Бессильные мира сего

…Ничего не изменится, пока мы не научимся как-то поступать с этой волосатой, мрачной, наглой, ленивой, хитрой обезьяной, которая сидит внутри каждого из нас. Пока не научимся как-то воспитывать ее. Или усмирять. Или хотя бы дрессировать. Или обманывать… Ведь только ее передаем мы своим детям и внукам вместе с генами. Только ее — и ничего кроме. («Я старый хакер, и я точно знаю, что нет на свете программы, которую нельзя было бы улучшить. Но что значит УЛУЧШИТЬ, когда речь идет о ДНК?..»)

…Но вот ведь что поражает воображение: все довольны! Или — почти все. Или — почти довольны.

Недовольные стонут, плачут и рыдают, молятся, бьются в припадках человеколюбия, и ничего не способны изменить. Святые. Отдающие себя в жертву. Бессильные фанатики. Они не понимают, что ВОСПИТАННЫЕ никому не нужны. Во всяком случае, пока — не нужны…

…Это как неграмотность, аналогия исчерпывающая. Тысячелетиями неграмотные люди были нормой, и это никого не беспокоило, кроме святых и фанатиков. Понадобилось что-то очень существенное переменить в социуме, чтобы грамотность сделалась необходимой. Что-то фундаментально важное. И тогда, как по мановению жезла Моисеева, за какие-нибудь сто лет все стали грамотными. Может быть, и воспитанность тоже пока нашему социуму не нужна? Не нужны нам терпимые, честные, трудолюбивые, не нужны и свободомыслящие: нет в них никакой необходимости — и так все у нас ладненько и путем. («Пусть мною управляют. Не возражаю. Но только так, чтобы я этого не замечал…»)

Что-то загадочное и даже сакральное, может быть, должно произойти с этим миром, чтобы Человек Воспитанный стал этому миру нужен. Человечеству сделался бы нужен. Самому себе и ближнему своему. И пока эта тайна не реализуется, все будет идти, как встарь. Поганая цепь времен. Цепь привычных пороков и нравственной убогости. Ненавистный труд в поте лица своего и поганенькая жизнь в обход ненавистных законов… Пока не потребуется почему-то этот порядок переменить… («В России у нас действуют только два закона: закон сохранения энергии и закон неубывания энтропии — да и те по мере необходимости благополучно нарушаются».)

Если ты хочешь, чтобы

через сто лет что-то в этом мире изменилось, -- начинай прямо сейчас. Божьи мельницы мелют медленно

Полная бесталанность — это, видимо, очень редкий талант…

Каждый отдельный человек умнее таракана, это

верно, но каждая человеческая толпа безмерно глупее любой стаи тараканов

Разочарование - горестное дитя надежды.

"...Вы ленивы и нелюбопытны. Бог подал вам со всей своей щедростью, как никому другому, а вы - остановились..."

"Не унижай себя надеждой. Все произойдет

самой собой или не произойдет совсем. Просто считай, что ты уже мертв, и

тогда никто и ничего с тобой сделать не сможет..."

Вы сделались самодостаточны, вы не желаете летать, вас вполне устраивает прыгать выше толпы, вы ДОВОЛЬНЫ – даже самые недовольные из вас.

...Боже мой, подумал Богдан. Как же я все это любил раньше! Совсем

недавно ведь, и пятилетки даже еще не прошло. Этот веселый общий гам,

дым сигарет, звякание приборов у накрываемого стола, и запах гренок с

луком и сыром, которые уже запекает в духовке Маришка, и предсмертное

пшиканье откупориваемого пива, и толкотню по всей гостиной ("Извини,

брат". -- "Ничего страшного, брат, топчи меня и дальше такого-сякого...")

-- весь этот милый гармидер, всю эту раблезианскую, почти даже олимпий-

скую атмосферу предвкушения божественной Жрачки Духа и Тела... Ничего

теперь не осталось, кроме раздражения, и желания уйти, похожего на

тягучую ишиасную боль, и стыдной мысли: ладно, пусть, еще два, ну -- три

часа, и все это кончится, и можно будет отправиться домой...

Что вы понимаете в настоящем одиночестве, подумал Богдан с каким-то даже мрачным удовлетворением. Сказал бы я вам, что такое настоящее одиночество. Это когда никого не хочется видеть. Никогда.