Kitobni o'qish: «Цивилизация статуса»
Copyright © 2024 by The Estate of Robert Sheckley
© В.И. Баканов, перевод
© ООО «Вимбо»
Посвящается моей жене Зиве
Глава 1
Сознание возвращалось медленно и болезненно. Он прорывался сквозь плотный слой сна, из воображаемого начала всех начал, пересекал само время. Он вытянул псевдоподию из изначальной тины, и эта псевдоподия была им. Он стал амебой, заключавшей в себе его сущность, затем рыбой, помеченной некоторой индивидуальностью, затем обезьяной, не похожей на других. И наконец стал человеком.
Каким? Он смутно видел себя стоящим с лучевиком в руках над трупом. Вот таким.
Он очнулся, протер глаза и стал ждать других воспоминаний.
Но ничего не вспомнил. Даже имени.
Он поспешно сел и приказал памяти вернуться. Безрезультатно. Он огляделся вокруг, надеясь найти ключ к своей личности.
Маленькая серая комната, в одном конце которой – закрытая дверь. В другом, в алькове, сквозь штору виднелся крошечный туалет. Помещение освещалось из какого-то скрытого источника, возможно с потолка. В комнате стояли кровать, стул – и больше ничего.
Он подпер подбородок рукой, сомкнул веки, попытался сосредоточиться. Гомо сапиенс, мужчина, человек с планеты Земля. Он говорил на языке, называющемся английским. (Значило ли это, что были другие языки?) Ему были известны названия предметов: комната, кровать, стул. Он обладал, кроме того, определенным запасом общих знаний. Но отдавал себе отчет, что существует великое множество важных вещей, которые он знал когда-то, но не знает сейчас.
«Со мной что-то случилось».
Это «что-то» могло кончиться хуже. Если бы оно продлилось еще немного, он мог остаться безмозглым созданием, лишенным дара речи, не осознающим даже того, что он является человеком, мужчиной, землянином. Кое-что ему сохранили.
Но когда он попытался выйти за рамки известных ему фактов, то наткнулся на темную, заполненную ужасом зону. НЕ ВХОДИТЬ.
«Я, наверное, был болен».
Единственное разумное объяснение. В свое время, вероятно, у него были какие-то воспоминания о птицах, деревьях, друзьях, собственном положении в обществе, а может быть, и о жене. Теперь ничего этого не было. Когда-то он говорил: «Это похоже на…» или «Это напоминает мне…». Теперь же ничто ни о чем ему не напоминало, вещи были сами собой – и только. Он потерял возможность сравнивать и противопоставлять. Он не мог больше анализировать настоящее в свете пережитого прошлого.
«Должно быть, я в больнице».
Конечно. Здесь его лечат. Добрые врачи трудятся над возвращением ему памяти, осознания личности, чтобы сообщить ему, кто он и что он. Благородный труд! Он почувствовал, как на глазах у него выступили слезы благодарности. Он встал и медленно обошел комнатку. Дверь была заперта. Его охватил панический страх, который он решительно подавил в себе. Возможно, он был буйным.
Что ж, он будет буйствовать. Они увидят. Надо поговорить с врачом.
Он стал ждать. Прошло немало времени, прежде чем в коридоре послышались шаги.
Шаги остановились у его двери. Панель откатилась в сторону, и возникло чье-то лицо.
– Как самочувствие?
Судя по коричневой форме и предмету, висящему на поясе (вероятно, оружие, подумал он), пришедший был охранником.
– Вы можете сказать, как меня зовут? – Называй себя «четыреста второй», – сказал охранник. – По номеру камеры.
Это ему не понравилось. Но лучше 402-й, чем никто. Он спросил:
– Я долго болел? Сейчас мне лучше?
– Да, – иронично заверил охранник. – Веди себя спокойно. Подчиняйся правилам. Не вздумай дурить.
– Конечно, – согласился 402-й. – Но почему я ничего не могу вспомнить?
– Так всегда бывает, – ответил охранник и повернулся к выходу. 402-й окликнул его:
– Подождите! Нельзя же так оставлять меня, не объяснив. Что со мной случилось? Почему я в больнице?
– В больнице? – удивился охранник и, ухмыляясь, посмотрел на 402-го. – С чего ты взял?
– Я так предполагаю.
– Ты предполагаешь неверно. Это тюрьма.
402-й вспомнил сон об убитом человеке. Сон или воспоминание? Он отчаянно взмолился:
– В чем меня обвиняют? Что я сделал?
– Узнаешь, – бросил страж.
– Когда?
– После приземления. А пока готовься к собранию.
Он ушел. 402-й сидел на кровати и пытался думать. Кое-что прояснилось: он в тюрьме и тюрьма вскоре приземлится. Что все это значит? Зачем тюрьме приземляться? И что за собрание ждет его впереди?
У 402-го осталось довольно смутное впечатление о том, что произошло дальше. Он не помнил, долго ли просидел на кровати, пытаясь склеить обрывки знаний о себе самом. Потом ему почудилось, будто прозвенел звонок. Дверь камеры открылась.
Зачем? Что бы это значило?
402-й подошел к двери и выглянул в коридор. Он был очень возбужден, но ему не хотелось покидать камеру – она давала ощущение безопасности. Подошел охранник:
– Не бойся. Никто тебе ничего не сделает. Иди по коридору прямо.
Охранник легонько подтолкнул его, и 402-й пошел по коридору. Он видел другие открытые камеры, людей, выходящих в коридор. Поначалу их было немного; людской поток увеличивался, заполняя проход. Большинство было в замешательстве, все молчали. Покрикивали только охранники:
– Прямо, давай двигай, прямо!
Их пригнали в большую круглую аудиторию. На балконе, опоясывающем комнату, стояли вооруженные стражи. Их присутствие казалось необязательным: испуганная и ничего не соображающая толпа и не помышляла о бунте. Однако охранники имели символическое значение – напоминали только что пробудившимся людям о самом важном факте их жизни: они арестанты.
Через несколько минут на балконе появился человек в темной форме. Он поднял руку, призывая к вниманию, хотя и так с него не спускали глаз, и по аудитории загремел голос:
– Слушайте внимательно и постарайтесь запомнить, что я вам скажу. Эти факты важны для вашего существования. Все вы, – продолжал оратор, – недавно очнулись в своих камерах. Вы поняли, что ничего не помните о прежней жизни, даже собственных имен. У вас есть лишь скудный запас общих сведений, достаточный, однако, для взаимодействия с реальностью. Я не расширю ваши познания. Все вы там, на Земле, были злобными и гнусными преступниками, людьми наихудшего сорта, лишенными государством права на существование. В менее просвещенные века вас бы казнили. В наше время вас выслали.
По аудитории прошел шум, и офицер поднял руку, требуя тишины.
– Все вы преступники. У вас одна общая черта – неспособность выполнять основные обязательные правила человеческого общества. Эти правила необходимы в цивилизованной среде. Нарушив их, вы совершили преступление против человечества. Поэтому оно отторгло вас. Вы – палка в колесах цивилизации и изгнаны в мир вам подобных. Здесь вы вправе создавать свои законы и умирать по ним. Здесь свобода, которой вы жаждали, – неудержимая и губительная свобода роста раковых клеток. Оратор вытер лоб и сурово воззрился на узников.
– Но возможно, – произнес он, – некоторые из вас сумеют исправиться. Омега – планета, на которую мы летим, – это ваша планета, ее населяют исключительно преступники. Это мир, где вы можете начать жизнь сначала, с чистой страницы, без всяких предубеждений против вас! Вашего прошлого нет. Не пытайтесь вспомнить его. Подобные воспоминания только стимулируют криминальные наклонности. Считайте себя заново родившимися в момент пробуждения в камере.
Взвешенные, продуманные слова оказывали какое-то гипнотическое воздействие.
– Новый мир, – говорил оратор. – Вы переродились, но с необходимым сознанием греха. Иначе вам было бы не по силам бороться со скрывающимся в вас злом. Помните это. Помните: спасения нет и нет возврата. Сторожевые корабли, оснащенные новейшим лучевым оружием, патрулируют воздушное пространство Омеги днем и ночью. Они уничтожат любой предмет, поднявшийся более чем на пятьсот футов над поверхностью планеты. Свыкнитесь с этими фактами. А теперь приготовьтесь к посадке.
Оратор ушел с балкона. Среди заключенных пробежал шепоток. Но вскоре замер – говорить было не о чем. Узникам, не помнящим своего прошлого, не на чем основываться, размышляя о будущем. Нельзя обмениваться опытом и впечатлениями, если опыт и впечатления только что возникли.
Охранники на балконе застыли как мумии, недвижные и безликие. И тут легчайшая дрожь прошла по полу аудитории. Затем она превратилась в вибрацию, и 402-й почувствовал тяжесть, словно на тело навалился невидимый груз.
Из громкоговорителей прозвучал голос:
– Внимание! Корабль приземляется на Омеге. Вскоре будет произведена высадка.
Заключенных построили в колонну и вывели из помещения. Все еще ошеломленные, они шли по бесконечному коридору огромного корабля к открытому люку, через который врывался яркий свет.
402-й спустился по длинной лестнице и оказался на твердой почве. Он стоял на большой, залитой солнцем площади, окруженной любопытными зрителями.
– Отвечайте, когда называют ваш номер. Вам будет сообщена ваша личность! – прогремели динамики.
402-й чувствовал себя слабым и усталым. Сейчас его не интересовало ничего. Хотелось только лечь, заснуть или подумать о происходящем. Он осмотрелся и машинально отметил гигантскую ракету, охранников, зевак. Над головой в синеве небес плавали черные пятна. Сначала они показались ему птицами. Затем, приглядевшись, он понял, что это сторожевые корабли.
– Номер один!
– Здесь, – ответил голос.
– Номер один, ваше имя Вайн Саусхолдер. Тридцать четыре года, группа крови А-эль-два, индекс А-эр-четыреста тридцать один-эс. Виновен в измене.
Толпа наблюдающих громко зааплодировала. 402-й, дремлющий на солнце, слушал перечисление убийств, ненормальностей, подделок, мутаций…
– Номер четыреста два!
– Здесь.
– Номер четыреста два, ваше имя Уилл Баррент. Двадцать семь лет, группа крови О-эль-три, индекс ЭКС-двести двадцать один-эр. Виновен в убийстве.
Толпа радостно зашумела, но 402-й едва ли что-нибудь слышал. Он привыкал к тому, что у него есть имя. Настоящее имя, а не номер. Уилл Баррент. Он надеялся, что не забудет его, и повторял про себя снова и снова. И чуть не пропустил последнее объявление.
– Вновь прибывшие могут быть свободны. Ваше временное жилье находится на площади А-два. Будьте осторожны и осмотрительны в словах и поступках. Наблюдайте, слушайте, учитесь. Закон обязывает меня сообщить вам, что средняя продолжительность жизни на Омеге приблизительно три земных года.
Последние слова не сразу дошли до Баррента. Он все еще свыкался со своим новым именем. И не задумывался о том, что значит быть убийцей на планете преступников.
Глава 2
Прибывших, человек около пятисот, повели к рядам бараков на площади А-2. Они еще не были людьми, они были существами, чья память охватывала события едва ли одного часа. Новорожденные сидели на койках и с любопытством оглядывали свои тела, увлеченно рассматривали ноги и руки. Они смотрели друг на друга и видели собственное бесформенное отражение в чужих глазах. Зрелость приходила быстро, из забытых видений и призраков памяти, рождалась из старых привычек и личностных черт, сохранившихся как обрывки порванной нити их прошлой жизни на Земле.
Уилл Баррент, отстояв в очереди к зеркалу, увидел приятного молодого человека с тонким носом, прямыми каштановыми волосами и честным волевым лицом, не помеченным следами сильных страстей. Баррент разочарованно отвернулся – это было лицо незнакомца.
Позднее, изучая себя более тщательно, он не мог найти даже какого-нибудь шрама, по которому можно было бы отличить его тело – скорее тренированное, чем мускулистое, – от тысячи других. Его руки были не натружены. Интересно, какую работу он выполнял на Земле?..
Убийство?
Баррент нахмурился. Он не был готов принять это.
Его тронули за плечо:
– Как настроение?
Баррент обернулся и увидел перед собой крупного, широкоплечего рыжеволосого мужчину.
– Нормально, – ответил Баррент. – Вы стояли впереди меня.
– Верно. Номер четыреста первый. Дэнис Фоэрен.
Баррент представился.
– Ваше преступление? – поинтересовался Фоэрен.
– Убийство.
Фоэрен с уважением кивнул:
– А я фальшивомонетчик. По моим рукам этого не скажешь. – Он протянул две лапищи, покрытые редкими рыжими волосами. – Но в них все мое искусство. Память вернулась сперва к рукам. Им не терпелось взяться за работу. А я и не помнил за какую.
– И что вы сделали? – спросил Баррент.
– Крепко зажмурился и дал им волю, – объяснил Фоэрен. – И обнаружил, что они копаются в замке камеры. – Он поднял свои ручищи и с восхищением посмотрел на них. – Умелые, дьяволята!
– Копаются в замке? – переспросил Баррент. – Мне послышалось, что вы фальшивомонетчик.
– Ну, это мое основное занятие. Такие кудесники могут сделать почти все. Подозреваю, что меня только поймали на изготовлении фальшивых денег; возможно, я также и взломщик. Моим рукам слишком много всего известно.
– Вы узнали о себе больше, чем это удалось мне, – сказал Баррент. – Я как во сне.
– Это ведь только начало, – утешил Фоэрен. – Все еще станет ясно. Главное – мы на Омеге.
– Согласен, – кисло произнес Баррент.
– Вы слышали, что сказал тот человек? Это наша планета!
– Со средней продолжительностью жизни три года, – напомнил ему Баррент.
– Возможно, пустая болтовня, – отмахнулся Фоэрен. – Я не верю охранникам. Земля!.. Кому она теперь нужна? У нас есть собственный мир, Баррент. Мы свободны!
– Абсолютно верно, друзья, – вмешался другой человек, маленького роста, со скрытным взглядом. – Меня зовут Джо, – сообщил он. – На самом деле мое имя Джоао, но я предпочитаю архаичную форму с ароматом старого доброго времени. Джентльмены, я случайно услышал ваш разговор и полностью согласен с нашим рыжеволосым другом. Какие возможности! Нас отвергла Земля? Превосходно! Обойдемся без нее. Мы все равны здесь, свободные люди свободного общества. Нет униформ, нет охранников, нет солдат. Только раскаявшиеся бывшие преступники, желающие жить в мире.
– За что вас? – спросил Баррент.
– Сказали, что я кредитный вор, – ответил Джо. – Стыдно признаться, но я не помню, что такое кредитный вор. Хочу надеяться, что вспомню.
– Может быть, у властей есть какая-нибудь система восстановления памяти, – предположил Фоэрен.
– У властей?! – негодующе повторил Джо. – Это наша планета. Мы все равны здесь. Нам же сказали: никаких властей. Нет, друзья, эту чепуху мы оставили на Земле. Сейчас…
Он вдруг смолк. Открылась дверь, и в барак вошел толстый человек, очевидно старый житель Омеги, потому что вместо серой формы заключенных на нем была яркая, желтая с синим, одежда. На поясе, охватывающем объемистый живот, у него висели пистолет в кобуре и нож. Став на пороге, он упер руки в боки и стал разглядывать новичков.
– Ну? – проговорил он. – Вы что, квестора не узнаете? Встать!
Никто не пошевелился.
Лицо квестора побагровело.
– Придется поучить вас уважительности.
Он еще не успел вытащить оружие, а все уже были на ногах. Квестор посмотрел на них и с явным сожалением сунул пистолет в кобуру.
– Первое, что вам следует уяснить, – сказал квестор, – это ваш статус на Омеге. У вас нет статуса. Вы – пеоны, а это значит, что вы ничто.
Он подождал немного и заявил:
– Теперь внимание, пеоны. Объясняю ваши обязанности.
Глава 3
– Итак, вы нижайшие из низших. Без статуса. Нет никого презреннее вас, кроме мутантов, а они вообще не люди. Вопросы есть?
Квестор ждал. Вопросов не было.
– Я определил, кто вы такие. Теперь перейдем к остальным жителям Омеги. Во-первых, все более важны, чем вы; но некоторые более важны, чем остальные. Следующим за вами по рангу идет житель, немногим отличающийся от вас, а затем – свободный гражданин. Он носит на пальце серое кольцо статуса, а его одежда – черная. Если повезет, некоторые из вас смогут стать свободными гражданами. Далее следуют привилегированные классы, различающиеся по символам, соответствующим рангу: например, у хаджи – золотая серьга. Со временем вы узнаете прерогативы всех степеней и рангов. Нужно упомянуть священнослужителей. Не относясь к привилегированным классам, они обладают определенными льготами и правами. Я понятно говорю?
Все утвердительно забормотали. Квестор продолжал:
– Переходим к вопросам поведения. Пеоны обязаны называть свободного гражданина его полным титулом, обращаясь к нему со всем уважением. С привилегированными классами, например хаджи, разговаривать разрешается, только когда с вами заговорят, стоять надо смирно, глядя под ноги, а руки держать сцепленными впереди себя. От привилегированного гражданина нельзя отходить без разрешения. Ни в коем случае не позволяется сидеть в его присутствии. Ясно? Вам предстоит еще многое узнать. Мой ранг квестора приравнивается к свободному гражданину, но обладает некоторыми прерогативами привилегированных.
Квестор оглядел слушателей, желая убедиться, что до них дошел смысл сказанного.
– Эти бараки – ваш временный дом. Я составил график, кому подметать, кому мыть полы и так далее. Задавать вопросы мне можно в любое время, но глупые или дерзкие будут наказываться побоями или смертью. Помните, что вы самые низкие из низших, тогда останетесь в живых.
На несколько секунд квестор замолчал. Затем объявил:
– Через два-три дня вас распределят на работу. Некоторые пойдут в германиевые шахты, некоторые на рыболовный флот, в разные отрасли торговли. А пока можете осмотреть Тетрахид.
Заметив непонимающие взгляды, квестор пояснил:
– Тетрахид – название города, в котором вы находитесь. Это самый большой город на Омеге. – Он смолк, потом добавил: – И единственный.
– Что значит название Тетрахид? – спросил Джо.
– Откуда я знаю! – нахмурился квестор. – Возможно, это одно из тех старых земных названий, которые вытаскивают скреннеры. Во всяком случае, будьте поаккуратнее, входя в него.
– Почему? – спросил Баррент.
Квестор ухмыльнулся:
– Это, пеон, тебе предстоит узнать самому.
Он повернулся и вышел из барака.
Баррент подошел к окну. Из него открывался вид на пустынную площадь и улицы Тетрахида.
– Собираетесь туда? – спросил Джо.
– Пожалуй. Пойдете со мной?
Маленький кредитный вор покачал головой:
– Думаю, это небезопасно.
– Фоэрен, а вы?
– Мне тоже что-то не хочется, – сказал Фоэрен. – Полагаю, пока лучше оставаться в бараке.
– Странно, – произнес Баррент. – Это же наш город. Идет кто-нибудь со мной?
Фоэрен пожал плечами, Джо махнул рукой и лег на койку. Остальные даже не взглянули в его сторону.
– Хорошо, – сказал Баррент. – Потом я вам все расскажу.
С минуту он подождал, надеясь, что кто-нибудь изменит решение, и вышел.
Город Тетрахид представлял собой цепочку зданий, вытянутую вдоль узкого полуострова. Со стороны суши полуостров огораживала высокая каменная стена с воротами, охраняемыми часовыми. Самым крупным зданием была Арена, раз в год используемая для Игр. Возле Арены сосредоточивались государственные учреждения.
Баррент шел по узким улочкам, осматриваясь по сторонам, стараясь понять, на что похож его новый дом. Извилистые немощеные улицы и темные обветшалые дома вызывали в памяти смутные картины. Где-то на Земле существовало подобное место, но он совершенно забыл его. Желание вспомнить было мучительно, как зуд, но восстановить картину ему так и не удалось.
Пройдя Арену, Баррент вышел на главный деловой проспект Тетрахида, удивленно читая вывески: «Доктор без лицензии – аборты без промедления!», «Дисквалифицированный адвокат – политический пул!».
Что-то в этих надписях было не то. Он шел дальше, мимо магазинов, рекламирующих краденые товары, мимо заведения с вывеской: «Чтение мозгов! Штат из скреннирующих мутантов. Ваше прошлое на Земле будет открыто!»
Баррент хотел зайти, но вспомнил, что у него нет ни гроша, а на Омеге, похоже, деньги ценятся высоко.
Он свернул в переулок, миновал несколько ресторанов и подошел к большому зданию Института ядов («Льготные условия. Рассрочка до трех лет. Результат гарантирован, в противном случае деньги возвращаются»). Вывеска над следующей дверью гласила: «Гильдия убийц».
После вводной беседы на корабле Баррент решил, что на Омеге делается все для исправления преступников. Но этому явно не соответствовали вывески и объявления, или же это был какой-то очень странный метод исправления. Он двинулся дальше, медленно, в глубоком раздумье.
Потом он заметил, что люди уходят с его пути, прячутся в магазинах и подъездах. Старая женщина, взглянув на него, убежала.
Что происходит? Может быть, их пугает форма заключенного? Нет, жители Омеги не впервые видят такую. Тогда в чем дело?
Улица опустела. Рядом с ним хозяин магазина торопливо опускал железную штору над витриной краденых товаров.
– Что случилось? – спросил его Баррент.
– Ты спятил?! – воскликнул хозяин. – Сегодня же День посадки!
– Простите?
– День посадки! – повторил тот. – День приземления корабля с заключенными. Убирайся в свой барак, идиот!
Он спустил штору, и послышался щелчок запираемого замка. Баррент внезапно почувствовал страх. Что-то тут неладно. Нужно немедленно возвращаться. Глупо было идти в город, не зная обычаев.
К нему приближались трое мужчин, хорошо одетые, каждый с золотой серьгой хаджи в левом ухе. Все трое были вооружены.
Баррент повернулся и пошел обратно. Один из тройки крикнул:
– Остановись, пеон!
Баррент увидел, что рука мужчины потянулась за оружием, и остановился.
– В чем дело? – спросил он.
– Сегодня День посадки, – ответил мужчина и посмотрел на своих друзей. – Ну, кто первый?
– Бросим жребий.
– Вот монета.
– Нет, лучше на пальцах.
– Приготовились? Раз, два, три!
– Он мой, – сказал хаджи, стоявший слева. Его приятели отодвинулись, а он вытащил оружие.
– Подождите! – взмолился Баррент. – Что вы делаете?
– Собираюсь застрелить тебя, – сообщил мужчина.
– Почему?!
Мужчина улыбнулся:
– Потому что это привилегия хаджи. В День посадки мы имеем право убить любого пеона, покинувшего свой барак.
– Но меня не предупредили!
– Естественно, – согласился мужчина. – Если новичков предупреждать, то они не будут выходить из бараков в День посадки. А это испортит всю забаву.
Он прицелился.
Баррент среагировал молниеносно. Бросился на землю, услышал шипение и увидел, как от здания, под которым он лежал, отвалился оплавленный кусок.
– Теперь моя очередь, – сказал другой мужчина.
– Прости, приятель, но очередь моя.
– Старшинство, мой друг, имеет свои привилегии. Стреляю я.
Однако Баррент был уже на ногах и бежал. Преследователи не торопились, словно были совершенно уверены в успехе. Баррент свернул в боковую улицу и понял, что сделал ошибку. Улица заканчивалась тупиком. Сзади не спеша подходили хаджи.
Баррент затравленно озирался по сторонам. Все двери были заперты, все витрины зашторены. Некуда юркнуть, негде спрятаться.
И тут он увидел открытую дверь, которую, не заметив, пробежал. Вывеска гласила: «Общество по защите жертв».
«Как раз для меня», – подумал Баррент.
Он рванулся назад, проскользнув перед самым носом ошеломленных хаджи. Выстрелом опалило землю под ногами, но он уже ввалился в дверь. Преследователи не пошли за ним. Их голоса слышались снаружи – обсуждался вопрос первенства. Баррент понял, что попал в какое-то убежище.
Он находился в просторном, ярко освещенном помещении. На скамье у двери несколько оборванцев смеялись над какой-то шуткой. Сидевшая невдалеке от них темноволосая девушка рассматривала Баррента большими немигающими зелеными глазами. Мужчина за столом в дальнем конце комнаты кивнул ему.
Баррент подошел к столу. Низенький человек в очках ободряюще улыбнулся.
– Это Общество по защите жертв? – спросил Баррент.
– Совершенно верно, сэр, – сказал мужчина. – Я Рондольф Френдлер, президент этой бескорыстной организации. Могу быть вам полезен?
– Воистину да, – ответил Баррент. – Видите ли, я – жертва.
– Я это сразу понял, – сообщил Френдлер, тепло улыбаясь. – Вас выдает взгляд, присущий жертвам: смесь страха и неуверенности с налетом беззащитности.
– Очень интересно, – сказал Баррент, оглядываясь на дверь и пытаясь сообразить, надолго ли его убежище сохранит свою неприкосновенность. – Мистер Френдлер, я не член вашей организации.
– Не имеет значения, – заверил Френдлер. – Членство в нашем обществе – вещь спонтанная по определению. К нам присоединяются, когда возникает необходимость. Мы защищаем неотъемлемые права всех жертв.
– Очень хорошо, сэр. Там снаружи трое хотят убить меня.
– Понимаю, – произнес мистер Френдлер. Он открыл ящик стола и вынул толстую книгу. Быстро пролистав ее, он нашел нужную страницу. – Скажите, вы определили статус этих людей?
– По-моему, они хаджи. У каждого золотая серьга в левом ухе.
– Точно, – подтвердил мистер Френдлер. – А сегодня День посадки. Вы с только что приземлившегося корабля и относитесь к пеонам?
– Верно, – ответил Баррент.
– В таком случае я счастлив сообщить, что все в порядке. Охота Дня посадки заканчивается с заходом солнца. Вы можете спокойно уйти отсюда, зная, что ваши права никоим образом не нарушены.
– Уйти? После захода солнца, вы имеете в виду?
Мистер Френдлер покачал головой и печально улыбнулся:
– Боюсь, что нет. По закону вы должны уйти немедленно.
– Но они убьют меня!
– Верно, – согласился Френдлер. – К сожалению, ничего нельзя сделать. Таков смысл слова «жертва».
– Я думал, у вас защищают…
– Так и есть. Но мы защищаем права, а не самих жертв. Ваши права не нарушены. У хаджи есть привилегия охотиться на пеонов в День посадки в любое время до заката. Однако необходимо добавить: вы, в свою очередь, имеете право убить любого, кто покушается на вас.
– У меня нет оружия, – сказал Баррент.
– У жертв никогда нет оружия, – заверил Френдлер. – В том-то и разница. Понимаете? Но с оружием или без, боюсь, вы должны немедленно уйти.
Баррент все еще слышал ленивые голоса хаджи на улице. Он спросил:
– У вас есть другой выход?
– К сожалению, нет.
– Тогда я просто не уйду.
Продолжая улыбаться, мистер Френдлер выдвинул ящик стола и достал пистолет.
– Вы должны уйти. Либо выходите к хаджи, либо вы лишаетесь последнего шанса и умрете здесь, – сказал он, прицеливаясь.
– Одолжите мне ваше оружие, – попросил Баррент.
– Не позволено, – объяснил Френдлер. – Нельзя же допустить, чтобы жертвы бегали вооруженные, сами понимаете. – Он щелкнул предохранителем. – Ну, уходите?
Баррент прикинул возможность броска через стол за пистолетом и понял, что ничего не получится. Он повернулся и медленно пошел к двери. Мужчины все еще смеялись. Темноволосая девушка поднялась со скамейки и встала у входа. Подойдя ближе, Баррент заметил, что она очень хороша собой. Интересно, какое преступление привело ее на Омегу, подивился он.
Проходя мимо девушки, Баррент почувствовал, как в его руку скользнул маленький, грозного вида пистолет.
– Удачи, – произнесла девушка. – Надеюсь, вы знаете, как с ним обращаться?
Баррент благодарно кивнул, хотя этой надежды вовсе не разделял.
