Kitobni o'qish: «Город нашей души. Вологдой вдохновленные»

Сборник

Shrift:

Рецензенты:

О.А. Фокина,

член Союза писателей России, лауреат Государственной премии РСФСР имени М. Горького, почетный гражданин города Вологды

В.Н. Бараков,

член Союза писателей России, доктор филологических наук

М.И. Карачев,

поэт, член Союза писателей России

С.А. Тихомиров,

историк, член Союза писателей России, лауреат Государственной премии Вологодской области

В.А. Саблин,

доктор исторических наук, заведующий кафедрой всеобщей истории и мировой политики Вологодского государственного университета

Город нашей души. Вологдой вдохновленные. Сборник стихов поэтов разных эпох ⁄ [Автор проекта и редактор-составитель А.А. Цыганов]. – Вологда: Родники, 2021

Гимн русской речи
От составителя

Вологодская литературная школа давно получила всероссийскую известность. Выросло это культурно-историческое явление на благодатной почве, одарено талантами – искрой божьей – в прозе и в поэзии, которые отражают лицо времени – в устном ли хождении, на бумаге ли – для будущих поколений.

Молчат гробницы, мумии и кости, —
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена.

И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бессмертный – речь.

Гимн русской речи… Так писал в январе 1915 года, в дни Первой мировой войны, будущий нобелевский лауреат Иван Алексеевич Бунин. Составителю антологии давно хотелось привлечь эти классические строки в созвездие гимнов нашему любимому городу. Родился Бунин в Воронеже, жил в ту пору в Москве, в окружении знаменитостей: Шаляпин, Горький… Казалось бы, что Бунину – Вологда! Южный человек (его слова), а тут – Север, холодная окраина Руси, словно забытое ласточкино гнездо под застрехой амбара, придавленного снегом! И не всякому читателю, искушенному в литературном процессе, ведомо, что в мае того же 1915 года, вместе с ласточками, Бунин прибыл в Вологду. Выросший в деревенской глуши, искавший потому славы и почестей, уже обретя их, академик российской словесности Бунин, однако, появился в наших краях скромно, без газетной шумихи. Не приехал на поезде – прилетел на крыльях любви… В Вологде родилась Надежда Алексеевна Семенова, издательница газеты «Орловский вестник», в свое время поддержавшая своим участием семнадцатилетнего начинающего поэта, и теперь прославленному автору захотелось пройти по городу ее юности, – вдруг да и откроется истинная причина его страданий (позднее изложенных так ярко в автобиографическом повествовании). «…впервые, не решаясь верить себе, догадался о причине странной перемены, происшедшей в ее обращении со мной в эту зиму, – о том, что она может любить и ревновать меня. <…> Во всем городе единственно близкий человек <…> постоянное внимание, заботливость, часто проводил целые вечера с ней вдвоем, – она подолгу играла для меня, а я полулежал на диване, всё закрывая глаза от подступающих слез музыкального счастья и всегда особенно обостряющейся вместе с ним любовной боли и всепрощающей нежности». (И.А. Бунин. «Жизнь Арсеньева». М., «Худож. лит.», 1988. т. 5. с. 190–195). Увы, проницательная женщина, Семенова видела, сколь сложна, изменчива поэтическая душа ее подопечного, и Надежда Алексеевна не сделала решительных шагов, а Иван Алексеевич по приезде в Вологду (Семенова еще жила в Орле, вернулась в родной город лет через пятнадцать) явился к другой спутнице юности – Александре Померанцевой (сосланной в наши края революционерке), которая оставила о тех днях воспоминания. Вспоминал о том дне, о прогулке за городом, близ Спасо-Прилуцкого монастыря, и сам Бунин. По прошествии лет уже в Париже, у старого, уставшего от жизни человека, в исповедальных мыслях о России возникал и близкий его сердцу образ Вологды: «Ночью вдруг думаю: исповедоваться бы у какого-нибудь простого, жалкого монаха где-нибудь в глухом монастыре, под Вологдой! Затрепетать от власти его, унизиться перед ним, как перед Богом… почувствовать его как отца…» (И.А. Бунин. Дневник. 1922). Через двадцать с лишним лет, в годы Второй мировой войны, Бунин вновь вспоминает памятный вологодский день, отдавая мысли автора героине рассказа «Чистый понедельник», созданного в 1944 году: «Ох, уйду я куда-нибудь в монастырь, в какой-нибудь самый глухой, вологодский <…>!» (М., «Худож. лит.», 1988. т. 5. с. 467).

Опытный читатель не простил бы составителю книги стихов о Вологде, если бы составитель не упомянул имя нобелевского лауреата Ивана Алексеевича Бунина…

Доехал ли до Соловков Сергей Есенин? Об этом путешествии литературоведы спорят до сих пор. Ясно лишь, что в Вологде бывал, и бывал дважды… Включать ли его в антологию?!.. «Мальчишник» в доме купца Девяткова (ныне – ул. Пушкинская, 50)! Обед в гостинице «Пассаж»! Многим известна история пребывания Есенина в Вологде. Друг Сергея Есенина – Алексей Алексеевич Ганин представлен в нашей антологии. Участник свадьбы – Филипп Васильевич Быстров не забыт на страницах книги. А Есенин – фигура умолчания? Свидетели – вот они, а жениха – нет?

И Есенину составитель решил дать место в этой книге, хотя имени города в есенинских стихах не присутствует… Зато есть в городе улица имени Сергея Есенина. Есть и переулок имени Ганина. Как и в жизни, они рядом…

Поначалу этот принцип – упомянута ли Вологда в тексте предлагаемого автора? – положен был в основу отбора стихов, и принцип этот оказался не совсем точным… Руководствуясь этим принципом, как поступить с Константином Николаевичем Батюшковым? Учитель, предтеча Пушкина! Улица его имени – в центре города, памятник – на Соборной горке, а упоминания Вологды в стихах Батюшкова не усматривается… А легендарный прототип гоголевского Хлестакова – вологодский помещик Платон Волков, который писал стихи, также представленные в антологии «Город нашей души»!

Вспоминаем, что в Вологде есть улица Некрасова и думаем: нет ли у классика русской литературы поэтических строк с упоминанием Вологды? И находим – куда лучше! – в его поэме «Крестьянские дети»:

Должно быть, за подвиги славы мы ждали,
У нас же дорога большая была:
Рабочего звания люди сновали
По ней без числа.
Копатель канав – вологжанин…

Может быть, отложив в сторону географический принцип упоминания имени города, стоило оценивать идеологические пристрастия литераторов или, допустим, взять за основу единственный критерий – художественные достоинства, изобразительная сила текста? Отпали бы заметно – прошедших лет и современные – авторы, писавшие порой на ходу, на лету, впопыхах, воодушевленные застольем среди друзей, между тем создавшие стихи с искренней душевностью…

У каждого из названных принципов – свои достоинства, свои ценители и сторонники… Не лучше ли поступить по принципу энциклопедии, проще говоря: «На всякую рыбку свой едок найдется», так гласит пословица из словаря Владимира Ивановича Даля, ведь он тоже упоминал Вологду…

Живя в Бывалове, каждый день прохожу или проезжаю по Горбатому, около вокзала, мосту, вспоминаю, что неподалеку, на Богородицком кладбище, среди иных, окончивших жизненный путь, упокоена и наставница Бунина – Надежда Алексеевна Семенова. Иногда спускаюсь вниз, к собору. Могила бунинской путеводительницы потеряна. Семенову поминают лишь рядом с Буниным, который запечатлел образ любимой женщины на бумаге, и то хорошо: «…звучат лишь письмена».

В бываловской стороне, близ старинной Осановской рощи, был и сам золотоволосый посланник ее величества русской поэзии Сергей Есенин, где великий поэт читал стихи и преподносил букет полевых цветов невесте, направляясь на венчание в здешнюю церковь Кирика и Иулитты. В этом благоденствии, где в майскую пору не дают спать соловьи, а после дождя видны сразу две радуги, и даже нареченным «Вологодской Швейцарией», вспоминается современная живая песенка про Бывалово, а поет ее правнучка Филиппа Быстрова, поэта, который держал венец над головой Сергея Есенина, и свадьба была совсем неподалеку от этих мест, сто с небольшим лет назад…

Перед вами, ценители поэзии, у вас в руках – стихотворная книга поэтов разных эпох «Город нашей души»!

Александр Цыганов

Владимир Даль

* * *

Рассыпался горох по всей Москве, по всей Вологде (звезды) [Вселенная]

* * *

Никола обыденный

(сибирск., т. е. сооруженный в одни сутки, как в Вологде Спас обыденный). [Месяцеслов]

* * *

Луков день (Вологодск.

Убирают пчёл, собирают лук).

[Месяцеслов]

* * *

Вологодцы – теленка с подковой съели. Толоконники

– Волгу толокном замесили. [Русь – Родина]

* * *

В Москве к заутрене звонили,

а на Вологде звон слышали.

[Молва – слава]

Александр Романов

Город нашей души

…Здравствуй, Вологда! Вот наконец-то тот кремлевский берег и та Соборная горка, обрыв которой, право же, омывают не речные волны, а потоки самого времени. Вот поодаль и он, тот крутой холм первопоселения, из которого граненым обелиском поднимается многовековая ось Вологды.

Светлее и заповеднее места, чем это, нет в нашем крае! По медленной излучине левобережья серебрянотканым поясом тянутся старинные церкви Сретенья, Иоанна Златоуста, Дмитрия Прилуцкого, Николы во Владычной слободе и Спаса во Фрязинове – каждая со своим неповторимым обликом, узором и молчанием, а меж ними вольно расставлены отрадные взору особняки и крепко рубленые дома.

Здесь чуткой памятью и ныне за звуками нашего времени можно расслышать гром посоха Ивана Грозного, напористую походку Петра Первого и легкий шаг задумчивого Константина Николаевича Батюшкова, чей стих, по словам Гоголя, «облитый ароматом полудня… сладостный, как мед из горного ущелья», волнует и нас, его потомков. Здесь в камне и в дереве, в музейных залах древней иконописи и ремесел, в просторности и певучести окружающих строений можно и иначе рассмотреть мудрые порывы народного гения. Здесь воистину пахнет Русью!

Вологда в вечерних огнях – что золотистая сказка. Липы вокруг старого театра, называвшегося когда-то Пушкинским домом, плывут в небе мерцающими хороводами. В их кронах гнездятся фонари. А в резных окнах дворянских особняков играют блики, словно в глубине их вновь зажигаются бальные свечи…

А вот и набережная реки, высоко белеющая домиком Петра Первого. Чуткое ухо услышит здесь и поныне решительные шаги Государя. А проспект широкий мчится дальше, к гостинице «Золотой якорь» и к пустой площади, на которой когда-то сияли три храма, три прекрасных храма…

А затем под золотым куполом звонницы взреет в небо и само очарование Вологды – седой Кремль и величественная София. Державны ее кресты, серебристо пятиглавие, певучи закомары и ослепительно белы ее стены с древними над входами фресками. Здесь даже у самого пропащего человека рука вскинется для перекрестия…

Вологда – не просто город. Не просто географический знак на карте. Не просто местожительство многих поколений. Вологда – это исторический путь России к Северному океану и за Уральский камень, в далекую Сибирь, к океану Восточному. Вологда – это самобытный образ русской жизни, запечатлённый на века камнетёсами, плотниками, сказителями, резчиками, кружевницами, самыми разными мастерами народных художеств. Вологда – это более чем восьмивековая память о Родине, переданная нам в наследство.

Алексей Ремизов

Иверень

Нигде во всем мире нет такого неба, как в Вологде, и где вы найдете такие краски, как реки красятся – только вологодские. Полунощное солнце в белые ночи – вон глядите! голубая и алая плывет Вологда – Вологда, Лея, Сухона, Луза, Юг, Вычегда, Сысола. А зимой при северном сиянии – небо пополам! и над белой (на сажень лед), скованной рекой льется багровое, как июньская полночь, а зеленее самой суздальской муравы, а уж такое красное – осенняя лесная ягода. А когда на сотни верст дремучий берег заглядится дикой розой, смотришь, и не знаешь, точно из гриммовской волшебной сказки «Спящая царевна». А эти розовые пески между Устюгом и Сольвычегодском и эти белые алебастровые горы по Северной Двине к Архангельску? Или осенью, когда цветут сырые кустатые мхи и яркими персидскими цветами – да что! надо все это видеть и чувствовать, а никаким словом не скажешь.

За неповторяемость и единственность красок «времен года» – какая громчайшая весна и сорокаградусная лють зимой! – Вологда подлинно Афины – «Северные Афины». А в начале этого века (невероятно, ведь так недавно, а как тысяча лет!) таким именем «Афины» звалась… Вологда, и слава о ней гремела во всех уголках России… Та русская земля, где когда-то гремел город Грозного Вологда с При луками.

Александр Цыганов

Родина

Летним июньским вечером, когда чуткая тишина приглушает все звуки, добреет душа. Ты сидишь на теплом бревне у Вологды-реки, и после дальней дороги в одиночестве смотришь на горящие в красном закате купола Софии…

Мимо тебя, счастливые, проходят Соборной горкой парень в белоснежной рубашке и девушка в легком, как дыхание ребенка, платьице. Сейчас в стороне твоего сенокосного детства также незабываемо дивно, на всю округу, светится родной Ферапонтовский монастырь, а у дальнего речного водопоя вечерне замерли тёмно-фиолетовые кони с былинными гривами… Как давно не приходилось мне быть в своих местах, возле той самой солнечной заводи, где через звенящую кузнечиками тропинку ждет не дождется наша одинокая баня, под прокопченным потолком которой всегда мощно и приятно шумит сухим жаром, а душе становится покойно и отрадно, как в детстве.

Смешное милое детство! Мне никогда уже больше не возвратиться в твою сказку, но память печально и томительно зовет за собой, и я покорно и радостно отдаюсь ей… Детство мое! Ты помнишься мне одним ослепительным ярким днем, в малиновом мареве которого плывет наш старый дом. А подле него – загорода, где неизменно волнующе пахнет свежей рыбой упругая, как береста, желто-звонкая стружка. В жарком воздухе гудит зноем, золотые потоки испарений тают в вышине, изменяя горизонт волнистыми гибкими линиями. И средь густой травы-муравы ходулисто щеперится на веселой горушке наша кормилица Красотка и глупо-глупо пялится на меня, босоногого, сквозь первозданную кипень черемухи…

А в хрустально-недостижимом куполе бездонного неба трепыхается крохотный зеленый самолетик – неотвязная мечта безгрешных моих снов: схватить эту странную игрушку, обязательно сунуть ее в карман штанов, и чтоб она там, как добрый ручной зверек, ласково шебуршала, будто делясь своим сокровенным с единственным и верным другом… Мое травяное бесконечное детство! Во веки веков будешь ты в моем сердце человеческом, потому что великой памятью первой любви, вечной девочки в синем июне, дало мне – милосердно и бескорыстно – удивительные силы жить и помогать другим.

А сегодняшняя светлая ночь приносит с собой успокаивающую прохладу вперемежку с медвяно-густым, тягучим запахом липы, и опять с такой же необъяснимой силой манит куда-то холодным светом серебристо-чеканная луна. Ты слушаешь тайную жизнь прибрежных ив, темных и молчаливых, и отчего-то робко-радостно ждется появления оттуда ни с кем не сравнимой золотоволосой девушки с загадочными глазами…

Но вот ты уже идешь улицами своего города, теперь такими тихими и уютными, бережно прикрытыми туманно-прозрачным покоем, что будто сама душа просто, чуть слышным шепотом и произносит: «Здравствуйте, родные мои».

Дмитрий Чугунов

Вологда

Вологда, город мой, город – чудное настроение…

О любимых местах писать сложнее всего, потому что они не дробятся на площади и часы, они живут единым образом и единой музыкой в твоей душе. И такой стала для меня Вологда.

Необычное и странное первое впечатление – дождь. Мелкие-мелкие капли его повисают туманом в воздухе. Я иду ранним утром от вокзала к автобусной остановке, потом еду в гостиницу, хожу по новым улицам, снова сажусь в автобус и возвращаюсь в центр – влага небесная не прекращается. И зонт есть в руках, и даже подумываю раскрыть его над головой, но так и несу сложенным. Смотрю на людей вокруг – на остановках, на ступенях магазинов, на тех, кто спешит на свою работу – и вижу, что никто из них не идёт под зонтом.

Вологодский дождь – словно второе измерение мира: его видишь, но почти не ощущаешь. Чувствуешь капельки на лице (вот где, наверное, вспомнится – «поцелуй бабочки»), но волосы остаются сухими и полчаса спустя, и час…

Такой дождь жил в воздухе и когда я смотрел на тихую – тихую реку с колокольни Софийского собора в вологодском кремле, и когда в Спасо-Прилуцком монастыре подходил к могиле Константина Батюшкова, чтобы поклониться праху поэта.

Это был особенный дождь, не такой, как в других городах, дождь-настроение…

Константин Батюшков и Николай Рубцов, два имени, которые будут звучать во мне.

Дом Батюшкова. Светлый, двухэтажный, обшитый досками, с балконом-галереей на втором этаже, так и кажется, что сейчас из приоткрытых дверей выйдет сам поэт – поглядеть на гостя. Маленькая угловая комната – это его. Круглый стол с самоваром посередине, два зеркала… Его двадцать два года, проведённые здесь, – падение в бездну неизвестности, его судьба – предвосхищение и повторение судеб. Гельдерлин – Батюшков – Ницше, талант и безумие…

А есть другой Батюшков. На берегу реки он о чем-то напряженно и стремительно думает. Рядом – конь под седлом, склонив голову, щиплет траву. Вспоминаются пушкинские слова на полях одного из черновиков: «Звуки итальянские, что за чудотворец этот Батюшков!»

…Есть на улице Герцена в Вологде красно-бордовый дом, тоже – в два этажа, с восхитительными резными наличниками и чудесным крыльцом… Над крылечком – небольшой балкон. Старинные дома вообще здесь невероятно хороши! Словно замершая на миг поэзия. В двух комнатах этого дома – рассказ о жизни Рубцова. И его стихи – повествование о любимом городе. «Печальная Вологда дремлет на темной печальной земле…» Или: «Я полюбил ненастный шум вечерний, огни в реке и Вологду во мгле…»

Я иду по набережной, к домику Петра Первого. Небольшой скверик. Памятник, мимо которого невнимательный прохожий пролетит беззаботно.

Человек на постаменте. Невысокого роста, с шарфом на тонкой шее, с портфелем в руке. Правая рука спрятана под пальто, на сердце, скромно. Словно сдерживая ту страсть, что готова выплеснуться вместе с такими обычными словами. Простая надпись – «Рубцов».

«Россия, Русь! Храни себя, храни!..»

Батюшков и Рубцов. Река. Оба они – у одной реки. И оба – как реки.

В Спасо-Прилуцком монастыре, уподобившись суматошным туристам, бегаю по разрешенным местам, старательно ахаю от восторга, поднимаюсь на стены, чтобы получше изучить особенности фортификации… Суета сует. Бойницы верхового боя, подошвенного… Озерцо внутри, чтобы не взять измором – через жажду…

В двух десятках шагов от монастыря – река. Тихая, неторопливая. Случайно замечаю, как по луговой тропинке вдоль стен идут двое. Непохожие на других, выпавшие из суеты. Парень в темных брюках и клетчатой рубашке и девушка в длинной юбке, с покрытой головой. Она доверчиво склонилась к нему, слушая, как он что-то рассказывает. Они идут вдвоем, и больше никто не нужен им: ни поляки, когда-то штурмовавшие эти стены, ни большевики, разорявшие обитель, ни мы, примчавшиеся сюда, чтобы спустя час или два так же стремительно умчаться в другое место…

И еще одно радостное воспоминание от города. Здесь не ругаются на улицах площадной бранью… Когда я гуляю теплым вечером по улицам, то наслаждаюсь удивительной чистотой происходящего. Благорастворение воздухов в скверах, закатное солнце играет на стенах храмов, у кинотеатра толпится молодёжь. Время словно бы замерло в неспешной уютности. В памяти встаёт мозаика пролетевшего дня, в котором только теплота, покой, душевность, и – странное дело! – ты не испытываешь сожаления или грусти от его завершения. Он не исчезнет, он всегда будет с тобой.

Роберт Балакшин

Родной город

Города, как и люди, имеют свои дни рождения. У одних они документально зафиксированы в государственных актах, истоки других – в сказаниях и легендах, след которых теряется в темной дали веков. А наша родная Вологда ведет отсчет своего исторического бытия с сентябрьского дня (19.8. ⁄ 1.9.) 1147 года, когда на берег реки Вологды после многомесячных странствий пришел киево-печерский инок Герасим. Увидев здесь небольшое поселение, он срубил невдалеке от него келью, «прорицая ту быти граду великому, и святей церкви воздвигнутися, и святителем водворитися» (из тропаря преподобному Герасиму).

Конечно, преподобного Герасима привела на вологодские берега непостижимая воля Господня. Если человек не появляется на белый свет без промысла Божия о нем, то, что говорить о городах, которые люди населяют?

Вблизи того места, где был погребен первочеловек Адам, основался святой град Иерусалим; на семи холмах в долине Тибра воздвигся владыка мира – имперский Рим, а в центре среднерусской равнины зародилась и расцвела могучим древом дорогая каждому русскому человеку Москва. Так и здесь, в дремучих северных лесах, для высокой и завидной судьбы возник чудо-город с певучим, протяжным именем – Вологда. Многое услышится в этом имени чуткому уху и любящему сердцу: и накатный плавный бег речной волны, и долгий вздох таежного бора под упругим порывом ветра.

В глухих таежных чащобах проезжие дороги были редки, наиболее удобным и безопасным путем являлись реки, и, стоявшая на реке Вологда, была как бы воротами в неизведанные северодвинские края, за которыми лежал Урал с иными народами, обитавшими там, с залежами железной руды и драгоценных камней – самоцветов. Поэтому за право обладания Вологдой шла многолетняя упорная борьба между удачливыми новгородскими ушкуйниками, давно проторившими сюда пути, и молодым Московским княжеством, год от года набиравшим державную силу. С XV века Вологда – удел московских князей, верный и надежный оплот белокаменной столицы, собиравшей вокруг себя Русь.

Напоминанием о былом родстве с Новгородом служит нам церковь Варлаамия Хутынского, единственная в городе носящая имя новгородского святого. Многие другие храмы (главным образом, приделы в них) поименованы в честь ростовских и московских святых – Леонтия Ростовского, Сергия Радонежского, митрополита Алексия и др.

В эту пору Вологда видела князя Дмитрия Шемяку, великих князей Василия Тёмного, Ивана III, Василия III. По-разному приходили князья в Вологду: бывало, с добром, а, случалось, и с лихом, и тогда жгли, грабили и разоряли город. Но чаще приезжали на богомолье и по различным государственным нуждам. Город рос, строился. В будние дни слышался стук плотничьих топоров и молотков каменщиков, удары кувалд в кузницах и корабельные команды на реке. А в ярмарочные и воскресные дни торжища и улицы города кипели смехом и песнями, праздничным говором. Бурлила переменчивая, созидательная жизнь. От тех лет до нас не дошло ни одного храма, ни одного жилого дома, только иконы, старинные книги да предметы быта в музее безмолвно повествуют нам о минувшем времени.

Неоднократно наведывался в Вологду и подолгу жил здесь первый русский царь – Иван Васильевич IV Грозный. С его славным именем связана постройка Софийского собора – драгоценнейшей жемчужины Вологды. Ничто в городе не может сравниться с этим белым, как лебединое крыло, собором, одинаково прекрасным в зимнюю стужу и в меланхолично-задумчивый осенний день, в мечтательную белую ночь и в майское лучезарное утро.

Находясь в разлуке с отчим домом, вспоминаешь в чужих краях двор, где вырос, семью, друзей, и обязательно – Софию, как утешительный символ вечности города, как залог того, что ты вернешься в родные места.

В Смутное время Вологду потрясли трагические события. Поляки, воспользовавшись оплошностью воевод, внезапно овладели городом. В пору княжеских междоусобиц тоже бывало разное, жизнь омрачалась бесчинствами и грабежами, и все же сознание, что перед тобой свои, русские люди, удерживало иной раз гневную руку от крайнего злодейства. Но что могло остановить иноземных врагов? Со страниц летописей и житий святых до нас доносится ужас происходившего. В те дни был замучен поляками святой старец Галактион, ценой своей жизни спасший внучку от насильников, а позже в трапезной Спаса-Прилуцкого монастыря приняли огненную смерть страдальцы-монахи.

С воцарением на престоле династии Романовых мир и покой снизошли на русскую землю. Вологда окончательно утвердилась в числе наиболее крупных городов державы Российской. Послы европейских государств проезжали через нее и останавливались в ней, иностранные купцы населяли целую слободу в городе (в районе теперешней Фрязиновской улицы). Случались в городе пожары, когда выгорали целые улицы, но город отстраивался заново. В 1655 году Вологду поразило моровое поветрие (эпидемия чумы), и горожане во избавление от несчастья по обету построили Спасообыденную церковь, одну из немногих обыденных церквей на Руси. К сожалению, утратившие родовую память, помраченные разумом потомки не сберегли ее, редкостная святыня была разрушена уже в наши дни.

На рубеже XVII–XVIII столетий неутомимый царь Петр I, исколесивший, пожалуй, пол-России, пять раз посетил наш город. Хлопот и трудов было не счесть: восстановление и перевооружение армии после Нарвского разгрома, усиление Архангельской крепости, которую пытались захватить шведы, учреждение навигацких школ, открытие типографий.

С основанием Санкт-Петербурга значение Вологды как торгово-хозяйственного центра понизилось, что вовсе не значит, будто жизнь в ней стала унылой, застойной, провинциальной в уничижительном смысле этого слова. Привыкнув измерять жизнь экономическим аршином, мы считаем: чем больше фабрик и заводов в городе, чем выше товарооборот пристани и купеческих контор, тем богаче, интересней и содержательней в нём жизнь.

Однако куда выше ценностей, производимых фабричным, заводским трудом, ценности духовные, а им удобнее созревать и произрастать в тишине. В городе и в XVIII веке строились красивые храмы и дома, писались книги, в гимназии учились дети, многие из которых впоследствии прославили Отечество на ратном поле, на поприще науки и медицины, литературы и искусства. В тишине провинциального города проникновенней творится молитва, чище и естественней чувства, устойчивей быт. В провинции, в несуетной жизни захолустных городков, рядом с деревней, с земледельческим, почвенным трудом созидался наш русский характер, в котором наряду с беспечностью и разгульной открытостью души подспудно присутствует тяжеловатая, патриархальная основательность, та твердость и непреклонность верований, убеждений и привычек, которые выручают русского человека в самые трудные моменты его жизни. Отсюда его немногословная, но стойкая любовь к Отечеству, неутомимость в труде и неприхотливость в повседневной жизни, здоровое недоверие к иностранцам, как к людям, неспособным понять нас, и потому упование на свои, народные силы, а не на помощь со стороны.

Когда на нашу землю хлынуло французское нашествие, Вологда была глубоким, прочным тылом Действующей армии. В Спасо-Прилуцком монастыре хранились сокровища Московских соборов и Троице-Сергиевой лавры. Величайшие святыни Отечества, доселе находившиеся в отдалении друг от друга, чудесным образом на короткое время собрались вместе. Можно сказать, что в те дни Вологда была духовным средоточием всей России.

За год до своей блаженной кончины Вологду посетил император Александр Благословенный. Почти сто лет коронованные особы не посещали город, и поэтому приезд императора оставил глубокий след в губернской жизни. Царя ждали, Ему были рады, Его встречали и принимали со всей щедрой открытостью гостеприимного сердца. Почетной наградой звучат и поныне слова Государя: «Всё, Мною виденное в Вологде, далеко превзошло Моё ожидание».

В XIX веке в городе было построено большинство каменных гражданских зданий, спланированы бульвары, разбиты парки и скверы, сложилась система улиц и дворов. Заборы, отделявшие один двор от другого, способствовали созданию в каждом из них своеобразного, удивительного для постороннего пришельца мира. Эти миры образовывали вселенную города. Та Вологда с ее обликом действительно русского северного города была видна взору во всей полноте милого очарования старины ещё каких-то тридцать лет назад. Как грустно и больно думать, что на наших глазах, никого не спросив, невежды городские правители уничтожили это рукотворное чудо.

В XIX веке в Вологде побывало много исторических лиц. Озабоченный подготовкой великой Крестьянской реформы, в 1858 году в город приезжал Император Александр II Освободитель, позднее великие князья Владимир и Сергей Александровичи, великая княгиня Елизавета Федоровна (ныне прославлена в лике святых), государственные деятели К.Н. Посьет, К.П. Победоносцев, М.И. Хилков, И.К. Григорович, писатели М.П. Погодин, ПФ. Анненский, И.А. Бунин…

…Были книги и песни, радостный труд и любовь. Люди любили наперекор всему, радовались жизни, мечтали и строили новую жизнь. И, как знать, куда бы повернулась она, если бы не 22 июня 1941 года.

С 1613 года война не подходила так близко к городу, а тут надвинулась на него в вое пропеллеров, в грохоте бомб: вражеские самолеты долетали до самой Вологды. Немецкое командование рассчитывало к зиме 1941 года выйти на линию Архангельск – Сталинград – Астрахань. Что стало бы с нашим городом, осуществись эти планы?

Едва ли красовались бы по-прежнему Софийский собор и Спасо-Прилуцкий монастырь, изысканная Сретенская церковь и величественный храм Николая Угодника во Владычной слободе. Герои, остановившие врага под Москвой, отважные бойцы, отбросившие немцев за Тихвин, защитили Россию, Вологду, тысячи русских городов и деревень. В рядах Красной Армии сражались и сыны вологодской земли. Свыше ста Героев Советского Союза дала Вологодчина Родине.

Отгремели залпы победных салютов 1945-го года, демобилизованные воины вернулись домой, страна восставала из бездны горя и страданий.

Пятидесятые годы – годы обновления и надежд, время полетов первых искусственных спутников Земли, когда в темные октябрьские вечера толпы вологжан выходили на улицы, высматривая ползущую среди звезд по ночному небосводу крошечную, мерцающую искринку. Город начал широко расти, завершилось строительство льнокомбината, приостановленное войной, на железной дороге появились первые тепловозы, а на реке теплоходы, строились заводы «Электротехмаш» и ГПЗ, реконструировался «Северный коммунар».

Наступил расцвет деятельности писательской организации и организации собратьев художников. Были написаны новые книги, созданы живописные полотна, театр радовал зрителя интересными постановками. Не забылась, еще свежа в памяти недавняя борьба против переброски северных вод на юг и, кажется, совсем вчера бушевали первые митинги перестроечной поры…