Kitobni o'qish: «Мир Калевалы»
Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и взаимодействию со средствами массовой информации Правительства Санкт-Петербурга
В оформлении обложки использована картина художника Юрия Зверлина «Битва за Сампо»
Подвиг Элиаса Лённрота
В 2019 году исполняется 170 лет со дня издания окончательного варианта блистательного произведения карело-финской литературы – эпической поэмы «Калевала». Поэма была создана талантливым ученым-лингвистом Элиасом Лённротом (1802–1884) на основе старинных карельских и финских народных песен. На протяжении многих лет он собирал эти песни, совершая свой незаметный, но великий подвиг.
Элиас Лённрот родился в финском городке Саммати. Отец его занимался портняжничеством. Семья была очень бедной, и с малых лет мальчик был вынужден трудиться. Порой ему приходилось зарабатывать на хлеб даже песнями в деревнях. Несмотря на небывалую нужду, упорный юноша сумел осуществить мечту – поступить в университет в городе Або, ныне Турку. Лённрот поступил туда в 1822 году. Тогда не существовало кафедры филологии, поэтому молодой человек не смог изучать финский язык и литературу. Он решил стать врачом и, окончив медицинский факультет, впоследствии занимался врачебной практикой всю жизнь.
Однако подлинной страстью Лённрота стал фольклор. Еще в университете он защитил диссертацию на латинском языке на тему «Вяйнемейнен – бог древних финнов». Получив должность районного врача в небольшом городке Каяани (Восточная Финляндия), он увлекся собиранием древних эпических рун, пословиц и поговорок. Этим занятиям он посвящал все свое свободное время. А во время отпусков отправлялся в путешествия по финской и русской Карелии. Эти путешествия он совершал один, нередко подвергаясь опасности.
В первую поездку, совершенную летом 1828 года, Лённрот посетил русскую Карелию – Приладожье и остров Валаам, где побывал в знаменитом Валаамском Спасо-Преображенском монастыре и на местном кладбище с могилой шведского короля Магнуса, ставшего схимонахом Григорием. По итогам этой поездки ученый издал сборник «Кантеле», который содержал до рун старинной метрики и 20 новых песен. Немало строк, что встречаются в сборнике, Лённрот позднее перенес в текст «Калева-лы».
Последующие фольклорные экспедиции оказались еще более плодотворными. Молодой ученый обошел многие глухие уголки Русского Севера. Здесь Лённрот встречался с известными карельскими рунопевцами – Архипом Перттуненом и Ваассилой Каелевяйненом, от которых записывал руны и старинные финские песни.
За пятнадцать лет своих экспедиций Лённрот прошел пешком или проплыл на лодке путь, равный расстоянию от Хельсинки до Южного полюса. Крайними точками его путешествий оказались Печенга, Архангельск, Петрозаводск, Беломорье, Эстония и Ингрия. В 1844 году, возвращаясь пешком из Тарту в Хельсинки через Петербург, он записал местный ижорский фольклор в селении Котлы, что находилось в Ямбургском уезде.
Дальние походы Лённрот успешно сочетал с напряженной работой за письменным столом. Собранные руны он поэтически переосмыслял и гармонично объединял в цельную эпическую поэму «Калевала». Ее первое издание состоялось в 1835 ГОДУ? а спустя четырнадцать лет, в 1849 году, вышел и окончательный вариант главного произведения карело-финской литературы.
Гениальный труд Элиаса Лённрота обрел широкое признание. Современники по праву ставили «Калевалу» в один ряд с «Илиадой» и «Одиссеей», «Песней о Нибелунгах» и «Старшей Эддой». В 1850 году ученый стал почетным членом Берлинской Королевской академии наук. В1853 году его пригласили в Гельсингфорский университет на должность профессора финского языка и литературы. Спустя шесть лет избрали почетным членом Венгерской академии наук. А в 1876 году Элиас Лённрот был торжественно избран почетным академиком Императорской академии наук. Этому успеху финского ученого искренне радовались его русские друзья – известные литераторы Яков Грот и Петр Плетнев.
Финляндия вошла в состав Российской империи в начале XIX века как Великое княжество Финляндское. Благодаря полученным правам широкой автономии в стране начался процесс государственного строительства, который включал и формирование национального самосознания. Публикация эпической поэмы «Калевала» удостоверяла, что финский народ постепенно начал обретать свою национальную идентичность. Элиас Лённрот подарил финнам свою древнюю историю, подарил им славное героическое прошлое, а значит и достойное грядущее.
Не случайно последняя песнь поэмы завершалась знаменательным событием – дева Марьятта чудесно рожает младенца, которого тут же нарекают «королем Кале-валы». Увидев это, бывший вождь Вяйнемейнен навсегда покидает родную землю. Нетрудно догадаться, что перед нами – символическая картина перехода от языческих времен к светлому христианскому бытию.
* * *
Сборник «Мир Калевалы» посвящен 170-летию со дня публикации окончательного варианта великой эпической поэмы «Калевала». Элиас Лённрот создал ее на основе тех древних рун, которые собрал во время путешествий по северным карельским землям. Именно поэтому в сборнике приняли участие 50 поэтов и писателей, фольклористов и ученых из самых разных городов России и Финляндии. К ним присоединились авторы из Бельгии и Израиля. Это значит, что удивительный карело-финский эпос служит благородному делу объединения народов. Авторы сборника, создавая свои произведения по мотивам «Калевалы», тем самым воздают должное великому подвигу великого финского ученого Элиаса Лённрота.
Евгений Лукин,
Санкт-Петербург
Русская Калевала
Мир Калевалы
Михаил Аникин
(Санкт-Петербург)
Помню, как солнце вставало,
Мир согревая кузнечным теплом.
Все в этот миг оживало
Под светозарным лучом.
Многое помню из детства,
Мне его не позабыть…
Тропка лесная – в наследство,
Можно ль ее не любить?
Шел я по ней, собирая
Белых грибов хоровод.
Славься, отчизна родная,
Славься, великий народ!
Сопки и скалы, и вереск,
Финского берега даль…
Чем это можно измерить,
Как успокоить печаль?
Разве стихом Калевалы,
Русскою песней родной?
Жизнь отошла, отыграла
Невской холодной волной.
Только и нынче, как раньше,
Луч светозарный горит…
Плуг все тоскует о пашне,
Север о юге скорбит.
Мир Калевалы не умер,
Многое переживет,
В сердце звучит, словно зуммер,
К истине вечной
Зовет!
«В детстве читал «Калевалу»…»
В детстве читал «Калевалу»,
В детстве – бродил по песку…
Память туда зазывала,
Где не пройти старику.
Был молодым и здоровым,
Шел сквозь торосы легко…
Словно волшебное слово
Солнце текло высоко.
Словно стекло, лучезарны,
Дали сквозь годы влекли…
Где вы мои «Несмеяны»,
Где вы, мои корабли?
Сосны и скалы – все те же,
Солнце все так же парит….
Только мечтаю все реже.
Сердце о жизни
Болит!
Из детства
Павел Алексеев
(Петергоф)
Мама! Мамочка!
Что? Что случилось?
Плохо мне. Плохо!
Огонь. Огонь. Кругом всполохи рвутся, мечутся, обжигают,
закручиваются вихрями. Рвут темноту на куски. Пот. Жар.
Все разбросано. Смерч. Стихия. Пламя гудит, устремляясь
вверх. Ревет. Пространство изменяет себе, себя. Не на что
опереться взгляду. Ураган.
Чернота сталкивается с огнем. Пожарище. Шипение. Пар.
Холод. Озноб. И снова волны огня накатывают. И я тону,
тону, погружаясь.
Забвение. Тьма.
И вдруг раздается едва слышный голос. Голос?
Пение.
Песня. Да!
Это руна Вяйнемёйнена.
Он поет, и голос рушит наважденья и туманы.
Он идет сквозь мрак и пламя, сквозь дожди и ураганы.
Тише, тише плещут волны, и огонь покойней, вроде.
Старый, верный Вяйнемёйнен говорит с огнем и стужей.
И с водою говорит.
Женский голос что-то шепчет, недоволен отвечает:
– Не отдам тебе мальчишку. Он скорее тут утонет.
Но смеется Вяйнемёйнен, говорит еще три слова.
И рождается лодчонка. И плывет челнок сквозь воды,
сквозь проливы Тоунелы.
Я лежу на дне той лодки.
И выводит Вяйнемёйнен к берегам родимым нас.
Мама, мама мне не верит.
Улыбается, смеется.
Гладит, плотно укрывает
и уходит по делам.
Я смотрю, а у кровати распахнула гладь страница старой
книги «Калевала».
А на ней мне Вяйнемёйнен машет, машет, ухмыляясь.
Не расскажем нашу тайну,
не расскажем никому,
как избавил от болезни старый, добрый Вяйнемёйнен.
Вон и солнце за окном!
«Мы хмурым вечером пошли через болото…»
Татьяна Алферова
(Санкт-Петербург)
Мы хмурым вечером пошли через болото.
Цвел вереск, клюква нежилась во мху,
и впечатлений свежих позолота
неспешно превращалась в шелуху:
как заблудились, как грибы искали,
как пел ручей под соснами внизу,
где берег сумрачный, летя по вертикали,
пронзал небес сырую бирюзу.
Но озеро в болоте как посредник
меж мифами и нами пролегло.
Старуха Лоухи, узорчатый передник
макая в это темное стекло,
изламывала отраженья сосен,
высвечивала ягельником тень,
напоминала – осень, скоро осень,
и месяц август проходил как день.
Я соглашалась – осень скоро, скоро,
и молодость прошла, июль прошел…
Как трепетал в лесу за косогором
его коротких дней неяркий шелк!
Но все казалось – небылое рядом,
мы молоды, мы счастливы сейчас,
а гром вдали катился виноградом,
сомнением сочась.
Калевальские мотивы
Мария Амфилохиева
(Санкт-Петербург)
Вяйнемёйнен вещий
Заклинанья мещет,
Вяйнемёйнен старый
Не находит пары…
Тридцать лет во чреве девы
Вяйне по морю носился
Он, когда на свет родился,
Знал священные напевы.
И еще лет двадцать с гаком
В водах безначальных плавал,
И о нем гремела слава
По горам да буеракам.
С бородою долгой белой
Наконец пришел он к людям.
Помогал средь трудных буден,
И в руках кипело дело.
Слушались его березы,
Племена пред ним склонялись,
Лишь одна свербила малость,
Мучили ночные грезы.
Те желания однажды
Воплотились в милой Айно.
Потрясен черезвычайно
Был он, как мужчина каждый.
И, к любви большой готовый,
Сватался он неотложно.
Да к тому ж неосторожно
Айно брат дал старцу слово.
Но судьба была печальна,
Мы о том доселе тужим:
Не желая старца мужем,
В бездну вод уходит Айно…
Не любовью, а корыстью
Иль политикой влекомый,
Вяйне снова прочь от дома
В Похъёлу несется рысью.
Красотой другой невесты
Лишь успел он восхититься,
Понеслось желанье птицей…
Но и тут нет Вяйне места,
Потому что Сампо сделать
Только Ильмаринен может.
Знать, и эта дева тоже
Бороде не дастся белой.
Сядь же ты под дряхлой елью,
Струны кантеле тревожа.
Быть судьба такою может:
На чужом пиру похмелье…
Знают все в народе строгом
Смысл печальной этой сказки:
Или мудрость, или ласки —
Так завещано от Бога…
Вяйнемяйнен вещий
Заклинанья мещет,
Вяйнемёйнен старый
Не находит пары…
Детство
Алексей Ахматов
(Комарово)
Карело-финский эпос Калевала
Упорно не давался мне сначала,
Казалась скучной северная лира,
Не потрясало сотворенье мира,
Пока в той книжке на картинке Айно
Меня не увлекла чрезвычайно.
Ее забыть не в силах до сих пор,
Изгибы тела, страха полный взор.
С полсотни рун я как единый текст
Преодолел тогда в один присест.
Так Галлен-Каллела кистями спас
Перо, что мучил Лённрот Эллиас
Возвращение Калевалы
Наталия Берзина
(Санкт-Петербург)
Шел пятьдесят третий год. В США Дуайт Эйзенхауэр сменил на посту президента Гарри Трумэна, в Египте приняли конституцию, в Аргентине перед дворцом Хуана Пе-рона в Буэнос-Айресе взорвали бомбу. В СССР умер Сталин. А трехлетней Вале из поселка Васкелово подарили книгу «Калевала».
Красивая большеформатная книга в коричневом ледериновом переплете стала в семье настоящей ценностью.
Книг тогда было мало. Радио в поселке не было. О телевизоре даже не мечтали. Новости узнавали из газет и от соседей.
В то время читать сама Валя еще не научилась. Но с большим интересом под керосиновой лампой рассматривала иллюстрации. Рисунки художника Николая Кочергина заполняли воображение сказочными образами и переносили девочку из дома в волшебный мир Калевалы.
Рассказы из карело-финского эпоса Вале вечерами читали родители.
Мудрый Вяйнемёйнен, отважный Илмаринен, веселый Лемминкяйнен, злая старуха Лоухи и красавица Севера – дочь хозяйки Похъёлы – будто оживали, готовые сойти со страниц книги на усеянную первыми весенними ветреницами землю поселка Васкелово.
В шестьдесят первом году Гагарин полетел в космос. А в Васкелово провели электричество. Примечательно, что этот поселок, населенный с давних времен – первые упоминания о нем содержатся в Писцовой книге Водской пятины в XV веке, – расположен отнюдь не в сибирской тайге, а всего в пятидесяти километрах от Ленинграда.
Электрификация проходила непросто. Сельчане должны были внести плату за подключение. Жили трудно. Средств не хватало. Но на такое дело в итоге их, конечно же, изыскали. И однажды в доме загорелся электрический свет! Теперь не надо было опасаться, что пламя керосиновой лампы задует ветер от сквозняка или лопнет стекло, или утром из рук выскользнет спичечный коробок и придется искать его впотьмах, чтобы поджечь фитиль… Теперь живи да радуйся!
Приходя со школы, Валя спешила управиться по хозяйству и сделать уроки, а в остаток вечера садилась читать. Нередко брала в руки и любимую книгу, с удовольствием пролистывая знакомые страницы.
Но вскоре Валиной семье пришлось на время покинуть свой дом.
Когда же через несколько месяцев хозяева вернулись, все вроде бы нашли на своих местах. Только книги не было. Не нашли как ни искали. Узнали потом, что сосед, присматривающий за хозяйством, взял почитать своим детям, да так и не вернул…
Через несколько лет Валентина закончила университет, стала инженером-конструктором. В ее жизнь пришло много книг – самых разных. Но то прекрасное издание
Калевалы своего детства она не могла забыть долгие годы. Часто вспоминала рисунки, чтение родителей под керосиновой лампой темными вечерами… Новые издания были хороши, пахли свежей полиграфией, удобно вставали на полку шкафа. Но той книги детства все равно не хватало.
Шли годы. И однажды книга все же вернулась к своей владелице.
Здесь, пожалуй, напрашивается история о необычайном стечении обстоятельств и удивительной судьбоносной встрече, в центре которой должна неожиданно появиться книга…
Но ничего подобного не произошло.
Просто тиражи в Советском Союзе были огромными.
В пятьдесят третьем году типография Полиграфиздата в Сортавале отпечатала семьдесят пять тысяч (!) экземпляров Калевалы. На переплете тиснением проставлена цена – 4 рубля 30 копеек, сделавшая издание доступным для читателей. В результате книга пошла в народ. Благодарю этому и сейчас, спустя более полувека, букинистическое издание можно найти в продаже.
После оформления заказа в два часа ночи через интернет-магазин в два часа дня этих же суток в телефоне просигналило сообщение: «Ваш заказ готов к выдаче».
Вечером мы всей семьей пили чай и читали Калевалу.
Молитва
Александр ВОЛКОВ
(Петрозаводск)
Слово лучшее в сердце оставлю
и молитвою дух растревожу,
и родимую землю восславлю:
помоги ей, о Господи Боже!
Пусть в озера ее на рассвете
вечно смотрятся ели сторожко,
свежей рыбою полнятся сети,
а болотные кочки морошкой.
Ей, политой и потом, и кровью,
на планете нет места иного…
Да звенит над родительской кровлей
вековое карельское слово!
Будут вечно хранимы народом
«Калевалы» старинные руны!
И под чистым ее небосводом
да не рвутся у кантеле струны…
Перевод с карельского А. Расторгуева
Перевод с карельского А. Расторгуева
Вечер года
Константин Гнетнев
(Петрозаводск)
С высокого автомобильного моста через Лососинку в самом центре Петрозаводска все лето наблюдаю за утиным выводком. Восемь утят высидела большая серая утка в этом году. Утята уже через неделю громко кричали, гонялись друг за другом, стуча по воде тонкими крылышками.
К середине июля в выводке осталось только пять утят.
Теперь поздний осенний вечер. Долго ищу глазами знакомую стайку на нешироком речном разливе. Шуршат за спиной равнодушные автомобили. Маслянисто отсвечивает ранними огоньками асфальт, – от него резко пахнет нефтью и выхлопной гарью. Наконец на гребне полу-затонувшей коряги замечаю знакомые утиные силуэты. Повзрослевшие птицы сидят неподвижно, втянув головы. С горечью замечаю, что их теперь только пара…
Я знаю, что они вряд ли улетят на юг вместе со своими дикими сородичами, что живут в речных верховьях и на лесных озерах. Как и я, они теперь городские. Утки и зимой станут жить в городском центре, перелетая из одной полыньи в другую. А дети будут приводить родителей и радостно кричать: «Мама, мама. Посмотри, птички купаются!» А те, кто постарше, непременно спросят, почему им не холодно. Родители почти никогда не отвечают на этот вопрос. Они просто не знают правильного ответа.
А пока только осень. Сумерки опускаются на вечерний город. Наверное, и я сегодня похож на старую утку с Лососинки. Мне тоже хочется втянуть голову в плечи и думать о минувшем лете и обо всем, что было.
Я представляю себе мой город, вобравший в муравейники домов, в театры, музеи, библиотеки и магазины сотни тысяч разных людей. Город работает и учится, развлекается и любит. Город живет надеждой, что записана в рунах древней «Калевалы». А надежда заключается в Сампо, в древней волшебной мельнице, что подарит всем счастливую жизнь, стоит только ее построить.
Мы не построили пока Сампо, хотя и очень старались. У кузнеца Илмаринена на фронтоне Национального театра даже повязка на лбу от пота промокла. Но нам без волшебной мельницы никак нельзя, и мы ее непременно построим. Может, это случится уже завтра или будущим летом.
Вечер это итог дня. Также, впрочем, как осень итог года, а старость – всей жизни.
Это пора раздумий.
Я стою у перил автомобильного моста над тускнеющей в сумерках водой и вместе с двумя утками на речной коряге думаю о большом городе и о своей жизни.
«Калевала»: авторское видение
Вера Ефимова
(Приозерск)
В 1828 году врач хирург и филолог Элиас Лённрот отправился странствовать по глухим карельским деревушкам, чтобы среди обычных крестьянских тружеников отыскать тех, кто знает, помнит и поет древние финские руны. Затем он продолжил свое путешествие по российской Карелии и только в 1834 году увенчал наиболее плодотворным сбором рун в тогдашней Архангельской губернии (округе Вуоккиниеми). Сейчас это Калевальский район Карелии.
Автор этой статьи считает «Калевалу» изумительным памятником народного стихосложения, собранным подвижническим трудом Элиаса Лённрота.
В 1835 году Лённрот издал всего 32 руны и только в декабре 1849 года «Калевала» вышла более полным изданием, являясь настоящим событием не только для финского народа, она вошла в сокровищницу мировой литературы.
«Что такое «Калевала»? – пишет русский ученый В. А. Гордлевский, хорошо знавший финскую литературу, и продолжает: – Представляет ли она народную поэму, созданную пером Лённрота, в духе народных певцов, или это искусственная амальгама, слепленная самим Лённро-том из разных обрывков..?»
Кропотливое исследование, которое произвел А. Ниеми, показало, что огромное большинство стихов (94 %) вышло из уст народа.
Итак, «Калевала» – народный эпос, подобный «Илиаде» и «Одиссее» по характеру своего возникновения. А вечно молодой старец Вяйнемёйнен – герой Финляндии, которому ни возраст и ничто другое не помешало свататься к молодой красавице. Правда, любопытно? Он – народный песнопевец, только финский Орфей.
Ритм и язык такого литературного произведения, каким является «Песнь о Гайавате», автором которого является Лонгфелло, показывает, что и тут не обошлось без заметного воздействия и влияния «Калевалы».
«Калевала» – это литературный памятник, значение которого трудно переоценить. Каждый образ поэмы живет своей яркой индивидуальной жизнью. Это точно выписанные характеры и даже психологические портреты. Почему-то герои Калевалы сватаются к красивым, но злым дочерям Лоухи. Все, как в жизни. В погоне за красотой кто не совершает серьезных ошибок? В эпосе представлены сцены разыгравшихся стихий, а также удивительно точные описания прекрасной северной природы. Это открытие железа – чрезвычайно значимое событие в истории человечества. Всеми своими рунами эпос вращается вокруг борьбы за некое таинственное Сампо. В эпосе Сампо – мельница, но с нею олицетворяется благосостояние народа, поэтому справедливо предположить, что Сампо – это некий удивительный артефакт. Никак не удавалось кузнецу Ильмаринену сразу выковать желаемое. То лук, требующий жертв, получился, то ленивая корова, то плуг, претендующий на чужие земли… И только в пятый раз он выковывает то, что надо. Мне же хочется указать на особую чуткость и человечность, на то, что Сампо должна была быть созидательна, а не разрушительна и своим создателем делалась исключительно во благо.
Я не буду в этой статье приводить все имеющиеся на этот счет мнения, с которыми читатель может ознакомиться сам, заглянув в другие источники, здесь я привожу именно свое предположение.
Сам Лённрот «просил не делать строгого различия между первоначальными и позднейшими рунами и считать древнейшие руны семенами, из которых в течение столетий, а может и тысячелетий, выросла нынешняя жатва рун» (Издательство М. и С. Сабашниковых, 1915 год). Так или иначе, но народный эпос «Калевала» – это высокая поэзия!
К сожалению, не все руны вошли в «Калевалу». Есть и неопубликованные, с их восхитительным мифологизмом и сказочно-легендарным богатством. Также с интересной игрой слов.
Должна сказать, что финская поэзия очень трудна для перевода. Не однажды я с этим столкнулась, переводя финскую поэзию на русский язык. Сложно сохранить мелодичность языка, сохраняя смысловую составляющую, поэтому неудивительно, что первые переводы «Калева-лы» были неудачными. И только замечательный филолог Л. П. Бельский сумел перевести финский эпос должным образом, за что и был удостоен малой Пушкинской премии. Но и у него не все получилось. Именно благодаря Л. П. Бельскому русский читатель имеет возможность прочитать и оценить красоту и эпичность «Калевалы».
Несколько раз в своем творчестве упоминает о «Кале-вале» Алексей Максимович Горький.
Я же, как автор, опираясь на эпос «Калевала», старалась уяснить для себя, что представляли собой древние народы угро-финской группы, каков был их быт. Что представлял собою их жизненный уклад, каковы были их ценности, что для них было значимо и дорого, а также то, что мне показалось интересным и необычным.
Получилось ли? Не знаю. Однозначно, решать не мне.
Так сложилось, что одна моя бабушка была христианка, а другая лютеранка. У одной бабушки повсюду висели иконы, а у другой только небольшое распятие на круглом столике. Одна говорила на русском, а другая на финском. Что же касается меня, то я старалась почерпнуть знания об интересующем меня народе из разных литературных источников, в том числе и из «Калевалы».
Карелию я обожаю и особенно выделяю дорогой моему сердцу небольшой поселок в Муезерском районе по названию Пенинга. Тут есть описываемые в эпосе лесные чащобы и реки и болота, и могучие скалы, и бесчисленные озера. Край восхитительный и благодатный!
Светлая страна – Калева, или Калевала, является самой южной и прекрасной территорией, где живут герои эпоса. Для себя я это место определила как территорию Ленинградской области, тем более что весельчак Лемминкяйнен привез молодую жену в район… где-то около Ижоры. Есть и северная часть пространства – мрачная страна Похъёла, где властвует злая старуха Лоухи. Есть и царство Туони, Туонелла – обиталище мертвых, где люди находят свою кончину в черных реках.
В книге ученого и писателя В. О. Ключевского, автора «Исторических портретов», сказано: «Финны, по нашей летописи, являются соседями восточных славян с тех самых пор, как последние начали расселяться по нашей равнине. Финские племена водворялись среди лесов и болот Центральной и Северной России еще в то время, когда здесь не заметно было никаких следов присутствия славян».
Уже Иордан (историк 6 в. н. э., по происхождению алан или гот). Он автор сочинения «О происхождении и истории готов» 551 г. и знал некоторые из этих племен.
Возьму на себя смелость утверждать, что быт карел, эстонцев и финнов в основном схож и по сей день. Как народный эпос «Калевала» веками передавался «из уст в уста», так народом бережно хранились обычаи и жизненный уклад, оставленные в наследство предками. Народы финно-угорской группы не склонны вообще безоглядно принимать что-то на веру или следовать чему либо, пока не убедятся и не удостоверятся, что предлагаемые им условия – лучше тех, что они уже имеют.
Народы угро-финской группы поклонялись богам, духам и предкам. Пример: Луна и нарождающийся месяц племя почитало как некое божество. Увидев нарождающийся новый месяц, кланялись ему и просили, чтобы он ниспослал удачу на время своего правления. Также поклонялись духам камня, воды, воздуха, огня, металла, леса, деревьев.
Лес для племени не просто лес – это земля для посева ржи, овса, ячменя: на выжженных и удобренных золой, расчищенных небольших участках земли племя выращивало зерновые культуры. Но к этому пришли позднее, а поначалу занимались собирательством. Лес – это жизнь, потому что одежда изготавливалась из шкурок пушных зверей, нити и веревки добывались из жил. Лекарственные травы и коренья, мед и грибы, орехи, ягоды да лесоматериалы: бревна, щепа, береста и дрова – все это из леса.
Народы финно-угорской группы с полной уверенностью можно было бы назвать лесным народом, охотничьи умения которого были таковы, что охотник мог попасть стрелой в глаз белки, куницы или соболя. Этот лесной народ селился вблизи рек, озер или болот, потому что вода в его жизни имела наиважнейшее значение, располагая свое жилище таким образом, чтобы оно своим «фасадом» непременно было обращено к воде.
Отношение к детям было самое трепетное. Лучшее, что есть у народа – это его дети! Но это не значит, что детей баловали, напротив, у детей были определенные посильные обязанности, которые должны были выполняться неукоснительно. Если вырастить ребенка ленивым, то на него нельзя положиться в старости. Ребенок – личность, полноценный член семьи, только маленький. С малолетства ребенок приучался нести ответственность за свои дела и поступки. Понятия «авось» не могло быть в принципе! Всегда присутствовало четкое понимание того, что и как и зачем делается. Мало того, прежде чем что-то сделать, все должно быть учтено, предусмотрено, продумано, вымерено и выверено до мельчайших подробностей!
Руны это знаки, таинственные и понимаемые народами угро-финской группы, передаваемые и читаемые на дощечках, на глиняных табличках, на камешках. А также рунами называются стихотворные сказания, певшиеся народом, учившие мужеству, смелости и трудолюбию, в том числе и терпению.
Руны – это поэзия. В народном эпосе «Калевала» Ви-пунен говорит Вяйнемёйнену: «Славных Бог не оставляет, никогда не губит храбрых!»
Высмеивали хвастовство и самонадеянность. Наряду со скромностью воспитывались честность и порядочность: финские дома не запирались. Забрать что-то чужое, то, что тебе не принадлежит, считалось одним из худших пороков, таким же, как самое тяжкое преступление.
Угро-финские народы любили веселье, но никогда не отличались гостеприимством. Они любили игрища, музыку, танцы, но всегда знали, что «делу – время, а потехе – час». Они любили хмельное пиво, которое варили преискусно, и медовуху, но ценили трезвость как добродетель.
Никогда угро-финские народы не питали страсти к роскоши, наверное, зная что-то такое, что другим было неведомо. О братоубийстве в народе угро-финской группы тоже никаких сведений нет. Если старший брат имел «лодию», то есть лодку, и занимался перевозом, то в случае его преждевременной смерти все обязательства по доставкам товаров брал на себя следующий брат или ближайший родственник. Договор соблюдался неукоснительно! О честности этой нации среди купцов и о доверии им ходили легенды. Так было всегда. В. Даль в своих произведениях упоминает об этом. Представители племени знали святость чести и торжественных условий: имели свои законы, утверждения, безопасность, право наследия, имели торговлю не только внутреннюю, но и внешнюю.
В эпосе «Калевала» Вяйнемёйнен предупреждает, как тяжело и ужасно живут в царстве мертвых – Маналы (у Туонелы) люди, бывшие при жизни злыми. Он напутствует молодежь:
Никогда сыны земные,
Никогда в течение жизни
Не обидьте невиновных,
Зла не делайте невинным…
Такой же подход, что особенно ценно, в воспитании детей наблюдается и в современной Финляндии и в нашей Карелии.
Известный исследователь-ученый и блестящий литератор – В. И. Даль, рассказывая о чухонцах, так в просторечии русские люди называли угро-финские народности, объединяя одним словом и карелов, и эстонцев, и чудь, и весь, и многих других, пишет о неимоверном упрямстве этой нации. Жизненные условия воспитали у угро-финского народа мощные волевые качества, которые стали отличительной чертой. «Великодушный народ, борющийся мужественно с бедствиями и суровой жизнью, терпеливо снося свирепость непогод, труды изнурительные…» Если опять опереться на народный эпос «Калевала», то следует обратить внимание на то, что любой описываемый в эпосе персонаж – герой.
Никогда я дочь не выдам
За пустого человека
За ничтожного героя
– говорит старуха Лоухи и хозяйка Похьелы.
Так же В. Даль отмечает заметную (излишнюю?) рачительность народов угро-финской группы. Но все, что доставалось и приобреталось вследствие тяжелого, тяжкого труда, ценой неимоверных усилий, разве не было бы правильным и тратить очень осмотрительно и избирательно, стараясь не продешевить? Или не извести с таким трудом заработанное на плохой товар?
Несмотря на то, что Карамзин пишет, что к 1300 году новгородцам удалось обратить в христианскую веру карелу, весь, мерю, «но узы языческого духовного братства были сильны. Еще не наступило время совершенного торжества христианской религии и ревностного ей служения». Хотя H. М. Карамзин пишет о том, что «еще со времен Рюрика (866–879 гг.) было твердое присоединение некоторых финских племен к народу славянскому в России, так что весь, меря, мурома, наконец, обратились в славян, приняв их обычаи, язык и веру.
Но это далеко от истины, поскольку этот народ плохо интегрировался в окружающий мир соседей, ибо ценил самобытность и уединение. Он боролся с природой в одиночку, в глуши леса, с топором в руке. Финну довольно трудно привыкнуть к дружному действию общими силами. Жизнь удаленными друг от друга уединенными хуторами, при недостатке общения приучила этот народ к замкнутости и осторожности. Диких необузданных страстей этот народ не испытывал и на злодеяния был неспособен. Ценились целомудрие жен и человеческие добродетели».
Если на подступах к месту, выбранному для проживания, имелись непроходимые топи болот, то это могло рассматриваться как дополнительная защита от врагов и недоброжелателей. Болота, считающиеся непроходимыми, нисколько не мешали этой нации, а напротив – кормили народ, защищали, и в быту широко использовались и мох, с его впитывающими и бактерицидными свойствами, и камыш как бытовой материал и лечебный. Мало кто знает, что соцветия камыша – прекрасное средство от ожогов, а мох – ягель – является лекарственным средством при лечении астмы.
