Kitobni o'qish: «Жены и любовницы Наполеона. Исторические портреты»

Shrift:

RONALD FREDERIC DELDERFIELD

NAPOLEON In Love

Глава 1
Муж и любовник

«Плющ опутывает своими усиками и побегами подвернувшееся дерево, в этом, собственно, и заключается вся история любви».

Наполеон записал эту довольно банальную мысль, когда ему было восемнадцать лет. В то время его опыт общения с женщинами ограничивался всего лишь одним свиданием с проституткой и короткой летней идиллией с симпатичной шестнадцатилетней девушкой.

В последующие годы, когда он поднялся до высот огромной личной власти, он пользовался любезностями бесчисленного количества женщин, многие из которых отличались красотой, грацией, очарованием и умом. Ведя интимные беседы о женщинах на острове Святой Елены, он признавал связь с семью сожительницами, но, похоже, не принимал в расчет своих мимолетных встреч, как не заслуживающих включения в памятный перечень.

Из своего обширного набора он выделит, фактически, только двух жен и примерно дюжину любовниц, исключив двадцать других, чьи имена молва связывала с ним за те четырнадцать лет, когда он находился в центре мировых событий. Таким образом, за двадцатипятилетний период, то есть с момента его первого брака и до смерти в ссылке, он побывал в интимных отношениях по меньшей мере с четырнадцатью женщинами – молодыми, привлекательными и исключительно расположенными ублажить его.

На первый взгляд его любовные победы впечатляют и лишены противовеса в виде любовного Ватерлоо. Можно утверждать, что его успехи на этой ниве равнозначны свершениям на полях сражений или в управлении государством. И все же это не совсем так, потому что выявилась любопытная стерильность его любовных увлечений, и только две такие привязанности в какой-то степени повлияли на развитие его характера. Несмотря на это, он относился к своим любовным увлечениям, к каждой из них, достаточно серьезно в свое время, а некоторый цинизм, проявившийся у него в зрелом возрасте в отношении любовных дел, в последующие годы не повторялся. Его отношение к женщинам оставалось в целом наивным, как у юноши, и часто столь же пылким и нежным. Его часто упоминаемая бесцеремонность в обращении с некоторыми женщинами была лишь чертой характера. В душе же он до смерти оставался романтиком. Слезы женщин, их мольбы пробуждали в нем приливы неистовой нежности и заботливости. Жестокосердые хищницы, охотившиеся за царственной благосклонностью, видели с его стороны проявления неслыханной щедрости, неизменной доброты, внимание и удивительное отсутствие встречных упреков.

О связях Наполеона с женщинами нельзя судить по моральным установкам нынешнего дня. Если же кто-то попытается рассудить таким образом, то неминуемо оценит его как сладострастного и похотливого деспота, лишенного всяких форм цивилизованного обращения с женами и подданными. Нельзя также стараться приуменьшить его чувственность на том основании, что это был незаурядный человек, не подпадавший под кодекс поведения менее значимых людей. Он сам изредка претендовал на такое для себя исключение, но лишь когда по-детски дурачился, пытаясь оправдаться перед своей супругой. Когда бы ни пытался он отмахнуться от своих недостатков человека, мужа, воина или государственного деятеля, он нес несусветную чушь – как поступает большинство из нас. Его положение в обществе вело к тому, что любое безответственное высказывание тут же бралось на заметку толпой окружавших соглядатаев. Большинство из нас находится в этом плане в более завидном положении. Наше самоуничижительное нытье обычно поднимают на смех и тут же забывают о нем.

Объективности ради следует рассматривать его характер через призму исключительного положения, которое Бонапарт занимал тогда. Он формировался в период небывалых социальных сдвигов в стране, где моральные нормы интимной жизни постоянно попирались ее лидерами. Ни бурбонские аристократы, ни безродные политиканы, сменившие их, не рассматривали замужество женщины как препятствие для поиска наслаждения. В этом взгляды Наполеона ничем не отличались от поведения ближайших предшественников. К тому же его возможности предаваться подобному искушению не знали границ. Если сравнить использование Наполеоном своих возможностей с поведением некоторых его современников, то можно даже признать запросы Бонапарта скромными. Баррас, Талейран, Меттерних, Массена и собственные братья Наполеона – Жозеф и Люсьен – были мужланами с позорной репутацией, распутниками с точки зрения современных этических норм. Некоторые из них содержали одновременно по полудюжине наложниц. Наполеон же обычно одну любовницу заменял другой, часто находясь под впечатлением, что он искренне влюбился.

Удивительная предрасположенность Наполеона к самообману придает особый шарм его любовным похождениям. Это был человек, всю свою зрелую жизнь проживший в зените славы, но, несмотря на это, цепь его нежных связей с женщинами ни в коей мере не свидетельствовала о неразборчивости. Наоборот, в ней была своя динамика, своя последовательность, и хотя отдельные ноты вносили некоторый диссонанс, но в своей сущности сама мелодия отношений не была хаотичной. Ее отличали гармоничность и удивительное постоянство.

Возможно, за всю мировую историю ни об одном человеке не писали столько, сколько о Наполеоне. Его личная жизнь стала предметом бесчисленного количества мемуаров, правдивых и сомнительных, серых и забавных, восторженных и желчно-критических. Почти каждый образованный человек, который приближался к Бонапарту в ту четверть столетия, когда больше всего в мире говорили именно о нем, записывал или давал указания фиксировать его обдуманные соображения, его любовные похождения, его предпочтения, настроения и, превыше всего, сотни его напускных замечаний, произносимых в ходе легкомысленной болтовни при дворе.

Усидчивый историк может потратить всю жизнь, изучая фонтаны его красноречия, но получит лишь скромный набросок характера, ставшего легендарным. Это объясняется не многословием рассказанных о нем историй, а тем, что никто на свете не прожил и десяти лет в таком темпе, которым характерна жизнь Наполеона в течение двух десятилетий.

Невероятно велик круг его интересов. Географически он простирался от Португалии до восточных окраин Московии, от северных европейских широт до Нила и Южной Атлантики. Практически этот круг охватывал почти все сферы человеческой деятельности, начиная от ухаживания до подрывной деятельности, от республиканского законотворчества до строительства империи.

Трудолюбивый и целеустремленный человек всю жизнь мог корпеть над тем, чего Наполеон часто добивался всего за несколько часов, имея тем большее основание гордиться достигнутым. Он делал выводы скорее интуитивно, нежели в процессе логических построений. За несколько месяцев Бонапарт поднялся от положения человека не у дел до поста диктатора над тридцатью миллионами граждан. Всего за год с небольшим он распространил свою власть на большую часть Европы. Он вошел в историю как солдат, но ремесло солдата было всего лишь производным элементом его фантастической нервной энергии, порождаемой мощными генераторами самоуверенности. В сфере человеческой активности не было и все еще нет подлинно равных ему. Выигравший битвы на шестидесяти полях сражений, он был исключительным администратором выдающегося класса, что обычно не присуще большинству хороших организаторов, умел пробуждать в сердцах миллионов непоколебимую преданность. У миллионов мужчин!

Его гениальность совершенно изменяла ему, когда он обращался к женщинам. Список его достижений в этой области удивительно плачевен. Он был страстным любовником для некоторых из них, покладистым мужем лишь для двоих и щедрым другом и покровителем для множества женщин. Они платили ему в лучшем случае послушанием и покорностью по примеру викторианских жен, в худшем – черным предательством и бесстыдной неблагодарностью.

Как же такое случилось? Как мог Наполеон вдохновить мужчин идти на смерть, благословляя его имя, а в сердцах женщин не смог пробудить ничего, кроме робкого, своекорыстного чувства любовного влечения?

Один из писавших на эту тему полагает, что все объясняется неспособностью женщины полюбить мужчину, который становится ее полновластным хозяином, что господство такого выдающегося мужчины, как Наполеон, может вызвать благоговейный ужас, страх, даже уважение, но никогда не породит подлинную привязанность.

Эта теория не выдерживает критики по двум причинам. Во-первых, миллионы женщин демонстрировали стойкую привязанность к мужчинам, которые обращались с ними грубо. Во-вторых, Наполеон не держался с женщиной как хозяин, в большинстве случаев он поднимал ее во всех отношениях до того уровня, какого она заслуживала либо как обольстительница, либо как человек. Его письма Жозефине – это послания, которые мог написать страстный юноша милой, неиспорченной девушке, а ведь ему хорошо было известно, что она заняла свое место в парижском обществе лишь благодаря распутству. Его настойчивое домогательство и стремительное завоевание польской графини Марии Валевски напоминало ухаживания Наполеона за Жозефиной. «Когда я прижимаю руку к сердцу, ты чувствуешь, что оно горит страстью к тебе», – писал он. Однако Валевска, несмотря на хрупкое очарование и первоначальное сопротивление соблазну, была женщиной практичной и отдалась ему отчасти из политических соображений патриотического характера, это верно, но все-таки главные мотивы были не политические.

Так же дело обстояло со всеми теми женщинами, которые играли важную роль в его жизни. До конца своих дней он сохранил в памяти каждую мелочь идиллических встреч с Каролиной Коломбье в юности, на заре своей карьеры. Она же вспомнила о нем лишь тогда, когда ей понадобилась услуга. Все то время, пока он был властителем Франции, Наполеон с благодарностью вспоминал объятия Паулины Фуре, блондинки, походной подружки во время египетской кампании. Что касается ее, она постоянно приставала к нему, бесконечно требуя материального вознаграждения за их временную связь.

В условиях небывалого нервного и душевного напряжения в 1814 году, во время военной кампании, когда рассыпались в прах и империя, и грезы, он нашел время, чтобы специально завещать условия материального обеспечения своего незаконнорожденного сына, родившегося в результате связи с некоей Элеонорой семью годами раньше. Он проявил такую теплоту и такую терпимость к своей второй жене Марии Луизе, которые показались бы удивительными даже самым закоренелым сельским мужьям. Даже когда она стала сожительствовать с одноглазым соблазнителем, Наполеон никогда не обращался к ней иначе, как со словами любви и уважения.

Пристально изучая его отношения с женщинами – с женщинами любого толка! – невольно приходишь к выводу, что в отношении противоположного пола он так и не возмужал, что мужчина, который простил жене грязное предательство, хотя ему было уже за пятьдесят, мало чем отличался от юноши, лакомившегося вишнями с симпатичной миниатюрной брюнеткой в провинциальном саду тридцать пять лет назад. Может быть, это и наивно, но в то же время приятно.

Отрадно узнать, что человек, который через всю Европу суровой зимой 1812 года, бросив остатки одной своей армии, спешил, чтобы первым оказаться на поле сражения во главе другой, до конца своей бурной жизни сохранил нежность к женской улыбке и волнение при виде женских слез. Ныне же тщетно искать среди мужского персонала городских учреждений таких людей.

Прошло уже почти два столетия с тех пор, как тело Наполеона Бонапарта опустили в его первую могилу в долине Гераней на тропическом острове, где он провел последние шесть лет своей жизни.

За истекшие годы легендарный образ Наполеона расцветал в каждом очередном поколении. Эта книга просто один из аспектов удивительного источника этой легенды. Как человек, он не осуждается в ней и не оправдывается. Здесь приводится обзор его многогранного характера, и аспект этот в какой-то степени довольно жалок.

Это рассказ об одиссее, о пути, проделанном одиноким человеком в поисках идеальной спутницы. Это долгое и насыщенное событиями путешествие, которое заканчивается разочарованием, но разочарованием без примеси горечи.

Глава 2
«Не сомневайтесь в моем желании…»

Утром 20 августа 1804 года курьер доставил утреннюю почту в ставку Наполеона недалеко от Булони. Должно быть, пухлый ранец и его содержимое, если бы почту возможно было восстановить в наши дни, поведали бы нам о многом, чего мы еще пока не знаем, в том числе о планах первого консула вторгнуться в Англию.

Силы и средства для вторжения были уже наготове. Вокруг Булони, ставшей базой, стянули сто девяносто тысяч солдат, подготовленных для высадки на берегах Кента, Сассекса и Хэмпшира.

Офицеры английского флота, патрулировавшие воды пролива, могли наблюдать огромное скопление палаток и слышать звуки команд, когда войска выстраивались для утренних смотров. В гавани, расположенной ниже, покачивалось множество транспортных судов, мало чем отличавшихся от тех, что собрал Гитлер в той же самой гавани сто тридцать шесть лет спустя.

Почту разбирала группа секретарей. Там находились письма от подрядчиков, писульки от чудаков, послания из Парижа от политиков-льстецов, от роялистов, республиканцев и агентов иностранных держав. Одно письмо было из Америки от настырного мистера Фултона с предложением оснастить флот Наполеона паровыми судами. Были там и письма от кадровых офицеров, их жен, от экспертов во всех областях, включая изобретателей надувных шаров, которые безуспешно пытались убедить завоевателя Италии приступить к освоению стратосферы в стратегических целях.

Каждое письмо прочитывалось, отмечалось и откладывалось в сторону. И только одна короткая записка, набросанная изящным женским почерком, задержала внимание Наполеона на несколько мгновений дольше обычного и целиком отключила его мысли от военных хлопот, занимавших его.

В записке содержалась просьба дамы, проживавшей вблизи Лиона, молодой женщины по имени Каролина Брессье. Она спрашивала, нельзя ли помочь ее брату, мсье дю Коломбье.

Фамилия Брессье ни о чем не говорила Первому консулу, но дю Коломбье значил для него очень многое. Это имя настроило его на задумчивый лад, заставило припомнить события двадцатилетней давности, прозрачное летнее утро в Валенсе и прогулку по вишневому саду в компании миловидной девушки, столь же юной, как и он в те дни.

Он пробежал записку глазами дважды. Потом подозвал ближайшего секретаря и продиктовал следующий ответ.

«Мадам!
Ваше письмо стало источником огромного удовольствия для меня. Память о вашей матери, так же как и о вас самих, никогда не теряла интереса для меня. Я воспользуюсь первой же возможностью, чтобы помочь вашему брату. Я вижу из вашего письма, что вы проживаете неподалеку от Лиона, и думаю, что с вашей стороны не совсем любезно было не давать о себе знать, когда я находился там, ибо я всегда почел бы огромным удовольствием видеть вас. Будьте уверены в моем искреннем желании служить вам.
Наполеон».

В ответ было отправлено письмо, написанное, скорее всего, сельским викарием, в котором содержалось запоздалое приглашение на чай. А через несколько недель все семейство Брессье уже оказалось на широкой дороге к счастью.

Муж Каролины стал президентом избирательной коллегии, чем в гораздо меньшей степени был обязан своим способностям, нежели счастливой удаче – женитьбе на спутнице будущего императора по совместной прогулке в вишневом саду. Брата Каролины сразу же произвели в лейтенанты, а ее самое включили в число фрейлин двора матери Наполеона.

И еще одна деталь, свидетельствовавшая об особой услуге. Имена всех отпрысков аристократического семейства Коломбье были немедленно вычеркнуты из проскрипционных списков преследуемых.

Странно, что эта дама не додумалась написать первому консулу раньше!

Имя Каролины Коломбье сохранилось в истории как самой первой из всех женщин, которых любил Наполеон, и нет абсолютно никаких сомнений в том, что ей действительно выпало счастье стать его первой любовью.

Он не мог не запомнить ее свежести и очарования, эмоций, которые когда-то пробудила в нем, независимо от того, написала бы она ему или нет после двадцатилетней разлуки. Находясь в чудовищной изоляции на острове Святой Елены, когда его триумфы и неудачи остались позади, а сам он ждал медленной смерти от рака, он все равно мог припомнить каждую деталь этого невинного романтического увлечения летнею порою в Валенсе, где Бонапарт начинал свою гарнизонную службу.

Мир чем-то обязан Каролине Коломбье. Музыка, которую она пробудила в сердце шестнадцатилетнего, изголодавшегося по вниманию юноши, никогда не могла умолкнуть насовсем. Несмотря на имперский лепет о гаремах, на склонность Наполеона доводить до слез женщин при его дворе грубыми замечаниями о том, что они толсты или у них красные локти, в целом его отношение к женскому полу смягчалось прелестью этой малоизвестной девушки, которая с нежностью и лаской отнеслась к худенькому, одинокому, неуклюжему юноше, оказавшемуся за сотни миль от дома и друзей. К юноше, который, несмотря на шесть лет пребывания в военном училище, все еще не изжил корсиканского акцента, заставлявшего кадетов из аристократической среды тайком переглядываться с ухмылками самодовольного превосходства.

Каролина принадлежала к семье, которой революция ничего хорошего не сулила.

В 1785 году семейство Коломбье относилось к мелкопоместному дворянству средней руки, выделявшемуся из среды прочих жителей их района. И хотя мамаша весьма внимательно следила за тем, с кем из молодых офицеров гарнизона может общаться Каролина, однако мадам Коломбье не была зашоренной женщиной. Когда ее приятель, аббат из Сен-Руффа, рекомендовал обратить внимание на этого неухоженного юношу, она приняла его в своем доме как равного и не запретила встречаться с ним своей симпатичной дочери.

Но, поступив таким образом, она оказала огромную услугу молодому корсиканцу. Он уже более шести лет прожил вдали от дома и от семьи, недавно закончил военное училище под Парижем и получил патент младшего лейтенанта артиллерии. Ему едва исполнилось шестнадцать лет. Он похудел и побледнел после стольких лет напряженной учебы и не мог похвастать хотя бы малейшим влиянием любого рода. Его единственный доход сводился к жалкому армейскому довольствию, и надо было обладать особой проницательностью, чтобы разглядеть в его перспективах нечто большее, чем тусклое и почти безнадежное прозябание.

Продвижение по службе в королевской армии проходило медленно и мало зависело от личных достоинств офицера. К двадцати пяти годам он мог стать лейтенантом. К тридцати, если бы ему повезло и он приобрел бы боевые шрамы и хороший послужной список, – капитаном. Он не был перспективным ухажером в глазах матери, которая присматривала для дочери выгодную партию. Несмотря на все это, вчерашнего кадета приняли приветливо и впоследствии он не забыл доброты, проявленной к нему; тем более не забыл он каштановых локонов Каролины, ее грациозную фигурку и чистый цвет лица юной пейзанки.

Эта любовная история неискушенных молодых людей продолжалась все лето 1786 года.

«Не было более невинных людей, чем мы, – писал Наполеон на Святой Елене. – Мы часто прибегали к тому, что договаривались о планах. В частности, я помню об одной нашей договоренности. Мы встретились ранним утром в середине лета. Можно не верить этому, но наша затея сводилась лишь к тому, чтобы вместе покушать вишен».

Несмотря на то что впоследствии он приобрел репутацию человека любвеобильного, утверждение о невинности отношений подтвердил двадцать лет спустя человек, который встречал их тогда вместе.

Вроде бы в то время уже поговаривали о свадьбе, но все планы разрушили первые революционные грозы, прокатившиеся над Лионом. Полк, в котором служил Наполеон, спешно перебросили в город для подавления забастовки лионских ткачей.

Троих рабочих повесили, а остальных силой загнали в цеха. Тогда Бонапарт впервые познал, что значит насилие толпы, и в состоянии возбуждения от происходящего он даже забыл застенчивую улыбку Каролины. Когда с беспорядками было покончено и полк двинулся в Дуэ, он впервые получил краткосрочное увольнение и отправился на родную Корсику, где не бывал почти семь лет.

Пройдет почти два десятилетия, прежде чем он снова увидит Каролину.

Их новая встреча стала прямым результатом письма, полученного в лагере под Булонью. Девушка вполне могла быть милой и невинной в шестнадцать лет, но в тридцатипятилетнем возрасте Каролина научилась понимать намеки. Упрек Наполеона относительно ее долгого молчания и, возможно, лестная поспешность ответа на ее письмо побудили женщину написать ему снова и «поинтересоваться его здоровьем». Он вновь ответил ей быстро, и в апреле 1806 года, вскоре после того, как Бонапарт провозгласил себя императором республики, она оказалась среди первых лиц, приветствовавших его, когда он проезжал через Лион к месту своей коронации в Милане.

Мадам Жюно, одна из наиболее забавных и неутомимых авторов дневников периода Первой империи, видела ее в то время и запечатлела на бумаге свои наблюдения. Похоже, что острый интерес императора к своей первой любви стал к тому времени широко известен, и мадам Жюно, от которой редко ускользали смачные проделки, не сводила с Каролины зоркого, умудренного жизнью взгляда.

Позже мадам Жюно записала: «…Она показалась мне умной, приятной, мягкой и любезной, не то чтобы красивой, но с элегантной, приятной фигурой. Я вполне допускаю, что сбор вишни вместе с нею должен был доставить удовольствие без неуместных мыслей!»

А затем, после этого несколько завуалированного замечания, следует обобщение прирожденного репортера: «Она следила за каждым его движением, не отрывая от него внимательного взгляда, который, казалось, исходил из глубины ее души».

Ну, такое вполне могло быть, ведь речь шла о наиболее важном человеке на всем свете, о котором говорила вся Европа, о завоевателе Европы, повелителе королей, который только что сам короновался после оглушительного триумфа под Аустерлицем над объединенными армиями Австрии и России. И за этого человека она могла выйти замуж! Просто ей или ее матери не хватило немного веры и дальновидности: послать бы несколько нежных писем после его поспешного отъезда из Валенсы, бросить взгляд понежнее, подарить поцелуй, а то и два под вишнями, когда в то летнее утро поднималось солнце! И тогда бы именно она, а не вдова Богарне набрала бы в долг одежды и драгоценностей в Париже на миллион двести тысяч франков!

Было интересно бы узнать, что сказала Каролина своему мужу, когда возвратилась в свой провинциальный дом в окрестностях Лиона в тот вечер. Еще более интригующе было бы узнать, поддался ли месье Брессье чувству ревности или же, как здравомыслящий человек, он с удовлетворением поздравил себя с перспективой бесконечных подачек, которые поплывут теперь к ним в благодарность за первую любовь его жены.

Отмечено, что Наполеона неприятно удивило воздействие времени на лицо и фигуру бедной мадам Брессье. Как и все мужчины в похожих обстоятельствах, он совершенно не допускал мысли об аналогичном воздействии времени на него самого, считая себя таким же молодым, живым и энергичным. И потому с некоторыми сомнениями отмечал странную трансформацию внешнего облика женщины, целующей ему руку.

Другие знаменитые мужчины тоже испытали похожие неприятные ощущения. Наполеону можно лишь поставить в заслугу, что разочарование не помешало ему сохранить интерес к семье Брессье. Через четыре года после знаменательной встречи муж Каролины получил титул барона империи, но ни мадам Брессье, ни сам император не делали попыток дать развитие своей новой встрече. Возможно, брак ее оказался счастливым, или, быть может, он предпочел оставить девушку в райских кущах своей юности.