«Нагори. Тоска по уходящему сезону» kitobiga sharhlar, 24 sharhlar

Помните это щемящее чувство, когда заканчивается лето и надо вновь возвращаться к заботам, школе и осеннему дождю. Момент, когда вы смотрите на горизонт, где красно-медовое солнце завершает один из ваших лучших дней жизни. Или вы садитесь в поезд, уезжая из места, где провели долгое время и смотрите, как знакомый пейзаж удаляется и словно прощается с вами. Вы понимаете, что в вашей жизни будет еще много летних дней, теплых закатов и мест, где вам будет хорошо. Но так, как сейчас больше никогда не будет. Тоска, светлая грусть, сознание неповторимости и временности опыта - трудно подобрать определение в русском языке к этому едва уловимому тонкому ощущению. У япоцев оно называется «нагори».

Невероятно изящное, поэтичное, филигранное эссе. О времени, близости к природе, кулинарии, поэзии, памяти. Чтение его - настоящая медитация, отдых для души и разума. На фоне происходящих событий, она действует как волшебная микстура, излечивает и дает надежду. Всё происходящее словно сон, а здесь в книге описана настоящая жизнь в её чистоте и милости.

Мой день рождения приходится на последний день лета. «Тоска по уходящему» для меня в этот период помножена на два - грядет завершение самого любимого времени года и завершение ещё одного года моей жизни, поэтому это зыбкое чувство так близко мне и знакомо. Можно сказать, что я настоящий человек - нагори по рождению.) Книга - очарование и вдохновение. То, что оказалось нужно именно сейчас.

Наши чувства не так подвижны, как волны. Сколь угодно живые и проворные, они тем не менее приспосабливаются к расставанию с ­каким-то существом или местом медленнее, чем тело, — всегда отстают от нас на несколько шагов.

Ad marginem издали очень поэтичное и чрезвычайно осеннее эссе о том, как текущее переплавляется в вечное или уходит в небытие.

Например, октябрь, завершающий чайный год, — месяц нагори, потому что с ноября в церемонии используются листья свежего урожая. В прямых и переносных смыслах думаю о «Цветах запоздалых». Чехов тоже очень осенний автор. И тоже немного нагори. Как и Мураками, который для меня почему-то немного затуманенный как воспоминание и при этом яркий, но только в сборниках старых рассказов, эссе о музыке и «Норвежском лесе».

Удивительно концентрированный текст: о горе и радости, искусстве помнить и отпускать, кулинарии, поэзии, бродячих сюжетах и памяти как системе воспоминаний и способе почтить, отдать должное. Примечания ни капли не уступают основному. Филигранное какое-то эссе. То, что оказалось очень необходимо именно сейчас.

В японском языке есть три понятия, которыми можно описать развитие сезона: хасири – ранний, сакари – созревший в разгар сезона и нагори – поздний, запоздалый, пронизанный тоской по уходящему сезону.

Если с хасири и сакари всё понятно, но нагори – более сложное явление. Оно может означать и след чего-то ушедшего, и ностальгию по времени, которое только что завершилось, и последствия утраты, а ещё это слово используют, говоря о разлуке или окончании жизни.

Японская писательница и поэтесса Рёко Сёкигути в эссе «Нагори. Тоска по уходящему сезону» исследует природу этого расплывчатого понятия. Она пишет о важности сезонности для японцев, о том, как сезонность влияет на поэзию (например, в хайку обязательно должно быть сезонное слово) и об иллюзии власти над временем, которая сложилась, когда человек получил возможность за пару часов оказаться в другом времени года и пробовать несезонные продукты.

Это эссе, конечно, образец nature writing – письма о природе, в котором автор рефлексирует, проживает утрату или размышляет о жизни через изучение природы и её явлений. А ещё это food writing, потому что еда тоже становится предметом исследования Сёкигути.

В приложении к книге она делится своим кулинарным экспериментом и предлагает меню ужина из 33 блюд и 100 ингредиентов, созданного ею в качестве итоговой работы за период резиденции на Вилле Медичи. Цель –собрать вместе все чувства минувшего года, разложить на их на блюдах, чтобы вкусить и унести частичку с собой, а остатки развеять в пылу пира.

Среди блюд: салат из фенхеля с соусом юдзукосё, цветки цукини с рикоттой, говядина, маринованная в выжимках саке, засахаренные амальфитанские цитроны, мороженое с розмарином и многое другое (надеюсь, вы не забыли сегодня пообедать?)

Этот меланхоличный и поэтичный текст самое время читать сегодня. Не только потому, что октябрь – это начало сезона нагори, но и потому, что разлук и утрат в нашей жизни становится всё больше, а это короткое эссе помогает глубже понять их природу.

Мне нравится неспешная и необязательная интонация Рёко Секигути. Она не пытается всю философию на глубину до центра земли вскопать. Она делает легкие касания, исследует чувство ностальгии и тоски, рассматривая его через еду, дитературу, восприятие сезонов в природе и сезонов в жизни человека, она даже про Фукусиму умудряется вставить, между разговорами о хрустящих весенних овощах и сладких воспоминаниях о годовой стажировке в Риме.

Как прекрасен мир, в котором писательница может год жить в таком творческом месте, чтобы создать нечто эфемерное, милое, но совершенно не похожее на монографии российских глубокомыслителей (какими я себе их больше воображаю, чем знаю).

Приятная, легкая и, действительно, тоскливая книга, которая оказалась очень к месту, когда за окном середина января и идет ливень. Некоторые главы понравились больше (про линейность жизни и цикличность сезонов), какие-то меньше (особенно глава про нагори и кулинарию). Книга открыла для меня Японию и некоторые особенности ее культуры. Несмотря на то, что ожидала больше каких-то философских идей, больше связи с жизнью автора, книга все равно меня удивила, тема нагори и сезонов Японии очень заинтересовала.

Почему снимаю одну звезду? Спотыкалась о текст, некоторые моменты приходилось перечитывать снова и снова (либо это такой стиль автора, либо сложности перевода).

тонко, чутко и очень красиво написано, хочется перечитать ее снова

единственный минус книги в том, что она такая небольшая

Иногда ты ешь клубнику, и она — последняя. Не потому что это было запланировано, а потому что сезон вдруг заканчивается. Вкус меняется, аромат тускнеет, солнце уже не то. Ты ешь — и прощаешься. Именно об этом «Нагори» — не просто книга о японских словах, еде и традициях, а эссе о восприятии времени, о внимании к мелочам и о тоске по ускользающему.

Слово нагори в японской культуре означает нечто большее, чем просто «конец сезона». Это — послевкусие. Легкий след на коже, тень цветка на стене, аромат, исчезающий с паром. Это осознанное прощание с тем, что ещё чуть-чуть рядом — но уже уходит. Слово-переживание. Слово-печаль.

Книга словно соткана из воздуха и света. Она — как беседа с очень старым другом, который не спешит, не учит и не давит. Автор погружает читателя в японское отношение к пище и времени: в Японии блюда строятся не только по вкусу, но и по сезону. Здесь хасири — первая, ещё не созревшая клубника, сакари — её пик, насыщенный, ароматный, и, наконец, нагори — последние ягоды, в которых уже слышится прощание. Этот принцип применяется ко всему: к овощам, праздникам, отношениям, годам жизни.

«Нагори» — это размышление. Медленное, вдумчивое, созерцательное. Это книга не столько о культуре, сколько о том, как жить, замечая. Как не проскочить мимо собственной жизни в спешке, в гуле супермаркетов и цифровых оповещений.

Она учит принимать неизбежность завершения. Да, всё проходит. Но можно научиться грустить об этом красиво — с благодарностью. Не глотать мгновения, а смаковать их, понимать, в каком моменте ты находишься: только зарождается (хасири), в самом расцвете (сакари) или уже уходящее, с легкой грустью (нагори).

Читая, ловишь себя на мысли, что современный человек почти утратил эту чуткость к времени. Мы хотим, чтобы всё было всегда и сразу. Нам не хватает клубники — мы идём и покупаем её зимой, пластмассовую, безвкусную. А японец, возможно, выберет не клубнику, а печаль по ней. И в этом будет больше вкуса, чем в самой ягоде.

«Нагори» — не для тех, кто любит динамику и острые повороты. Это книга для тех, кто хочет жить немного медленнее. Кто готов смотреть на падающий лист не как на мусор, а как на знак. Кто умеет останавливаться — и чувствовать.

Книга, кажется, задумывалась как утончённое размышление о времени, памяти и связи человека с природой. На деле — это в первую очередь о еде. Много еды. Очень много еды. Настолько много, что философские отступления начинают тонуть в списках сезонных ингредиентов и размышлениях о том, когда именно следует есть баклажаны в Японии.

Да, есть отдельные пассажи о смене времён года и о тонком отношении японской культуры к мимолётности. В этих моментах текст действительно пробуждает интерес — на уровне тихой грусти по ускользающему или попытки уловить мимолётное. Но как только появляется очередной рассказ о супах, сортах зелени и правильных способах их подачи — философия отступает на задний план и превращается в легкую приправу к меню.

Вероятно, всё дело в культурных различиях. В японской традиции еда и время тесно переплетены, и рассуждать о сезонах — это, по сути, говорить о пище. Но если ждать от книги глубокой медитации о времени и утрате, можно испытать лёгкое разочарование. Вместо тонкого лиризма получаем нечто среднее между дневником гурмана и поэтической кулинарной колонкой.

«Нагори — японское обозначение конца сезона, всего позднего, запоздалого, переходящего из реальности в воспоминания».

В своей книге Секигути хоть и пишет о сезонных овощах и фруктах, о блюдах, которые можно из них приготовить, об их неповторимом и ускользающем, вместе с окончанием сезона, вкусе; но всё же это эссе не об этом.

Между строк, лёгкой и ненавязчивой паутинкой, ложится грусть. Светлая грусть об уходящем, о том, что уже не вернётся. И речь не столько о чём-то материальном, вроде фруктов, сколько о неуловимом и ускользающем. О наших воспоминаниях, мыслях и ощущениях.

А ещё в этом абсолютно воздушном эссе чувствуется боль. Тоже тихая, едва уловимая. Боль от того, как во времени растворяются люди и места, когда-то дорогие нашему сердцу. И речь здесь не только о смерти, но и о том, что, возможно, этих людей и мест больше нет в нашей жизни. Решили они исчезнуть из неё сами или мы приняли это решение не столь, в общем-то, и важно.

«Иногда мы представляем себе границы сезонов застывшими, будто они определены законом, предписаны непреложно, как четверти в школьном календаре. Но это не так и никогда так не было».

Секигути пишет, что с помощью сезонной еды, мы будто пытаемся остановить ход времени. Лакомясь клубникой в январе, мы обманываем сами себя, размываем границы времён года. Наверное, это ощущается, как маленькая победа, когда тебе кажется, что хотя бы тут ты переиграл неумолимо бегущие вперёд годы. Ведь ты можешь есть клубнику, когда за окном белыми хлопьями падает снег. Это ли не победа над беспощадным временем?

«Тасовать сезоны, вмешиваться в смену времён года и прочих периодов — наше извечное искушение, ведь мы, смертные, пребываем во власти времени, текущего только в одном направлении. Пробуя что-то, мы можем ненадолго освободиться от этой власти».

«Нагори не всегда относится к конкретному объекту; в сочетании с глаголом — нагори во осиму («испытывать нагори») — оно означает «печалиться из-за расставания или отъезда». Источником чувства нагори могут быть и место, и человек, и сезон, и разные предметы или действия, которые о них напоминают».

Думаю, что это чувство, чувство нагори, оно живёт внутри нас всю жизнь. Ведь мы не стоим на месте. Меняемся мы, меняется мир вокруг. По нашему желанию или нет, но мы всегда оставляем что-то или кого-то позади себя. И, как пишет Секигути, мы никогда не знаем, станет ли этот фрукт последним и съедим ли мы его в следующем сезоне.

Только речь здесь вообще не о фруктах.

«В нагори смешиваются привязанность, тоска и чувство уходящего времени... Нагори говорит о нашей ностальгии по чему-то, что от нас уходит или от чего уходим мы, и о самом этом отходящем предмете, который — будь то цветы, снег или что-то ещё — с грустью покидает мир и прощается со своим сезоном. Эта прощальная грусть объединяет вещь и того или ту, кто на неё смотрит».

Спасибо переводчику, мне кажется, человек очень любит свою работу и сделал ее хорошо. Я не знаю японский, но это самая японская книга, которую я читала. Она обволакивает и завораживает. Здесь есть сюжет, но не в традиционном его понимании. Сюжет - смена времен года, главные герои - блюда, отношение к смене сезонов, которое передается через них. С одной стороны, эта книга не терпит спешки, с другой - ее можно прочитать за 2 дня. Я так и поступила. Эти эссе раскрывают японское восприятие природы. Она мне немного напомнила фильм "Зла не существует", только там любование природой передано через картинку, здесь - с помощью слов. Это книга-медитация, книга-сон. У нее есть грустное, горьковатое послевкусие.