Kitobni o'qish: «Россия и мусульманский мир № 2 / 2011»

КОНФЛИКТУ ЦИВИЛИЗАЦИЙ – НЕТ!

ДИАЛОГУ И КУЛЬТУРНОМУ ОБМЕНУ

МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ – ДА!

РОССИЯ: ПУТЬ К КАТАСТРОФЕ ИЛИ МОДЕРНИЗАЦИИ?

Алексей Кива, доктор исторических наук (ИВ РАН)

В России правящий класс почти всегда преисполнен оптимизма в отношении настоящего и будущего страны и в то же время не видит, что мы отстаем от других стран в научно-техническом и/или общественном развитии. Но завышенная самооценка, как показывает история, всегда кончалась плохо. Не успел влиятельный в высших кругах шеф жандармов А.С. Бенкендорф сказать лестные слова Николаю I о том, что настоящее России «более чем великолепно, что же касается будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение», как началась позорно проигранная Крымская война, обнажившая никчемность николаевского «палочного» режима. Полвека спустя в правящих кругах полагали, что Япония России не соперник, ее-де шапками можно закидать. (Очевидно, не зная, что она уже совершила буржуазно-демократическую революцию и резко ускорила свое развитие.) Оглушительное поражение в Русско-японской войне спровоцировало первую русскую революцию 1905–1907 гг., используя опыт которой большевики спустя десять лет совершили уже успешную Октябрьскую революцию. А в 1913 г. 300-летие Дома Романовых отмечалось с такой помпой и в таких масштабах, что его устроители, очевидно, полагали, что Российская империя будет существовать еще бесконечно долго. А раз так, то нечего менять ни в характере власти, ни в социальной и культурной политике государства. Но грянула Первая мировая война, и оказалось, что общественный строй царской России стоял на гнилом фунда-менте.

Подобная ситуация повторилась в другой эпохе при другом по социальной природе правящем классе в условиях другого общественного строя, что сопровождалось той же неадекватной оценкой ситуации в стране и мире. В то время как советский строй уже вступил в этап глубокого кризиса и срочно требовалась модернизация экономики и политической системы, главный идеолог КПСС, реально второй человек во власти, А. Суслов, судя по всему, пребывал в полной беспечности. Так, на рукописи писателя В. Гроссмана «Жизнь и судьба» он написал: она-де не увидит свет и через сто лет. А СССР распался через десять лет.

Теперь у нас опять новая страна, новый экономический и социальный строй, новая власть, а все та же неадекватность правит бал. Россия в ходе безумных реформ 1990-х лишилась большей части своего промышленного и научно-технического потенциала и с каждым годом откатывалась по важнейшим показателям бытия, а уши глохли от барабанного боя чиновников и пиар-технологов насчет успехов России, «поднявшейся с колен» – на деле же поднимались только цены на нефть на мировых рынках. Официальная пропаганда провозглашала, что страна вот-вот станет пятой экономикой мира (только, неизвестно было, кого она при этом потеснит – США, Китай, Японию, Германию или быстро растущую Индию), превратится в мировой финансовый центр, уже является сверхдержавой, правда, пока энергетической. На деле за 20 лет мы не только не продвинулись вперед, но и откатились по ряду важнейших параметров далеко назад. Заняли 65-е место по индексу человеческого развития, 30-е – по уровню образования, 130-е – по здравоохранению, 105-е – по качеству жизни, 75-е – по индексу социального развития, 35-е – по уровню экономического развития, 71-е – по уровню привлекательности для жизни людей, 136-е – по уровню миролюбия. Даже по «индексу счастья» мы умудрились занять 172-е место из 178 стран. А первые места нам достаются едва ли не по всему спектру неблагополучия в демографической, социальной, нравственной, духовной сферах.

После начала кризиса чиновникам стало уже трудно выдавать рост ВВП за счет резкого увеличения цен на энергоносители на мировых рынках при незначительном росте их физического объема за бурное развитие экономики. Так, по данным Росстата, в 2009 г. ВВП упал на 7,9 %, промышленное производство – на 16 %, что явилось самым большим падением за последние 15 лет. (Независимые эксперты говорят, что падение того и другого на деле было еще глубже.) Из стран БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай), из «большой восьмерки» и даже из «двадцатки» наиболее развитых стран больше всех от кризиса пострадала Россия. Даже в США, которые спровоцировали мировой кризис, ВВП в 2009 г. уменьшился лишь на 2,4 %. Не в пятерку самых мощных экономик мира вошла наша страна, а, по данным международных рейтинговых агентств, была отброшена на 11-е место. А вот Китай и Индия, которые сделали акцент на развитие промышленности и высоких технологий, увеличили в 2009 г. ВВП на 8,7 % и 6,5 % соответственно.

Хорошо известно, что относительное благополучие нашей страны покоится на доходах от продажи энергоносителей, прежде всего нефти, рентабельная добыча которой скоро кончится. Себестоимость добычи нефти у нас с каждым годом будет только возрастать, а в ближайшие годы ожидается резкое увеличение ее добычи в Ираке, где запасы огромные, а себестоимость ничтожно мала. Продажа газа, запасы которого у нас большие, не компенсирует падение доходов от нефти. Все больше жидкого топлива на мировые рынки поступает в виде сжиженного газа. Началась крупномасштабная добыча газа в США из горючих сланцев, и они отказались от его импорта. А запасы горючих сланцев в мире во много раз больше запасов нефти. Новые технологии позволяют осуществлять экологически чистую газификацию угля, запасы которого очень большие у США и Китая как основных потребителей энергоресурсов. В США к тому же по инициативе президента Обамы принята программа крупномасштабного использования солнечной энергии. Что же касается Китая, то он уже давно использует солнечную энергию для обогрева домов. Он наверняка последует примеру США, тем более что имеет обширные пустынные районы с абсолютным преобладанием солнечных дней в году. В Китае, Индии и ряде других стран развернулось строительство атомных электростанций. Ожидается скорое появление и принципиально новых видов энергии. Так или иначе, нашему по-детски беззаботному сидению на теплой нефтегазовой трубе скоро придет конец.

И вместо того, чтобы готовиться к реалиям посленефтяной эры и, в частности, приступить к модернизации построенных еще в советские годы заводов и фабрик, возрождать едва теплящийся научно-технический потенциал, власть инициировала дорогостоящие престижные проекты. Только успели завершить обустройство города Стрельня под Санкт-Петербургом для одноразового проведения саммита «большой восьмерки», как началось высокозатратное строительство курорта мирового уровня в Сочи в рамках создания инфраструктуры для одноразового проведения в 2014 г. зимней Олимпиады. Первоначальные расходы в 314 млрд. руб., по мнению некоторых экспертов, могут удвоиться и утроиться. А в связи с проведением в России саммита АТЭС в 2012 г. появилась идея обустройства острова Русский близ Владивостока и возведения через пролив Босфор Восточный трехкилометрового моста Владивосток–Русский. И это стране обойдется в несколько сот миллиардов рублей.

Ставить на первое место престижные проекты в ущерб развитию тех сфер, которые в XXI в. определят лицо страны, – такую политику ответственной назвать нельзя. Средств не хватает и на решение острейших проблем, замешанных на стратегических интересах страны и ее будущего.

Возьмем ситуацию на Северном Кавказе. Называя вещи своими именами, там в отдельных республиках идет не то партизанская, не то гражданская война. Ставка уже давно должна была делаться не на военную силу, а на глубокую модернизацию всего региона, который едва ли не больше других регионов пострадал от безмозглого реформирования экономики страны по заемной модели и сохранил в коллективной памяти народов ужасы сталинских репрессий. Там фактически заново надо строить экономику, создавать рабочие места, искоренять тотальную коррупцию, произвол властей и делать массу других вещей, чтобы молодежь видела для себя перспективу. Это же будет и самое действенное средство против распространения терроризма, который зарождается там, где для него есть почва, и в первую очередь социальная. Да, на это требуются немалые средства, но это несопоставимо с ценой людских потерь и возможных последствий в случае нового глубокого кризиса в России, о чем речь пойдет ниже. Коль скоро мы признали независимость входивших де-юре в состав Грузии маленькой Абхазии и крохотной Южной Осетии, то должны делать все возможное, чтобы народы национальных республик, входящих в состав РФ, были довольны существующим положением вещей и не рвались к независимости, как южные осетины и абхазы. Иначе в глазах мирового сообщества у нас больше не будет аргументов считать территориальную целостность страны незыблемой.

Как пишет хорошо знающий ситуацию на Северном Кавказе политолог С. Маркедонов, если приравнивать членов незаконных вооруженных формирований в республиках Северного Кавказа к бандитам, то решение проблемы труднодостижимо. «Национальный интерес в государстве должен быть выше конъюнктурного пиара (когда ради популярности можно пренебречь реальными оценками ситуации в проблемном регионе). Терроризм нужно сделать политически и экономически нерациональным. В этой связи население Северного Кавказа должно ощутить выгоду от поддержки и защиты России. Если они этого не увидят (а, напротив, увидят нарушение российских же законов и местной, и федеральной властью), то их симпатии вполне рационально (а не по причине приезда бородатых саудитов) будут на стороне, как минимум, оппонентов власти».

Мы говорим о теоретической возможности катастрофического сценария, а его признаки уже налицо. Еще в 2001 г. Г.Г. Малинецкий (Институт прикладной математики им. М.В. Келдыша РАН) и член-корреспондент РАН С.П. Курдюмов в Вестнике Российской академии наук предупреждали о грядущей катастрофе в связи со скорым массовым выходом из строя машин, оборудования, инфраструктуры и т.д. ввиду их крайней изношенности. Появился даже термин «восстание машин». Кроме того, они указывали на возможность развития России по катастрофическому сценарию. Но ни тогда, ни несколькими годами позже вроде бы ничего страшного не происходило в стране, и многим предупреждение ученых казалось гипертрофированным.

Однако в последние два-три года, причем в нарастающем темпе, у нас то и дело падают или совершают вынужденную посадку вертолеты и самолеты, случаются аварии на электростанциях и железных дорогах, из-за плохих дорог при резко возросшем парке машин происходят ДТП с многочисленными человеческими жертвами, выходят из строя трубопроводы, взрываются склады боеприпасов, гибнут люди в шахтах… И буквально каждый день что-то горит – жилые дома, школы, театры и клубы, дома для престарелых и инвалидов, детские учреждения, офисные помещения, склады, хранилища и транспортные средства.

В начале июня 2008 г., когда «отцы» нашего «экономического чуда» восхищались достижениями страны при их правлении и не скупились на самовосхваление, Г. Малинецкий озвучил более грозное предупреждение. «В нашем институте на основе динамической теории информации, – говорил он корреспонденту “Известий”, – был сделан геополитический прогноз для России на 2030 г. Если дела будут идти так, как идут, по инерционному сценарию, то и без внешнего вмешательства вероятен распад России на зоны влияния других цивилизаций. Дальний Восток разделят Китай и Япония. К Америке отойдут Камчатка, Чукотка и Сибирь. В европейской части появятся мусульманский анклав и Северо-Западное образование. Это согласуется с прогнозами, которые выполнены ЦРУ, где Россия рассматривается как зона кризиса и нестабильности. Некоторые американские исследователи предрекают распад России на 5–8 государств в течение 10–15 лет. Утрата жизненной активности значительной части населения – важный параметр этого сценария».

А уже после начала кризиса, выступая 26 июня 2009 г. на инновационном форуме «Институциональная интеграция инноваций: Региональные аспекты», Малинецкий заявил, что новая, шестая по счету, технологическая революция началась, но Россия вступила в нее абсолютно неподготовленной, и речь уже не идет об экономическом проигрыше-выигрыше, но – о существовании государства. (Ученые Института мировой экономики и международных отношений РАН подсчитали, что экономика России отстает от передовых стран примерно на 40 лет.) И главное сейчас даже не деньги, а целеполагание.

Но не одни только математики бьют тревогу по поводу ближайшего будущего России. Если сохранится сырьевая ориентация экономики, не получат должного развития промышленность и высокие технологии, не будет развиваться инфраструктура. Об этом уже давно говорят едва ли не все наши крупные экономисты. Так, академик РАН Л. Абалкин высказался о возможности негативного прогноза для России, и подтвердил это в интервью Агентству федеральных расследований в 2006 г. Им названы три сценария: превращение России во второразрядную державу с сырьевой направленностью экономики; гибель страны как целостного государства; возрождение былого величия и славы, но через очень большой промежуток времени и при особо благоприятном стечении обстоятельств. Академик РАН Р. Нигматулин в интервью «Хронографу» тоже назвал три сценария: первый, в который мало кто верит, – страна найдет силы и сменит курс; второй – случится социальный взрыв; третий – деградация российской цивилизации и российского стандарта жизни.

Беспокойство насчет будущего России давно высказывают и наши крупные социологи, в том числе академик РАН Т. Заславская, члены-корреспонденты РАН Н. Римашевская, Ж. Тощенко и др. Подчеркивая при этом глубокое социальное расслоение общества, тяжелую демографическую ситуацию, ухудшение качества населения, деградацию науки, снижение уровня образования и здравоохранения и т.д., Т. Заславская указывает и на неустойчивый характер нынешнего режима. Давая интервью еженедельнику «Аргументы и факты» в мае 2006 г., она заметила: «Система, которая сейчас сформировалась, относительно стабильна, но обладает слишком малым потенциалом и перевернется, как матрешка. В ней накапливаются центробежные силы. Ученые опасаются, что что-то произойдет».

На мой взгляд, начинать надо с критического осмысления творческого наследия наших предшественников, и прежде всего П. Чаадаева и Н. Бердяева. Так, Чаадаев первым указал на то, что образованные круги общества склонны некритически заимствовать все европейское, воспринимать только готовые идеи, что является следствием заимствованной культуры. Он, однако, сказал и немало такого, что не только вызвало приступ яростного гнева Николая I, но и не разделялось его друзьями. Например, что мы «продвигаемся вперед по кривой, т.е. по линии, не приводящей к цели», иначе говоря, ходим в истории по кругу и существуем лишь для того, «чтобы преподать великий урок миру». (Правда, некоторые у нас говорят: этого мы и добились, убедив мир, что строить так социализм, как мы строили, нельзя, и реформировать его так нельзя, как мы реформировали.)

Бердяев дал определение русской идентичности. «Русский народ по своей душевной структуре, – писал он, – народ восточный. Россия – христианский Восток, который в течение двух столетий подвергался сильному влиянию Запада и в своем верхнем культурном слое ассимилировал все западные идеи». Бердяев считал, что Россия и не Восток, и не Запад, она Востоко-Запад. Отсюда и национальный характер, а точнее, архетип (коллективное бессознательное), имеет как общечеловеческие, так и специфические черты. Например, полярный характер мышления (рождающий всем известные крайности); догматизм (когда возникшей на Западе и неоднозначно там воспринимаемой теории – будь то марксизм или неолиберализм – у нас ее сторонниками придается характер безусловной истины); стремление решать сложные вопросы не с помощью компромисса, а по принципу «стенка на стенку»; иррационализм, когда и судьбоносные вопросы, как, например, избрание первых лиц государства, мы нередко решаем не умом, а сердцем; так называемая удаль, которая у нас порой ценится выше таланта (когда, например, еще недавно мало кому известный политик одной своей молодцеватостью и красивой фразой может завоевать доверие избирателя); склонность народа в своих бедах винить не первых лиц в государстве, а их окружение. (Иностранные аналитики просто удивлялись тому факту, что работе правительства, согласно опросам, россияне ставили низкую оценку, а Путину, который его возглавляет, – высокую).

Бердяев же дал и ответ на причины трагического развития страны в XX в. За короткий срок мы дважды сменили вектор общественного развития, понеся при этом колоссальные, а во многом и необратимые потери. Сначала отринули капитализм в пользу социализма, а потом отказались от социализма в пользу капитализма. А причина эта – раскол русского национального сознания, который возник после реформ Петра I. Появившиеся после этого западники и славянофилы являются реальностью и по сей день. Хотя, казалось бы, пройдя через жернова большевизма, общество должно было изжить этот раскол.

Западники как европеизированная часть общества всегда тяготели и тяготеют к Западу, стремясь перенимать его идеи, формы общественной жизни и пр. Славянофилы же, или, в современных понятиях, почвенники, более консервативны, они стремятся сохранять традиционные ценности. По законам общественного развития, революцию, как правило, сменяет контрреволюция. Победу в ходе революции обычно одерживают более образованные, социально активные и организованные западники, но поскольку они являются меньшинством в обществе, то в ходе отката революции они ее теряют. Так произошло через несколько лет после Октябрьской революции, когда большевиков-интернационалистов («ленинскую гвардию») вытеснили из большой политики, а потом многих из них и уничтожили группировавшиеся вокруг Сталина большевики-державники. И после антикоммунистической демократической революции конца 1980-х – начала 1990-х годов либералам-западникам, сыгравшим в ней видную роль, долго удержать сильные позиции во власти не удалось, через ряд промежуточных этапов она перешла к другим политическим силам с бывшими работниками КГБ во главе. (Хотя они сохранили сильные позиции в экономической власти.) Как образно выразился в то время директор Федеральной службы РФ по контролю за оборотом наркотиков В. Черкесов, «рыхлое, неоднородное, внутренне противоречивое и далеко не однозначное сообщество людей, выбравших в советскую эпоху в качестве профессии защиту государственной безопасности, оказалось в социальном плане наиболее консолидированным… Падая в бездну, постсоветское общество уцепилось за этот самый “чекистский” крюк. И повисло на нем».

Но, как говорится, все течет, все изменяется. А что остается и что нам мешает жить?

Первое. Это характер государства и власти. Как отмечал Бердяев, тип государства мы взяли у загнивающей уже Византии, а потом его «обогатили» немецким бюрократизмом. Оттуда же переняли культ власти и склонность к обожествлению правителя. От православия мы получили максимализм, догматизм и культ жертвенности. Бердяев считал, что «историческая судьба русского народа была несчастной и страдальческой…». В самом деле, частые смены типа цивилизации, несколько сот лет жизни в зависимости от Золотой Орды, несколько сот лет крепостного права – все это и многое другое сделало нас такими, какие мы есть. Власть наша что при царях, что после них стремится править пожизненно и при этом – из каких бы слоев она ни происходила – часто смотрит на простых людей, как на быдло.

Так или иначе, вцепившись мертвой хваткой во власть (которая у нас обычно неотделима от привилегий и/ или собственности), наш правящий класс не желает никаких перемен, не хочет ничем делиться с народом. Согласись Николай II (как ему советовали из его ближайшего окружения) на конституционную монархию и пойди он навстречу требованиям крестьян, заручившись поддержкой наиболее дальновидной части дворянства, наверняка не было бы Октябрьской революции. Точно так же, если бы Брежнев поддержал экономические реформы Косыгина и настоял на постепенной демократизации политической системы, включая регулярную сменяемость на конкурсной основе высших должностных лиц (как это, например, делается в Китае), то мы действительно могли бы иметь в каком-то будущем социализм с человеческим лицом. Однако слепой эгоизм и тупое стремление правящего класса с помощью закручивания гаек и грубой силы сохранить все, что имеет, рождают в обществе настроения безысходности, злости, а то и ненависти к власти, что в момент кризиса перерастает в то, что можно выразить одним словом: «Долой!» Отсюда и стремление наиболее радикальных слоев общества не только избавиться от ненавистного режима, но и от всего того, что с ним связано. При этом многим людям ошибочно кажется, что хуже уже не будет. Но, как сказал один мудрый человек, нет такого плохого, которое нельзя было бы сделать еще хуже. Так у нас и получилось для большинства народа после смены капитализма социализмом, а потом и смены социализма капитализмом.

Я был не только очевидцем, но и активным участником на фронте идеологической борьбы против коммунистического режима. Долгое время мне казалось, что этот режим будет вечным. Что вечно будут нами править выжившие из ума старцы, вечно они будут нам лгать насчет преимуществ нашего полуказарменного социализма над капитализмом. Вечным будет дефицит всего и вся. Вечно будут существовать сковывающие свободу личности запреты, причем нередко нелепые. И для того чтобы сбросить этот уже ставший ненавистным режим, я готов был поддерживать всех, кто с ним боролся. Готов был закрывать глаза на наших фальшивых либерал-демократов, на сомнительные человеческие качества Ельцина и пр. Была сверхзадача: коммунистический режим во что бы то ни стало должен быть разрушен. В том, что в ходе революционных перемен мы стремимся «разрушить все до основанья», виноват правящий класс. Именно по его вине мы понесли такие страшные потери в двух революциях. Проведенная у нас молниеносная и неправедная приватизация заслуживает только осуждения, но первоначально она задумывалась как способ лишить коммунистов материальной базы для реставрации.

Если бы наш правящий класс был дальновидным, то он все делал бы для того, чтобы избежать революции, и сам бы «взращивал» силы, которые могли бы перехватить власть в случае крушения режима. Но таких сил не оказалось ни после отречения Николая II от трона, когда перед страной открылся путь буржуазно-демократического развития, ни после краха режима реального социализма, когда можно было взять курс на «демократический социализм». Нет таких сил и сейчас. Притом что в обществе царит вопиющая социальная несправедливость. Случись, что власть падет, ее некому будет поднять. За несколько месяцев до парламентских выборов 2007 г. В. Путин говорил о том, что для подстраховки нам нужно две сильные системные партии: одна – правоцентристская, другая – левоцентристская. Правоцентристская в лице «Единой России» уже была партией власти, а созданная, как говорят, по проекту Кремля, левоцентристская партия «Справедливая Россия» постепенно набирала силу. Потом Путин вдруг неожиданно для многих изменил свое решение, возглавив список «Единой России» на парламентских выборах, не будучи ее членом, а «Справедливую Россию» в ходе парламентских выборов чиновники на местах стали так же «прессовать», как и оппозиционные партии. Те выборы вошли в историю как самые «грязные».

Второе. Почти за 20 постсоветских лет не появилось принципиально новых промышленных производств, известных в мире технологий, новых ГЭС, кораблей, самолетов и даже автомобилей. Мы сдали позиции даже там, где СССР был признанным лидером, – в космосе и энергетике. Мы продолжаем проедать остатки советского наследия. Как говорят специалисты, созданные в советские годы производства уже не подлежат реконструкции, промышленность надо создавать заново. Кто в этом виноват? Прежде чем отвечать на этот вопрос, давайте сначала посмотрим, что представляет собой наш нынешний правящий класс. Это причудливый симбиоз бюрократии, олигархов и либералов с некоторыми «добавками». Бюрократию заботит величие России, и она его стремится поднимать… строительством новых трубопроводов для перекачки нефти и газа в другие страны, престижными проектами и нескончаемым пиаром насчет того, как много она делает для народа и укрепления международного авторитета государства. Олигархи, в своем большинстве не уверенные в своем будущем, стараются выводить из страны активы и регистрировать свои предприятия в других странах, и они де-юре становятся уже и не совсем российскими. А тем временем либералы в экономическом блоке правительства продолжают следовать предписаниям «Вашингтонского консенсуса», реализация которых тормозит наше развитие. Я напомню об истории его появления.

Экономист Д. Уильямсон (John Williamson) из вашингтонского Института международной экономики (Washington Institute for International Economics) в 1989 г. подготовил для латиноамериканских стран, в которых уже была в той или иной степени развита рыночная экономика, рекомендации для ее оздоровления. Это строгая финансовая дисциплина; ограничение госрасходов на социальную сферу и инфраструктуру; снижение ставок налогов; либерализация финансовых рынков; свободный обменный курс национальной валюты; либерализация внешней торговли; открытие страны для иностранных инвестиций; приватизация; дерегулирование экономики; защита прав собственности. Эти рекомендации покоятся на неолиберальной теории М. Фридмена, и их можно свести к известной максиоме А. Смита: рынок все расставит по местам. Их появление совпало с крахом реального социализма, и Вашингтон посредством Международного валютного фонда стал навязывать их странам с переходной экономикой, и в первую очередь бывшим соцстранам. Ни одна из быстрорастущих стран не стала выполнять требования «Вашингтонского консенсуса», а те, кто это делал, потерпели фиаско. Ведь перевод нерыночной экономики на рельсы рыночного развития, тем более такой страны, как Россия (огромная территория, разные климатические условия, большие перепады в уровне развития регионов и народов, на 70 % военная экономика, сотни моногородов и пр.), обязательно требует активного государственного регулирования, индикативного планирования, защиты отечественных производителей от недобросовестной внешней конкуренции, требует валютного контроля и т.д., что напрочь отвергается идеологами «Вашингтонского консенсуса». Российские же либералы-западники безоговорочно взяли на вооружение то, что исходило из Вашингтона, и стали выполнять, причем в самом брутальном варианте. Притом что сами «американские гуру» требовали тотальной и как можно более быстрой приватизации и либерализации всего и вся. И это стало для нас катастрофой.

Уверен, что если бы в это время на Западе господствующей экономической теорией был не неолиберализм, а кейнсианство, то они, наши квазилибералы, с не меньшим рвением стали бы руководствоваться им, что объективно было бы, безусловно, лучше для страны. Только правда в том, что без поддержки политического руковод-ства либералы в экономическом блоке правительства не могли бы проводить в жизнь рекомендации чужого государства – их бы вообще из власти, грубо говоря, вычистили. И заметим, при ярко выраженном словесном антиамериканизме немалой части нашей бюрократии и административная реформа, и реформы здравоохранения, образования и некоторые другие осуществлялись по американским лекалам.

В основном в США хранятся и наши валютные резервы. А то, что мы вопреки национальным интересам берем на себя обязательства международных (считай – западных!) организаций, ставит под сомнение и патриотизм многих наших «государевых мужей». Притом что не только новоиспеченные богачи, но и чиновники скупают недвижимость, хранят свои деньги, а нередко и лечат членов своих семей, обучают своих отпрысков тоже в странах Запада. По некоторым подсчетам, у нашей элиты число домов, квартир, дворцов измеряется сотнями тысяч, и есть они едва ли не в каждой стране Запада. Как заметил не без иронии З. Бжезинский, нам, дескать, России не надо бояться, она не будет воевать против стран, где ее элита имеет такие обширные интересы.

Но есть еще одна правда. Народ не встал на защиту социализма, при котором выросло три поколения людей, не только из-за разочарования в ленинско-сталинской модели социализма, но и в силу отмеченной еще Бердяевым нашей склонности действовать от противного. Не понравился социализм – давай попробуем капитализм. Прав первый заместитель главы президентской администрации В. Сурков, когда говорит, что мы не умеем ничего достраивать. Когда встал вопрос, в чем первопричина того, что Россия фактически на 20 лет заморозила свой экономический и научно-технический прогресс, то член-корреспондент РАН, директор Института экономики РАН Р. Гринберг ответил на него так: «Настоящая причина одна – инфантильно-провинциальная философия рыночного фундаментализма, овладевшая властными российскими кругами, твердо усвоившими одно: рынок сам все отрегулирует. Он и отрегулировал: все, что не обещало немедленного обогащения, оказалось закрыто или заброшено».

«Новый курс» президента Медведева: слово «модернизация» стало модным после появления статьи президента «Россия, вперед!». Некоторые ее положения были развиты и дополнены президентом в его ежегодном Послании Федеральному собранию РФ 12 ноября 2009 г. Я вкратце напомню о них:

– во-первых, президент поставил вопрос о комплексной модернизации России, включая политическую систему, а не только экономику. Но модернизации постепенной, поэтапной, не нарушающей стабильность в стране. Конечная ее цель – построение процветающего, открытого демократического общества на базе инновационной экономики;

– во-вторых, в отличие от того, что говорилось правительством и руководством Госдумы по поводу быстрого экономического роста, Медведев подчеркнул тяжелое положение российской экономики, которая, по существу, не развивалась последние 20 лет, не считая роста ВВП за счет небывало высоких цен на экспортируемое сырье. Указал и на причины фактического неразвития страны;

– в-третьих, президент заявил, что «модернизация российской демократии, формирование новой экономики, на мой взгляд, возможны только в том случае, если мы воспользуемся интеллектуальными ресурсами постиндустриального общества. Без всяких комплексов, открыто и прагматично… Нам нужны деньги и технологии стран Европы, Америки и Азии». Так откровенно и честно до Медведева еще никто не говорил из высших должностных лиц;