Kitobni o'qish: «Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях»

Thompson Ford

DRESS CODES

Copyright© 2021 by Richard Th ompson Ford

© Крупичева И., перевод на русский язык, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Посвящается Ричарду Дональду Форду

Мода – это язык, который понятен с первого взгляда.

МИУЧЧА ПРАДА

Исторические вехи и важные дресс-коды

Вступление

16 ЯНВАРЯ 1797 ГОДА ЛОНДОНСКАЯ TIMES поведала своим читателям, что Джона Хетерингтона, галантерейщика со Стрэнда, привлекли к суду по обвинению в нарушении порядка и подстрекательстве к бунту и потребовали от него выплатить штраф в 500 фунтов за следующее преступление:

«По словам очевидцев, господин Хетерингтон появился на улице, надев на голову то, что он назвал шелковой шляпой (она была представлена в качестве улики). Это была высокая блестящая конструкция, рассчитанная на то, чтобы запугать робких людей. Служащие судебного ведомства показали, что несколько женщин упали в обморок при виде такого необычного зрелища, дети заплакали, собаки залаяли, а молодого человека опрокинула собравшаяся толпа, и он сломал правую руку. Эти причины привели к тому, что обвиняемого схватили стражники и отвели к лорд-мэру»¹.

Так какое же правило, писаное или неписаное, но определенно известное всем (включая собак) нарушили господин Хетерингтон и его головной убор? Высокие цилиндрические шляпы были распространены задолго до конца XVIII века. К примеру, в середине XVII века пуритане носили строгие черные фетровые шляпы, которые теперь известны каждому американскому школьнику как головные уборы пилигримов с корабля «Мэйфлауэр». А всего лишь через какие-то тридцать лет цилиндр стал эмблемой степенного и самодовольного плутократа. Их продавали под такими названиями, как «Д’Орсэ», «Веллингтон» и «Регент».

Какой ныне забытый кодекс позволил посчитать цилиндр провокацией, «рассчитанной на испуг» и заслуживающей наказания по закону? К сожалению, мы можем только гадать, так как дошедшие до нас сведения об этом случае ограничиваются короткой газетной колонкой.

Это был не первый случай, когда головной убор спровоцировал бунт, и не последний. К примеру, во время известного Бунта соломенных шляп в 1922 году в Нью-Йорке банды хулиганов силой вводили правило, согласно которому мужчинам не следовало носить соломенные шляпы после 15 сентября. Хулиганы сбивали оскорбительные головные уборы с прохожих, топтали их или надевали на пики. Бунты захватили весь город – от Бронкса до Баттери. Более 1000 человек из будущей полиции моды собрались на Амстердам-авеню и атаковали мужчин в соломенных шляпах, оказавшихся поблизости. А в центре города драки между блюстителями модных правил и горожанами, пытавшимися защитить свои шляпы, остановили движение машин на Манхэттенском мосту².

Вы можете подумать, что подобные ограничения в одежде и предписания, ее касающиеся, остались в далеком прошлом. Некогда вездесущий костюм и галстук, не говоря уже об элегантной шляпе, стали почти историческим нарядом. Хотя дресс-коды могут показаться откатом в прошлое, они становятся все более и более популярными. К примеру, если в 1999–2000 годах 46,7 % американских частных школ требовали «строгого дресс-кода», то к 2013–2014 годам таких стало 58,5 %³. Миллионы людей вынуждены каждый день одеваться в соответствии с дресс-кодом на работе или в школе. И не забывайте о миллионах тех, кто после работы сталкивается с дресс-кодом в ресторанах, ночных клубах и театрах. Даже для непринужденной богемной атмосферы американских кофеен существует свой дресс-код.

Бариста в Starbucks должны отказаться от ненатурального цвета волос и лака для ногтей, коротких юбок и пирсинга. Дозволены лишь серьги и неброские гвоздики для пирсинга (никаких колец в носу!)⁴. И дресс-коды предназначены не только для школьников или частного бизнеса, для которого важен имидж. Дресс-коды в силе и на городских улицах, где одежда, которую могут счесть провокационной или угрожающей, является нарушением закона.

Низко спущенные штаны, которые предпочитают некоторые рэперы и их фанаты, могут стать основанием для ареста в некоторых городах. И если полиция решит, что они маркируют вас как члена банды, то нарушение общественного порядка могут переквалифицировать в преступление.

Некоторые дресс-коды не только предписывают или запрещают отдельные предметы одежды, но и фанатично диктуют все до мелочей. Посмотрите на дресс-код Объединенного банка Швейцарии (United Bank of Switzerland), описанный на 44 страницах. В нем говорится, что у служащих не должно быть облупившегося лака на ногтях и поношенной обуви. Они должны следить за тем, чтобы металл их украшений соответствовал по цвету металлической оправе очков, а галстуки должны лишь касаться верхушки пряжки ремня⁵. Точные и подробные правила, регулирующие, какую одежду носить, существуют везде. К примеру, в 2010 году газета Wall Street Journal рекомендовала следующее:

«Ваш наряд black-tie должен состоять из следующих основных элементов: черный однобортный смокинг на одной пуговице и с остроконечными лацканами (уголки лацканов должны смотреть вверх, тогда как на обычном костюме они смотрят вниз) и брюки с шелковыми полосами или шнурами вдоль внешнего шва брючин.

Сорочка с манишкой должна быть из белой хлопковой ткани «марселла», эту ткань крахмалят сильнее, чем ткань на обычных сорочках…

Французские манжеты обязательны, и выбор строго соблюдающего правила человека – это обычный отложной воротничок вместо воротничка меньшего размера с отворотами.

Рекомендуем надеть галстук-бабочку и научиться его завязывать…

Камербанд – пояс под смокинг – также необходим, и убедитесь в том, что складки направлены вверх.

Обувь: оксфорды из лакированной кожи – это классика, но подойдет и пара хорошо начищенных обычных оксфордов…

Но как вы можете проявить свой личный стиль в такой строгой униформе? Платок в нагрудном кармане, запонки, часы (они должны подходить к запонкам) и хорошие манеры»⁶.

Но даже следуя такой подробной инструкции, вы все равно можете совершить ошибку. Согласно блогу о мужском стиле The Art of Manliness, отправляясь на мероприятие black-tie, помните, что «даже намек на то, что вы можете посмотреть на часы, считается оскорбительным для хозяев»⁷. Иными словами, если вы надеваете их с ансамблем black-tie, то часы, даже сочетающиеся с запонками, это неподходящий аксессуар.

И все же вечер в стиле black-tie – это просто дружеские посиделки в стиле «приходите в чем хотите» по сравнению с королевскими скачками в Аскоте.

«Дамам любезно напоминают, что…

Платья и юбки должны быть пристойной длины, то есть до колен или длиннее.

Бретели платьев и топов должны быть шириной в один дюйм (2,54 см) или шире.

Брючные костюмы допустимы. Они должны быть полной длины и сшиты из одинаковой ткани одного цвета.

Следует надеть шляпу. Но головной убор с основанием диаметром 4 дюйма (10 см) или больше приемлем как альтернатива шляпе…

Отсутствие бретелей, спущенные плечи, воротник-хомут и очень тонкие бретели не допускаются.

Середина тела должна быть прикрыта.

Легкие кружевные шарфы, как и головные уборы, основание которых не прикрывает достаточный участок головы (4 дюйма/10 см), не допускаются».

Мужчинам, как и при безупречно правильном вечернем наряде, часы следует оставить дома, если они собрались в Аскот, где от них требуется:

«Надеть черный или серый утренний костюм, который должен включать в себя следующее:

Жилет и галстук (не шарф)

Черный или серый цилиндр

Черную обувь

Джентльмену следует снимать цилиндр в ресторане, в частной ложе, частном клубе или на террасе, на балконе или в саду этого заведения. Шляпы также следует снимать в любом внешнем замкнутом пространстве в саду Королевской ложи.

Индивидуальные украшения цилиндров (к примеру, цветные ленты или полосы) запрещены в Королевской ложе»⁸.

Такой педантизм не ограничивается изысканными старомодными празднествами. Когда я спросил о сегодняшних дресс-кодах Кейт Лэмпшир, тогдашнего главного редактора журнала Marie Claire, «девушку в стиле панк-рок», как она себя называла, она указала на то, что даже оппозиционные субкультуры, гордящиеся тем, что нарушают все правила, тем не менее «придерживаются кода… Заплатки на джинсовой куртке, английские булавки, футболка с изображением вашей любимой музыкальной группы – всё это элементы, которые несут в себе определенный код, интуитивно понятный окружающим. [Они говорят] Я часть этого племени… [они] следуют коду нарушителей правил»⁹.

Иными словами, нарушители правил просто заменяют старые правила новыми, зачастую такими же бескомпромиссными, как и те, от которых они только что отказались.

В этой связи не могу не вспомнить стейк-хаус Pinnacle Peak в Южной Калифорнии, славящийся своими большими порциями и простотой нравов, где персонал ножницами обрезает галстуки ничего не подозревающим бизнесменам: правило, предписывающее носить галстуки во время рабочего дня, заменило правило, запрещающее их носить после работы.

Точно так же вольнодумные студенты колледжей, бледнеющие при мысли о дресс-коде, навязанном администрацией учебного заведения, с радостью подчиняются собственным неписаным правилам, касающимся одежды. Социальные группы в кампусе легко идентифицировать по общему для их членов стилю одежды, и мода давностью всего лишь в несколько лет отсутствует, как будто ее запретили законом.

Преподаватели, в свою очередь, демонстрируют свое презрение к внешнему виду, не проявляя интереса к одежде, и это стало своего рода академическим удостоверением личности. Наивной ассистентке профессора, пришедшей на заседание кафедры в платье от Dolce & Gabbana, могут потребоваться годы, чтобы вернуть себе авторитет в глазах коллег. Даже стиль непринужденной одежды в Силиконовой долине стал своего рода дресс-кодом: если свитшот и шлепанцы демонстрируют сосредоточенность на инновациях, то костюм и галстук выдают вышедшую из моды озабоченность внешностью и статусом. Один из инвесторов из Северной Калифорнии советовал «никогда не вкладываться в технического исполнительного директора, который носит костюм…»¹⁰.

Эти неписаные дресс-коды могут быть такими же могущественными, как и правила, прописанные в законе и поддерживаемые полицией. Отличный от других дресс-код придает нашей одежде социальное значение. Чтобы произвести первое впечатление, достаточно трех секунд. Одежда – это один из самых важных элементов вашего имиджа. Она может подчеркнуть и приукрасить естественные различия и сделать более конкретными абстрактные статусы социальной иерархии.

Европейского аристократа и преппи с голубой кровью из Новой Англии легко определить по деталям одежды, а не только по богатству и родословной. Гендерные различия выражаются в одежде, прическе и косметике. Расовые и этнические группы поддерживают братские связи и солидарность с помощью внешних деталей и одежды.

Даже религиозные верования, будучи сугубо личным делом, приобретают общественное значение, когда что-то разрешают, а что-то запрещают в одежде и внешности. Мы не одеваемся только чтобы произвести впечатление на других: наш гардероб отражает наши убеждения, стремления и самоощущение. Люди часто называют любимый предмет одежды «фирменным». То, что мы носим, может быть таким же личным, как и наше имя. Но мы зачастую принимаем самые очевидные элементы социального и личного различия как нечто само собой разумеющееся.

Почему одежда настолько определяется правилами? Почему и когда одежда становится настолько важной, чтобы являться предметом договоров, правил и регламентов, законодательных актов и решений суда? Что происходит и что может произойти, когда эти правила вступают в конфликт с меняющимися социальными нормами, касающимися равенства и личной свободы?

Когда дресс-коды полезны, а когда они излишне строги и несправедливы? Что значит одеваться для успеха или нарушать правила во имя самовыражения? Наш выбор одежды действительно самостоятелен или мы всегда одеваемся, чтобы произвести впечатление на других людей или провоцировать их? Стали ли правила, касающиеся одежды, менее значимыми в эпоху телекоммуникаций и онлайн-свиданий или все реже происходящее общение лицом к лицу наполнило одежду более весомым смыслом? Книга «Дресс-коды» ответит на эти и многие другие вопросы. Мы рассмотрим законы моды в истории, чтобы понять субъективное, социальное и политическое значение одежды, нашего самого личного и самого публичного средства самовыражения.

Расшифровка одежды: общение и следование моде

Как и многие мужчины, я унаследовал чувство стиля, каким бы оно ни было, от отца. Он, как профессиональный портной, ученый, активист и посвященный в сан священник, был приверженцем строгости и утонченности в одежде.

Годами отец в немом отчаянии терпел мои эксперименты с внешностью и одеждой – асимметричные стрижки в стиле «новой волны», штаны из парашютного нейлона, образ в стиле панк из рваной одежды, державшейся на английских булавках или на скотче. Говорят, что «мальчик – это отец мужчины», но, по крайней мере в нашем случае, отцом оказался отец, и я все-таки последовал его примеру. Я научился ценить преимущества хорошо скроенной элегантной одежды, начищенной обуви, белоснежных сорочек и даже – временами – галстука, хотя в Северной Калифорнии начала XXI века в нем редко возникает необходимость.

Я научился завязывать галстук простым узлом, классическим виндзорским узлом и узлом полувиндзор и умею завязывать галстук-бабочку. Последний навык приходит на помощь только перед редкими мероприятиями black-tie, но отец настаивал, что его стоит освоить, так, «когда придет время, тебе не придется надевать смехотворную бабочку с готовым узлом». Я научился видеть разницу между правильно сконструированным пиджаком со свободной подкладкой и подкладкой пристроченной («приклеенной», как ее называл отец).

И самое главное, я понял, что одежда может быть и формой самовыражения, и средством коммуникации, может демонстрировать уважение или презрение, цель или бесцельность, серьезность или легкомыслие. Это сочетание индивидуального и социального значений объясняет, почему власти, бизнес и институты гражданского общества регламентируют форму одежды и почему люди часто считают такое регулирование давящим и унизительным.

Отец умер за двенадцать лет до того, как в 2009 году я решил принять участие в конкурсе журнала Esquire «Лучше всех одетый мужчина». Мои обстоятельства в то время хорошо знакомы любому новоиспеченному родителю: нашему второму ребенку было десять месяцев, мы с женой Марлен многие месяцы не выбирались в кино или в ресторан. Наше стремление к гламурному городскому существованию стало туманным воспоминанием, модную или по крайней мере нарядную одежду потеснили многочисленные ползунки и яркие пластмассовые игрушки.

Робкие попытки повеселиться «по-взрослому» свелись к наспех смешанным коктейлям на кухне между кормлением из бутылочки и сменой подгузников. Как-то раз после работы я решил, что для разнообразия неплохо будет поучаствовать в конкурсе Esquire и попросил друзей поддержать мою донкихотскую кампанию: измученный 43-летний отец против стаи амбициозных актеров с квадратными челюстями, мускулистых манекенщиков и атлетически сложенных студентов. Давид против Адониса.

Последний срок подачи фотографий был на следующий день. Марлен взяла фотоаппарат и сделала несколько снимков. Мой пятилетний сын Коул разбирался со стопкой моих старых модных журналов, а десятимесячная Элла делала все, чтобы привлечь внимание родителей. Через несколько минут, когда Элла уже требовала бутылочку или смену подгузника, мы решили, что все готово. Я загрузил фото, заполнил короткую анкету и нажал на «отправить».

Затем я начал следить за голосованием. Другие конкурсанты представили профессиональные снимки с изысканным освещением, сделанные в экзотических местах. Некоторые набрали уже десятки тысяч голосов. Я надеялся попасть в число тех, кто наберет хотя бы несколько сотен голосов. Несколько недель спустя сайт разместил фото 25 полуфиналистов. К моему изумлению, среди них был и я, державший на руках извивающуюся Эллу и пытавшийся представить наилучшим образом мой любимый синий в тонкую полоску костюм.

Такого просто не могло быть. Я перезагрузил компьютер и стал ждать, когда появится реальный список полуфиналистов. Я был в их числе. Через несколько дней мне позвонили на мобильный: Esquire сузил число претендентов до десяти, и теперь они брали интервью, чтобы отобрать пятерку финалистов, которые полетят в Нью-Йорк, получат замечательные призы и примут участие в шоу Today. Они хотели поговорить со мной о моем личном стиле.

Как я выбираю, что надеть? Мог бы я быть более конкретным? Какие советы я мог бы дать другим? Рекомендация «быть собой» не слишком помогает, верно? Почему стиль для меня важен? Кто вдохновляет меня? Бросьте, все говорят – отец. Кто еще? Все говорят – Кэри Грант. Все говорят – Майлз Дэвис. Дэвид Боуи? Это уже лучше. Какого периода? Времен альбома Let’s Dance? В самом деле?

Один из снимков, сделанных моей женой для конкурса журнала Esquire «Самый хорошо одетый реальный мужчина». Наш сын Коул стоит справа и читает журнал. Наша дочь Элла вертится у меня на коленях, добиваясь, чтобы мать взяла ее на руки

Несколько дней спустя редактор позвонил снова, чтобы сообщить плохую новость: я на шестом месте. Мне не хватило совсем чуть-чуть, чтобы стать финалистом. Было и смешно, и унизительно. Рассказ о своем персональном стиле не должен был вызвать у меня затруднений. Я ведь преподаватель, человек, который объясняет что-то другим и этим зарабатывает на жизнь.

Но я провалил интервью. Интуитивно я знал, почему ношу то, что ношу, но даже ради спасения своей жизни я бы не смог этого объяснить. И ради возможности потрясающего, полностью оплаченного уик-энда в Нью-Йорке тоже. Заветы отца помогли мне вопреки всему попасть в первую десятку, но он не смог бы мне помочь расшифровать непостижимые коды одежды.

В каком-то смысле эта книга является ответом, чем-то вроде l’esprit d’escalier, остроумия на лестнице, как говорят французы. В ней я исследую древние и современные дресс-коды, средневековые законы об одежде и современные понятия о непристойности, нормы одежды эпохи Возрождения и викторианского этикета, правила одежды в путешествиях, а также на улице, на рабочем месте и в учебном заведении.

* * *

Чтобы понять, почему нас так заботит то, что носим мы сами и носят другие люди, мне пришлось разобраться в том, как одежда и мода формируют наше поведение и восприятие мира. Это не всегда легко сделать, поскольку то, как одежда влияет на наше взаимодействие в обществе и взгляд на мир, это дело привычки, настолько рефлексивной и глубоко укоренившейся, что мы этого даже не замечаем.

Разумеется, мы замечаем многомиллиардную индустрию моды, задача которой предложить нам разнообразие выбора; стили, меняющиеся каждые несколько месяцев; модные журналы и колонки, сообщающие о последних трендах; полные одежды магазины и, наконец, все эти дресс-коды, правила и ожидания, касающиеся одежды. Но эти постоянно меняющиеся детали, какими бы неисчислимыми они ни казались, – всего лишь малая часть мира моды, что-то вроде броской аппликации на куртке.

Мы погружены в эти детали, но редко анализируем более масштабные вопросы. К примеру, что делает одну моду мужской, а другую женской? Почему какие-то предметы одежды считаются смелыми и авангардными, а другие консервативными или сдержанными? Что делает высокие каблуки легкомысленными и сексуальными, а обувь на плоской подошве практичной, но скучной? Мы принимаем незначительные решения по поводу посадки, кроя и украшения нашей одежды, но почти никогда не задаемся вопросом относительно ее базового дизайна.

Две тысячи лет назад политик, отправляясь обсуждать государственные вопросы, облачился бы в одеяние с драпировкой, которое мы сегодня называем тогой. Семьсот лет назад политические лидеры и представители элиты все еще носили одеяния с драпировкой, не слишком отличавшиеся от тоги. Но большинство сегодняшних политиков носит брюки – одежду варваров или крестьян, по мнению древних, – и удлиненный пиджак из той же ткани с лацканами, так называемый деловой костюм. Когда и как произошли эти изменения? Никому и в голову не придет надеть халат или тогу на важную встречу, но во многих традиционных профессиях женщинам приходится отказываться от брюк в пользу платьев или юбок. А ведь оба эти предмета гардероба – в своем роде одеяние с драпировкой, произошедшее от древней тоги.

Все это и многое другое мы принимаем как должное. Такие масштабные тренды-долгожители организуют общество и формируют наше самовосприятие. Они часто становятся предметом недвусмысленных правил – дресс-кодов, – которые одновременно определяют, что значит одежда и когда и кому ее можно носить. Чтобы увидеть эти масштабные тренды, нам необходимо посмотреть на изменения в моде на протяжении длительного периода времени. Не сезонов, лет и даже десятилетий, а веков. Изучение подобных правил, регламентировавших эти перемены на фоне исторических событий, помогло мне понять, что значила мода тогда и что она значит сегодня для нас. Я понял, что мода – это не только одежда. Она выполняет две значимые функции: коммуникации и самоидентификации.

Мода является способом передачи через одежду идей, ценностей и стремлений. Наша одежда объявляет о том, кто мы, что для нас дорого и к какой социальной группе мы принадлежим или хотим принадлежать. Иногда такое послание бывает очевидным и прямым, как, например, полицейская форма, олицетворяющая власть. В других случаях оно может быть фигуральным и более скрытым. Так, например, джинсовая куртка в стиле панк-рок, украшенная заплатами и английскими булавками, олицетворяет бунтаря-щеголя.

Не так очевидно, но, возможно, более важно то, что мода способна трансформировать наше ощущение себя и нашего места в обществе. Я бы назвал это созданием себя (self-fashioning), позаимствовав термин у историка Стивена Гринблата. Одежда может изменить наше самовосприятие и повлиять на наше обучение, развитие и ощущение своих возможностей. В определенном смысле мы становимся тем, для чего мы одеваемся.

Наша одежда тренирует нас для определенной социальной роли. Она дает нам уверенность или лишает нас мужества, выпрямляет спину или заставляет сутулиться, дает ощущение физического комфорта и поддержки или мешает и раздражает. В этом отношении, вопреки старой поговорке, одежда действительно делает мужчину (или женщину, поскольку одежда издавна установила эту разницу). Наша одежда становится частью нашего тела, отражая и формируя нашу личность, и либо помогает нам приспосабливаться к различным социальным ролям, либо затрудняет этот процесс.

Очевидным примером этого служит женская одежда середины 1800-х годов с пышными объемными юбками, оборками и жесткими корсетами. Женские наряды не только давали понять, что женщины – это декоративные объекты, ценившиеся в основном за их красоту, но и лишали женщин возможности двигаться быстро и легко. Подобная одежда затрудняла для них некоторые виды физического труда, что, в свою очередь, служило «доказательством» меньшей компетентности женщин по сравнению с мужчинами. Большинство женщин настолько привыкли к дресс-кодам того времени, что они чувствовали себя комфортно только в такой одежде.

Это привело к тому, что они и сами стали считать себя беспомощными и декоративными: одежда определяла их социальную роль и, в конечном итоге, их восприятие себя. Приведу другой пример воздействия одежды на самовосприятие. Психологические исследования 2012 и 2015 годов показали, что люди, которые носят белый лабораторный халат¹¹ или хорошо одеты для собеседования¹², продемонстрировали лучшее абстрактное мышление, чем люди такого же интеллектуального уровня, но одетые в джинсы и футболку.

Дресс-коды – это ключевое доказательство двух социальных функций одежды: коммуникации и самоопределения. У понятия «дресс-код» двойное значение. Код – это правило, регулирующее действие или поведение, например закон. Но кодом называют еще и правило или формулу, позволяющие интерпретировать или расшифровывать текст. Таким образом, дресс-код – это правило или закон, которые регулируют, как мы одеваемся, и которые контролируют значение нашей одежды. В 1967 году семиолог Ролан Барт использовал некоторые дискуссии об одежде в журналах о высокой моде как руководство для понимания обычной, повседневной одежды¹³.

Он обнаружил, что каждая деталь в ансамбле – воротник сорочки, длина юбки, цвет, узор, ткань – могут выражать страсти, стремления, фантазии и убеждения. Модный журнал предложил неполный словарь значения одежды. Это было одновременно описание существовавших модных практик и инструкция, чтобы улучшить их и сделать более утонченными. Мной движут такие же амбиции при изучении дресс-кодов. Они упрощают зачастую зашкаливающую сложность привычек в одежде, потому что принимают форму правил. Так как дресс-код должен быть конкретным в своих разрешениях и запретах, он, как и статьи о моде, делает подразумеваемое и неосознанное значение одежды ясным и преднамеренным.

Когда дресс-код требует или запрещает определенный предмет одежды, он подразумевает часть его социального значения. Дресс-код, исключающий «непрофессиональную» одежду, одновременно подчеркивает, что, каким бы ни был этот предмет одежды, он не профессионален.

Дамские головные уборы в виде ободка являются модными и неформальными по сравнению со шляпками, прикрывающими макушку, кольца для носа – более авангардные, чем серьги-гвоздики. Дресс-код может быть Розеттским камнем в расшифровке значения одежды. Мы можем прийти к пониманию того, как люди воспринимают предмет одежды, посмотрев на правила, которые его разрешают или запрещают. Иногда дресс-коды достаточно ясно определяют значение одежды, которую они регулируют. К примеру, в эпоху Возрождения некоторые дресс-коды определяли, что красный или фиолетовый цвет символизируют благородное происхождение. Другие дресс-коды указывали на то, что украшения и роскошное декорирование – это признаки сексуальной распущенности.

Более того, эти дресс-коды не просто отражали существовавшие ранее ассоциации между одеждой и социальным статусом, сексуальной моралью и политическим положением, они их усиливали и временами даже создавали эти ассоциации. Они меняли отношение людей к тем, кто носил такую одежду, и то, как носившие ее люди воспринимали себя. Определением социального статуса одежды действительно можно изменить формирование индивидуального восприятия себя.

Вспомните, к примеру, психологический эксперимент с белым халатом. Он также показал, что люди, надевшие идентичные халаты, не показали лучшие когнитивные показатели, если им заранее сказали, что это халат художника, а не лабораторный халат.

Закон моды

В 1974 году, за год до того, как стать кандидатом на пост председателя Верховного суда США, Джон Пол Стивенс написал следующее:

«С самых ранних времен организованного общества… внешность и одежда всегда были субъектами контроля и регулирования, иногда с помощью обычаев и социального давления, иногда с помощью законов… Точно так же, как индивиду интересно выбирать среди различных стилей внешности, так и у общества есть законный интерес в том, чтобы ограничивать осуществление этого выбора»¹⁴.

Приведу в пример дело «Миллер против школьного округа № 167». Учитель частной школы, носивший вандейковскую бородку (остроконечная бородка наподобие той, которую носил фламандский художник Антонис ван Дейк), нарушал тем самым дресс-код школы. Судья постановил, что «стиль одежды и прически [это] вопросы относительно незначительной важности», и отверг жалобы Миллера на то, что дресс-код нарушал его конституционные права.

Я не знаю, заслуживал ли Миллер того, чтобы сохранить место учителя математики, или нет. Но я против того, чтобы внешность и одежду считали незначительными. Эта мысль слишком распространена среди юристов, ученых и других людей, занятых весомыми проблемами и серьезными делами. Большинство юристов выбирает безопасный и неброский профессиональный наряд, тогда как стереотипные интеллектуалы демонстрируют, назовем это так, модное равнодушие к моде.

В лучшем случае об одежде типичного преподавателя можно сказать, что она намекает на высокоинтеллектуальное презрение к своему гардеробу. Этот предрассудок сделал любое серьезное изучение одежды абсолютно внеклассовым. В самом деле, много лет назад, когда я впервые написал о дискуссиях по поводу дресс-кодов, я тоже пришел к выводу, что они действительно слишком тривиальны, чтобы заслужить внимание юристов или судов¹⁵. Сегодня я буду настаивать на том, что одежда – это достойный предмет для исследований, анализа и даже внимания закона как любая другая форма искусства или средство самовыражения.

В этой книге я попытался рассмотреть эти темы глубже и более детально, подчеркивая важность внешнего вида человека в политической борьбе за равноправие и личное достоинство. Также я изучил долгую историю попыток контроля над этим с помощью дресс-кодов. На протяжении веков дресс-коды принимали форму законов. В Средние века и в эпоху Возрождения законы об одежде определяли ее соответствие социальному статусу. Законы американских рабовладельческих штатов запрещали чернокожим одеваться «выше их статуса». Законы общественных приличий требовали от мужчин и женщин носить одежду, соответствующую их полу. Эти законы вдохновляли и усиливали свод правил, окружавших одежду.

В частном бизнесе, на предприятиях и в клубах приняли четкие дресс-коды. Руководства по этикету продвигали правила социально приемлемой одежды, и негласные нормы превратились в обязательные, неписаные правила подкреплялись социальным давлением и насилием. Примером этого может служить правило, запрещавшее носить соломенные шляпы после 15 сентября.

В наши дни закон, столетиями опиравшийся на неписаные дресс-коды, теперь сам часто отменяет их. Легальные права на свободу самовыражения и законы против дискриминации все чаще вступают в противоречие с различными дресс-кодами. К примеру, в 2015 году Нью-йоркская комиссия по правам человека проинформировала бизнес в городе Большого яблока, что «дресс-коды… которые навязывают различные стандарты… основанные на половой или гендерной принадлежности», незаконны.

Эти дресс-коды, которые комиссия законно запрещает, включают в себя «требование различной униформы для мужчин и женщин… требование от служащих одного пола носить одежду, предназначенную для этого пола…». Также это относится к хорошо известной, но уже запрещенной политике клуба «21» на Манхэттене, которая требовала «от всех мужчин носить галстук, чтобы поужинать в ресторане»¹⁶.