Kitobni o'qish: «Сосульки»
– Ты с детьми. И, поверь, если еще раз уйдешь в самоволку, я запру тебя в кладовке. Будешь опять пересчитывать рис, – Иван указал на Таню острием карандаша. Словно учитель младшей школы, который хотел пригрозить нерадивой ученице. Но Таня вместо того, чтобы присмиреть, в ответ лишь закатила глаза.
В зале собралось десять человек. Все мы уже натянули теплые комбинезоны и слушали бриф перед ежедневным дежурством.
– Макс, ты на инвентаризацию, Саня – на кухню. – Потом Иван повернулся ко мне. – Костя, ты как обычно. Иди к маяку, Макс выдаст соляры.
– Хорошо.
– Света, сегодня на радио. Попробуй связаться с той группой. За последние сутки от них ничего не было слышно.
Я посмотрел на Ивана. Он слишком многое ставил на карту. На то, что выжившие до нас доберутся. Все потому, что нам не хватало рук, и он считал, что в столь малом составе эту осень мы не переживем.
Тут в подвал проник звук с улицы, будто кто-то прошелся вилкой по играющей пластинке. Все в зале засучили рукава и поставили таймеры на часах. Следующая волна будет ровно через сто двадцать минут.
* * *
Ледоступы скрежетом отвечали на каждый шаг. Я шел по улице мимо нашей импровизированной площадки. Детишки кружились в хороводе и звонко смеялись. Позади них сидела Таня, обняв коленку. Средним пальцем она опустила нижнее веко и показала мне язык.
Путь до маяка занимал сорок минут. На север, сквозь пургу. На самом деле роль маяка играл уличный фонарь, который мы перенесли на крышу и подсоединили к генератору. Раз в неделю я шел к нему и заливал дизельное топливо. Мы надеялись, это когда-нибудь поможет нас обнаружить. Кому-нибудь. И неделю назад Таня наконец услышала по радио сообщение от группы выживших. С тех пор Иван отправлял меня к маяку каждое утро. Правда, сначала Максим не верил ни в каких выживших, но позавчера Света тоже поговорила с ними.
