Kitobni o'qish: «Другая женщина»

Shrift:

Посвящается Айви Рольф, моей бабушке, которая всегда призывала меня быть тем, кем я хочу быть

Sandie Jones

THE OTHER WOMAN

Published in the Russian language by arrangement with Darley Anderson Literary, TV & Film Agency of Estelle House and The Van Lear Agency

Пролог

В подвенечном платье она прекрасна. Оно ей необыкновенно идет. Именно так мне и представлялся ее выбор: нечто элегантное, сдержанное и при этом уникальное. Как и она сама. Просто сердце разрывается при мысли, что желанный день для нее никогда не наступит. Но ей пока не нужно об этом знать.

Я думаю о гостях, которые никогда не придут, о рамках без фотографий, о безмолвном и незримом первом танце, о несъеденном свадебном торте и чувствую, что моя решимость ослабевает. И тут же приказываю себе собраться. Сейчас не время для сомнений.

Предстоит еще столько всего сделать, причинить столько боли. Но я не отступлю. Один раз у меня не получилось. Но теперь все будет как надо.

Иначе нельзя. Слишком многое поставлено на карту.

1

Когда я впервые увидела Адама (в переполненном баре лондонского отеля «Гросвенор», у другого края стойки), мне понравилось в нем практически все – за исключением его неумения сочувствовать. Я тогда как раз шла с невероятно скучной конференции «Будущее рекрутинга» и нуждалась в выпивке значительно больше, чем казалось Адаму. Или бармену.

У меня уже сложилось впечатление, что я целую вечность торчу возле стойки, демонстративно размахивая в воздухе потрепанной десятифунтовой купюрой, когда у той же стойки, чуть подальше, возник темноволосый мужчина, пробившийся сюда из глубин зала. В руке он держал карточку.

– Да-да, сюда, приятель, – потребовал он громогласно.

– Э-э… извините, – произнесла я несколько громче, чем хотела. – Думаю, вы сами видите, что я подошла первая.

Он с улыбкой пожал плечами:

– Простите. Я уже жду чуть ли не час.

Я стояла и с изумлением наблюдала, как они с барменом понимающе кивнули друг другу и как без единого слова со стороны клиента перед ним поставили бутылку перони.

– Глазам своим не верю, – беззвучно пробормотала я, когда он снова взглянул на меня. И тут он опять улыбнулся той же улыбкой. И повернулся к очереди, выстроившейся за ним и сплошь состоявшей из мужчин: он явно намеревался принять их заказы.

– Да вы шутите, – простонала я и уронила голову на руки. Теперь я не сомневалась, что меня не обслужат до скончания времен.

– Что вам налить? – вдруг осведомился у меня бармен. – Вон тот парень думает, что вы по части розового, но я готов поспорить, что вам больше по вкусу джин с тоником.

Я невольно улыбнулась:

– Мне бы очень хотелось доказать, что он не прав. Но, боюсь, сейчас для меня лучше всего именно бокал розового. Будьте любезны.

Он поставил передо мной бокал, и я протянула ему десятку, но он покачал головой:

– Незачем. Прошу вас принять это как подарок от джентльмена, который пролез без очереди.

Даже не знаю, кто из них был мне милее: бармен, которого, по-моему, следовало срочно повысить до главного сомелье, или довольно, между прочим, славный парень, улыбавшийся мне с другого края стойки. Охлажденное розовое оказывает мощное воздействие на наши взгляды.

Мое лицо залилось румянцем примерно того же оттенка, когда я подняла бокал, салютуя ему, и направилась в тот угол, где кучковались мои коллеги по семинару, каждый из которых лелеял в руках собственное алкогольное предпочтение. Мы познакомились только часов семь назад, и как-то само собой выработалось общее мнение: пусть каждый раздобудет себе питье и не переживает за остальных.

А вот мистер Перони явно устроился со своими знакомцами иначе, подумала я, внутренне улыбаясь: подняв глаза, я обнаружила, что он продолжает заказывать напитки для других.

Я отпила совсем чуть-чуть и буквально слышала, как мои вкусовые сосочки благодарят меня за эту холодную жидкость. Подразнив их, она мощно окатила мою гортань. В первом глотке есть особая неповторимость, непонятно почему. Иногда я ловлю себя на том, что нарочно оттягиваю такие моменты – лишь бы не пропустить это ощущение.

Может показаться, что я завзятый алкоголик, хотя на самом деле я пью только по выходным. И еще по нудным, отупляющим средам, после того как целый день промаринуюсь в одном помещении с двумя сотнями сотрудников кадровых управлений. Во время лекции под названием «Никто нас не любит. Но нам все равно» нас любезно проинформировали, что, по данным одного из недавних социологических опросов, консультанты по рекрутингу быстро становятся самыми нелюбимыми специалистами, уступая в этом лишь риелторам. Хотелось бы мне бросить вызов ненавистникам и доказать, что не все мы – безнравственные дельцы, которым чужды всякие представления об этике. Но когда я озираю этих наглых, самоуверенных, крикливых юнцов с зализанными волосами и явно неискренним выражением лица (и все как один мечтают работать в Сити), мне остается лишь поднять руки в знак поражения: да, все так и есть, сдаюсь.

Хотя сегодня на «форуме» я уже представлялась почтеннейшей публике, теперь, приближаясь к этой хищной стае, я почувствовала, что мне следует проделать это снова.

– Привет, я Эмили, – неловко назвалась я какому-то типу на самом краю собравшегося общества. Не то чтобы мне именно с ним особенно хотелось поговорить, но с кем-то говорить следовало – если я хотела прикончить свой бокал и при этом не выглядеть совершеннейшей букой, лузером и изгоем. – Я консультант в «Фолкнере».

Я протянула руку, и он отозвался кратким пожатием, как бы слегка обозначая свою территорию: «Это – мое имение, ты – на моей земле». Хотя мы, между прочим, весь день учились делать диаметрально противоположное.

– Будьте открыты. Пусть к вам будет легко обратиться, – призывал Докладчик № 2 совсем недавно. – И работодателям, и сотрудникам хочется иметь дело с дружелюбными лицами. Им необходимо чувствовать, что они могут вам доверять. Что вы работаете для них – а не наоборот. Взаимодействуйте с клиентами на их условиях, а не на ваших, даже если это наносит ущерб вашей гордости. Рассматривайте каждую ситуацию индивидуально и реагируйте на нее соответственно.

Я всегда гордилась тем, что поступаю именно так. Не зря ведь я уже семь месяцев подряд считалась в «Фолкнере» ведущим консультантом. Как личность я представляла собой полную противоположность тому, чего обычно ожидают от представителей моей профессии: честная, понимающая, пресыщенная всем этим неуклонным стремлением к достижению цели. И меня все устраивало: в конце концов, такая работа позволяла мне оплачивать аренду жилья, еду и отопление. Между тем на бумаге я демонстрировала потрясающие успехи. Клиенты рвались вести дела исключительно со мной, и я поймала на крючок больше компаний, чем кто-либо еще во всей нашей сети из пяти филиалов. Комиссионные текли рекой. Может, это мне следовало стоять на трибуне и поучать их всех, рассказывая, как это делается.

После рукопожатия выяснилось, что этот тип работает в каком-то малоизвестном агентстве, которое базируется в Ли-он-Си. Он сделал вялую попытку втянуть меня в их кружок. Никто не отрекомендовался. Все предпочитали ощупывать меня взглядом сверху донизу и обратно. Можно подумать, они впервые увидели женщину. Один даже одобрительно покачал головой и негромко присвистнул. Я презрительно покосилась на него и тут сообразила, что это Айвор, плешивый толстяк, возглавляющий крошечную компанию в Бэлеме. Перед обедом я имела несчастье стать его партнером по деловой игре и тут же обнаружила, что изо рта у него несет вчерашним карри. Я так и представила, как он нетерпеливо его поглощает, угнездив на коленях серебристый поддон из фольги.

– Продайте мне эту ручку, – рявкнул он во время упражнения «Как продать снег эскимосу». Меня накрыло невидимое облако затхлой куркумы, и я поморщилась. Я взяла у него самый обычный шариковый «бик» и принялась расхваливать его выдающиеся достоинства: великолепный пластмассовый корпус, легкость движения шарика, плавность подачи чернил. При этом я (не в первый раз) мысленно недоумевала, какой во всем этом толк. Натан, мой шеф, вечно настаивал, что нам очень полезно участвовать в таких конференциях: мол, они помогают нам не закоснеть.

Если он надеялся, что я обрету новый заряд мотивации и буду захвачена рассказами об удивительных новых методах работы, он записал меня на неподходящий день. И моим партнером по игре стал неподходящий человек, это уж точно.

Я все продолжала распинаться насчет замечательных качеств ручки, но, когда подняла взгляд, обнаружила, что Айвор даже не пытается смотреть на пишущее устройство у меня в руке: он уставился пониже, на мой скромный вырез и едва различимую ложбинку между грудями.

– Кхм, – слегка откашлялась я, пытаясь привлечь его внимание к предмету нашего задания. Но он просто улыбнулся, словно пребывая в мире собственных фантазий. Я инстинктивно свела края блузки, пожалев, что надела не свитер под горло.

И вот теперь я стояла рядом с ним в баре, и его рачьи глазки по-прежнему на меня пялились.

– Вы ведь Эмма? – проблеял он, делая шаг вперед. Я скосила взгляд на бедж, прикрепленный у меня на груди, слева, – как если бы хотела сама вспомнить свое имя.

– Э-ми-ли, – отчеканила я, словно обращаясь к годовалому ребенку. – Меня зовут Э-ми-ли.

– Эмма, Эмили, все едино.

– На самом деле нет.

– Нас сегодня утром поставили в одну пару, – горделиво сообщил он другим мужчинам, обступавшим его со всех сторон. – Мы неплохо провели время, как по-вашему, Эм?

Я ясно ощутила, как у меня по спине поползли мурашки.

– Меня зовут Э-ми-ли, а не Эм, – раздраженно бросила я. – И мне кажется, что вместе мы работали не особенно успешно.

– Да ладно вам. – Он огляделся по сторонам, но лицо у него было совсем не такое уверенное, как голос. – Из нас вышла отличная команда. Вы наверняка это почуяли.

Я с подчеркнутым равнодушием посмотрела на него. Никаких адекватных слов для завершения диалога не существовало, а если бы они и нашлись, я не стала бы трудиться их произносить. Я покачала головой, а все прочие неловко глядели в пол. Но я не сомневалась: стоит мне повернуться к ним спиной, как они начнут поощрительно хлопать его по спине. И называть молодчиной.

Вместе со своим наполовину выпитым бокалом я ретировалась в небольшое пустое пространство на краю стойки. В баре было полно народу, и уже минуты через две я поняла, почему на этом месте никто не стоит: здесь в меня то и дело упирались костлявые локти официантов, постоянно мельтешивших поблизости, передавая напитки и собирая опустевшую посуду. Иногда они не стеснялись просто отодвинуть меня плечом.

– Это наша зона, – гаркнула молоденькая девчушка с лицом, целиком состоящим из поджатых и заостренных мест. – Не занимайте ее.

– Гос-споди, – пробормотала я, но она меня не услышала, поглощенная чем-то слишком важным, чтобы постоять неподвижно хотя бы секунду. Все-таки я немного отодвинулась, чтобы выйти из «ее зоны», и стала рыться в сумочке в поисках телефона. В бокале у меня оставалось три маленьких глоточка или один большой. Еще максимум четыре минуты – и пойду.

Я тайком проглядела почту, надеясь, что: 1) меня никто не станет беспокоить и 2) будет казаться, что я кого-то жду. Я невольно задумалась, что же мы делали в таких случаях до появления мобильных с их хвалеными информационными возможностями. Вероятно, я бы задумчиво листала у этой стойки Financial Times или даже сочла уместным завязать разговор с незнакомцем, который мог бы оказаться интересным человеком? В любом случае в результате я наверняка стала бы гораздо информированнее. Зачем же тогда я захожу в Твиттер посмотреть, как там дела у Ким Кардашьян?

И я внутренне застонала, когда услышала возглас: «Эмили, не желаете еще одну?» Что, правда? Он не уловил намек? Я посмотрела в сторону Айвора, но он с кем-то увлеченно беседовал. Я осторожно огляделась, смущенно осознавая, что человек, который предложил мне выпить, сейчас наблюдает мое смятение. Мой взгляд ненадолго задержался на мистере Перони, который ухмылялся, являя миру ровные белые зубы. Я мысленно улыбнулась, вспоминая, как мать говорила мне (познакомившись с моим последним молодым человеком по имени Том): «Главное – зубы, Эмили. Ты всегда можешь положиться на мужчину с хорошими зубами». Ну да, ну да. И полюбуйтесь, чем это кончилось.

Больше значения я придавала тому, достигает ли улыбка глаз. И заметила, что у этого незнакомца она да, достигала. Я мысленно раздела его, даже не отдавая себе отчета в том, что делаю, и пришла к выводу, что его темный костюм, белая рубашка и галстук с чуть распущенным узлом надеты на хорошо сложенное тело. Представила себе его широкие голые плечи над могучей спиной, сужающейся к талии. Треугольник. А может, и не совсем треугольник. Трудно сказать, что там под костюмом. Иногда он скрывает массу грехов и огрехов. Но я надеялась, что моя оценка верна.

Он пристально смотрел на меня, рукой отбрасывая волосы набок, и я почувствовала, что от выреза блузки у меня поднимается жар. Я жалко улыбнулась, а потом постаралась вывернуть голову на 360 градусов – продолжая искать источник прозвучавшего голоса.

– Это «да» или «нет»? – Теперь его голос звучал чуть ближе. Мистер Перони ухитрился путем незаметных маневров оказаться почти рядом со мной – если не считать разделявшего нас посетителя. Почти сосед. А вот он уже и совсем рядом.

Словно не замечая его, я подумала: если вы живете через два или через три дома, это все равно называется «почти сосед»?

– Сколько вы уже приняли? – Он рассмеялся, а я продолжала бессмысленно таращиться на него, хоть и понимала каким-то краешком сознания, что на таком небольшом расстоянии он выше.

– Извините, мне показалось – меня кто-то зовет, – ответила я.

– Я Адам, – представился он.

– Вот как. Эмили. – Я выбросила вперед руку, которая тут же вспотела. – Я Эмили.

– Я знаю. Это написано у вас на груди. Довольно крупно.

Я посмотрела вниз и почувствовала, что краснею:

– Ага. Значит, разыгрывать из себя недотрогу – это не для меня.

Он наклонил голову набок, лукаво блеснул глазом:

– А кто сказал, что мы играем?

Я понятия не имела, играем мы или нет. Умение флиртовать вообще никогда не относилось к числу моих сильных сторон. Я никогда не знала, с чего начинать. Так что пусть сам играет, подумала я. Если, конечно, его интересует именно эта игра.

– Зачем вам тут бедж с именем? – осведомился мистер Перони, он же Адам, со всем кокетством, на какое способен мужчина.

– Я участвую в элитарной конференции, – заявила я очень смелым тоном, который вовсе не соответствовал моим ощущениям.

– Вот как? – Он улыбнулся.

Я кивнула:

– Учтите, в своей сфере я принадлежу к специалистам экстра-класса. По статусу и по эффективности мне практически нет равных.

– Ну и ну. – Он усмехнулся. – Значит, вы участник семинара продавцов туалетной бумаги? Я видел объявление на входе.

Я с трудом подавила улыбку.

– На самом деле это секретное совещание MI5, – прошептала я, озираясь с заговорщическим видом.

– Потому-то вы и написали свое имя через всю грудь? Чтобы никто не догадался, кто вы.

Я пыталась сохранить видимость невозмутимости, но уголки рта у меня неудержимо ползли вверх.

– Это мой оперативный псевдоним, – заявила я, похлопав по дешевой пластмассовой табличке. – Исключительно для конференции.

– Понимаю, агент Эмили, – ответил он, поднимая рукав и обращаясь к своим часам. – Значит, тот джентльмен по направлению три ноль-ноль – тоже агент?

Он ждал, чтобы я подхватила шутку, но я даже не знала, куда смотреть. Я вертелась во все стороны, тщетно пытаясь найти «три ноль-ноль» на своем внутреннем компасе. Он со смехом поймал меня за плечи и развернул так, чтобы я посмотрела на Айвора, который бурно жестикулировал, обращаясь к коллеге мужского пола и жадно пожирая глазами дамочку в обтягивающих кожаных штанах, расположившуюся позади упомянутого коллеги. К счастью, она явно не осознавала, что он впился в нее взором. Я невольно содрогнулась.

– Ответ отрицательный, – сообщила я, приставив руку к уху. – Это не агент. Дополнительная информация: это не джентльмен.

Адам рассмеялся. Похоже, ему понравилось, что я все больше проникаюсь шпионской темой.

– Следует ли классифицировать его как противника? – поинтересовался он.

– Ответ положительный. Можете его ликвидировать, если хотите.

Он прищурился, чтобы разглядеть бедж объекта.

– Айвор? – спросил он.

Я кивнула.

– Айвор Длиннон?

Он посмотрел на меня, ожидая реакции. Честно говоря, до меня далеко не сразу дошло, в чем тут соль. И все время, пока я соображала, он просто стоял и глядел на меня.

2

Вообще-то я не искала себе нового молодого человека. Я даже не знала, что этого хочу, – пока не появился Адам. Мы с Пиппой, моей соседкой по съемной квартире, жили в благословенном довольстве: ходили на работу, возвращались домой, устраивали чай на подносиках, а потом объедались шоколадом, пока смотрели подряд сразу несколько серий «Побега». Эти несколько кратких часов – просто рай земной, но наутро я встаю на весы и проклинаю четыре килограмма, которые набрала за зиму. И каждый год то же самое, и тут мало помогает тот факт, что я никогда не хожу в зал, за который плачу, между прочим, семьдесят два фунта в месяц. Я больше не влезаю в джинсы двенадцатого размера, которые преспокойно носила еще прошлым летом. Но вместо того чтобы купить себе четырнадцатый, я предпочитаю прочесывать магазины в поисках более щадящего двенадцатого, в который я все-таки смогу себя запихнуть. Я все лето провела в состоянии отрицания реального положения вещей. И до сих пор обманывала себя: теперь я мысленно твердила, что нам обещают бабье лето, и тогда-то ко мне вернется мотивация по части поддержания себя в форме.

Время от времени я куда-нибудь выбираюсь, особенно в районе дня зарплаты, но все эти выходы в свет – уж не те, что раньше. Может, потому, что я становлюсь все старше. А может, потому, что все прочие делаются моложе. Так или иначе, я не вижу особой пользы в том, чтобы стоять в битком набитом пабе, где нужно локтями прокладывать себе дорогу к барной стойке всякий раз, когда хочется выпить. Пиппа несколько раз, преодолевая мое бешеное сопротивление, затаскивала меня на концерты – но, к сожалению, мы так ни разу и не сходили в «O₂»¹. Она предпочитает всякие подземные катакомбы, где группы (у меня такое ощущение, что она спала почти со всеми этими музыкантами) бесятся на сцене и призывают зрителей поступать точно так же. А я в одиночестве стою где-то сзади, слушая через наушники «Величайшие хиты из мюзиклов» (выведя звук погромче).

Слава богу, что есть Себ. Это мой лучший друг и, так сказать, мужская версия меня. Я бы вышла за него еще сто лет назад, если бы думала, что его можно хотя бы на какую-то долю процента сделать натуралом. Но увы – я вынуждена довольствоваться вечерами в звуконепроницаемой кабинке для караоке, где мы с ним сражаемся за лучшие строчки из «Отверженных». Мы познакомились во время моего «парикмахерского периода» (так он это называет). Было так: секретарская работа меня не удовлетворяла, вот я и пошла на вечерние курсы парикмахеров и визажистов. Видимо, я представляла, что стану кем-то вроде Ники Кларка² в юбке, что у меня будет модный салон посреди Мейфэра и что знаменитостям придется записываться ко мне за несколько месяцев. Вместо этого я три месяца провела за подметанием обрезков чужих волос и заработала экзему на руках – из-за едкого шампуня. Я вечно кидалась осуществлять какие-то свои малопродуманные идеи: меня всегда завораживали ложные представления о величии. К примеру, в нашем местном колледже я записалась на домоводство. При этом я вовсе не намеревалась узнавать, как делать хорошенькие диванные подушечки или часами отскребать пять слоев старой матовой краски с дряхлого комода. О нет, я собиралась стать новой Келли Хоппен³ и каким-то образом обойти упорные труды и освоение основ – все то, что требуется для овладения новыми умениями. Я планировала отправиться прямиком в Нью-Йорк, где мне тут же, конечно, поручат разработать дизайн гигантского лофта для Чендлера из «Друзей». Незачем добавлять, что подушка так и осталась недоделанной, а образцы обоев и тканей, которые я купила для занятий, так больше и не узрели света дня.

Себ с близкого расстояния проследил по меньшей мере за четырьмя такими изменениями моего выбора будущей карьеры и неизменно – с огромным энтузиазмом – поддерживал каждое мое решение на сей счет, заверяя, что я «ну просто создана для этого». Но когда очередное увлечение проходило и я, валяясь на диване, жаловалась на свою полную никчемность, он старался убедить меня, что на самом-то деле мне не очень подходит такое занятие. Теперь-то я нашла свое призвание. Это произошло в несколько более позднем возрасте, чем я планировала. И тем не менее я понимаю: продавать людей – это мое. Я знаю, что делаю. И я делаю это хорошо.

– Итак, он аналитический аналитик и работает в IT? – с подозрением уточнил Себ на другой день. Мы сидели в парке Сохо-сквер и вдвоем ели один сэндвич и один салат из кафе «M&S». – Что бы сие ни означало.

Я с энтузиазмом закивала, хотя в глубине души испытывала такие же сомнения. Я помещала реальных людей на реальные рабочие места: продавцов-консультантов – в магазины, секретарей – в офисы, медсестер-стоматологов – в клиники. Информационные технологии – это совершенно особая новая игра, это отрасль чудовищных размеров, и мы в «Фолкнере» ее не трогаем: пусть тамошними кадрами занимаются специалисты.

– Судя по твоему рассказу, он большой шутник, – заметил Себ, отчаянно пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица. – Чем он тебя взял? Очаровал своими мегабайтами?

Я засмеялась:

– У него не такой вид, как ты мог бы ожидать.

– То есть без очков и без пробора посреди головы?

Улыбаясь, я помотала собственной головой.

– И его зовут не Юджин?

– Нет, – промычала я, набив рот хлебом с ростбифом. – Он высокий, у него темные волосы и отличные зубы.

– О-о, твоя мамочка будет в восторге.

Я тронула его за плечо:

– А еще у него очень сексуальный голос. Глубокий и таинственный. Как у Мэттью Макконахи, только без техасского акцента.

Себ насмешливо поднял брови:

– Отсюда следует, что он говорит совершенно не как Мэттью Макконахи.

Но я настаивала:

– Ты знаешь, о чем я. И большие руки, реально большие. И ногти очень аккуратные.

– Какого черта ты пялилась на его руки? – Себ чуть не подавился своим лимонадом (без газа). – Ты с ним провела всего пятнадцать минут и умудрились разглядеть, что там у него с кутикулами?

Обиженно пожав плечами, я заметила:

– Я просто говорю, что он явно заботится о своей внешности, и мне это нравится в мужчинах. Это важная вещь.

Себ хмыкнул:

– Все это очень мило, но каковы шансы, что ты с ним еще увидишься? По шкале от одного до десяти.

– Честно? Один. Или два. Во-первых, он из тех, у кого всегда есть девушка. А во-вторых, по-моему, он на все смотрел через пивные очки.

– Он был пьяный или просто… навеселе?

– Трудно сказать. Вообще они провожали кого-то из сослуживцев. И он, кажется, что-то говорил насчет того, что они перебрались сюда из какого-то паба в Сити, так что они явно уже какое-то время угощались. Адам-то нормально выглядел. Ну, может, он был такой… немного растрепанный, но я же не знаю, какой у него обычно вид. А вот из его приятелей один-два, похоже, уже сильно набрались, они с трудом на ногах держались.

– Обслуге в «Гросвеноре», конечно, очень понравилось, что у них заправляется такая публика, – рассмеялся Себ.

– Кажется, их попросили покинуть помещение – тогда же, когда я сама уходила. – Я скорчила гримасу. – Как раз начинали подтягиваться клиенты-толстосумы, а бар больше напоминал не почтенное заведение на Парк-Лейн, а что-то такое на Магалуфе.

– Похоже, дело дрянь, – проговорил Себ.

Я сморщила нос:

– Ну да. Думаю, вероятность того, что он проявится, близка к нулю.

– А ты посмотрела на него особенным взглядом? – поинтересовался он.

– Каким еще взглядом?

– Сама знаешь. Есть такое выражение лица: «затащи меня в постель, а то потеряешь навеки». – Он помахал ресницами и облизал губы самым несексуальным манером – как пес после того, как ему насыпали шоколадных шариков. Один мой потенциальный поклонник некогда сообщил ему, что у меня «глаза, навевающие мысли о спальне» и «пухлейшие на свете губы». Разумеется, потом Себ повторял мне это несметное количество раз. – Ну так что, посмотрела или нет?

– Да иди ты!

– В чем ты была? – спросил он.

Я поморщилась:

– Черная юбка-карандаш, белая блузка. А что?

– Он позвонит. – Себ улыбнулся: – Вот если бы ты была в этом платье-палатке, которое ты ухватила на распродаже в Whistles, тогда я бы сказал – без шансов. Но я видел твою юбку-карандаш. Шансы – от средних до высоких.

Я засмеялась и кинула в него вялым листком салата. У каждой женщины должен иметься такой вот Себ. Он дает откровенные – до жестокости – советы, которые иногда совершенно сбивают меня с толку и заставляют переоценить всю свою жизнь. Но сегодня, как ни удивительно, я способна принять его умозаключение. И сейчас я даже рада, что у меня есть такой специалист, который может разобраться в ситуации. Потому что он всегда, черт побери, оказывается прав.

– И как же ты намерена сыграть, когда он позвонит? – осведомился Себ, извлекая лист салата из бороды и бросая его в траву.

– Если он позвонит, – подчеркнула я. – Сыграю как всегда. Роль застенчивой скромницы.

Себ расхохотался и повалился на спину, щекоча себе ребра для вящего эффекта:

– Из тебя такая же скромница, как из меня мачо.

У меня возникло сильное искушение опрокинуть ему на голову оставшееся содержимое пластмассовой салатницы, пока он корчится от смеха на траве, но я знала, что в таком случае это, скорее всего, перерастет в полномасштабную продуктовую битву. В ближайшие часы мне предстояло еще много дел и как-то не хотелось подвергать свою шелковую рубашку массированной атаке с применением приправ, содержащих бальзамический уксус. Так что я просто слегка пнула его носком своей лакированной туфли-лодочки.

– И ты все время объявляешь себя моим другом? – надменно вопросила я, поднимаясь, чтобы уйти.

– Объявишь мне, когда он объявится! Позвонишь, когда он тебе позвонит! – крикнул Себ мне вслед. Он продолжал хихикать.

– Я тебе позвоню, когда он позвонит! – крикнула я в ответ, уже дойдя до ворот парка.

Чуть позже, посреди одной из моих дневных встреч, у меня зазвонил телефон. Мой клиент, китайский бизнесмен, с помощью переводчика искавший персонал для своей неуклонно расширяющейся компании, жестом показал мне, чтобы я ответила на звонок. Вежливо улыбнувшись, я покачала головой, но надпись «Неизвестный номер» подогрела мой интерес. После еще трех сигналов предприниматель взглянул на меня умоляюще: можно подумать, он прямо-таки упрашивал меня отозваться.

– Извините, – произнесла я и вышла. Ну держитесь. Если это не что-то важное, я вам покажу.

– Эмили Грандбок, – сказала я, проведя пальцем по экрану айфона и поднеся аппарат к уху.

– Грандбок? – переспросил голос в динамике.

– Да. Чем я могу вам помочь?

– Неудивительно, что они не стали помещать вашу фамилию на бедж. – Он засмеялся.

По шее у меня явно поползла краснота, снизу вверх. Ее сполохи добрались до моих щек.

– К сожалению, в данный момент у меня деловая встреча. Могу я вам перезвонить?

– Не помню, чтобы у вас был такой шикарный аристократический выговор. Или вы всегда так по телефону?

Я промолчала, но улыбнулась.

– Ладно, перезвоните, – разрешил он. – Это Адам, кстати. Адам Бэнкс.

Он думает, что я дала свой номер какому-то несметному количеству мужчин?

– Пришлю вам эсэмэску, – добавил он. – А то вдруг мой номер у вас не высветился.

– Благодарю вас. Я постараюсь в ближайшее время с вами связаться.

Я отключилась, но успела услышать его смешок.

Остаток встречи я толком не могла сосредоточиться и даже поймала себя на том, что норовлю свернуть ее раньше времени. Впрочем, я не хотела перезванивать ему слишком быстро: иначе он подумает, что я прямо рвусь с ним пообщаться. Поэтому, когда переводчик сообщил, что клиент желал бы показать мне свое новое офисное пространство, находящееся несколькими этажами выше, я с благодарностью ухватилась за это предложение.

Неделю спустя, во время нашего совместного обеда, мне пришлось объяснять Адаму, почему в тот раз я перезвонила ему только через три часа.

– И вы всерьез предполагаете, что я клюну на такую басню? – спросил он недоверчиво.

– Ну вот честное слово. Я не из тех, кто нарочно оттягивает разговор, просто чтобы показаться крутым. Может, часок и могла бы заставить вас понервничать. Но три? Это уж просто грубо. – И я рассмеялась.

У него появились морщинки у глаз: он сдерживал улыбку.

– И вы застряли в лифте? И все это время там проторчали?

– Да. Три реально длинных часа. С человеком, который почти не говорит по-английски. И с двумя суперумными телефонами. Как выяснилось, ни одному из них не хватает ума позвать на помощь.

Он поперхнулся своим совиньон-блан и, брызгая вином, заметил:

– Вот вам и китайская техника.

Когда я месяц спустя познакомила Адама с Себом, мы успели встретиться с ним (с Адамом) еще восемнадцать раз.

– Ты что, серьезно? – простонал Себ, когда я третий вечер подряд заявила, что не могу с ним увидеться. – Когда ты сможешь и меня вписать в свой график свиданий?

– Только вот не надо этой ревности, – поддразнила я его. – Завтра вечером – как тебе?

– Если только он не попросит тебя о еще одной встрече, да?

– Обещаю, завтрашний вечер – твой и только твой. – Хотя даже в этот момент, произнося эти слова, я чувствовала некоторое огорчение.

– Ладно. Чем займемся? – спросил он не без обиды в голосе. – Тут вышел фильм – по книге, которую мы оба когда-то обожали.

– «Виноваты звезды»? – Я не думала ни секунды. – Мы с Адамом сегодня вечером идем.

– А-а.

Я почувствовала его разочарование, и мне тут же захотелось отвесить себе пощечину.

– Ничего страшного, – проговорила я с напускной бодростью. – Я завтра еще раз схожу. Книга была потрясающая, значит, и фильм должен быть классный, правда? Мы с тобой просто обязаны вместе его посмотреть.

– Ну, если ты так уверена… – Казалось, настроение у Себа немного улучшилось. – Смотри там, не слишком им наслаждайся со своим дружком.

Случайности – тонкая штука. Когда мы сидели в кино, я слишком отчетливо осознавала, что рядом Адам ерзает в своем кресле, то и дело поглядывая на экран телефона.

1.«O₂» – развлекательный комплекс на полуострове Гринвич в Юго-Восточном Лондоне. (Здесь и далее прим. пер.)

2.Кларк Ники – английский мастер парикмахерского искусства, владелец сети парикмахерских салонов. Прославился благодаря телешоу, в которых делал прически знаменитостям.

3.Хоппен Келли – южноафриканский дизайнер интерьеров.