Kitobni o'qish: «На Мировой войне, в Добровольческой армии и эмиграции. Воспоминания. 1914–1921»

В. А. Слюсаренко

Shrift:

* * *

Записки боевого генерала

Когда речь заходит о мемуарах или теоретических работах русских генералов, посвященных Первой мировой войне, сложно отделаться от двойственного чувства. С одной стороны, в межвоенный период появилось довольно большое количество исследований, а почти каждый генерал, оказавшийся в эмиграции, не говоря уже о генштабистах всех званий, считал своим долгом оставить после себя даже небольшие записки о войне. С другой, в Советской России Первая мировая война сразу была объявлена «империалистической», а следовательно, изучать надо было прежде всего опыт Гражданской войны. При этом, естественно, читать эмигрантскую литературу было запрещено, а то, что все же доходило до СССР, оседало в отделах специального хранения. И хотя исследователю получить доступ к этим хранениям было достаточно просто, подобная литература исследовалась лишь узкими специалистами. Чтобы исторические пробелы стали, наконец, заполняться, пришлось ждать почти целый век – уже было отмечено 100-летие со дня начала Первой мировой войны и не за горами 100-летие ее окончания.

Воспоминания генерала Владимира Алексеевича Слюсаренко относятся к одним из лучших образцов эмигрантской мемуаристики конца 1920 – начала 1930 года. Автор, профессиональный военный, служивший во время войны на достаточно высоких постах, имеет полное право – и широко им пользуется – дать свой вариант описания и оценки военных действий, в которых он принимал участие. Свидетельства Слюсаренко, полученные из первых уст, очень интересны и важны для понимания развития событий войны. Также генерал, как человек образованный, имеет возможность описать свое видение событий 1917 и последующего годов. В то же время воспоминания Слюсаренко страдают всеми традиционными недостатками, характерными для подобного вида литературы. Это и предельный субъективизм, и стремление во что бы то ни стало оправдать собственные действия, воз ложив ответственность за просчеты и провалы на свое непосредственное командование. (Так, например, Слюсаренко излишне эмоционально и явно необъективно критикует решения генерала П. К. фон Ренненкампфа, с которым у него, судя по всему, совершенно не складывались отношения.) Это и чрезвычайно небрежное отношение к написанию названий населенных пунктов и фамилий участников событий: когда речь идет о событиях 5–10-летней давности, память очень часто подводит Слюсаренко, которому к этому моменту уже перевалило за 60 лет. Впрочем, автора можно в чем-то оправдать: находясь в эмиграции за границей, он не мог уточнить детали событий – не было доступа к приказам, запискам, статьям и так далее и был вынужден полагаться лишь на память. Наконец, практически все мемуаристы-эмигранты старались в своих воспоминаниях уже постфактум найти объяснение событиям революции и Гражданской войны. В большинстве случаев у них это получалось довольно слабо, поскольку они не имели возможности узнать все перипетии «высокой политики» и интриги в политической жизни страны. Не стал исключением и Слюсаренко, хотя в этом вопросе он скорее высказывал общую точку зрения, чем выдвигал какую-либо новую, экстравагантную теорию.

Тем не менее воспоминания Слюсаренко, несмотря на их субъективизм, будут любопытны как профессиональным исследователям Первой мировой войны, так и тем, кто интересуется этим периодом русской истории. В пользу Слюсаренко говорит многое: он прошел практически всю войну с первого до последнего дня, после чего ему довелось послужить и в армии гетмана Украинской державы П. П. Скоропадского, и в Вооруженных силах Юга России у А. И. Деникина и барона П. Н. Врангеля. Это был путь русского офицера, аполитичного, трезво мыслящего, хорошего профессионала, скажем так, «крепкого» командира корпуса. Судьба Слюсаренко – прекрасный пример трагического пути русского офицерства, которое в феврале 1917 года посчитало, что главное – это «защита страны от внешнего врага», и фактически ничего не предприняло для противодействия захвату власти общественными кругами. Генералам, подобным Слюсаренко, было важно остаться лично честными, и за эту ошибку они заплатили дорого: тому же Слюсаренко пришлось расстаться с семьей, пережить трудное путешествие по охваченному Гражданской войной Югу России, после чего фактически начинать заново жизнь в 60 с лишним лет на чужбине.

Владимир Алексеевич Слюсаренко происходил из малоросской дворянской семьи, к началу ХХ века уже давно утратившей свою связь с малой родиной – ни он сам, ни его братья на «украинской мове» не говорили, хотя и продолжали считать себя малороссами. Это была дворянская семья, представители которой из поколения в поколение служили в российской армии; подобных случаев было немало в Российской империи. Известность же получили лишь представители двух последних поколений офицеров Слюсаренко. Это прежде всего глава семьи – полковник Алексей Андреевич Слюсаренко, который практически всю службу провел на Кавказе в боях с горцами, где последовательно командовал 16-м и 7-м Кавказскими линейными батальонами. В декабре 1876 года, накануне Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, он принял командование в Тифлисе 73-м пехотным Крымским полком. Сражаясь в составе Эриванского отряда, принял участие в военных действиях и был смертельно ранен в тяжелейшем сражении под Даяром 9 июня 1877 года, где он командовал левым флангом русских войск и внес большой вклад в победу.

Все трое сыновей Алексея Андреевича избрали военную карьеру – в этом не было ничего удивительного: в большинстве случаев дети офицеров шли по стопам отцов, тем более они имели всевозможные льготы по учебе, что в условиях не слишком высокого жалования было важным подспорьем. Двое братьев Слюсаренко, в том числе наш герой, дослужились до генеральских чинов, третий же погиб во время Русско-японской войны 1904–1905 годов.

Владимир Слюсаренко родился 2 мая 1857 года и был крещен в православную веру. Как и братья, он выбрал военную карьеру и первичное военное образование получил в 1-й Санкт-Петербургской военной гимназии. Ее он окончил в 1873 году и 18 августа того же года был зачислен на военную службу юнкером очень престижного 1-го военного Павловского училища, располагавшегося в Санкт-Петербурге, в доме № 21 по Большой Спасской улице. В принципе, Павловское училище готовило офицеров пехоты, однако для учащихся оставалась возможность выпуститься в артиллерию, что считалось более престижным. Слюсаренко выбрал именно артиллерию и в 1875 году был зачислен прапорщиком (со старшинством в чине с 4 августа 1875) в 21-ю полевую пешую артиллерийскую бригаду, дислоцированную в Темир-Хан-Шуре. (Выбор места службы был не слишком оригинальным – именно в этом дагестанском городе служил отец Владимира Слюсаренко.) Уже в следующем году (9 декабря 1876) был произведен в подпоручики.

Карьера Владимира Слюсаренко имела ряд специфических особенностей. Он показал себя храбрым, распорядительным и думающим строевым офицером, великолепным артиллеристом. Но при этом его карьера двигалась вперед прежде всего благодаря заслугам, проявленным на поле боя, в то время как обычно для этого было также необходимо повышать уровень своего образования – чаще всего артиллерист не мог сделать сколько-нибудь успешную карьеру, не окончив Михайловскую артиллерийскую академию. Однако в случае со Слюсаренко ситуация была другой.

Первой войной, в которой автор воспоминаний принял участие, стала Русско-турецкая, в ней же он лишился отца. Уже сам список наград, полученных молодым офицером, впечатляет: ордена Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом (все в 1878), а также производство в поручики (со старшинством с 26 декабря 1877). Затем последовала Ахал-текинская экспедиция 1880–1881 годов, в ходе которой русские войска разгромили текинцев, взяли штурмом крепость Геок-Тепе и присоединили к Российской империи Закаспий. И если 18 декабря 1880 года Слюсаренко получил звание штабс-капитана, то по результатам экспедиции в 1882 году, за отличие, – уже звание капитана (со старшинством с 29 января 1882). Кроме того, он был награжден орденом Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом (1882). Всего за семь лет Слюсаренко прошел путь от прапорщика до капитана, что было нехарактерным для карьеры русского офицера, не имевшего академического образования.

В этом же, 1882 году Владимир Слюсаренко женился. Как часто бывало, его супруга также происходила из военной семьи: В. П. Прасолова была дочерью капитана саперных частей. В браке у генерала родилась дочь. Забегая вперед, упомянем, что в годы Гражданской войны супруги оказались по разные стороны фронта и потеряли связь друг с другом. Мать и дочь, оставшиеся в Советской России, ничего о судьбе генерала не знали; более того, они были уверены, что он погиб где-то на Юге России…

12 марта 1895 года Слюсаренко был произведен в подполковники и назначен командиром 3-й батареи 9-й артиллерийской бригады, дислоцированной в Полтаве. Здесь он пробыл немногим менее семи лет и 27 февраля 1902 года был переведен в Вильну командиром 3-го дивизиона 27-й артиллерийской бригады, одновременно по лучил очередное воинское звание полковника. 21 августа 1903 года Слюсаренко вернулся в Полтаву, где возглавил 1-й дивизион 9-й артиллерийской бригады. Вскоре после начала Русско-японской войны 1904–1905 годов бригада Слюсаренко вместе со всей 9-й пехотной дивизией генерал-лейтенанта С. К. Гершельмана в июне 1904 года отбыла на Дальний Восток. Здесь он проявил себя хорошим специалистом. Особо стоит отметить бой под Дашичао 10–11 июля 1904 года. Здесь он вместе со своим командиром 2-й батареи 9-й Восточно-Сибирской стрелковой артиллерийской бригады подполковником А. Г. Пащенко впервые использовал метод стрельбы с закрытых позиций и подавил японскую артиллерию. (Пащенко за этот бой получил орден Св. Георгия 4-й степени.) Сражение под Ляояном принесло Слюсаренко заветный белый крест – орден Св. Георгия 4-й степени. В приказе о награждении от 13 февраля 1905 года отмечалось, что его он получил «…благодаря искусной стрельбе из орудий своего диви зиона, заставил замолчать большую неприятельскую батарею, подавлявшую своим огнем огонь трех наших батарей, и тем дал возможность, оправившись, нашим батареям продолжать действовать». Кроме того, за от личия, проявленные на полях боев в Маньчжурии, Слюсаренко был награжден золотым оружием с надписью «За храбрость» (Высочайший приказ от 3 ноября 1906) и орденом Св. Владимира 3-й степени с мечами (1905). По результатам войны он был 29 июня 1906 года за от личия произведен в генерал-майоры (с установлением старшинства с 25 февраля 1905).

После завершения военных действий в армии началась серьезная чистка. Слюсаренко, как прекрасно зарекомендовавший себя герой войны, вскоре получил повышение: 23 августа 1905 года он стал командующим 45-й артиллерийской бригадой, а 20 мая 1906 года переведен в Москву командующим 2-й гренадерской артиллерийской бригадой (с производством в чин генерал-майора он был утвержден в должности командира бригады). Карьера шла быстро, и присвоение званий не поспевало за новыми назначениями. Так, 12 сентября 1907 года Слюсаренко стал и. д. начальника артиллерии XIX армейского корпуса со штаб-квартирой в Бресте Гродненской губернии, а 21 марта 1908 года переведен на аналогичный пост на Кавказ во II Кавказский армейский корпус. Только 29 марта 1909 года он был произведен в генерал-лейтенанты и утвержден в занимаемой должности. Годом ранее Слюсаренко получил очередную награду – орден Св. Станислава 1-й степени. Наконец, 15 мая 1910 года состоялось назначение Слюсаренко начальником дислоцированной в Вильне 43-й пехотной дивизии. Само по себе подобное назначение было показателем того, что начальство крайне высоко ценило Слюсаренко: во главе пехотной дивизии очень редко ставили человека, имевшего лишь опыт руководства артиллерийскими частями.

В этом качестве Слюсаренко встретил начало Пер вой мировой войны, когда выступил на фронт в сос таве II армейского корпуса 2-й армии. С этого момен та начинаются предлагаемые Вашему вниманию воспо минания, в связи с чем подробно останавливаться на деятельности Слюсаренко после августа 1914 года вряд ли стоит. Поэтому далее лишь приведены даты его новых назначений и наград. Итак, 24 октября 1915 года он получил назначение на пост командира XXVIII армейского корпуса и 6 декабря того же года был произведен в генералы от инфантерии. Корпус Слюсаренко возглавлял до 9 сентября 1917 года. За боевые отличия он был награжден орденами Св. Анны 1-й степени (Высочайший приказ от 16 ноября 1914), Св. Владимира 2-й степени с мечами (2 марта 1915), Белого орла с мечами (26 мая 1915), а также мечами к ордену Св. Станислава 1-й степени (29 ноября 1915).

В Гражданскую войну Слюсаренко служил на Украине и Юге России, а затем вместе с белой армией уехал в эмиграцию. Скончался генерал Слюсаренко в возрасте 76 лет 22 мая 1933 года в Бела-Црква, что в Банате в Югославии.

Собственно воспоминания В. А. Слюсаренко состоят из десяти разрозненных очерков, которые были им написаны с апреля 1924 по 27 июня 1930 года в деревне Ковачица, в югославском Банате; бóльшая часть написана в 1927–1928 годах. Для удобства читателя при подготовке к публикации очерки были расположены в хронологическом порядке, скомпонованы в части, а их названия несколько изменены (в примечаниях к тексту указаны оригинальные названия и даты написания очерков).

Константин Залесский,
Москва
2016 год

От издательства

Текст мемуаров публикуется в соответствии с современными правилами орфографии и пунктуации. Сделанные автором подчеркивания и выделения даны курсивом, раскрыты общепринятые сокращения.

Написание имен собственных унифицировано.

Некоторые фамилии автор не указывает, отмечая их символами «(?)» или «N».

Примечания В. А. Слюсаренко даны постранично без указания авторства. Примечания редактора помечены сокращением Примеч. ред. в круглых скобках. Примечания комментатора даны либо постранично и помечены литерами К. З. в круглых скобках, либо вынесены в конец издания.

Слова, пропущенные или не дописанные автором, рас крытые сокращения восстанавливаются в тексте в квадратных скобках: «170-го пехотного [Молодечненского] полка полковник Кондратьев». Неразборчиво написанные слова обозначаются сокращением в угловых скобках – <нрзб>; в случае, когда расшифровка слова сомнительна, оно приводится в угловых скобках.

Упоминаемые в основном тексте схемы и карты в настоящем издании не публикуются.

В конце издания помещен аннотированный именной указатель, в котором приведены биографические сведения об упоминаемых в тексте мемуаров личностях. В именной указатель не были вынесены фамилии, упоминаемые в комментариях.

Часть I. Во главе 43-й пехотной дивизии

Глава 1. Сражение у Мазурских озер 1914 года¹

К 28 июля старого стиля² 1914 года II армейский корпус³ закончил свое сосредоточение за рекой Бобром западнее Гродно. 43-я пехотная дивизия⁴, начальником которой я тогда был, заняла район Голынка – Липен и получила приказание от командира корпуса генерала от кавалерии Шейдемана подготовить укрепленную позицию для обороны против выходов из Августовского леса на фронте тех же селений. На полевых поездках, на маневрах войск в мирное время мы хорошо изучили эти места, равно как и все пути, пролегавшие через лес от Августово⁵ на Гродна⁶. Легко ориентировались на местности; каждый из четырех полков получил свой участок и с усердием принялися копать. Нужно заметить, что 43-я пехотная дивизия в мирное время выходила в лагерный сбор в Оране⁷, где кроме нас собирались все саперные батареи Виленского военного округа, Ковенская крепостная артиллерия для прохождения курса стрельбы и Виленское военное училище. Таким образом, совместное нахождение с саперами и крепостной артиллерией, иногда совместные с ними занятия: закладка параллелей, атака укрепленных узлов позиции, опыты стрельбы полевыми скорострельными пушками и полевыми 48-дюймовыми гаубицами⁸ по фортификационным постройкам и блиндажам много способствовали расширению наших знаний в этом отношении, и можно было только пожалеть о том, что по недостатку средств, времени и места никогда не приходилось возводить целого укрепленного участка, хотя бы на полк. А также пожалеть и о том, что опыт войны с Японией недостаточно был использован саперами, несколько консервативными в своей специальности; чему также способствовало и отрицательное отношение к окопному делу в верхах, особенно военного министра Сухомлинова, сторонника подвижных действий войск и врага «закапывания в землю». По этому поводу я могу рассказать следующее: в 1907 году в Комитете по образованию войск (я состоял тогда временным членом от войск) между прочим обсуждался составленный проект «окопного дела в войсках» и был поднят вопрос о том, кому должно быть предоставлено право отдачи приказа: приступить в бою к самоокапыванию? Высказываемые мнения были различны: одни находили, что право это должно принадлежать начальнику отряда, другие – начальнику дивизии, третьи – командиру полка, командиру батальона и роты и даже попросту каждому стрелку, носящему лопату. Много по этому вопросу говорилось и, наконец, закрытой баллотировкой решено право это дать командиру полка. Председатель комитета генерал Скугаревский с мнением большинства не согласился и представил протокол заседания военному министру. Генерал Сухомлинов от такого решения комитета пришел в негодование и приказал генералу Скугаревскому представить ему список членов комитета, голосовавших за командира полка и ниже, чтобы взять их на учет как «закапывателей в землю». Об этом председатель доложил комитету, и так как баллотировочных записок прошлого заседания не сохранилось, то просил повторить эту баллотировку и записки подать за своей подписью. Что и было исполнено. На этот раз, к общему нашему удовольствию, вопрос о предоставлении права командиру полка был принят единогласно. Не знаю, были ли мы все взяты на учет генералом Сухомлиновым или он понял свою бестактность, только больше об этом в комитете не говорилось.

Опыты стрельбы 48-дюймовыми гаубицами по возведенным саперами блиндажам указали, что все их постройки прежнего типа, хотя и усиленные толщиной всякого рода покрытий, не выдерживали сотрясения разрыва бомб, сцепления деревянных стоек и рам нарушались – блиндажи заваливались. Опытная стрельба из 3-футовой скорострельной пушки гранатой⁹ по укрепленному узлу, сверх ожидания, дала также указания на то, что вследствие значительного бокового разлета осколков защитники несут большие потери и траверсы необходимы. Гнездные окопы по системе инженера Модраха, получившие такое широкое применение в мировой войне, на оранском полигоне не практиковались.

Теперь под Гродна командиры полков явились действительными руководителями укрепления своих полковых участков, и каждый по-своему проявил свои знания. Лучшими по своему очертанию оказались окопы 171-го пехотного Кобринского полка. В 172-м Лидском полку, командир которого был участником Японской войны, был применен тип узких глубоких окопов, то же и в 169-м пехотном Ново-Трокском полку. Во всяком случае, это был первый наш опыт, и теперь, через 12 лет, должен сказать, и горчайший, так как позиции эти нами не были использованы и сослужили роковую помощь нашему врагу в феврале 1915 года при окружении в Августовском лесу XX русского корпуса, когда он тщетно пробивался через эту позицию к Гродна.

Здесь уместно вспомнить относительно воспитания и обучения войск Виленского военного округа.

Порядок и дисциплина в войсках были хороши, воинский дух на надлежащей высоте. На стрельбу в пехоте было обращено большое внимание, и результаты были блестящие. Этому способствовали требования свыше и инспекция стрельбы.

В артиллерийском деле, как и во всех остальных округах, под руководством великого князя Сергея Михайловича¹⁰ в полной мере использован опыт войны с Японией; стрельба с закрытых позиций и управление огнем с наблюдательных пунктов, удаленных от батареи, считались за норму. В 1906 году под моим председательством в комиссии из членов Главного артиллерийского управления, Офицерской артиллерийской школы и участников Японской войны было выработано «Наставление для боя полевой артиллерии»¹¹, впитавшее в себя принципы французского наставления, исправленного нами на основании опыта Японской войны. За тактическую артиллерийскую единицу принято считать дивизион, огневая единица – батарея. Стрельба через головы своих войск нормальна. Генерал Владимир Драгомиров в своих статьях «Военного сборника» о подготовке р[усских] войск к мировой войне указывает, что это наставление не самобытно и не национально, не видно в нем «русской доктрины». В то время когда это наставление писалось, «доктрина» была утрачена; в аудиториях Академии Генерального штаба ее разыскивали. Но мы на это не обращали внимания и, оценив вполне французское наставление, переработали его на основании собственного опыта в Японской войне. И вышло недурно: полевая наша артиллерия вышла на войну вполне подготовленной и заслужила общие похвалы как друзей, так и недруговнемцев. Правила стрельбы, выработанные в Офицерской артиллерийской школе, оказались отличными.

Относительно обучения и подготовки к войне нашей кавалерии всем нам известно, что великий князь Николай Николаевич в бытность свою, еще до войны с Японией, инспектором кавалерии¹², высоко поднял это дело, причем особое внимание обращено было на маневрирование кавалерийских масс и втянутость людского и конского состава в работу на быстрых аллюрах. Все говорило о том, что кавалерия и в мировой войне окажет армии громадную помощь. Однако этого не случилось: отнятая от корпусов и собранная в армейские массы, она не нашла себе надлежащих начальников, да и в верхах нашего командования не оказалось лиц, могущих ставить этим массам правильные и посильные для них задачи. Это повело к взаимному недоверию между старшими кавалерийскими начальниками и высшим командованием, что особенно неблагоприятно для общей работы проявилось в 1-й армии, где, к слову сказать, командующий армией генерал-адъютант Ренненкампф, еще со времени боксерского в Китае восстания¹³ и знаменитых своих многосотенных пробегов с забайкальскими казаками на монголках¹⁴ считавший себя знатоком и практиком кавалерийского дела, не сумел заставить подчиненные ему пять с половиной кавалерийских дивизий¹⁵ исполнить те особые задачи по разрушению железнодорожной сети в Восточной Пруссии, на которой основывался успех всего маневрирования и обороны немцами.

Тактические занятия, полевые поездки и маневры войск, производившиеся преимущественно в районах предполагаемых военных действий, принесли всем нам громадную пользу, особенно когда во главе округа стояло такое авторитетное лицо, каким был генерал от инфантерии Мартсон¹⁶, придававший этим занятиям особо важное значение, и лиц высшего командования, не проявлявших надлежащей инициативы и знаний, аттестовывал «не соответствующими» на занимаемых ими должностях. Так были отчислены после больших маневров на реке Дитве два командира корпусов.

Авиация и воздухоплавание были в зачаточном состоянии, и даже высшее начальство не знало, как его можно и должно использовать в будущих боях. Помню, на тактических занятиях в Гродна, при штабе II армейского корпуса, когда я для разведки противника выслал аэроплан, мне на разборе командир корпуса генерал Шейдеман в шутливом тоне сказал: «Аэроплан не голубок, которого можно возить с собой, выпускать полетать и принимать опять в свой штаб!» Точно этому голубку нужно было непременно вылетать из места нахождения штаба, а не со своего аэродрома, связанного со штабом телефоном, по которому получить приказ о вылете и, вернувшись с разведки, донести тем же способом о результатах ее.

Многие войска аэропланов не видели и понятия о них не имели, а потому генералу Ренненкампфу нельзя было так сурово отнестись к начальнику 72-й пехотной дивизии¹⁷, прибывшей на театр военных действий из Пензы за то, что подчиненная ему дивизия 24 августа, подходя к Бенгхейму¹⁸ и увидев над походной колонной два планирующих к своему аэродрому аэроплана, открыла по ним огонь и свалила их на землю.

II армейский корпус по мобилизационному плану вошел в состав 2-й армии под команду генерала от кавалерии Самсонова, известного всем нам по Вафангоу в Японской войне и по приказам о зимних занятиях в войсках Варшавского военного округа, где он после того был на должности начальника штаба¹⁹, и с легкой руки которого перед наступлением зимнего периода каждый округ старался перещеголять другие округа своими указаниями, иногда даже идущими в нарушение существующих уставов и наставлений. Тут уместно вспомнить и о том случае, когда на докладе начальника штаба Виленского военного округа генерала Преженцева бывшему командующему войск округа генералу Гершельману об указаниях с его стороны для такого приказа, тот сказал: «Никаких приказов, есть уставы, пусть и учатся!» Так и обошлось без зимнего приказа.

Да! Генерал Гершельман был настоящий начальник – «железный генерал», как его называли во время войны с Японией, и без всяких фокусов! Жаль, что смерть не пощадила его и унесла в могилу до всемирной войны. Но и в короткое время своего командования Виленским военным округом он сразу дал тон честному и прямому направлению в воспитании и обучении войск. Генерал от инфантерии Мартсон, следовавший за ним на посту командующего войсками, это направление поддержал, и если войска Виленского округа во всемирной войне оказались хорошо подготовленными и на высоте своего призвания, то в этом совершенно не повинен генерал Ренненкампф с его бутафорией, интриганством и отсутствием рыцарской порядочности, без которой немыслим полководец! Я не говорю также о теоретическом багаже и талантливости, которых он не имел, но и боевая его деятельность, в Китае при усмирении боксерского восстания и в войне с японцами, носила скорее отрицательный, чем положительный характер. Насколько мне известно, Высшее аттестационное совещание не удостаивало его к повышению на должность помощника командующего войсками, и каким образом случилось, что во время болезни генерала Мартсона этот последний был уволен со своей должности, а генерал Ренненкампф получил назначение на его место, остается для меня и многих совершенно непонятным!

…Таким образом, переход нашего II корпуса из-под власти генерала Ренненкампфа под власть генерала Самсонова ни радостей, ни печалей нам не принес, а те высшие мобилизационные соображения, на основании которых это делалось, нам, смертным, не были известны и понятны.

Впереди нас в Августове находился, в авангарде корпуса, 104-й пехотный Устюжский полк. Левее нас – 26-я пехотная дивизия. Что делалось правее нас, мы не знали.

1 августа получен приказ о наступлении к границе 43-й пехотной дивизии колоннами: правой по шоссе Липск²⁰ – Августов, левой – на Штабин²¹. Ночлег в районе Августово – озеро Кольно.

4 августа мы благополучно переходили границу, противника не встречали. Сама граница ничего из себя не представляла: хорошо пробитая объездчиками тропа, обозначенная белыми камнями, никакой проволоки не оказалось. В некотором от нее отдалении – постройка с мезонином, по всей вероятности, пост.

С 4 по 5 августа ночлег в Калиновене²² и Гронскене²³.

5 августа корпусу приказано занять Лык²⁴, для чего 43-я пехотная дивизия следует севернее озера Гозельчент²⁵ и охватывает город с севера и запада, а 26-я пехотная дивизия следует южнее этого озера и занимает город с юга со стороны Граева²⁶.

Для исполнения этой задачи 43-я пехотная дивизия направляет 1-ю свою бригаду по шоссе на Леген²⁷ – Лык и 2-ю бригаду в обход с севера на Хельхен²⁸ – Пржикопкен²⁹ – Лык. Я со штабом дивизии находился при левой колонне и, дойдя до Легена, остановился, чтобы от этого места тянуть телефонные провода за обеими колоннами. Путь для 2-й бригады был кружный, и для согласования движения бригад пришлось 1-ю бригаду задерживать; тем не менее часа в 4 дня авангард этой колонны, пройдя лес у Будзекена³⁰, встречен был ружейным огнем противника, расположившегося за шоссейным мостом через протекавшую здесь глубокую речку. Головной 169-й пехотный Ново-Трокский полк развернулся в боевой порядок и, заняв опушку леса, завязал перестрелку. С возвышенности к северу от Лыка неприятельская батарея открыла огонь шрапнелью, на который тотчас же ответила наша батарея и после нескольких удачных очередей по ней замолкла. Командир полка полковник Якимовский, желая оттеснить неприятельскую пехоту от моста, приказал своей пулеметной команде, стоявшей тут же невдалеке в выемке шоссе, выдвинуться к самому мосту и обстрелять противника. Начальник пулеметной команды, вместо того чтобы снять пулеметы и продвинуться туда с ними на руках, двинулся на двуколках, лошади перепугались и несколько двуколок понесли прямо на мост. Мост оказался сожженным, мостовая настилка провалилась, и пулеметы с двуколками и лошадьми попадали в воду. Через несколько времени противник отступил, но новотрокцы преследовать его не могли, так как речка оказалась так глубока, что вброд перейти ее нельзя было. Нужно было вызывать мостовое отделение саперного батальона. Наступила ночь, и только к рассвету следующего дня 1-я бригада заняла город с запада. В то же время туда вошли части 26-й пехотной дивизии со стороны Граева. 2-я бригада 43-й пехотной дивизии дошла до Пржикопкена, где приказано было ей остановиться и прикрывать корпус со стороны крепости Лётцен³¹.

Город бомбардировке не подвергался. Войска в него введены не были, оставаясь за городом. В городе дозволено было разместиться штабам корпуса и дивизий, госпиталям и интендантским складам.

Для штаба 43-й пехотной дивизии отведены офицерские квартиры в казармах местного немецкого пехотного полка и манеж этого полка для интендантского склада.

На мою долю досталась квартира адъютанта полка, помещавшаяся во втором этаже, рядом с полковой канцелярией. Квартира состояла из двух комнат, кухни и прихожей, хорошо меблирована, постель застлана прекрасным шелковым одеялом; тут же туалетный стол с разного рода косметикой, гардероб, полный белья, одежды и щегольских сапог; особый стол с охотничьим ружьем в особом ящике и охотничьими принадлежностями. И в довершение всего в гостиной на столе перед диваном – кофейный сервиз с недопитым кофе… Видимо, наш приход был большой неожиданностью для местного гарнизона, а адъютант – большой франт и дамский кавалер. Осмотревшись в квартире и отдав своему вестовому строжайшее приказание ничего чужого не трогать, я тотчас же направился в полковую канцелярию, дверь в которую была не заперта; там был полнейший порядок, какой только может быть у немцев: все дела и книги на своих местах и особо целая стопа планов и карт, к которым я тотчас же и потянулся. Тут во многих экземплярах оказались планы Восточной Пруссии, знакомые нам, в масштабе 3½ версты в одном дюйме; в крупном масштабе – планы крепости Кёнигсберг³² со всеми ее фортами и фортификационными постройками; несколько более мелкого масштаба планов крепости Лётцен и много планов нашей пограничной полосы вместе со сборными к ним планами, расчерченными на квадраты с номерами. По этим сборным планам можно было видеть, что аппетиты немцев по части захвата территорий других держав простирались на Европейском фронте в России – до Западной Двины и Днепра; на всю Румынию и Болгарию, Европейскую Турцию с Адрианополем³³ и Константинополем³⁴; а также на все наше Закавказье. Несколько планов Восточной Пруссии были наклеены на холст и предназначались для пользования ими в поле, я их забрал себе. С помощью позванного адъютанта мы рассортировали все эти планы: те, которые годились для нас и полков, оставили у себя, а все остальные отправили в штаб корпуса вместе со знаменем одного из французских пионерных батальонов, захваченным немцами в войну 1870 года и найденным адъютантом капитаном Новицким в зале брошенного со всей обстановкой офицерского собрания.

1.Оригинальное название очерка: «Участие 43-й пехотной дивизии и II армейского корпуса в 1914 году в операции 1-й армии у Мазурских озер». Он датирован (в конце рукописи): «2 февраля 1927 года Ковачица (Банат)».

2.В дальнейшем изложении все числа даны по старому стилю.

3.В состав II армейского корпуса входили 26-я и 43-я пехотные дивизии, а также 2-й мортирно-артиллерийский дивизион, 4-й саперный и 3-й понтонный батальоны. Командиром корпуса являлся генерал от кавалерии Сергей Михайлович Шейдеман (с 15 мая 1912 года), начальником штаба – генерал-майор Константин Константинович фон Колен (с 10 ноября 1911 года), инспектором артиллерии – генерал-лейтенант Константин Иванович Тихонравов (с 13 июня 1914 года).

4.Штаб 43-й пехотной дивизии в мирное время находился в Вильне. В ее состав входили полки: 169-й пехотный Ново-Трокский (Олита), 170-й пехотный Молодечненский (Вильна), 171-й пехотный Кобринский (Гродно), 172-й пехотный Лидский (Лида). Первые два полка составляли 1-ю бригаду, остальные – 2-ю. С началом военных действий пост одного бригадного командира был упразднен. Таким образом, к началу войны командный состав дивизии был следующим: начальник дивизии – генерал-лейтенант Владимир Алексеевич Слюсаренко (он занимал этот пост с 15 мая 1910 года); начальник штаба – полковник Николай Николаевич Десино (с 28 марта 1914 года); командир бригады – генерал-майор Леонид Прокопович Тернавский (с 17 ноября 1912 года); командир 43-й артиллерийской бригады – генерал-майор Владимир Александрович Ватаци (с 28 марта 1912 года); командир 169-го пехотного Ново-Трокского полка – полковник Николай Николаевич Якимовский (с 2 ноября 1912 года); командир 170-го пехотного Молодечненского полка – полковник Иван Егорович Кондратьев (с 9 ноября 1913 года); командир 171-го пехотного Кобринского полка – полковник Владимир Карлович Сегеркранц (с 3 сентября 1913 года); командир 172-го пехотного Лидского полка – полковник Владимир Романович Романов (с 24 ноября 1908 года).

5.Имеется в виду Августов – уездный город Сувалкской губернии; ныне Аугустув (Augustów), центр гмины и повята Подляского воеводства Польши.

6.До реформы 1918 года было распространено написание названия города Гродно как Гродна; ныне центр Гродненской области Белоруссии.

7.Имеется в виду местечко Ораны Трокского уезда Виленской губернии, расположенное при впадении речки Оранки в речку Меречанку. Близ него располагался крупный военный лагерь.

8.В русской армии на вооружении состояли 48-линейные полевые гаубицы образца 1909 (Круппа) и 1910 (Шнейдера) годов; они имели калибр 121,9 мм.

9.Имеется в виду 3-фунтовая скорострельная пушка Гочкиса (калибра 47 мм), которая имела дальнобойность до 4,6 км и довольно высокую скорострельность – 15 выстрелов в минуту. В качестве боеприпаса использовалась чугунная или стальная граната (1,5 кг; взрывчатое вещество – около 0,02 кг). Стальная граната пробивала у среза ствола по нормали 88-миллиметрового котельного железа.

10.Великий князь Сергей Михайлович с 1905 года занимал пост генерал-инспектора артиллерии. Он руководил перевооружением русской армии скорострельной артиллерией после Русско-японской войны, а также организацией боевой подготовки личного состава артиллерийских частей.

11.Имеется в виду принятое в 1912 году Наставление для действий полевой артиллерии в бою Е. З. Барсукова. Согласно ему, «артиллерия в наступательном бою „должна поддержать пехоту с самого начала ее развертывания, почему удаление первых позиций не может быть очень мало“, – это, во-первых, а во-вторых, „артиллерия атакующего должна использовать выгоды закрытых позиций“, что „особенно выгодно ввиду неясности обстановки и опасности от огня батарей обороны“, и только по мере „развития боя и достижения боевого перевеса обстановка разъясняется, элемент времени приобретает первостепенную важность, а закрытия получают для артиллерии меньшее значение, и ей придется действовать также с полузакрытых и открытых позиций“, допускающих более быстрое открытие огня артиллерии и в меньшей степени требующих применения искусственной связи». См.: Барсуков Е. З. Артиллерия русской армии (1900–1917). М., 1948. Т. 4. С. 24.

12.Великий князь Николай Николаевич занимал пост генерал-инспектора кавалерии с 6 мая 1885 по 8 июня 1905 года. Преемником великого князя стал генерал от кавалерии Всеволод Матвеевич Остроградский, который являлся генерал-инспектором кавалерии (с 15 июня 1905 до 19 января 1917 года).

13.Во время подавления Ихэтуаньского восстания в 1901 году в Китае П. К. фон Ренненкампф, будучи начальником штаба войск Забайкальской области, возглавил кавалерийские рейды, зарекомендовав себя выдающимся кавалерийским командиром. Его подвиги в Китае были отмечены высокими наградами: орденом Св. Георгия 4-й (приказ от 12 августа 1900 года) и 3-й (приказ от 22 декабря 1900 года) степеней. Во время Русско-японской войны 1904–1905 годов он с 1 февраля 1904 по 31 августа 1905 года командовал Забайкальской казачьей дивизией. За боевые отличия он был награжден золотым оружием, украшенным бриллиантами (приказ от 30 января 1906 года) и золотым оружием с надписью «За храбрость» (12 февраля 1906 года).

14.Имеются в виду монгольские лошади. Эта порода, по ряду источников, осталась почти без изменений со времен походов Чингисхана – коренастые лошади (высотой 122–142 см), с относительно короткими ногами и большой головой, очень длинными гривой и хвостом, с очень устойчивыми копытами. Чаще встречаются гнедые и рыжие монгольские лошади.

15.Кавалерия 1-й армии в августе 1914 года состояла из следующих подразделений: 1-я гвардейская кавалерийская дивизия: генерал-лейтенант Николай Николаевич Казнаков; 2-я гвардейская кавалерийская дивизия: генерал-лейтенант Георгий Оттович Раух; 1-я кавалерийская дивизия: генерал-лейтенант Василий Иосифович Гурко; 2-я кавалерийская дивизия: генерал-лейтенант хан Гуссейн Нахичеванский; 3-я кавалерийская дивизия: генерал-лейтенант Владимир Карлович Бельгард; 1-я отдельная кавалерийская бригада: генерал-майор Николай Алоизиевич Орановский.

16.Генерал от инфантерии Федор Владимирович Мартсон занимал пост командующего войсками Виленского военного округа с 23 ноября 1910 по 17 января 1913 года.

17.Имеется в виду генерал-майор Дмитрий Дмитриевич Орлов.

18.Имеется в виду деревня Бенкхейм (Benkheim) в округе Хейльсбурге в Восточной Пруссии; ныне деревня и гмина Бане-Мазурске (Banie Mazurskie) в Голдапском повяте Варминьско-Мазурского воеводства Польши.

19.Во время Русско-японской войны 1904–1905 годов генерал А. В. Самсонов с 15 марта 1904 года командовал Уссурийской конной бригадой, а с 20 июля 1904 года – Сибирской казачьей дивизией. В сражении при Вафангоу его дивизия произвела обходное движение 4-й японской дивизии, решившее тем самым исход боя. Пост начальника штаба Варшавского военного округа он занимал с 24 сентября 1905 по 3 апреля 1907 года.

20.Липск – посад Августовского уезда Сувалкской губернии, на реке Бобр; ныне гмина Липск (Lipsk) входит в Аугустовский повят Подляского воеводства Польши.

21.Штабин – посад Августовского уезда Сувалкской губернии; ныне гмина Штабин (Sztabin) входит в Аугустовский повят Подляского воеводства Польши.

22.Калиновен (Kallinowen) – центра района в округе Лик в Восточной Пруссии; ныне деревня и гмина Калиново (Kalinowo) Элкского повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.

23.Гронскен (Gronsken) – деревня в районе Боршимен в округе Лик в Восточной Пруссии; ныне деревня Грондзке-Элцке (Grądzkie Ełckie) в гмине Калиново.

24.Лик (Lyck); ныне город Элк (Ełk), центр гмины и повята в Варминьско-Мазурском воеводстве Польши.

25.Имеется в виду озеро Гроссен-Цельментзее (Großen Zelment-See), которое ныне именуется Элкским озером.

26.Граево (Grajewo) – еврейское местечко в Ликском округе Восточной Пруссии; ныне центр гмины и повята в Подляском воеводстве Польши.

27.Правильно Лееген (Leegen) – населенный пункт в Ликском округе Восточной Пруссии; ныне деревня Лега (Lega) в гмине Элк Элкского повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.

28.Хельхен (Chelchen) – деревня в районе Ковален Олецкого округа Восточной Пруссии; ныне деревня Хелхы (Chełchy) в гмине Ковале-Олецке Олецкого повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.

29.Пржикопкен (Przykopken) – деревня в Ликском округе Восточной Пруссии; ныне деревня Пржикопка (Przykopka) в гмине Элк Элкского повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.

30.Имеется в виду Бучкен (Buczken) – деревня в Ликском округе Восточной Пруссии; ныне Бучки (Buczki), деревня в гмине Элк Элкского повята Варминьско-Мазурского воеводства Польши.

31.Лётцен (Lötzen) – город и центр округа в Восточной Пруссии. Здесь в XIV веке был возведен орденсбург Германского ордена. Расположенная здесь крепость, о которой пишет Слюсаренко, именовалась не Лётцен, а Бойен (Feste Boyen) – по имени инициатора ее строительства, военного министра короля Фридриха Вильгельма IV Германа фон Бойена. Она была возведена в 1847–1855 годах между озером Киссайн, южной частью Мазурских озер и озером Левентин и занимала площадь около 100 гектар. Крепость имеет форму семиконечной звезды, окружена системой земляных валов и рвов. В ней четверо ворот, главные – двойные Лётценские ворота – имеют подъемный мост. Крепость никогда не была взята. После Второй мировой войны Лётцен перешел к Польше и был переименован в Лучаны. В марте 1946 года в честь польского писателя Густава Гизевиуша он получил название Гижицко (Giżycko); ныне город является центром гмины и повята Варминьско-Мазурского воеводства.

32.Кёнигсберг (Königsberg) – столица прусской провинции Восточная Пруссия. В 1945 году перешел к СССР; ныне город Калининград, административный центр Калининградской области России.

33.Город в европейской части Турции, в 1920–1922 годах входил в состав Греции; ныне город Эдирне, административный центр одноименного ила.

34.До революции в России было распространено именно это, греческое название Стамбула.