Kitobni o'qish: «Банальное убийство»

Убей сейчас – заплатишь потом

Глава 1

Когда я увидел Пита утром в тот понедельник, он не улыбнулся мне своей вежливой, сверкающей белизной улыбкой, казавшейся особенно яркой на его темном, будто кленовый сироп, широком лице. Поздоровался он, как всегда:

– Привет, мистер Гудвин!

Улыбки я не услышал и в голосе, а в прихожей Пит нарушил наше давнее правило, в соответствии с которым кепку и куртку у него должен взять я. Когда я запер дверь и повернулся, оказалось, он уже бросил на скамейку куртку и поднимал с пола ящик, который поставил, пока раздевался.

– Вы пришли на час раньше, – сказал я. – Что там сегодня у вас? Все явились босиком?

– Все заняты, – сказал он и направился по коридору в кабинет.

Я пошел за ним следом, только фыркнув; в конце концов, мы дружили четвертый год.

Пит приходил к нам три раза в неделю – в понедельник, среду и пятницу – всегда в одно и то же время: примерно около двенадцати, закончив обслуживать своих клиентов в бизнес-центре на Восьмой авеню. Вулф платил ему доллар, поскольку оттуда до Западной Тридцать пятой и нашего старого особняка идти целых пять минут, а я только четверть доллара, но мне он чистил башмаки ничуть не хуже, чем Вулфу. А пока он надраивал туфли Вулфу, я даже не делал вида, будто занят, потому что всегда слушал их разговоры. Это было поучительно. Вулф считал, что раз человек родом из Греции, то, пусть его и увезли оттуда в шесть лет, он обязан знать историю своих прославленных предков, и сорок месяцев подряд упорно просвещал Пита. В то утро, когда Вулф уже развернул ся к нему в своем сделанном на заказ большом кресле, Пит опустился на колени и открыл свой ящик, а я пошел в угол к своему столу, Вулф начал с того, что спросил:

– Кто такой Эратосфен и кто в четыреста третьем году до нашей эры в своей знаменитой речи обвинил его в убийстве?

Пит, со щеткой в руке, замер и покачал головой.

– Кто? – спросил Вулф.

– Может быть, Перикл?

– Глупости! Перикл тогда уже двадцать шесть лет как умер. Черт возьми, я ведь год назад читал вам отрывки из этой речи! Его имя начинается на Л.

– Ликург.

– Нет! Ликург Афинский еще не родился!

Пит поднял глаза:

– Сегодня вы должны меня извинить. – Он постучал себя по голове концом щетки. – Пусто. Почему я пришел раньше времени, потому что кое-что произошло. Захожу я в кабинет к мистеру Эшби… Хороший клиент, каждый раз по две пары обуви. В кабинете никого нет. Окно настежь, холодно. Десятый этаж. Подхожу к окну, смотрю вниз – внизу большая толпа и полиция. Вышел, подхожу к лифту, спускаюсь, проталкиваюсь сквозь толпу, а там… лежит мой хороший клиент мистер Эшби, лежит на тротуаре, разбился насмерть, вид жуткий. Проталкиваюсь обратно, смотрю: головы торчат изо всех окон, понимаю, что не время обходить клиентов, они все равно будут глазеть из окон, потому пошел к вам, пришел рано, так что уж простите меня сегодня, мистер Вулф. – Он склонился над туфлей и взялся за щетку.

– Советую вам немедленно вернуться назад, – проворчал Вулф. – Кто-нибудь знает, что вы входили в его кабинет?

– Конечно. Мисс Кокс.

– Она видела, как вы вошли?

– Конечно.

– Сколько времени вы пробыли в его кабинете?

– Наверное, минуту.

– Мисс Кокс видела, как вы уходили?

– Нет, я всегда выхожу через другую дверь к лифту.

– Это вы его вытолкнули?

Пит перестал махать щеткой и поднял голову:

– Послушайте, мистер Вулф, ради всего святого!

– Советую вернуться. Если, когда вы выглянули в окно, толпа там уже стояла и если мисс Кокс может точно указать время, когда вы вошли в кабинет, вас, скорее всего, не заподозрят, но могут быть неприятности. Вам не следовало уходить. Теперь полиция начнет вас искать. Идите немедленно. Туфли мистера Гудвина подождут до среды, или придете после ланча.

Пит отложил щетку и достал банку с кремом.

– Копы… Я не боюсь копов, я к ним хорошо отношусь. Но если бы я сказал копу, что кое-кого видел… – Он начал наносить крем. – Нет. Нет, сэр.

– Значит, вы кого-то видели, – буркнул Вулф.

– Я не говорил, что кого-то видел, а только: если бы я сказал копу, что кое-кого видел. Вот в Афинах в четыреста третьем году до нашей эры были ли копы?

Он еще раз мазнул туфлю.

Это вернуло их разговор к славным деяниям древних греков, но я в тот раз их не слушал. Пока Пит полировал туфли Вулфа, а после, проигнорировав совет Вулфа, надраивал до блеска мои, я на нем тренировался. Рассуждения о том, что детектив обязан всегда строго придерживаться фактов, – чушь собачья! Одна хорошая версия иногда может дать больше, чем сто разрозненных фактов. Потому я минут десять тренировался, изучая Пита Вассоса. Мог ли он полчаса назад убить человека? Если бы сейчас полицейские нарыли факты, которые говорили бы, что мог, но при этом вопрос оставался открытым, что бы я выбрал? В конце концов я выбрал, что нет, не мог. Не хватало мотива. Ради денег Пит не стал бы убивать. Ради мести – зависело бы от того, за что мстить. От страха – само собой, если бы его хорошенько припекло. Потому окончательно я так и не выбрал.

Через час, когда Вулф отправил меня в банк, а туда я хожу пешком, на углу Восьмой авеню я остановился. Тело погибшего мистера Эшби уже унесли, но тротуар перед зданием был огорожен, чтобы следы не затоптала толпа добровольных помощников, и там работали два эксперта из отдела убийств, а три копа регулировали дорожное движение. Я задрал голову и увидел несколько голов в окнах, но на десятом этаже, третьем сверху, никого не было.

Дневной выпуск «Газетт» приносят в начале шестого, когда в старом особняке из бурого песчаника на Западной Тридцать пятой улице, в котором Вулф живет и работает – если работает, – наступает полная тишина. Вулф в это время наверху в оранжерее, где с четырех до шести занимается орхидеями в компании с Теодором, Фриц в кухне колдует перед духовкой или над кастрюлей, а я убиваю время. Потому в тот день, когда пришел дневной выпуск, я обрадовался и узнал все, что было на тот час известно о смерти мистера Денниса Эшби. Мистер Эшби выпал из окна бизнес-центра утром в 10:35 и умер сразу. Никто не видел самого момента падения, но посчитали, что выпал он из окна своего кабинета на десятом этаже, поскольку в 10:28 секретарша в приемной, мисс Фрэнсис Кокс, разговаривала с ним по его телефону, а остальные окна на этаже поблизости от места падения не открывались.

Если полиция уже и знала, был это несчастный случай, самоубийство или убийство, то об этом в статье ничего сказано не было. Если кто-то и находился в кабинете у Эшби, когда тот выпал из окна, то и об этом молчали. Никто не входил в кабинет начиная с того момента, когда в 10:35 тело Эшби шлепнулось на тротуар, и до тех пор, пока примерно через пятнадцать минут не появился чистильщик обуви по имени Питер Вассос, ежедневно чистивший мистеру Эшби обувь. Полицейский, установивший личность погибшего по документам, обнаруженным у него в кармане, поднялся на десятый этаж через несколько минут после того, как Вассос ушел. Через некоторое время его нашли у него дома на Грэм-стрит в Нижнем Ист-Сайде, в Манхэттене, и доставили в офис окружного прокурора для беседы.

Деннис Эшби – тридцать девять лет, женат, бездетный, вице-президент компании «Шпульки Мерсера, инк.» – отвечал за продажи и продвижение товаров на рынке. Судя по словам вдовы и деловых партнеров, мистер Эшби был здоров, успешен, и у него будто бы не было никаких причин сводить счеты с жизнью. Вдова по имени Джоан от горя была вне себя и отказалась от встреч с репортерами. Ростом Эшби был ниже среднего, 5 футов 7 дюймов, вес 140 фунтов. Последний абзац был вполне в духе «Газетт», этакий намек на то, что человека с таким ростом и весом выбросить в окно легче легкого, а значит, не исключена вероятность убийства, а значит, покупайте завтрашнюю «Газетт», узнаете что и как.

В шесть часов из коридора донеслось дребезжание спускающего с я лифта, а затем в кабинет вошел Вулф. Я подождал, чтобы он пристроил свою седьмую часть тонны в огромном кресле, после чего сказал:

– Пит в офисе окружного прокурора. Наверняка он не вернулся, и они…

Раздался звонок в дверь. Я поднялся, вышел в прихожую, включил свет на крыльце, увидел через одностороннее прозрачное стекло знакомую подтянутую фигуру и вернулся.

– Кремер.

– Что ему нужно? – рявкнул Вулф.

Это означало: впустить. Если Вулф не желает по какой-либо причине или без, чтобы я впустил в дом инспектора Кремера из отдела по расследованию убийств Южного Манхэттена, он просто рявкает: «Нет!» Если впустить можно, но он из-за этого злится – опять же по какой-либо причине или без, – то говорит: «Я занят». И Кремер тоже является к нам в разном настроении. Может, едва я открою дверь, прошагать в кабинет, даже не сказав «здрасте», а может поздороваться как положено. Раза два он даже назвал меня Арчи, но это он, конечно, случай но. В тот день, о котором я говорю, он позволил мне взять у не го пальто и шляпу, а когда я вошел в кабинет, то уже сидел в красном кожаном кресле напротив Вулфа, хотя сидел прямо, не откинувшись на спинку. Красное кожаное кресло глубокое, а Кремер ставит ноги вместе. Я никогда не видел, чтобы он положил ногу на ногу.

Он сказал Вулфу, что разговор не займет много времени, просто нужно кое-что уточнить, и Вулф хмыкнул.

– Насчет того чистильщика, который приходил к вам сегодня утром, – сказал Кремер. – Питер Вассос. В котором часу он пришел?

– Вам лучше знать, мистер Кремер, – покачал головой Вулф. – Вам виднее. Я же отвечаю только на те вопросы, которые продиктованы вашими обязанностями и имеют отношение к моим обязательствам, и то по своему усмотрению.

– Ну да, конечно. – Кремер сжал зубы и сосчитал до трех. – Ну да. В простоте ничего не сделаете, даже если сложностей-то нет. В этом вы весь. Я веду дело о неестественной смерти, где есть вероятность убийства, а также вероятность, что совершил его Питер Вассос. Если это убийство и убийца он, то он пришел к вам сразу после убийства. Знаю, он ходит к вам три с лишним года три раза в неделю чистить обувь и сегодня пришел раньше обычного. Мне нужно знать, что он вам рассказал. Мне нет необходимости напоминать вам о том, что вы частный детектив, а не адвокат и ваша с ним беседа не является конфиденциальной. Так во сколько он пришел и что сказал?

Брови Вулфа приподнялись.

– Факт убийства не установлен. Ваших «есть вероятность» недостаточно. Человек может выпасть в окно и без посторонней помощи.

– Этот – нет. Почти наверняка. На его столе лежал большой кусок отполированного окаменевшего дерева. Так вот он оказался вытертым. На такой штуке на мужском столе должны быть отпечатки пальцев или, в конце концов, какие-нибудь загрязнения, а там – ничего. А на затылке, у основания черепа, след от некоего гладкого округлого предмета. На тротуаре нет ничего, что могло бы его оставить. В газете об этом пока не писали, но в утреннем выпуске будет.

– Тогда о вашей второй «вероятности». – Вулф скривился. – Допустим, что его в самом деле ударили этой штукой и вытолкнули из окна, но это был не мистер Вассос. Женщина по имени мисс Кокс видела, как он вошел в кабинет мистера Эшби, но там никого не было. Через сколько-то секунд мистер Вассос подошел к открытому окну, выглянул и увидел внизу толпу. Если мисс Кокс может назвать время…

– Может. Уже назвала. Однако Вассос мог прийти дважды. Сначала вошел через внешнюю дверь. Она открывается изнутри, но он постучал, а Эшби его впустил. Он ударил Эшби той штукой – убил или оглушил, – подтащил или отнес к окну, вытолкнул, вышел через ту же дверь, прошел по коридору, вошел в приемную, поговорил с мисс Кокс, прошел к Мерсеру, почистил ему обувь, зашел к Бушу и тому тоже почистил, вернулся в приемную, снова поговорил с мисс Кокс, прошел к Эшби, выглянул в окно или не выглянул, снова вышел через вторую дверь, спустился в лифте и вышел из здания, решил, что лучше всего пойти к вам, что и сделал. Что он сказал?

– Ладно, – тяжело вздохнул Вулф. – Не буду делать вид, будто меня это не касается. Помимо того что он приятный собеседник, мистер Вассос прекрасно чистит обувь и никогда не увиливает от визита. Заменить его было бы сложно. Потому пойду вам навстречу. Арчи! Дай мистеру Кремеру полный отчет. Дословно.

Что я и сделал. После многолетней практики у Вулфа, когда не раз приходилось слово в слово передавать длинные и сложные диалоги, задание было плевое. Я взял блокнот и ручку и, пока сам рассказывал, сам и стенографировал, чтобы, если Кремер потребует отчет в печатном виде, не было бы расхождений. Поскольку глаза у меня смотрели в блокнот, выражения лица Кремера я не видел, но знал точно, что он не сводил с меня своих острых серых глазок, пытаясь поймать оговорку или заминку. Только под конец, когда я закончил и бросил блокнот на стол, он перевел взгляд на Вулфа:

– Вы посоветовали ему немедленно вернуться?

– Именно так. Мистер Гудвин обладает феноменальной памятью.

– Знаю. Как и то, что он вполне способен о чем-то забыть. Вассос туда не вернулся. Он пошел домой. Там мы его и нашли. Он рассказал о беседе с вами практически то же, что Гудвин, кроме одной детали, которую либо он пропустил, либо Гудвин что-то от себя добавил. Нам Вассос не сказал, что кого-то видел.

– Вы же слышали: не видел. Он говорил: «если бы я сказал копу, что кое-кого видел».

– Ага. Например, если бы сказал в полиции, что видел, как кто-то входил в кабинет Эшби с площадки от лифта, была бы это хорошая идея или нет? Так, да?

– Пф! Стройте свои версии сколько угодно, но не ждите, чтобы я хвалил их. Как я уже говорил, в этом деле я заинтересованное лицо: утрата мистера Вассоса доставила бы мне серьезные неудобства. Но если это он убил своего клиента, в суде присяжные непременно спросили бы почему. Вот и я спрашиваю.

– До присяжных еще далеко. – Кремер встал. – Но у нас есть хороший ответ на ваш вопрос. Допустим, Гудвин слово в слово передал все, что сегодня сказал Вассос, хотя я сомневаюсь, а как насчет других дней? Что Вассос раньше говорил об Эшби?

– Ничего.

– Никогда не называл его имени?

– Нет. Арчи?

– Никогда, – ответил я. – До сегодняшнего дня ни разу.

– Что он вам говорил о дочери?

– Ничего, – ответил Вулф.

– Уточнение, – сказал я. – Темы выбирал не Пит. Мистер Вулф постоянно вел с ним беседы о Древней Греции. Но один раз, больше двух лет назад, в июне тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года, когда мистер Вулф лежал в постели с гриппом, Пит чистил мне туфли. Тогда он сказал, что его дочь только что окончила среднюю школу, и показал ее фотографию. Если бы не Древняя Греция, мы знали бы о ней больше.

– С тех пор он ни разу не упоминал о своей дочери?

– Нет, как бы ему удалось?

– Ненормальный. Древняя Греция. – Кремер посмотрел на Вулфа. – Знаете, что я думаю? Я думаю вот что. Если даже вам известно, что это Вассос убил Эшби и почему он его убил, например из-за дочери, и вы могли бы помочь его прижать, вы этого не сделаете. – Он постучал пальцем по столу Вулфа. – Только потому, ей-богу, что вам хочется, чтобы он снова приходил к вам чистить башмаки и вы болтали бы с ним о каких-то греках, про которых никто даже не слышал. В этом вы весь. – Он стрельнул глазами в меня. – И ты тоже.

Повернулся и затопал прочь.

Глава 2

Ровно через двадцать восемь часов, во вторник, в половине одиннадцатого вечера, я подошел к входной двери посмотреть, кто к нам пожаловал, и сквозь одностороннее стекло увидел испуганное, но решительное личико. Щеки почти совсем скрывал поднятый воротник шерстяного коричневого пальто, а лоб – коричневый берет, мягкий и пушистый, сдвинутый на правую сторону. Когда я открыл дверь, она скорее выдохнула, чем сказала:

– Вы Арчи Гудвин, я Эльма Вассос.

Заканчивался обычный, ничем не примечательный день: завтрак – ланч – обед, с утренним и дневным визитами Вулфа в оранжерею – с девяти до одиннадцати и с четырех до шести, в остальное время он читал в кабинете, Фриц что-то готовил в кухне, я занимался уборкой. Вопрос о том, искать ли нового чистильщика, по-прежнему оставался открытым. В газетах писали, что полиция признала смерть Эшби убийством, но обвинение никому не предъявлено. Примерно в час дня позвонил сержант Пэр ли Стеббинс, спросил, знаем ли мы, где Питер Вассос, а когда я ответил «нет» и сам хотел кое о чем спросить, он повесил трубку. В начале пятого позвонил Лон Коэн из «Газетт» и предложил тысячу баксов, чтобы я написал им статейку в тысячу слов о Питере Вассосе – доллар за слово, – и еще тысячу, если я скажу, где Вассос. Я поблагодарил, сделал встречное предложение: дать ему свой автограф в альбом, если Лон скажет, кто в отделе убийств или в офисе окружного прокурора слил ему, что мы знакомы с Вассосом. Когда я еще раз сказал, что понятия не имею, где Вассос, он в ответ употребил слово, которое не положено произносить в телефонных разговорах.

Обычно в соответствии с нашими правилами я, если Вулф в кабинете, без его разрешения посетителей туда не приглашаю, хотя время от времени, в нештатных ситуациях, могу правила и нарушить. В тот раз ситуация была явно нештатной. Мы с Фрицем коротали время в кухне за болтовней, Вулф читал, ни работы, ни клиента у нас не было, а женщины в этот дом допускались всегда неохотно. Десять против одного, что он не разрешил бы ее впустить. Но я-то видел ее испуганное личико, а он-то – нет. К тому же он сидел без дела уже больше двух недель, и это мне пришлось бы искать нового чистильщика, а не ему. Так что я пригласил ее войти, помог раздеться, повесил пальто на вешалку, проводил в кабинет и там объявил:

– Мисс Эльма Вассос. Дочь Пита Вассоса.

Вулф закрыл книгу, заложив пальцем страницу, поднял голову и сверкнул на меня глазами. Она стояла, для устойчивости взявшись за спинку красного кожаного кресла. Казалось, она вот-вот рухнет, и потому я взял ее за руку и усадил в кресло. Вулф перевел взгляд с меня на нее и увидел ее лицо. Лицо было маленькое, но не чересчур, и такое, что когда на него смотришь, то видишь не детали – глаза, губы, нос, – а лицо. По роду своих занятий я не раз давал описания самых разных лиц, но про ее лицо не знаю, что сказать. Я спросил, не хочет ли она воды или чего покрепче, и она ответила «нет».

Она посмотрела на Вулфа и сказала:

– Вы Ниро Вулф. Знаете ли вы, что мой отец погиб? – и замолчала, потому что ей не хватило дыхания.

Вулф покачал головой. Открыл рот, закрыл. Повернулся ко мне:

– Черт возьми, дай ей что-нибудь! Бренди. Виски.

– Не могу глотать, – объяснила она. – Не знаете?

– Нет, – ответил он севшим голосом. – Когда? Как? Рассказать можете?

– Наверное, да, – не совсем уверенно произнесла она. – Должна. Какие-то мальчишки нашли его под обрывом. Я ездила на опознание… Не туда, в морг. – Она прикусила губу, крепко прикусила, но выражение лица не изменилось. Она взяла себя в руки. – Они думают, что он покончил с собой, что сам прыгнул, но он не делал этого. Я знаю, что нет.

Вулф отодвинулся в кресле:

– Приношу самые глубокие соболезнования, мисс Вассос. – Голос его охрип еще больше. Вулф поднялся. – Оставляю вас с мистером Гудвином. Подробности расскажите ему.

Он двинулся прочь, держа в руке книгу.

В этом он был весь. Он решил, что она вот-вот упадет в обмо рок, а женщину, которая не может держать себя в руках, нельзя не только приводить в кабинет, ее вообще нельзя пускать на порог. Только не в его дом. Но она схватила его за рукав, и он остановился.

– Послушайте, я должна рассказать это вам. Для моего отца вы были великий человек, самый великий человек на свете. Я должна рассказать все вам.

– Она сможет, – заверил я. – Справится.

Немного найдется людей, которые не любят, когда их называют великими, а Вулф уж точно не из их числа. Секунд пять он смотрел на нее сверху вниз, после чего вернулся, сел в свое кресло, вставил в книгу закладку, отложил в сторону, посмотрел хмуро на мисс Вассос и спросил:

– Когда вы ели?

– Я не… не могу глотать.

– Пф! Когда вы ели?

– Утром. Отец домой не вернулся, а я не знала…

Вулф повернулся, нажал на кнопку вызова, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и открыл их, только когда услышал шаги в дверях.

– Чай с медом, Фриц. Тосты, творог и «Бар-ле-Дюк»¹. Для мисс Вассос.

Фриц ушел.

– Я в самом деле не смогу, – сказала она.

– Сможете, если хотите, чтобы я вас выслушал. Где этот обрыв?

Ей потребовалась секунда, чтобы понять, о чем он спрашивает.

– Где-то за Гудзоном. Наверное, мне сказали, но я…

– Когда его нашли?

– Во второй половине дня.

– Вы ездили в морг – куда? За Гудзон?

– Нет, его привезли в город, в морг неподалеку отсюда. Когда я… когда я смогла… К вам я оттуда пришла пешком.

– Кто вас сопровождал?

– Два детектива. Они назвались, но я не запомнила.

– Я имею в виду, кто из членов семьи. Брат, сестра, мать?

– Братьев и сестер у меня нет. Мама умерла десять лет назад.

– Когда вы в последний раз виделись с отцом?

– Вчера. Когда я пришла с работы, дома его не было, он появился уже почти в шесть и сказал, что пробыл три часа в офисе окружного прокурора, где спрашивали о мистере Эшби. Вы ведь знаете про мистера Эшби… Он сказал, что утром, когда приходил к вам, говорил о нем. Я, конечно, тоже знала, я там работаю. И была там вчера.

– Где вы работаете?

– В том же здании, в компании «Шпульки Мерсера».

– Надо же. Кем?

– Стенографисткой. Я не секретарша, а просто стенографистка. Чаще печатаю на машинке, реже стенографирую для мистера Буша. Мистер Мерсер дал мне эту работу по просьбе отца.

– Когда?

– Два года назад. Когда я окончила школу.

– Значит, вы были знакомы с мистером Эшби.

– Да. Немного.

– Теперь о вчерашнем вечере. Ваш отец вернулся домой около шести. Что было дальше?

– Я закончила готовить обед, мы поговорили, поели, потом еще немного поговорили. Отец сказал, что кое о чем не рассказал ни в полиции, ни вам и что хочет пойти к вам утром, посоветоваться, как быть. Он сказал, что вы великий человек, вам платят пятьдесят тысяч долларов только за один совет, но ему, наверное, дадите совет бесплатно, а раз так, нужно быть дураком, чтобы не пойти и не спросить. Он не сказал, о чем речь. Потом пришла моя подруга… Мы собирались в кино. Когда я пришла из кино, отца не было, а на столе лежала записка. Он написал, что уходит и, наверное, вернется поздно. Один из тех детективов хотел забрать записку, но я не дала. Я взяла ее с собой на случай, если вы захотите прочесть.

– Нет необходимости, – покачал головой Вулф. – Отец предупредил вас, что куда-то собирается?

– Нет. А всегда предупреждал. Мы всегда говорили друг другу, когда и куда уходим.

– Он даже не намекнул… Спасибо, Фриц.

Фриц подошел к красному кожаному креслу, поставил поднос на маленький приставной столик, который мы держим в кабинете, чтобы клиентам удобно было выписать чек, и подал ей салфетку. Она не шелохнулась.

– Дальше, мисс Вассос, – заявил Вулф, – я стану слушать после того, как вы поедите.

Он открыл книгу на заложенной странице и развернулся вместе с креслом к ней спиной. Эльма Вассос взяла салфетку. Фриц вышел. Я мог бы отвернуться к своему столу и сделать вид, будто чем-то занят, но у меня за спиной на стене висит большое зеркало, чтобы наблюдать за дверью. Если бы я отвернулся, то видел бы в нем ее, а она меня, а потому я встал и ушел в кухню. Фриц стоял возле бокового стола, где закрывал крышку тостера. Я достал из холодильника молоко и сказал ему:

– Она дочь Пита Вассоса. Придется искать чистильщика. Пит погиб.

– Пит? – Фриц оглянулся на меня. – Dieu m’en garde!² – Он покачал головой. – Совсем молодой. Значит, она не клиентка?

– Не такая, кто может выписать чек. – Я налил молока. – В любом случае, как тебе известно, ради гонорара он не взялся бы сейчас за работу, даже если бы клиент умолял на коленях. Сейчас декабрь, а у Вулфа налоговая категория чуть ли не высшая. Если ей нужна помощь, а он откажется, возьму отпуск и сам все сделаю. Ты же видел ее лицо.

– Ее нужно предупредить, – фыркнул Фриц. – Насчет тебя.

– Само собой. С этого и начну.

Молоко я залпом не пью. Когда его осталось полстакана, я подошел на цыпочках к двери кабинета. Вулф по-прежнему сидел спиной к Эльме, а она намазывала тост джемом. Я не спеша допил молоко, отнес стакан в кухню, а когда вернулся, Вулф сидел уже лицом к столу, отложив книгу, и Эльма что-то говорила. Я вошел и направился на свое место.

– …Раньше он так никогда не делал. Я подумала, что, наверное, отца снова вызвали в офис окружного прокурора, позвонила туда, но его там не было. Я позвонила его друзьям – у него есть два друга, – но они его не видели. Я пошла, как обычно, на работу, а поскольку он каждое утро приходит в это же здание, то попросила мистера Буша выяснить, приходил ли отец, но его никто не видел. Потом пришел детектив и задавал разные вопросы, а позже, после ланча, пришел еще один, и он отвез меня в офис окружного прокурора, и я…

– Мисс Вассос, прошу вас! – Голос Вулфа прозвучал резко. – Вы хоть и немного, но поели, а значит, более или менее в порядке. Вы говорили, что должны что-то мне рассказать. Я не хотел бы невежливо обойтись с дочерью мистера Вассоса, но все эти детали не являются существенными. Пожалуйста, ответьте кратко на несколько вопросов. Вы сказали, что они думают, будто ваш отец покончил с собой, что он прыгнул с обрыва. Кто «они»?

– Полиция. Детективы.

– Почему вы так решили?

– По тому, как они разговаривали со мной. По тому, что сказали. О чем спрашивали. Они считают, что это он убил мистера Эшби, а так как понял, что ему не избежать наказания, то покончил с собой.

– И они думают, что знают причину, почему он убил мистера Эшби?

– Да. Он узнал, что мистер Эшби меня соблазнил.

Я приподнял бровь. Коротко и ясно. В ее лице не дрогнул ни один мускул, будто она говорила о ерунде. Лицо Вулфа тоже осталось спокойным.

– Почему вы так решили? – спросил он.

– Так мне сегодня сказали в офисе окружного прокурора. Там произнесли именно это слово: «соблазнил».

– Было ли известно вам, что ваш отец узнал о том, что мистер Эшби вас соблазнил?

– Конечно нет. Потому что это вранье. Отец не поверил бы, даже если бы это ему сказал сам мистер Эшби или даже если бы по какой-нибудь безумной причине сказала я. Он точно посчитал бы это враньем. Отец меня знал.

Вулф наморщил лоб:

– Вы хотите сказать: ваш отец думал, что вас знает?

– Он и в самом деле меня знал. Не то что меня нельзя соблазнить… Наверное, любую девушку можно соблазнить, если хорошо заморочить ей голову. Но он знал, что, если бы это случилось, я бы рассказала ему. И знал, что если когда-нибудь кто-нибудь меня и соблазнит, то не мистер Эшби или кто-нибудь, на него похожий. Отец меня знал.

– Давайте внесем ясность. Вы говорите, что мистер Эшби не соблазнил вас?

– Да. Именно.

– Пытался ли он вас соблазнить?

Она заколебалась.

– Нет. – Подумала. – Три раза он приглашал меня на обед и на концерт. Последний раз это было почти год назад. С тех пор он еще пару раз меня приглашал, но я отказывалась, так как уже знала, что он собой представляет, и мне он не нравился.

Вулф перестал морщить лоб.

– В таком случае почему полиция считает, будто он вас соблазнил?

– Не знаю. Кто-то, значит, сказал. Судя по их вопросам, кто-то наверняка им про нас наврал.

– Кто? Кого-нибудь называли?

– Нет.

– А сами знаете? Можете предположить?

– Нет.

Вулф перевел взгляд на меня:

– Арчи?

Этого следовало ожидать. Это было в порядке вещей. Вулф делает вид, будто не знает о женщинах ничего, а я знаю все, вот и спрашивает у меня, соблазнил Деннис Эшби Эльму Вассос, да или нет. Черт возьми, я не стоял под присягой и у меня было свое мнение!

– Не приснилось же это им, – сказал я. – Она, вероятно, права, кто-то шепнул пару слов. Ставлю тридцать к одному.

– Ты ей веришь?

– Верю? Ладно, двадцать к одному.

Она медленно повернулась и посмотрела мне в глаза:

– Спасибо, мистер Гудвин, – а затем снова повернулась к Вулфу.

Он прищурился, глядя на нее:

– Хорошо. Допустим, вы говорили искренне, и что дальше? Вы рассказали то, что были должны, и я вас выслушал. Ваш отец погиб. Я уважал его и сделал бы все от меня зависящее, чтобы его воскресить, если бы это было возможно. Но ведь вы от меня ждете не только сочувственных слов, да?

– Но… – Она удивилась. – Я подумала… Разве не ясно, что они хотят сделать? Вернее, я хочу сказать: не ясно, что они не хотят ничего делать? Раз мой отец убил мистера Эшби из-за меня и покончил с собой, то что же тут сделаешь? На том и поставят точку или уже поставили. Так что мне нужно сделать что-то самой, а я не знаю что, вот и решила прийти к вам, потому что отец сказал… – Она замолчала, прикрыла рот растопыренными пальцами. Это было ее первое быстрое, сильное движение. – О! – произнесла она сквозь пальцы и опустила руку. – Конечно. Прошу прощения. – Она открыла сумку, большую коричневую кожаную сумку, и что-то достала. – Я должна была это сделать раньше. Отец не тратил тех денег, которые получал от вас. Они все здесь, все ваши долларовые купюры. Он говорил, что когда-нибудь потратит их на что-то особенное, но не говорил на что. Но он сказал… – Она замолчала и прикусила губу.

– Не надо! – приказал Вулф.

– Знаю, – кивнула она. – Не буду. Я их не считала, но тут, наверное, почти пятьсот долларов. Вы ведь платили ему три раза в неделю три года подряд. – Она встала с места, положила деньги Вулфу на стол и снова села. – Для вас это, конечно, мелочь, это не пятьдесят тысяч, так что все равно я прошу вас работать бесплатно, но ради отца, а не ради меня. В конце концов, это будет означать, что три года вы бесплатно чистили туфли.

Вулф перевел глаза на меня. Согласен, это я впустил ее, но он глядел так, будто я убил и Эшби, и Пита, а в придачу еще и ее соблазнил. Я посмотрел на него в ответ, склонив набок голову, и он отвернулся.

– Мисс Вассос, вы просите меня доказать невиновность вашего отца и вашу невинность. Я правильно понял?

– Моя невинность не имеет значения. Я хочу сказать, речь не о том.

– Речь о невиновности вашего отца, так?

– Да. Так!

Вулф ткнул пальцем в пачку долларовых купюр, перевязанных резинками:

– Ваши деньги… Заберите. Это, как вы и сказали, все равно что бесплатно за такую работу. Если уж я решу донкихотствовать, чаевые мне не нужны. Я ничего не обещаю. Если бы нужно было дать ответ сейчас, я сказал бы «нет». Уже полночь, пора спать, и я устал. Скажу о своем решении утром. Ночевать вы будете здесь. У нас есть свободная комната, удобная и для вас вполне подходящая. – Он отодвинул кресло и встал.

– Но я не… У меня с собой нет вещей…

– Зато есть вы. – Он хмуро смотрел на нее сверху вниз. – Допустим вот что. Допустим, догадки полиции верны, мистер Эшби вас соблазнил, ваш отец об этом узнал, по этой причине убил его, после чего, опасаясь разоблачения, покончил с собой. Предположим также, что вы, все это зная, со всеми этими мыслями возвращаетесь домой, где вас теперь никто не ждет. Что бы вы в такой ситуации сделали?