Kitobni o'qish: «Монахи войны. История военно-монашеских орденов от возникновения до XVIII века»

Посвящается Питеру Драммонду-Марри из Мастрика, церемониймейстеру

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2016

© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2016

* * *

I
Введение

Радуйся, храбрый воитель, если живешь и побеждаешь в Господе, но радуйся и ликуй еще больше, если умираешь и соединяешься с Господом. Жизнь может быть плодотворна и победа славна, но святая смерть ради правды важнее. Воистину «блаженны умирающие во Господе», но кольми паче те, кто умирает за Него.

Бернар Клервоский

Глава 1
Монахи войны

Перед вами введение в тему военно-религиозных орденов, в их первую общую историю, написанную с начала XVIII века. Она рассматривает период до Контрреформации, в который они были сообществами монахов-воинов. Однако многие эти ордена существуют до сих пор, например хорошо известный Мальтийский орден; занимаясь в наши дни исключительно благотворительностью, он все же дорожит своей историей и традициями.

Рыцарское братство военных орденов состояло из дворян, которые давали обеты бедности, целомудрия и послушания, жили по-монашески в обителях-казармах и вели войны с врагами христианства. В своих часовнях они выглядели как монахи, читая псалмы и совершая молебны, а за их стенами были солдатами в военной форме. Три величайших ордена – это тамплиеры, госпитальеры (мальтийские рыцари) и тевтонцы, хотя и ордена Сантьяго и Калатравы тоже были не менее внушительны. Большинство возникло в XII веке с целью предоставить католической церкви ударные войска для Крестовых походов. Они стали первыми западными войсками с дисциплиной и командным офицерским составом со времен Древнего Рима.

Во многих случаях они в буквальном смысле слова старались проложить себе путь на небеса силой оружия. Ведя бессчетные войны, они всегда были уверены в своем духовном призвании. «Кто против нас, тот против Христа», – утверждали тевтонские рыцари. Ибо священная война когда-то была идеалом всех западных христиан, и Крестовые походы воодушевляли их в течение столетий.

Братья сражались и молились в разных землях – и на разных морях. Как писал Эдвард Гиббон, в Палестинском государстве крестоносцев «самым надежным оплотом служили для Иерусалима рыцари госпиталя Святого Иоанна и Соломонова храма; это было странное сочетание монашеской жизни с военной, созданное фанатизмом, но удовлетворявшее требованиям политики». Благодаря их самоотверженности Утремер, как звалась страна крестоносцев, в какой-то степени предшественник Израиля, продержался почти два века. После окончательного падения Иерусалимского королевства госпитальеры, сначала на Родосе, потом на Мальте, посвятили себя охране берегов Средиземноморья и защите христианских купцов от турок и варваров-корсаров.

Монахи-воины вели и другую священную войну – в Северной Европе против язычников Латвии, Литвы и Эстонии, где сыграли важнейшую роль в становлении судеб Германии и Польши. Они оказали влияние на все эти страны – в этническом, экономическом и политическом смысле. Современная граница по Одеру – Нейсе между Германией и Польшей, наследие «Дранг нах Остен», «Натиска на восток», в большой степени сложилась благодаря Тевтонскому ордену, чье государство – Орденштаат – едва не достигало Санкт-Петербурга. Именно он создал Пруссию, завоевав балтийских язычников, которые и были первыми пруссами, осуществив самую основательную колонизацию, которую только видело Средневековье. Их лесные кампании против литовцев называют самыми беспощадными среди всех средневековых войн. Польский коридор – это последствие захвата рыцарями Данцига (Гданьска) у князя Владислава Локетека в 1331 году. Первый Гогенцоллерн, который встал во главе Пруссии, был при этом последним хохмейстером – Великим магистром Тевтонского ордена, властвовавшим в этой стране. Победу фельдмаршала Гинденбурга над русскими войсками в Мазурском поозерье в 1914 году сознательно назвали Танненбергом в честь битвы, проходившей там на 500 лет раньше, в которой был убит хохмейстер ордена, а его рыцари – практически истреблены славянами. Их черно-серебряный крест лег в основу Железного креста и по-прежнему является эмблемой немецкой армии.

В Испании члены орденов Сантьяго, Калатравы и Алькантары стали проводниками Реконкисты. Они объединили христианское наступление, они разводили скот на безлюдных кастильских плоскогорьях, где из страха перед набегами мавров не смел поселиться ни один крестьянин. Их португальские братья положили начало европейской экспансии благодаря морским экспедициям, полумиссионерским, полукоммерческим. Генрих Мореплаватель, Великий магистр рыцарско-монашеского ордена Христа, предшественника португальских тамплиеров, возглавлял навигационную школу в Сагреше, куда нанимал виднейших географов своего времени и откуда посылал корабли к открытиям под флагом своего ордена.

Удивительно, что о них написано так мало исторических романов. Смертный бой в духе «Сумерек богов», в котором сражались тамплиеры и госпитальеры при падении Акры в 1291 году, отказ хохмейстера Ульриха фон Юнгингена покинуть поле Грюнвальдской битвы, исход которой был предрешен, мальтийские рыцари, слишком израненные, чтобы держаться на ногах, и потому сидя ждавшие последнего турецкого штурма в форте Святого Эльма, – вот немногие хорошо известные сцены эпического героизма, которых было гораздо больше. Конец тамплиеров, последнего магистра которых Жака де Моле сожгли заживо на медленном огне, вдохновил нескольких романистов, но, чтобы как следует отдать ему должное, нужна опера. (Из двадцати одного магистра ордена пятеро погибли в битвах, пятеро скончались от ран и один от голода в сарацинской тюрьме.) Эйзен штейн вставил поражение тевтонцев на льду Ладожского озера в 1242 году в сюжет своего фильма «Александр Невский». Есть еще пьеса Анри де Монтерлана «Магистр ордена Сантьяго», но вот практически и все.

К какому бы ордену ни относились рыцари, одно и то же воодушевляло их на берегах и Иордана, и Тахо, и Средиземного, и Балтийского моря. Они были монахами не меньше, чем обычные иноки, – когда нищенствующие монахи проповедовали Евангелие, братья-воины защищали его. «Возьми сей меч: его блеск означает веру, его острие – надежду, гарда – милость. Используй его во благо…» – говорится в церемонии вступления в орден госпитальеров. Пусть Библия и говорит нам, что взявшие меч от меча погибнут, но рыцари видели себя воинами Христа. Они и в самом деле заслуживают называться монахами войны.

II
Латинская Сирия
1099–1291
Крестовые походы и международные ордена: Тамплиеры. – Госпитальеры. – Орден Святого Лазаря. – Орден Монтегаудио. – Орден Святого Фомы

…Таковы те, кого Бог избирает себе и собирает с дальних концов земли; слуги Божии из храбрейших в Израиле, поставленные усердно и верно стеречь Его Гроб и Храм Соломона с мечом в руке, готовые к битве.

Бернар Клервоский

Глава 2
Рождение нового призвания

Три величайших военных ордена – тамплиеров, госпитальеров и тевтонцев – основаны в XII веке, в период первого Возрождения, который был свидетелем появления готической архитектуры, зенита папской теократии и интеллектуальной революции, которая достигла высшей точки в лице Фомы Аквинского. Возможно, самой выдающейся личностью этого периода был цистерцианский монах Бернар Клервоский, последний из отцов западной церкви. Орден Храма существовал уже десятилетие, когда Бернар встретился с его основателем Гуго де Пейном в 1127 году, но именно в эту встречу и зародилось военное братство, поскольку святой Бернар сразу же понял, что Гуго вдохновляют противоположные призвания – рыцарское и монашеское.

Аббат Клервоский, величайший нравственный авторитет своего времени, провозгласил, что любовь превосходит знание, и встал во главе перемен в религиозных идеях, когда церковь наконец полностью приняла человечность Христа: на распятии X века Христос – это царь во всем своем величии, Христос Вседержитель, страшный судия, а распятие XII века – это выполненный с состраданием образ измученного человека. Позднее Франциск Ассизский распространил этот посыл среди масс, вызвав потрясения, но в первой половине века народный энтузиазм нашел выход в лице новых монашеских орденов, в первую очередь цистерцианского. Бернар вступил в орден в 1113 году, когда у того было лишь одно аббатство Сито, а к моменту смерти святого в 1153 году их насчитывалось уже 343.

Аскетический порыв произвел переворот и в папстве. Григорий VII (1073–1085) твердо поставил папство на путь к положению владык и судей западного христианства, требуя, чтобы светские власти подчинялись духовным, как тело подчиняется душе, и мечтая о создании папской армии – войска святого Петра. Европа внимала ему с невиданным почитанием. Когда в 1095 году папа Урбан II призвал верующих возвратить Иерусалим, занятый мусульманами с 638 года, его обращение было встречено необычайным энтузиазмом. Значение Палестины еще более возросло благодаря новому пониманию человечности Христа; в Иерусалиме до сих пор показывали места страстей Господних. То, что город Христа в руках неверных, противоречило всем божеским законам. К счастью, в мусульманском мире от Индии до Португалии царил хаос. Сирия оказалась в более уязвимом положении, чем прежде, будучи раздробленной на княжества под властью сельджукских атабеков, а Фатимидский халифат в Каире пребывал в глубоком упадке. В июле 1099 году крестоносцы штурмовали Иерусалим.

Те, кто затем остался в Палестине, были искателями приключений, в основном французами, которым некуда было возвращаться, и созданное ими государство отражало феодальный уклад их родной страны. Оно в итоге включило в себя четыре крупных баронства: княжество Галилея, графства Яффа и Аскалон, владение Эль-Карак и Крак-де-Монреаль, Сидон и еще двенадцать областей поменьше. Кроме того, существовали три меньших государства: Антиохийское княжество и графства Триполи и Эдесское. Теоретически без согласия Haut Cour, то есть высшего совета королевства, любая политическая мера считалась недействительной, хотя король обладал огромной властью. Утремер имел форму песочных часов, протянувшись почти на 800 километров от залива Акаба на Красном море до Эдессы, лежащей восточнее Евфрата. В Триполи, в центральной части, он был всего лишь 40 километров шириной, а на юге его ширина не превышала 115 километров. Утремер испытывал хроническую нехватку человеческих ресурсов, притом что его пустынная граница, за которой находились вода и фураж, отнюдь не была непроницаемой. «Франки» опирались на морскую мощь и крепости. Вскоре на море стали господствовать генуэзские, пизанские и венецианские флотилии, жадные до торговли, так как соблазны в виде пряностей, риса, сахарного тростника, страусовых перьев из Африки и мехов из России, ковров из Персии, инкрустированных металлических изделий из Дамаска, шелков и муслина из Мосула и других бесчисленных предметов роскоши манили купцов, селившихся в городах на побережье.

Среди местного населения было много христиан: марониты, мелькиты, сирийские и армянские христиане. Около 1120 года Фульхерий Шартрский писал, что «некоторые из нас женились на сирийках, армянках и даже крещеных сарацинках…» и что его люди – уже не французы, а палестинцы, которых местные воспринимали как соплеменников. Королева Морфия, супруга самого Балдуина II, была дочерью армянского князя. Многие чиновники и купцы были крещеными арабами, а великие бароны брали себе секретарей-мусульман. Но даже если приезжающие из Европы и говорили о «пуленах» – франках, родившихся уже в Сирии, все же нельзя сказать, что возник новый франко-сирийский народ. К местным христианским церквам европейцы относились с презрительной терпимостью, а в Иерусалиме и Антиохии поставили патриархов римско-католического обряда. Правящие классы оставались французскими, и все управление осуществлялось на французском языке.

Тем не менее для франков Иерусалим стал домом. Король одевался в золотой бурнус и куфию и, давая аудиенции, сидел на ковре по-турецки. Знать носила тюрбаны и туфли с загнутыми мысами, шелк, дамаст, муслин и хлопок, совсем не похожие на шерсть и мех Франции. В городах они жили на виллах с двориками, фонтанами и мозаичными полами, отдыхали на диванах, слушали арабские лютни и любовались молодыми танцовщицами. Они ели сахар, рис, лимоны и дыни, купались с мылом в кадках и ваннах, а женщины пользовались косметикой и стеклянными зеркалами, неизвестными в Европе. Торговцы, пообвыкнувшись на восточных базарах, закрывали лица женам, и на похороны христиан приглашали профессиональных плакальщиц. Надписи на монетах делались на арабском. Однако, успешно пустив корни, европейцы ослабили грубый миссионерский порыв, необходимый для того, чтобы отвергаемое меньшинство сумело выжить у границы обширной и враждебной империи. Более высокая цивилизация разнежила франков, но это было не все. Тамошний климат с короткой, но бурной зимой и долгим знойным летом и новые болезни привели к высокой смертности вопреки достижениям арабской медицины.

Соседняя Восточная империя переживала последнее возрождение под властью императоров династии Комнинов. Константинополь со своим миллионом жителей внушил франкам благоговение, хотя они и считали константинопольцев мягкотелыми и развращенными. Раскол с Римом еще не свершился окончательно, но Запад плохо разбирался в восточном христианстве. Византийская армия пока еще была очень грозной и почти целиком состояла из наемников: английской и датской пехоты, печенежской и половецкой конницы.

В то время армяне были свирепыми горными воинами, хотя византийцы убили их князей и поглотили их старинные царства в Великой Армении, в стране у Арарата, где Ной высадился со своего ковчега, поэтому армяне были неспособны противиться сельджукскому нашествию. «Хайот»¹ не отчаивались, и на протяжении XI и XII веков многие из них перебрались в Киликию, на южный берег Малой Азии. Ведомые Рубеном, родственником их последнего царя, они создали новую страну среди долин и утесов Таврских гор, отчасти вырвав их из дрожащих рук имперских правителей, отчасти отвоевав у сельджуков. Они приветствовали возникновение Утремера, их знать брала в жены франкских женщин и приобретала феодальный характер. Но хотя Армения и была союзником франков в борьбе с исламом, она тем не менее соперничала с латинскими государствами.

Успех франков в боях зависел от умелого применения особым образом экипированной конницы на тщательно подобранном поле. Пехота с копьями, с длинными датскими топорами и арбалетами служила прикрытием до момента единого решительного броска. Конница разделялась на два класса – рыцарей и сержантов, доспехи первых состояли из конического стального шлема, кольчужной рубахи с рукавами и капюшоном, которую надевали поверх нижней стеганой рубахи, из подбитых штанов и щита в форме дельтоида. Позднее щит уменьшился, шлем стал закрывать все лицо, появились кольчужные чулки, а также бурнус и намет в качестве защиты от солнца. Рыцарь был вооружен копьем, которое держал под мышкой, длинным обоюдоострым мечом, иногда палицей. В походе рыцарь ехал на запасной лошади или муле, а на выдрессированного боевого коня пересаживался уже перед самым боем. Это были боевые скакуны огромного роста, нередко в семнадцать ладоней, и больше походили на битюга, чем на кавалерийскую лошадь, их обучали кусаться, бодаться и лягаться. У сержантов были аналогичные доспехи, но без хауберка. Они шли в наступление вместе с рыцарями, скача позади них в арьергарде. Для того чтобы правильно рассчитать момент атаки, удерживая войска под палящим солнцем и вражескими стрелами, требовались настоящее командное искусство.

Тюркские противники рыцарей использовали классическую туранскую тактику с высокоманевренными конными лучниками, которые вели стрельбу прямо в седле; они никогда не шли в лобовую атаку, но старались разделить и окружить противника, а потом сойтись с ним в ближнем бою, орудуя короткими саблями или ятаганами. Они стреляли очень быстро и предпочитали атаковать франков на переходе, целясь в лошадей и не давая противнику времени встать в оборонительный строй. Некоторые всадники имели доспехи, но и они ездили на маленьких арабских лошадях, которых выбирали за быстроту.

Франки в какой-то степени даже восхищались турками, но не египтянами. Халиф в Каире, которого франки звали вавилонским королем, был политической и религиозной главой шиитов, не подчинявшихся халифу Багдада, возглавлявшему другую крупнейшую мусульманскую секту – суннитов. Фатимидские армии включали в себя суданских пеших лучников и арабскую конницу, которая бросалась на врага, вооруженная пиками, или ждала атаки франков. Дисциплина у них практически отсутствовала. Однако перед тем, как египтян завоевала династия Саладина, они стали применять конницу сельджукского типа, набранную из рабов кавказского происхождения, которые назывались мамлюками.

Схватки франков с тюрками походили на бой быка с матадором, но, если бык попадал в цель, последствия были разрушительны, и порой одерживались победы вопреки всем вероятностям. Франки и их лошади не просто были крупнее и тяжелее, они лучше бились в ближнем бою и умели наносить удары чудовищной силы. Однако вечной проблемой Утремера было собрать достаточное количество этих схожих с танками воинов.

Когда в 1118 году умер первый король Иерусалима Балдуин I, страна еще находилась в полном хаосе и кишела преступниками; латинскую Сирию не без оснований сравнивали со средневековым заливом Ботани². Многих франков отправляли в Крестовый поход в наказание за страшные преступления, такие как изнасилования и убийства, и там они возвращались к своим аморальным привычкам. Паломники были для них естественной добычей, притом что одной из главных целей Крестовых походов было обеспечение их безопасности в святых местах. Преемник Балдуина I Балдуин II не имел возможностей управлять своим государством. Англосаксонский купец Зевульф поведал о горькой доле паломника в 1103 году, и примерно в то же время немецкий аббат Эккехард писал о грабежах и зверствах как о чем-то совершенно будничном. Вильгельм Тирский заметил, что в первые годы королевства галилейские крестьяне-мусульмане захватывали одиноких паломников и продавали их в рабство.

Гуго де Пейн был не простым авантюристом, а сеньором замка Мартиньи в Бургундии, кузеном графов Шампанских и, возможно, родственником святого Бернара, чей отчий дом находился неподалеку от Мартиньи. Гуго прибыл в Сирию в 1115 году, а к 1118 году стал добровольным защитником паломников на опасном пути из Яффы в Иерусалим, на которой постоянно разбойничали шайки из Аскалона. Этот эксцентричный человек буйного нрава уговорил семерых рыцарей из Северной Франции помочь ему, и все они дали перед патриархом торжественную клятву защищать паломников и соблюдать обеты бедности, целомудрия и послушания. Они выглядели очень странно, одеваясь только в то, что им отдавали, но произвели впечатление на короля Балдуина, который передал «бедным рыцарям Христа» крыло королевского дворца – мечеть Аль-Акса, где, как считалось, был Храм Соломона. Кроме того, он вместе с патриархом стал их финансировать.

Еще до Крестового похода в Иерусалиме существовал госпиталь Святого Иоанна Милостивого для паломников, недалеко от храма Гроба Господня; это была одновременно и больница, и странноприимный дом. Его основали около 1070 года купцы из Амальфи. В 1100 году некий брат Жерар, о котором мало что известно, был избран магистром. Вероятно, он прибыл туда еще до крестоносцев. После возникновения королевства количество пилигримов возросло и понадобилась реорганизация; Жерар изменил бенедиктинский устав ордена на августинский, а его покровителем стал другой, более значительный святой Иоанн – сам Иоанн Креститель. Новый орден стал пользоваться глубоким уважением, приобрел имения во многих европейских государствах, и в 1113 году папа Пасхалий II взял его под свою особую защиту. Вероятно, Жерар использовал Бедных Рыцарей для защиты своих больниц, которые открывались по всему Утремеру.

Король Балдуин, очевидно, потерял много людей в кровавой битве в Тель-Шакабе 1126 года, в которой одержал победу. Казалось, эту проблему можно решить еще одним Крестовым походом. Не только Гуго де Пейн был связан со святым Бернаром, но и Гуго, граф Шампанский, основатель аббатства Клерво, присоединился к Бедным Рыцарям; кроме того, новобранцем мог быть и дядя святого Бернара по материнской линии. В 1126 году оба брата прибыли во Францию с письмами от короля Балдуина к святому Бернару, и на следующий день Гуго де Пейн сам пришел к аббату просить о новом Крестовом походе.

За советом к Бернару обращались и другие основатели религиозных орденов – святой Норберт Ксантенский из ордена каноников-премонстрантов и англичанин Гильберт Семпрингхемский. В тот период случилось настоящее поветрие на новые ордена: появились картезианцы, гранмонтинцы и тиронцы, а также общины Савиньи и Фонтевро. Цистерцианцы и тамплиеры возникли на той же волне аскетизма. Однако Гуго и его спутники не представляли свой союз религиозным орденом, пока не встретились с великим аббатом. Документ 1123 года называет Гуго «магистром рыцарей Храма», но его маленький отряд был всего лишь добровольным братством; исследования последнего времени показывают, что они испытывали трудности с привлечением новобранцев и они были на грани роспуска. Гуго пришел говорить о новом Крестовом походе, а не просить устава для ордена.

Гуго очень понравился святому Бернару, и он пообещал составить для него устав и найти новобранцев. «Они могут сражаться за Господа и быть истинными солдатами Христа». В 1128 году в Труа собрался совет, и по настоянию Бернара Гуго посетил его. Хотя сам аббат там не присутствовал, он прислал устав, который совет обсудил и поддержал. До нас дошли копии устава тамплиеров XIII века, и они гласят, что первая часть устава была составлена «по повелению совета и досточтимого отца Бернара, аббата Клервоского».

Бернар считал новых братьев Гуго военными цистерцианцами. Надо отметить, что в обители братья-рыцари носили белое облачение с капюшоном, как монахи-цистерцианцы, а младшие братья носили коричневые одежды, как послушники. Во время исполнения служебных обязанностей эти одеяния сменял плащ. Из того же источника происходило и правило молчания, которое соблюдалось до такой степени, что в трапезной общались жестами, а простоте, с которой цистерцианцы украшали свои алтари, соответствовала простота оружия и сбруи, какая только была возможна, без крупинки золота и серебра. Братья спали в дормиториях в рубахах и штанах, как по сей день делают цистерцианцы. За исключением ночного дежурства, членам ордена строго предписывалось посещать заутрени, так как они произносили молебны хором, но не полную литургию, а малую – псалмы и молитвы, которые легко могли запомнить люди, не умевшие читать; во время военных кампаний вместо утрени произносили тринадцать «Отче наш», семь на каждый литургический час и девять на вечерне. Религиозные службы перемежались военными упражнениями. Пищу принимали дважды в день, в молчании, под чтение Священного Писания во французском переводе, причем особый упор делали на Книгах Иисуса Навина и Маккавейских. Свирепые эскапады Иуды с его братьями и их военных отрядов воодушевляли тамплиеров, отвоевывавших Святую землю у жестоких мусульман. Братья ели, разбившись попарно и следя за тем, чтобы другой не истощил себя постом. С каждой трапезой подавали вино, а мясо – трижды в неделю; умерщвлением плоти для них были лишения войны. Каждому рыцарю позволялось иметь три лошади, но охота, в том числе соколиная, была запрещена, за символическим исключением охоты на льва. Рыцарю полагалось обрезать волосы и отращивать бороду, запрещалось целовать даже мать или сестру, монахинь в орден не принимали ни под каким видом. Магистр был не просто командующим, но и настоятелем. Впервые в истории христианства солдаты вели монашеский образ жизни.

Устав святого Бернара стал основой для уставов всех военных орденов, пусть даже косвенно, будь то цистерцианского или августинского обряда, ибо он дал определение нового призвания. Его идеалы изложены в наставлении «Похвала новому рыцарству», написанном для привлечения новобранцев. Тамплиеры чуть ли не на следующее утро проснулись героями, и пожертвования полились к ним из королевств Арагона и Кастилии, от графа Фландрского и многих других владык. Особенно хорошо Гуго приняли в Англии и Шотландии, а во Франции архиепископ Реймсский учредил ежегодный сбор пожертвований. Европа восхищалась этими святыми воинами, защищавшими трон Давида.

Тамплиер в повседневном облачении

Когда в 1130 году Гуго вернулся в Палестину, он принялся создавать систему прецепторий или командорий. Она развивалась медленно, ибо в конечном счете зависела от наличия храмов в приграничных областях, в Иерусалиме, Антиохии, Триполи, Кастилии-Леоне, Арагоне и Португалии, которыми руководили магистры, подчинявшиеся Великому магистру в Иерусалиме. Однако централизация была закончена лишь в следующем веке. Храмы с прецепториями также появились во Франции, Англии (включая Шотландию и Ирландию), Сицилии (включая Апулию и Грецию) и Германии. Из них управляли владениями, в них набирали и обучали новичков и селили престарелых братьев. Все это очень отличалось от тех дней, когда тамплиеры получали лишь скудные средства из епископской десятины.

В середине XIII века иерархия будет включать в себя магистра; его заместителя сенешаля; маршала – главного военачальника; командора королевства Иерусалимского, который одновременно был казначеем, заведовал флотом и распоряжался имениями; командора города Иерусалима, который занимался странноприимными и больничными вопросами; и, наконец, ризничего – что-то вроде главного квартирмейстера или интенданта. Выборы магистра сочетали в себе голосование и жеребьевку с целью обеспечения беспристрастности; такой порядок напоминал избрание венецианского дожа. Несмотря на полномочия магистра, важные решения принимал генеральный капитул. Магистры провинций обладали всеми правами Великого магистра на своих территориях, за исключением случаев его личного присутствия. Маршал был третьим по важности лицом ордена, и ему подчинялись маршалы провинций. На становление этой организации ушло много лет, но ее важность все более возрастала в связи с большим количеством новобранцев. Их число росло за счет рыцарей-собратьев, которые служили лишь временно, пожертвовав половину своего имущества, и имели право жениться. Образцом для этого разряда были цистерцианские собратья-миряне (confratres)³.

Орден обладал огромными церковными привилегиями, поскольку подчинялся одному папе и не должен был принимать инспектирующих епископов, хотя вскоре у ордена появился собственный клир; булла Omne datum optimum⁴ позволяла братьям-капелланам служить мессу и раздавать Святые Дары даже во время интердикта. Как духовных лиц, братьев мог судить только церковный суд: об ордене говорили, что это одновременно и церковь в церкви, и государство в государстве.

Новые братья вступали в орден не только для того, чтобы сражаться, но и для того, чтобы молиться. Они не видели в этом никаких противоречий. По словам святого Бернара, «убивать ради Христа» – это злоубийство, а не человекоубийство, это уничтожение несправедливости, а не несправедливого, и потому желательно; в самом деле, «убить язычника значит приобрести славу, ибо это прославляет Христа». Задолго до Крестовых походов папы Лев IV и Иоанн VIII говорили, что чистые сердцем воины, погибшие в сражениях за церковь, наследуют Царство Божие. Смерть в бою – мученичество, и этим путем в следующие два столетия прошли 20 тысяч тамплиеров.

Однако в корне их идеалы были идеалами созерцательного монашества. Монах отказывается от собственной воли и желаний ради поиска Бога; монашескую жизнь часто называют мученичеством, в котором монах должен умереть, чтобы воскреснуть. Многие из первых братьев-тамплиеров в конце концов оказались в монастырях, и не будет преувеличением назвать их цистерцианцами. Действительная служба – обычно проходившая в духе пожарной бригады, которая несется по первому зову разбираться с тюркскими захватчиками, – была лишь перерывом в аскетической жизни. Самая большая трудность для монаха – не самоотречение или целибат, а подчинение малейшему приказу командира; тамплиеру не дозволялось без разрешения даже поправить стремя. В бою они не давали и не просили пощады, не имели права требовать выкупа. «Они пренебрегали жизнью, но были готовы умереть на службе Христа», исполненные того священного умоисступления, в котором, по Эккехарду, находились первые крестоносцы. Этих солдат с обрезанными волосами, в белых плащах с капюшонами, невозможно было спутать ни с кем. В случае пленения им грозила смерть; после битвы на Кровавом поле в 1119 году атабек Тогтекин отдавал французских пленников своим солдатам в качестве мишеней для стрельбы или отрубал им ноги и руки и бросал на улицах Алеппо, где их приканчивали горожане, хотя это происходило еще до появления тамплиеров, чья участь была куда горше. Если брат терял свой черно-серебряный Гонфалон-Босеан (Beau Seant), его изгоняли из ордена. Это была высшая кара, которая также полагалась за переход к сарацинам, ересь или убийство христианина.

Папы и богословы часто напоминали им, что священная война – не цель сама по себе и что кровопролитие изначально зло. С первых дней ордена некоторые западные христиане не верили в его идеалы. Английский мистик, цистерцианский аббат Исаак Этуальский написал при жизни Бернара Клервоского: «…этот ужасный новый военный орден, который кто-то весьма лестно окрестил Орденом пятого Евангелия, основан для того, чтобы принуждать неверных принять Христа силой меча. Его члены считают, что имеют право нападать на всех, не исповедующих имя Христово, оставляя его в нищете, если же они сами гибнут, таким образом несправедливо нападая на язычников, их зовут мучениками за веру… Мы не утверждаем, что все их дела неправедны, но мы настаиваем, что их дела могут стать образцом для множества будущих зол».

Однако большинство современников восхищались новой общиной, и, когда Гуго де Пейн умер в 1136 году в собственной постели, у рыцарей Храма уже были соперники – Иерусалимский странноприимный орден Святого Иоанна Крестителя. Жерара на посту магистра в 1120 году сменил брат Раймон де Пюи, гениальный организатор. Благодаря своим трудам орден уже стал богатым и популярным, он принимал в Иерусалиме более тысячи паломников в год, а его больницы и странноприимные дома распространились по всему королевству. Он получил пожертвование в виде земли от Готфрида Бульонского, а также приобрел в собственность имения во Франции, Италии, Испании и Англии. Раймон был прекрасным специалистом по управлению этими европейскими владениями, обустраивал дома, доходы от которых шли на доставку еды, вина, одежды и одеял для больниц; некоторые были обязаны снабжать больных дорогостоящими продуктами, например белым хлебом. Папы дали госпитальерам множество привилегий: Иннокентий II запретил епископам налагать интердикт на часовни госпитальеров, Анастасий IV позволил им иметь собственных священников, а англичанин Адриан IV – собственные церкви. В 1126 году упоминается констебль ордена, что предполагает некую военную организацию, но самый ранний год, о котором точно можно говорить, что орден тогда уже вел военные действия, – это 1136 год, когда король Фульк дал им участок земли в Бейт-Джибрин, в ключевой точке на дороге из Газы в Хеврон. Там выросла первая из огромных крепостей госпитальеров – замок Ибелин. Этим они обязаны святому Бернару, который дал им возможность взять в руки оружие. Христианская война не только стала почетным духовным делом, но и способом обрести святость. Без великого цистерцианца братья-иоанниты никогда бы не превратились в военный орден. К 1187 году они контролировали уже более двадцати великих твердынь Утремера.