись вниз, взял свое пальто и вышел на улицу. Одеваться уже не имело смысла. Сев в машину и затянувшись сигаретой, Певец рванул с места так, будто пытался убежать от воспоминаний. Воспоминания должны оставаться на своем месте. Да и к чему? Настоящее уже стало совсем неплохим, а Будущее обещало быть еще лучше. Вотр Эд ехал на студию записывать свой второй сольный альбом. Его уже ждали. Первый альбом разошелся огромными тиражами, а через пару недель состоится его концерт в Северной столице. Только что позвонил агент и доложил, что билеты распроданы.

Странная песня, прозвучавшая на вечеринке

В тумана плащ вокзал седой, старинный

Рекою бережно тепло одет.

Ночь представляется такой невинной,

Хотя она у всех украла свет.

Я уезжаю, вновь я убегаю.

Огнями Эльма манят миражи.

Вновь, словно Феникс, молча умираю,

Но снова возвращаюсь… подожди.

Туман шутя судьбой моей играет,

В его полах запутаться легко.

Он образ твой в дали мне подставляет.