Kitobni o'qish: «Первые страницы «Детского сада». Статьи из первого российского дошкольного журнала (1866–1868 гг.)»

Я. М. Симонович, А. С. Симонович

Shrift:

Логотип журнала «Детский сад» в 1866–1868 гг.

Предисловие от составителя

Осенью 1863 года в Петербурге открывается первый детский сад. А менее трёх лет спустя появляется журнал, специально детским садам посвящённый.

Двадцатишестилетний детский врач Яков Миронович Симонович и его молодая супруга Аделаида Семёновна вернулись в Петербург после нескольких лет педагогических путешествий по Европе и открыли два «детских сада»: один настоящий, без кавычек (второй по счёту в российской столице) – и журнал, который вели ровно три года. Им же принадлежало и большинство статей в нём.

Цель журнала редакторы определили так: «Способствовать улучшению семейного и общественного воспитания в настоящее время. Вследствие этого журнал указывает на вредные стороны обыкновенного рутинного воспитания и предлагает меры к их устранению».

Потом журнал перешёл в другие руки, быстро утратил связь с идеями учредителей, а со временем и вовсе переименовался в «Воспитание и обучение». Но за три года его редакторы, похоже, сумели осуществить свой замысел – очертить круг важнейших тем, проблем и возможностей в понимании детства и общей культуры воспитания в детском саду. Трёхлетняя подшивка их журнала стала по сути первым фундаментальным трудом отечественной «детсадовской» педагогической мысли.

Когда сегодня мы перечитываем собранные в эту книгу страницы статей полуторавековой давности, то обнаруживаем, что темы, разбираемые авторами как наиболее злободневные, оказались заботами вечными (лишь оборачивающимися разными своими гранями в разные десятилетия), проблемами, столь же актуальными сегодня, как и в тысяча восемьсот шестидесятые годы…

…В первом же номере журнала публикуется статья «Об успехах детских садов». Наконец-то известия о них доходят не только из Германии! В России детских садов уже шесть, из них три в Санкт-Петербурге: на Васильевском, на Бассейной и на Знаменской. Доходят слухи даже о том, что и в Америке открыты три детских сада…

Сколь удивительно, что трёхлетняя подшивка журнала «Детский сад» смогла стать первым фундаментальным основанием отечественной «дошкольной» педагогической мысли, почти ни в чём не утратив своей актуальности! Ведь это происходило в те годы, когда профессиональной аудитории ещё практически не существовало…

Более того, за три года в журнале был представлен едва ли не полный обзор необходимых педагогических и организационных сведений для создания детских садов. Журнал послужил важнейшим импульсом к развитию «детсадовского» движения в России и создал для него ту идейную и методическую базу, которая непоколебимо служила вплоть до революции. (А собранная позднее во многом на основе статей этого журнала книга Аделаиды Симонович «Детский сад» была общепризнанным главным дореволюционным педагогическим «дошкольным» учебником).

Собранные в этой книге статьи из журнала «Детский сад» – уникальное «зеркало» передовых педагогических представлений позапрошлого века. Всматриваясь в него, вы неожиданно для себя обнаружите, что не так уж много в тех представлениях будет «позапрошлого»; а куда чаще звучит то, что и сейчас обсуждается как насущное, злободневное…

Андрей Русаков

Вступительная статья первого номера журнала «Детский сад», 1866 г

У нас на воспитание маленьких детей обращают мало внимания. Педагогические журналы и детские книги издаются для взрослых детей; детские сады, принимающие детей от 3–7 лет, находятся у нас только в зародышевом состоянии. Большая часть взрослых, имеющих попечение над детьми первого возраста, не знают, чем и как их занять, тяготятся ими и очень рады, когда дети поступают в школу.

Действительно, воспитание маленьких детей представляет много затруднений – и даже больше, нежели воспитание взрослых детей. Большая часть детей, поступающих в школу, уже сильно испорчены вследствие того, что дома на них не обращали надлежащего внимания. Взрослые обращаются в школу с требованием исправить детей. Одни просят вылечить ребёнка от непослушания, другие от упрямства, рассеянности и так далее. Не будем здесь распространяться о том, насколько удаётся школе исправление детей, об этом мы будем говорить впоследствии. Исправление от различных недостатков, разумеется, возможно и иногда удаётся, но несмотря на это, характер ребёнка продолжает развиваться по той уже основе, которая вызвана впечатлениями первых дней жизни.

Несомненно, что воспитание маленьких детей, дающее основание характеру человека, должно быть таково, чтоб не пришлось ставить школе требование о нравственном исправлении ребёнка, ибо это не дело школы; дело школы – обучение; она не может возиться с разными нравственно-педагогическими явлениями. Ребёнок должен поступать в школу физически, нравственно и умственно здоровым и развитым.

Журнал наш займётся воспитанием маленьких детей, до школьного возраста; а так как со времён Фрёбеля детский сад сделался необходимым условием для воспитания маленьких детей, то главной его целью будет разъяснение воспитания детских садов и содействие к их распространению в России посредством практических указаний на работы и игры, которыми занимается детский сад. Вместе с тем, журнал не будет упускать из виду и домашнего воспитания, ибо последнее должно гармонировать с воспитанием детского сада, в противном случае оно парализует его благотворное действие.

(№ 1, 1866)

Часть I
«Детский сад» родителям о детях

Воспитание матерей

Чем больше живёшь, чем больше сталкиваешься с жизнью, тем больше видишь поступки людей и знакомишься с их воззрениями, тем настоятельнее чувствуешь потребность в конкретной реформе жизни вообще и различных её проявлений. Люди, трудящиеся для улучшения отдельных сторон жизни, встречают на пути своём такие преграды, которые совершенно не вытекают из самого дела, а из отношений людей к этому делу. Все взгляды на воспитание детей, вырабатывающиеся со временем Локка, Руссо, Песталоцци и Фрёбеля, не могут быть на самом деле применены к жизни только потому, что матери не способны понимать эти мысли.
Всех педагогов, работающих с целью улучшения жизни, читают одни учёные, педагоги; матерям ничего не доступно: и всё, что великие люди проповедуют для матерей, остаётся неизвестным и неприемлемым к самой жизни. Если даже есть матери, читающие того или другого учёного педагога-реформатора жизни, то чтение это приносит им один только вред, но не пользу.

Причина очень простая: женщина, ничего не испытавшая сама в жизни, не видящая и не знающая жизни, читая педагога-реформатора, усваивает себе одни выводы или цельные места мыслителя; но она не прочувствовала тех жизненных данных, на которых учёный строит свои мысли и выводы, вследствие этого она обречена на вечное недовольство жизнью, но у неё нет сил исправить самую жизнь и она даже не знает, что нужно делать для её улучшения.

Какие прекрасные мысли о воспитании высказываемые были даже в бедной русской педагогической литературе? Между тем жизнь представляет вам не только образцы рутинного воспитания, но она вся основана единственно на рутине. Напрасно всё пишется, напрасно истрачивается столько сил: все остаётся в одних книгах и в учёных головах, но до самой жизни ничего не касается, ибо приступить к самой жизни нет возможности, нет пути.

Единственные применители воспитательных мыслей к самой жизни, то есть женщины-матери, ничего, положительно ничего не знают. Жизнь для них не место деятельности; матери являются только слепым орудием людей, минутно на них действовавших по различным собственным соображениям. Влияние матерей на ход различных событий или на каких-нибудь полезных деятелей совершенно случайное, а если не случайное, то это происходит не иначе, как по увлечению какими-нибудь чужими мыслями, не выработанными самою жизнью.

А разве современная женщина не способна понимать жизни?.. Постараемся разобрать, что необходимо женщине-матери знать из жизни, чтобы ей быть хорошей воспитательницей, и откуда она теперь почерпает свои сознания, чтобы удовлетворить этой цели.

Прежде всего, женщина-мать имеет дело с новорождённым ребёнком. Вышедши замуж, она не имела ни малейшего понятия о том, что ей предстоит делать. Новые чувства, следящие друг за другом после замужества, совершенно овладевают ею. Родился ребёнок. Мать не знает, что с ним делать, все познания, приобретённые в пансионе ли, в гимназии ли, оказываются никуда не годными, да они кроме того давно испарились, испортив предварительно мозг субъекта.

Тогда одна часть матерей (а мы говорим только о лучших матерях, желающих воспитать здоровых детей, светских женщин и других – мы не касаемся) поручают прямо ребёнка кормилице или няне, сами же он занимаются ревностно чтением различных сочинений по педагогике или по медицине. С жадностью поглощается одна книга за другой, в результате получается то, что мать убеждается в своём незнании и решается бдительно наблюдать за воспитанием своего ребёнка. Няня либо кормилица выкармливает ребёнка по-своему, подчиняясь только по-видимому учёному капризу барыни, отдающей приказания кстати и не кстати, прямо по рецептам из книг.

Прежде чем совершенно выкормился один ребёнок, на свет является другой, семья множится… Затруднение увеличивается с каждым днём… Мать, несмотря на лучшее делание, с тоскою видит, что дети делаются упрямыми, своенравными, недружелюбными, один начинает через чур поздно ходить, другой поздно говорить.

Одним словом выходит то, что совершенно не соответствует её идеалу, вычитанному из книги. Кончается тем, что мать, видя, что чтение не помогает, бросает книги, обращается за советами к людям опытным и старым, полагается на хорошую, опытную няню и проповедует неприемлемость книг к жизни.

Тут водворяются детские болезни. К детям приставляется (для сбережения физического здоровья) врач. Одно лекарство прописывается против другого и все средства окончательно производят людей слабых, ленивых, не живых…

И может ли в самом деле врач лечить или воспитывать детей? Его призывают в дом, ребёнок болен. Известные признаки бросаются в глаза, их он лечит. Через некоторое время врач видит, что лечивши эти признаки известным образом, он этим самым нанёс ребёнку другую болезнь; и вот начинается лечение от болезни, произведённой прежним способом лечения. Дело длится таким образом без конца.

Мать видит в нём действительно своего обожателя, ибо он действительно её делает «счастливой»; явно ребёнок болен, и явно он выздоравливает. Но, бедная, она не знает, что сам врач навязал её ребёнку болезнь… Люди, выходящие из подобного воспитательного семейного дома, могут обыкновенно жить только в известных климатах и то, имея нетягостное занятие. И вот вам искатели выгодных мест в южных и растворенных климатах.

Может ли быть для ребёнка более нормальный врач, как сама мать? Мать, постоянно носящая своего ребёнка и не изучившая специально медицину, а только знающая жизнь, по-нашему, есть лучший врач для её детей, нежели доктор, изучивший много лет медицину. Врач, приходящий в дом, не может знать всех изменений в ребёнке, чтобы его лечить, мать же носящая сама своего ребёнка чувствует каждое биение его сердца, она знает, что в эту минуту ребёнок не так, как минуту тому назад. Она тотчас схватывает малейшую причину болезни, и не даёт никогда развиться болезни.

Доктор же является всегда при готовой болезни, причины которой он никогда не улавливает, ибо мать прибегающая к врачу никогда не улавливает причину, а врачу, не знающему жизни матери и её семьи, мудрено уловить причину и он по необходимости лечит признаки болезни. А это в свою очередь ведёт к необходимости непрерывно давать лекарство одно против другого.

Оказывается, что на первых порах, когда ещё ребёнок мал, мать не имеет никаких познаний. Всё, что она успевает узнать после замужества, ей положительно недостаточно, чтобы даже до трёх лет воспитывать детей.

Я не стану доказывать, что и после трёх лет мать не может воспитывать своего ребёнка. Достаточно вспомнить, что уже до трёх лет ребёнок подвергался стольким влиятелям, что все тело его приняло известный вид, известное сложение, то есть оно отличается тем что вообще называется индивидуальностью. Тут ребёнок начинает руководить уже матерью, уже он столько всосал в себе вредных неразлучных с ним элементов, что уже мать не может думать о том, чтобы дать ребёнку известное, ведущее к какой-нибудь цели воспитание, а заботиться как бы его довести хоть кое-как до обыкновенной карьеры.

И могут ли люди, подобным образом выросшие, принести хоть какую-нибудь пользу себе и обществу, среди которого они живут. Таков ли должен быть идеал воспитания? Явления из современной нам гражданской жизни могут служить ответом.

Такое ненормальное положение настоящих молодых лучших матерей зависит от ненормальных условий наших семейств. Прежде в древние времена, когда мать считалась воспитательницей, когда женщины веровали в своё призвание и предавались жизни своих детей, всякая девочка обучалась воспитанию в своей же семье.

Видя, как мать воспитывает своего ребёнка и, постоянно присматриваясь к жизни семьи, действительно-разнообразной, дочь выучивалась тому же самому. Сама семья выпускала опытных девушек, готовых быть хорошими матерями. Но с тех пор, как семейство стало жить по моде, принимать гостей и выезжать в свет на особых положениях, созданных модою, матери удалились от воспитания, и семья лишилась своего воспитательного свойства в отношении воспитания женщин.

Горевать, конечно, о том, что приходило – нечего, возвратится к прежнему не желательно, а нужно создать новые благоприятные для воспитания условия.

Первое такое условие есть устройство искусственной школы для матерей.

Если вся жизнь стала искусственною, то необходимо, чтобы отдельные элементы её не были выпускаемы; тогда только она будет походить на естественную и будет прочна.

Вот почему необходимо, чтобы женщины, желающие быть впоследствии матерями, прошли ту школу воспитания, которую они прежде проходили в семьях. Кроме того жизнь усложнялась, также совершенствуется; поэтому необходимо, чтобы школа воспитания, которую женщины будут проходить, соответствовала состоянию науки и требованиям современной жизни.

Посмотрим теперь, что нужно знать матери для того, чтобы она до трёх лет могла нормально воспитывать своего ребёнка?

Прежде всего, мы должны сказать, что мы смотрим на призвание матери совершенно как на специальность. Правда, до сих пор никто не готовится быть матерью, а зато многих готовят в жены. Из пансиона или из гимназии девицы выходят прямо в свет; «выезды в свет» продолжаются средним числом три года. Если бы время было употреблено, как следует, то его бы совершенно было достаточно, чтобы девицы выучились быть хорошими матерями.

Всякой девице среднего сословия, желающей быть матерью, по нашему убеждению, необходимо по выходе из гимназии заниматься таким образом, чтобы она знала организацию ребёнка настолько, чтобы уметь следить за его развитием. Такое познание облегчит её труды. Многое, что совершается с ребёнком будет предвидено и стало быть никогда не будет пугать мать. Нормальное не будет казаться ненормальным, и наоборот.

Было бы хорошо, если бы существовало специальное заведение для матерей, когда бы принимались девицы от 17 до 20 лет. В таком заведении полезно было бы провести девице два года. Предметы изучения могли бы быть: на первом году – анатомия женщины и младенца, с физиологическими, химическими и физическими указаниями на процессы, совершающиеся в этих двух организмах. Все это должно по-нашему изучаться не в книгах, а на деле. Второй год должен быть посвящён истории развития ребёнка и педагогике теоретической. Такое заведение для матерей, разумеется, должно было бы в себе вместить ещё школу, где бы матери могли на втором году практически присматриваться к воспитанию детей. Врач не был бы непременным атрибутом каждого дома. Такая мать редко нуждалась бы в лекарствах, а если бы и нуждалась, то в самых невинных, не вредящих физически организму.

Педагогика полезна такой матери потому, что она при нравственном воспитании своих детей не руководствовалась бы слепым случаем, она, напротив, стала бы подчинять все условия жизни для нормального воспитания своего ребёнка. Если такой матери придётся руководить ребёнком и после трёх лет, то она всегда найдёт возможность. Она будет знать, как смотреть на жизнь. Она не будет слепо доверять тому или другому лицу по незнанию жизни, а напротив, сумеет пользоваться жизнью для своих целей.

Да не думает читатель, что мы проповедуем поступление женщин в университеты и академии и полноправность между женщиною и мужчиной. Никакое слово не защищено в настоящее время от крайнего его понимания. Действительно, женщинам до того нечего делать, что они по первому увлечению могут бросится изучать медицинские науки. Но мы совершенно этого не говорим, и если какая-нибудь мать, прочтя наши слова (и только) возьмётся изучать анатомию и педагогику, то мы совершенно этим результатом не будем довольны. Это было бы тоже минутное увлечение, которое не доведётся до конца.

Мы говорим о воспитательном заведении, признанном и правительством и обществом. Только признанное заведение для матерей может действительно привести к утешительным результатам, одиночные выскачки могут вести к уродливым явлениям, именно в том смысле, что действительно достойная женщина, которая с любовью возьмётся за своё дело, найдёт многих подражательниц, которые возьмутся за дело по увлечению, и из дела серьёзного – выйдет одна эфемерная мода.

В подобном воспитательном заведении для матерей чувствуется громадная потребность в среднем сословии. Желательно было бы, чтобы лица, владеющие средствами взялись за дело новое и вполне праведное.

С другой стороны мы не проповедуем другой крайности: чтобы непременно все женщины изучали педагогику. Мы говорим только о женщинах, которые выбирают себе специальностью воспитание, но как известно, есть множество женщин, невыходящих совсем замуж или по своим личным качествам решительно неспособных заниматься воспитанием. Мы говорим только о женщинах-матерях, воспитательницах, а не вообще о всех женщинах.

Второе условие, необходимое для успешного воспитания детей в семействе – это самостоятельное положение в ней женщины. Много толковали о равноправности женщин с мужчинами, но нужно сознаться, что редко, редко можно встретить у нас семью, в которой бы женщина занимала достойное положение. Обыкновенно она подпадает деспотизму, хотя иногда мелкому своего мужа. И странно, иногда кажется человек просвещённый, даже либеральный, а в семейной жизни он невыносимо деспотичен с женою и детьми.

Как часто приходится слышать от человека очень порядочного такие речи, обращённые к жене, занятой действительно воспитанием своих детей: «Ах милая, что это у нас за беспорядок в комнате, ты решительно даёшь делать детям все, что они хотят». – Так неужели запрещать бегать им по комнате? – «Я не знаю запрещать ли, только я знаю, что в других семействах есть дети, а порядок везде. Шш! Что это какой шум! Ты совсем не умеешь детей останавливать, я решительно не могу дома сидеть!» И супруг уходит из дома, оставляя в грустном раздумье свою жену с детьми, и вместо того, чтобы помочь ей в трудном деле, затрудняет его своими постоянными выражениями неудовольствия.

Бывает ещё хуже: мать велит сделать детям одно, а отец другое, мать за обедом настаивает, чтобы дитя съело своё кушанье и не даёт ему пока другого, ибо видит что в дитяти развивается просто каприз, а отец противоречит ей и даёт ему то, что оно требует. Да мало ли что бывает. Везде видна власть мужа над женою, за исключением тех случаев, когда муж тупое, бесцветное существо. Виновато в этом, конечно, дурное воспитание самих мужчин с одной стороны и неумение самих женщин держать себя хорошо в отношении к мужьям.

Если женщина, выходя замуж, будет предварительно воспитана в «заведении для матерей», предполагаемом нами, то конечно в её семье не может быть подобного разлада, ибо она нравственно и умственно будет равна мужчине и его грубые слова будут постоянно смягчены.

(№ 7–8, 1867)