Kitobni o'qish: «Школа. Никому не говори. Том 1»
Все персонажи и события,
несмотря на очевидную связь
с реальностью, являются
полностью вымышленными.
Любые совпадения с реальными людьми,
живыми или мертвыми, случайны.
Пролог.
Лихорадочно роясь добрые минут десять в куче одежды, Люба уже начинала паниковать.
На часах – половина восьмого свежего сентябрьского утра, и минутная стрелка продолжала предательски скользить вперёд. Через полчаса – звонок на первый урок. Биологии, вроде. Это один из тех уроков, на котором одноклассники садятся куда желают и с кем хотят. Если она опоздает, её парта будет безвозвратно занята и тогда придётся искать свободное место, прося разрешения на соседство, или, что смерти подобно, переться на галёрку.
Если она сию же минуту не выйдет из дома, то рискует опоздать и уже с началом уроков испортить себе день.
Если Люба прибежит к кабинету биологии после учителя, то тогда ей придётся стоять у входа, глупо моргая, и виновато стучать в дверь. Несмело, под прицельным вниманием всего класса (сто процентов из ста все уставятся на неё, насмешливо скалясь) извиняться и проситься внутрь. А Любе этого очень не хочется – и для этого есть весьма веские причины.
Из-под железной кровати, на прутьях которой давно облезла краска, Люба извлекла мятый, завязанный бечевой пакет, спрятавшийся среди кучи плетёных, тканевых и целлофановых кульков и сумок, покрытых жирным слоем пыли. Вздохнув, девочка вывалила содержимое пакета на мятую после ночи пуховую перину. На скомканный несвежий пододеяльник ворохом из пакета выползли кишки ношеных капроновых колготок. Теперь главное – найти те самые. Люба рылась, надеясь на удачу, но паника от страха опоздать начала постепенно накрывать её волной и замораживать движения.
Проверялись одни колготки, другие, третьи. На этих – крупная, с обрывками ниток, дырка на коленке, эти со стрелкой, спускающейся ручейком вниз, к самым пяткам, эти тоже в побегах рваных стрелок, которые заметит даже слепой.
Вот! Нашла что надо! Заштопано только на правой ноге, у самого паха, но это не страшно, под юбкой не видно; на пальцах дырок нет, и это круто. Сегодня физкультура: с дырками на стопах в раздевалке лучше не позориться. Хотя ещё было б лучше, если б физрук заболел. Но это вряд ли. Бородатый громила здоров как конь.
***
– Сколько?..
– Без пяти.
Ответив на вопрос Рашель, Дарья засунула сотовый в карман ветровки, висевшей на спинке стула, и снова повернулась к сидевшему позади неё Тимону.
Одноклассник беспорядочно ковырялся в учебнике биологии, чтобы найти и порассматривать в потрёпанной временами книге иллюстрации, изуродованные больной фантазией его предшественников да наплевательским отношением к учёбе.
Найдя очередной размалёванный чернилами рисунок, Тимон неопределённо хмыкнул и пихнул локтем в бок своего соседа Илью Жваника. Тот, склонив голову, заглянул в книгу Тимофея и, скорчив гримасу, усмехнулся.
Тимофей развернул учебник к Даше.
– Я вижу. Повезло тебе с биологией! – посмеялась девочка. – Чьей, интересно, книжка была в прошлом году?
Предположив под владельцами измученного учебника пару знакомых лоботрясов постарше, Дашка посмотрела на форзаце библиотечный вкладыш, но ничего информативного не обнаружила.
В помещение быстрым шагом вошла, здороваясь на ходу, Виноградова Камилла – харизматичная и жизнерадостная десятиклассница, уважаемая абсолютно всеми ребятами. Тимона, Илью и Дашу обдало смесью свежего воздуха и сладких цветочных духов.
Повесив на крючок под партой вместительный симпатичный рюкзак и сняв нежно-фиолетовую кофту, Камилла с лёгкой элегантностью поправила роскошную, до поясницы, каштановую шевелюру и присела к закадычной подружке – самой популярной девочке в классе Анютке Рашель.
Обменявшись с подружкой приветственными поцелуями в щёчки, Камилла вполоборота повернулась к остальным и, кокетливо подёрнув плечом да слегка закинув назад голову, с нарочитым волнением выдохнула:
– Я чуть не проспала! Если б вы знали, как мне не хотелось вставать!
– Ой, я тоже еле встала! – тут же поддержала Рашель.
Тимофей и Дашка понимающе рассмеялись. Сидевшие на соседнем ряду, позади Камиллы и Анечки, три подружки-отличницы, они же актив класса и правая рука классного руководителя – Уварова Ира, Нина Гончаренко и Инна Таран – отвлеклись от светской болтовни с другом Тимона – долговязым и худощавым блондином Сысоевым Матвеем.
– Я смотрю, хорошо ты потанцевала вчера, – с ироничной улыбкой беззлобно подметила Ира Уварова, степенная высокая брюнетка с короткой стрижкой. – Середина сентября, учиться уже пора после лета, а вы до глубокой воскресной ночи колбаситесь на дискаче, чтобы утром понедельника с мучениями жопу от кровати отрывать!
– Я с невыученными уроками в клуб не хожу! – свысока парировала Виноградова.
– Мы вчера долго, слишком долго шли домой, – поддержала подругу Аня Рашель. – Да, Мотя?
Сысоев усмехнулся:
– А я вам говорил, что те две жестянки были лишние! Кто вам, дурам, виноват, что в каждом тёмном кусту да закоулке маньяки чудились!
– Ой, да ты громче всех ржал, местных собак по пути своим ржанием переполошил!
– Они вчера обкурились? – пихнув Сысоева под руку, тихо, чтобы никто не услышал, спросила миловидная Гончаренко Нина, командир класса.
– Нет. Выпили лишнего. Мы с Ильёй проводили их от «Торнадо» домой, – пояснил блондин. – Всё равно живём рядом, а на улицах темно, давно за полночь уже. Бросишь разве девок?..
Нина неопределённо кивнула и стала слушать сквозь взбалмошный гвалт и смех рассказ, как девочки пёрлись домой по улицам, на которых не горел ни один фонарь, а Сысоев их заботливо провожал с ещё двумя ребятами до самого дома.
Каждый понедельник, начиная с седьмого класса, дружный коллектив 10 «А» обсуждал дискотеки в самом популярном местном танцевальном клубе «Торнадо». Сюда стекалась молодёжь со всех четырёх школ и даже с соседних населённых пунктов. Клуб представлял собой двухэтажное здание со двором, огороженным высоким кирпичным забором, и располагался в самой гуще центрального парка.
Дискотеки проходили на выходных. Пока вечера были не слишком холодными, толпа молодняка танцевала на асфальтированной площадке под открытым небом – летнем диско-дворе, в полумраке, оглушённая басами огромных колонок, под всполохами светомузыки. С наступлением холодов открывался первый этаж. Там дополнительно располагался ресторан-бар, в котором так замечательно затаривалась алкоголем пришедшая покуражиться детвора.
«Торнадо» – как истинное детище конца 90-х – был местом вседозволенности, веселья и новых знакомств, случавшихся под хиты групп «Руки Вверх!», «Scooter», «ATB» и много кого ещё.
Тимофей посмеивался с Камиллы, сбежавшей с танцпола от назойливого ухажёра. Оказывается, сообразительная девочка спряталась на втором этаже, в коридоре с гостевыми номерами, которые любили снимать прямо во время дискотеки особо страстные влюблённые парочки.
– Не собиралась я с ним танцевать, а тем более гулять! – игриво возмущалась кареглазая Камилла. Цену себе горячая красавица очень даже знала. – На нём было сто одёжек, потели руки, и ещё воняло! Я увидела под свитером аж три футболки!
Тимофею нравилась Камилла. Он периодически с ней заигрывал, она отвечала взаимностью, но до отношений дело не доходило, и, видимо, такой расклад обоих устраивал.
Маленькая и сутуловатая Лёвочкина Надя, услышав о дискотеке, рьяно подскочила с первой парты и подбежала ближе, чтобы вклиниться в разговор со своим мнением да поучаствовать в и без того активном обсуждении. Шустрая и вездесущая, прилипчивая отличница тут же, совершенно без надобности, начала подхихикивать и заискивающе улыбаться с лицом знатока.
Лёвочкину в 10 «А» недолюбливали, но открыто неприязнь не выражали. Просто сторонились слегка. Надька любила подхалимничать перед учителями и стукачить Валентине Борисовне, но давала списывать тем, кого уважала и побаивалась. Поэтому заводила и главный закулисный лидер класса Тимофей, его друзья и прихлебатели Надю особо не обижали. Списывать-то нужно. Но, чтобы не понизить своё достоинство в своих же глазах да не потерять авторитет в классе, Тимон и его команда всё же – в назидание и для страху другим – за нехорошие Надькины качества прилепили ей кличку «Редиска». На прозвище Лёвочкина реагировала очень болезненно, поэтому, дабы не рассориться с ней и не нарваться на разборки с её вездесущими родителями, обзывались вскользь и нечасто. Чтобы Лёвочкина, имеющая склонность зарываться да заноситься, помнила своё место.
– Близнюк и Тарасова опять вчера в хлам напились, – наклонившись поближе к Тимофею и Илье, прошептала, желая посплетничать, Бутенко. – Видел?..
Школьник отрицательно качнул головой, прибавив, что не обратил внимания на эту девчачью четвёрку, занимавшую две предпоследние парты в первом ряду. Они держались в классе дружественно по отношению ко всем, но больше особняком. Четыре добрые подруги, завсегдатаи местных дискотек, баров и ресторанов – Света, Юля, Катя и Вика. Вместе пили и курили, вместе гуляли, вместе клеили мальчиков.
– Селиверстова была слегка подшофе. Лыткина – пьянее. Тарасова сидела совсем пьяная и красная. А Близнюк настолько напилась, что сползла под стол. Какой-то парень пинал её руку, но она в отключке не реагировала! – Даша осуждающе посмотрела на четвёрку, сидевшую через ряд и занятую исключительно собой, хотя накатить спиртного Бутенко и сама была не прочь.
Лёвочкина в этот момент вставила слово, что знает, почему не было на дискаче Исаковой и её парня, хотя об этом никто не спрашивал.
***
Когда раскрасневшаяся Люба, тяжело дыша после пробежки по утреннему осеннему холодку, влетела в кабинет биологии, оставив чуть позади себя Ларису Гаврииловну, задумчиво протиравшую на ходу огромные роговые очки, грянул звонок. Видя степенно идущую к своему месту невысокую сухонькую биологичку, подростки, прекращая многоголосую какофонию, рассаживались по местам.
Любино место было не занято. Даша Бутенко, её соседка по парте, официально назначенная классным руководителем, на радость Любе, не пересела к своей закадычной подружке Варе Илютиной и не позвала на Любино место приглянувшегося одноклассника.
– Тебе не повезло сегодня насладиться приятной компанией, припёрлась Поспелова, – ехидно и зло заметил Тимофей, произнеся фамилию Любы с ярко выраженным презрением.
Бутенко ничего не ответила. Лишь улыбкой дала понять, что его мнение о стрёмной соседке ей откликается.
На Любу, растрёпанную и красную, с прерывистым дыханием, напролом спешившую к своей парте, сразу уставились все участники обсуждения дискотечного закулисья. Люба от этих взглядов – отстранённо-насмешливых, а порой и недобрых – предпочла бы при возможности провалиться под пол, но не встречаться с ними.
Стесняясь, девочка сняла тёплую шерстяную кофту, присела и, робко оглядываясь да смущаясь, полезла в ранец за принадлежностями. Она тихо поздоровалась с Бутенко, попутно уловив за спиной соседки брезгливый взгляд Сысоева. Даша приветливо кивнула своей тёмно-русой головой в ответ и, считая болтовню законченной, повернулась к дуэту Тимона и Жваника спиной.
– Да куда ты прёшь?!..
Стул, едва подвинутый Любой назад, получил сильный пинок по перекладине между железными ножками, заставивший всё тело девочки вздрогнуть от толчка и упереться грудью в стол. Испуганно повернувшись, школьница взглядом зацепила Жваника, пялившегося на неё исподлобья.
Радость Любы от факта собственного свободного места, не успев обосноваться в душе как следует, болезненно потухла. Когда эти двое сидят прямо за спиной, а не как обычно на галёрке, подальше от тебя, занимаясь своими пацанячьими делами, что-то обсуждая или окучивая Камиллу с Анькой, – это нехорошо. Оставалась надежда, что Лариса Гаврииловна, опытный педагог лет пятидесяти, но не особо требовательный и строгий, способна сегодня удержать дисциплину в 10 «А».
Пялясь агрессивно-вызывающе на пугливую одноклассницу из-под густых рыжеватых бровей, Жваник прекрасно знал, что Поспелова Люба сдачи не даст. Особенно когда поблизости сам Тимон. Потому что Степанченко Тимофей не переносил на дух Поспелову Любу. Не просто не переваривал, а не считал за человека. А с Тимофеем, острым на язык и имевшим много друзей, все знали – лучше не связываться.
Начался урок. Поспелова сидела, затравленно сжавшись из-за позади расположившихся недоброжелателей, и потихоньку оглядывала класс.
Повернув голову направо, с тоской посмотрела на бывшую подругу Катю, разменявшую их крепкую дружбу с пятого класса на шальную компанию Близнюк и Тарасовой. Катя осторожно, чтобы не поймала учитель, что-то шептала Юле: наверное, рассказывала свежую серию «Беверли Хиллз». Кате, конечно, интересно с ними, она ведь всегда хотела общаться с девочками, которым родители не запрещают гулять поздними вечерами в центре и ходить на дискотеки в «Торнадо».
Окинула взглядом сидящую спереди, чуть правее, пару Рашель – Виноградова. По всей спине Камиллы раскинулась её густая длиннющая грива. Короткие волосы крашенной в блонд Рашель были собраны в весьма куцый хвост. Люба искренне не понимала, почему на Ане все мальчики помешались, но такой популярности по-девичьи завидовала, не признаваясь себе в этом. Виноградова лихорадочно повторяла тему, потому что всерьёз относилась к биологии с химией и уже планировала учёбу в медицинском университете. Люба, наблюдая из года в год за их дружбой, тосковала.
Камилла вдруг обернулась, весело переглянулась с Уваровой и Гончаренко, а затем, поймав взгляд Тимона, игриво подмигнула ему. Он в ответ усмехнулся, довольный таким заигрыванием.
– Повторяем, – сухо бросила Лариса Гаврииловна, недовольно взглянув на перешептывавшийся класс из-под старушечьих огромных очков с роговой оправой, не подходивших ей совершенно по возрасту и делавших лицо несуразным. Женщина отмечала в журнале отсутствующих.
– Поделишься учебником? – Бутенко, получив в ответ поспешно-одобрительный кивок соседки, подтянула книгу на середину парты и подвинулась поближе.
Картавцев Игнатий сегодня, впрочем, как и всегда, был занят привлечением внимания большеглазой Юлианы Близнюк. И это хорошо – Юля сидела через ряд от Любы на последней парте. Туда же унесло и Картавцева.
Игнат бегал за Близнюк преданной собачкой с тех пор, как год назад она перешла из элитной школы № 1 в их школу № 7 – вторую по крутости в станице. Он заведомо уселся впереди объекта вожделения и, постоянно поворачиваясь к Юлиане (можно подумать, она вот-вот куда-то исчезнет), заглядывал красавице в лицо с подобострастно-подхалимским выражением.
Люба стала недолюбливать Картавцева, когда он в угоду Степанченко начал доставать её. Можно подумать, в классе после этого к нему стали относиться лучше, чем к ней.
Картавцев приглушённо заржал от шутки, показавшейся смешной только ему. Его некрасивое лицо с вечно бегающими выпученными глазами, в которых мелькали нотки безумия, оскалилось по-звериному. Оскал этот был зверя затравленного, готового укусить только затем, чтобы доказать народу, что он не травоядное, а плотоядный. Вот только настоящий хищник никогда никому ничего доказывать не будет. И такой хищник в классе был лишь один – Степанченко Тимофей.
«Следующий русский – значит, можно выдохнуть! Степанченко и Жваник ни за что не сядут там за моей спиной… Илютина сто процентов припрётся на русский! – размышляла Поспелова, вспомнив об ещё одной глубоко не любимой персоне из 10 «А». – Надо быть самоубийцей, чтобы прогулять урок у классрука! Это не Екатерине Алексеевне наврать с три короба, что тебе плохо или бабушка заболела».
София и Вера (девочки сидели вместе на первой парте второго ряда) обе сегодня в школе. Жаль. Обычно, если одна отсутствовала, Люба подсаживалась к другой на уроках со слабой дисциплиной. Подальше от буйных и зло настроенных одноклассников. Дружила школьница и с нелюдимой зажиточной отличницей Софией, и с такой же тихоней, как и она, Верочкой.
– Бляснюк здесь?..
– Вы неправильно опять произнесли мою фамилию, Лариса Гавриловна, – тихо упрекнула Юлиана, взглянув на учителя огромными, как у коровы, карими глазами.
«Такая примерная! – грустно улыбнулась Люба. – Кто бы подумал, что «примерная» хорошистка пьёт как сапожник, дымит как паровоз и бесстыже таскается с кем попало!»
– Вы тоже постоянно неправильно произносите моё имя, но я вам за это не выговариваю, – приподняв бровь, в ответку проворчала педагог.
– А что мы в вашем имени коверкаем? – оживился класс.
– Я понял! – выкрикнул Картавцев, и 10 «А» тут же в любопытстве затих. – Мы говорим Вашу фамилию «Перепичай», а надо «ПерепиВчай»!
Учительница улыбнулась, переждала, когда взрыв хохота утихнет, и ответила:
– Вы постоянно забываете букву И.
– Где?!
– В моём отчестве. Я Лариса Гаврииловна, а не Гавриловна. Илютина здесь?
Никто не знает, почему Илютиной нет. Ребята тут же включаются и спрашивают у Бутенко. Даша отпирается, мол, не знает, где эта попрыгунья, которая никому не отчитывается. Ну и что, если они подружки?..
Лариса Гаврииловна высказала Дарье, что пора взять Илютину под контроль. Девушка смутилась. Сколько можно ей высказывать за дружбу с Варей? В конце концов, Дарья этой шалопайке в наседки не записывалась.
***
Илютина, конечно, припёрлась ко второму уроку. Она пришла под конец биологии, но заходить в кабинет не захотела, а встала у одного из огромных окон вестибюля второго этажа. В разноцветных резиновых сапожках – последнем писке моды (надетых совершенно не по погоде, а ради показухи), в джинсах с рваной коленкой, подпоясанных ярко-голубым, с тиснёным узором и вычурной золотой бляшкой ремнём, Илютина красовалась нарочито в самом проходном месте, чтобы её заметили и подошли почесать языком все самые популярные старшеклассники. На шее Вари небрежно был повязан длинный шарф из тонкой шерсти с бахромой. В руках – джинсовая куртка. В этом году на юге России сентябрьские утренние часы выдались на редкость холодными и свежими, почти морозными.
Моднее и вычурнее Илютиной в классе не одевался никто. Валентина Борисовна каждый Божий день, лицезрея Варьку, что специально для заметности шаркала модной дорогой обувью в быстром семенящем шаге, оглядывала девчонку с ног до головы придирчиво-оценочным взглядом, в котором читалась смесь неодобрения с чисто взрослым ханжеством.
Дело было в том, что Илютина Варя выделялась не только одеждой. Она была крайне избалованной и кичливой особой, не знавшей тормозов. Мама Варвары ни в чём дочери не отказывала. Более того, родительница не только остро чувствовала перемены в обществе, но и шагала с ними в ногу. Не каждый взрослый был в те годы способен в маленьком кубанском городке на такое чутьё. И учителя в том числе. Варя соответствовала молодёжным тенденциям, что проповедовались с экранов телевизоров внезапно хлынувшей в постсоветское пространство западной культурой.
Люба могла Варваре только завидовать. Ведь в её семье всё было по-другому.
Двери кабинетов по звонку распахнулись, и толпа орущих радостных подростков хлынула в коридор. Школьный воздух тотчас же наполнился матерной бранью, бесноватыми воплями и многоголосым ржанием.
Илютина увидела Бутенко в толпе. Подпрыгнув на месте от радости и оживлённо помахав, Илютина поспешила к ней, – такая вся яркая, маленькая – шаркая ногами в быстром торопливом шаге и улыбаясь во весь рот. Столкнулись в бурных объятиях две девчонки, две закадычные подружки-одноклассницы, будто не виделись они не со вчерашней воскресной тусовки, а целые долгие трудные годы… Варя начала тискать да обнимать Дашу, здороваться звонкими поцелуями в губы.
К подружкам подошли Близнюк, Тарасова, затем троица Гончаренко, Таран и Уваровой. Поцелуйный треск в щёки и губы звонче зазвучал из душистой девчачьей толпы.
– Что интересненькое было на биологии?.. Спрашивала про меня училка?.. Ой, да пошла она в жопу!.. А Валя на урок заходила?..
Илютина трещала как сорока. Это её особенность – получать информацию быстро, на лету, не заботясь о деталях. Самое главное, что интересовало Варьку, – конечно, осведомлённость Валентины Борисовны о её прогуле. У классрука не забалуешь, если попадёшься. Поэтому прогуливать уроки даже у самых лояльных и бесхарактерных учителей осмеливались единицы, в которые и входила безбашенная Илютина.
Гончаренко Нина с тонкой ноткой сарказма полюбопытствовала, почему Варвара пропустила урок. Проспала?
– Ой, Нинель, ну ты что, зайка?!.. Еле встала с дивана от похмелья после дискотеки – так кружилась голова! Я вчера даже до кровати не доползла, так и бухнулась в зале… Мы до пяти утра после закрытия «Торнадо» с Вальком и Лёликом курили на тех пеньках… Помнишь, каких?.. Пеньков, а не пацанов!.. Они на углу моей улицы и Красной. Мы с тобой по этим пенькам в шестом классе прыгали… И совсем не поспала…
– Ты ж моя бедная! – присюсюкивая в лицо подружке, сыронизировала Бутенко, и одноклассницы посмеялись по-доброму над Илютиной.
Варя бахвалилась и любовалась собой да пересказом ночных приключений одновременно. Никто из компании не знал, кто такие эти Валёк и Лёлик. Но зато все знали, что Варвара Илютина – очень общительный и легкий на новые знакомства человек, что ей море по колено, дай поболтать да посплетничать. Благодаря невероятной открытости и полному отсутствию комплексов Илютину знала чуть ли не вся станица.
– Короче, вам по секрету расскажу: меня вчера офигенской новой дурью угостили! – заговорщически наклонив маленькую коротковолосую перегидроленную головку с кучей заколочек, стала шептать Варвара. – Знаете, что за шмаль?..
– Совершенно не хочу знать, что вы там курили да нюхали! – обрезала её Ира Уварова.
Обычные сигареты потребляла большая часть класса. Проще было перечислить, кто не дымил. Курить было стильно и круто. Затягивались музыканты в клипах, пуская чудные клубы дыма. Курили в модных зарубежных сериалах актёры, изображавшие молодёжь. Мода на курение пришла в южную станицу вместе с телевидением и отголосками веяний из крупных городов. А вот лёгкие и не очень наркотики в скрутках и всякие сомнительные смеси были для школьников пока пугающим и запрещённым. Илютина, не знавшая ни в чём отказа, ныряла в любую авантюру с головой. Ей в классе эту безбашенность снисходительно прощали, но по её стопам топать ко дну никто не собирался.
Позади одноклассников, шумевших вокруг Илютиной и Бутенко, медленно шла Поспелова Люба и внимательно слушала чужую болтовню. Она старалась не вклиниваться в эту стайку и не обгонять, боясь кого-нибудь ненароком толкнуть да обратить на себя внимание. Попутно ей слышался диалог:
– Может, нам повезёт, и Валентины не будет?..
– Ага, мечтай!..
– Я видела, как её с утра муж к школе привёз.
На русском Валентина Борисовна спросила, кого нет вообще и кто не был на первом уроке. Но Илютина зря тревожилась, потому что тему пропусков первого урока классрук глубоко копать не стала.