Kitobni o'qish: «Прометей № 1»

Альманах

Shrift:

Редакционная коллегия историко-публицистического альманаха «Прометей»:

Колпакиди Александр Иванович (гл. редактор)

Вахитов Рустем Ринатович

Замостьянов Арсений Александрович

Кононова Ольга Алексеевна

Рузанов Станислав Александрович

Рустамов Элмар Фамилович

Спицын Евгений Юрьевич

* * *

Слово к товарищам

Уважаемый читатель! В твоих руках первый выпуск историко-публицистического журнала «Прометей» – принципиально нового издания, основанного участниками Клуба Левых Историков и Обществоведов (КЛИО).

Название альманаха не случайно. Прометея – легендарного древнегреческого титана, могучего защитника простых людей от произвола и деспотизма богов – Карл Маркс называл «самым благородным святым и мучеником в философском календаре». Ради счастья людей Прометей похитил божественный огонь у избранных, чтобы отдать его людям. Наш «Прометей» ставит именно такую задачу – сделать историческое знание уделом многих, осветить (и в прямом, и в переносном смысле) самые яркие эпизоды истории освободительного, антиабсолютистского движения нашего народа. Показать подлинные источники для его вдохновения, а также влияние, которое оно оказало на современников и потомков. Свой задачей мы видим еще и в том, чтобы освободить от наветов и лжи имена замечательных людей, как в истории Родины, так и далеко за ее пределами. Имена тех, которые подобно титану Прометею отдали пламень собственных душ во имя освобождения человека труда – самого благородного и жертвенного дела на Земле.

Данный альманах призван объединить усилия огромного числа ученых, которые в наше предельно трудное для отечественной науки время продолжают заниматься этой исключительно важной для нашей страны темой. Эту тему сегодня категорически не приемлют апологеты «официального» или «государственно-консервативного» взгляда на историю, представители которого безраздельно господствуют в общественно-политическом пространстве, независимо оттого к какой из групп этого на самом деле единого лагеря они принадлежат – к условному «либеральному» или условному «консервативному».

Авторы альманаха открыто заявляют, что их главная задача состоит в том, чтобы на основе объективного исторического анализа и объективных данных поставить заслон воинствующим фальсификаторам наиболее героических страниц отечественной истории – и в особенности, ее советского этапа, как безусловной вершины в тысячелетнем историческом пути народов России на пути к независимости, свободе и прогрессу. Истории, вместившей в себя ярчайшие страницы, которыми все народы нашей страны по праву могут и должны гордиться, и на примерах которого могут и должны строить свое настоящее и будущее.

Так же как и многие герои нашего первого и всех последующих выпусков «Прометея», наш альманах отстаивает идеи прогресса, идею развития человечества. Мы будем спорить, предлагать новые идеи и трактовки, открывать архивы. Отживших «консервативных» стереотипов и представлений об истории Родины (в особенности тех, которые в нашей науке обанкротились в еще 200 лет назад) «Прометей» категорически не признает. То же самое относится и к мировой истории, к ее ангажированным интерпретациям, которые, к несчастью, завладели сегодня многими умами.

Свою наиглавнейшую задачу «Прометей» видит в том, чтобы на примерах русского и мирового исторического процессов приучить наш народ к той важной, но категорически неприемлемой для многих представителей сегодняшних «элит» мысли, что не они (эти самые «элиты») и не их нынешние венценосные и скрепоносные кумиры-охранители есть подлинные вершители судеб Отечества и истории в целом. Что именно народ, который должен знать всю правду о своей собственной истории – как раз и является самым первым и самым главным ее созидателем и творцом. Именно эту, казалось бы, банальную, но крайне непопулярную сегодня истину, словно легендарный огонь Прометея, как раз и будет доносить до читателя наш одноименный альманах.

Хотите знать правду о прошлом и настоящем, правду об обществе и государстве, о социализме и черносотенстве, о «святых» царях и полузабытых революционерах? Правду о том, как меняется мир – иногда даже непосредственно на наших с вами глазах? О том, кому выгодны религии и войны, кто и почему стравливает народы и усыпляет в нас классовое сознание?

Читайте «Прометей»! Редакция издания будет признательна всем, кто готов сотрудничать и поддерживать альманах в нашей общей борьбе за объективную историю любыми доступными вам способами: подписывайтесь на него, присылайте свои материалы, обсуждайте его и распространяйте среди товарищей и друзей. Наш альманах сможет сделать важные открытия в истории общественных наук только тогда, если мы будем существовать в режиме диалога и взаимопомощи, если будем вместе. Если будем действительно товарищами.

Вместе – победим!

Лица выпуска
К 110-летию британского историка-марксиста Кристофера Хилла

Кристофер Хилл
Ленин и русская революция

К 110-летию Кристофера Хилла (1912–2003), одного из крупных британских историков-марксистов, редакция «Прометея» публикует отрывок из его книги о Ленине (1947), которая практически не известна русскоязычному читателю. Тема революций стала главным стержнем научных работ историка, но его «Ленин и русская революция» занимает уникальное место: это единственная крупная работа К. Хилла, посвящённая Ленину и его роли в истории России и СССР. Написанная ярким и образным языком книга содержит множество метких замечаний и авторских наблюдений и будет, несомненно, интересна современному читателю.

1

Ленин умер 21 января 1924 года. Калинин – крестьянин, который, как он сам выразился, грязными ногами взобрался на царское место, – разрыдался, объявляя эту новость съезду Советов. Пока тело Ленина в течение недели находилось в больнице, длинные очереди часами стояли на сильном морозе в надежде его увидеть. «Большевики способны многое организовать, но не их пропаганда влечёт эти сотни тысяч к Ленину», – писал 27 января в «Нью-Йорк таймс» г-н Дюранти. Начиная со строительства мавзолея на Красной площади, где покоится забальзамированный Ленин, и вплоть до его закрытия в годы советско-фашистской войны каждодневно проходила длинная процессия простых людей, желавших отдать дань уважения умершему вождю. Тело Ленина нетленно, как и мощи православных святых. Троцкий принадлежал к противникам подобного сохранения останков, и сомнительно чтобы такого рода способ мог бы возыметь аналогичный эффект на рафинированном Западе наших дней. Но в Англии XVII века статуя из дерева и воска над телом забальзамированного Оливера Кромвеля простояла так на протяжении многих недель после его смерти, и «множество людей ежедневно толпилось, чтобы увидеть это великолепное, но скорбное зрелище». Нет сомнений, что решение забальзамировать тело Ленина и выставить его напоказ отвечало истинным народным чаяниям. Его мёртвое тело увидели миллионы людей – больше тех, кто когда-либо видел его живым.

Кристофер Хилл за рабочим столом. 1965 год

Каждая цивилизация должна сделать из своих великих людей всё, что можно, чтобы воспринять их идеи через собственные идиомы. В таджикских и казахских легендах Ленин высок, как холмы, как облака; в фольклоре дунган он светит ярче солнца и не знает тьмы. Ойраты говорят, что в правой руке у него солнечный луч, в левой – лунный; под ним содрогалась земля. Для узбеков Ленин – исполин, который мог сотрясать почву и сдвигать огромные скалы в поисках скрытых в горах богатств; ему по силам было решить самые непостижимые загадки. По словам киргизов, он владел волшебным кольцом, с помощью которого смог низвергнуть власть зла и освободить бедноту от неправды и несправедливости. Говорят, в Армению он прискакал на белом коне, чтобы повести за собой народ. По другой легенде, Ленин – это Титан, боровшийся с Асмодеем, покровителем богатых и привилегированных, злейшим врагом бедноты. Асмодей пытался убить Ленина, но свет из глаз героя обратил его в бегство. Затем Ленин сел на орла и полетел в Дагестан, где начал войну против богатых, и, наконец, улетел обратно в холодные края чтобы писать для людей книги истины. Для северных остяков Ленин – великий охотник на тюленей, который убивал богатых торговцев пушниной и раздавал добычу беднякам; точно так же ненцы считают Ленина самым опытным из всех моряков, который победил своих врагов в бою, отнял у них оленей и собак и поделил их среди бедноты. Шолоховские казаки представляли Ленина донским казаком.

Церковь в дореволюционной России – как в Средние века на католическом Западе – понимала, что её абстрактные идеи необходимо конкретизировать с помощью образов, икон, хоругвей, реликвий и других предметов, способных воздействовать на чувства реального и необразованного крестьянства. (Иконоборчество пуритан и других стало результатом жесточайшего интеллектуального высокомерия тех, кто едва познакомился с абстрактными идеями и познал их власть над материальными объектами.) Большевики разоблачили мистификацию, с помощью которой церковь пыталась придать чудодейственную силу своим образам и реликвиям, а значит, и самой себе; но они используют примерно ту же технику передачи идей, потому что обращаются к одним и тем же людям. Вот почему необходимо, с одной стороны, понимать историческую подоплеку идиомы большевистской пропаганды, которая в противном случае могла бы показаться наивной и бесхитростной, а с другой – сознавать, что, хотя методы православной церкви и были взяты на вооружение, использовались они совершенно иначе. Ленину не поклоняются; никто не претендует на то, что в научных процессах сохранения его останков есть что-то чудесное: тело в мавзолее на Красной площади и его портрет, заменивший портрет царя на стенах, привносят что-то конкретное в понимание крестьянского ума, в котором, как и в повседневной жизни, преобладают одни лишь материальные объекты и только они.

Однако сегодня в Советском Союзе истинным авторитетом пользуются именно ленинские слова, ленинские идеи. Генералиссимус Сталин любил, когда его называли учеником Ленина. Даже Троцкий, который до вступления в августе 1917 года в партию большевиков был одним из самых ярых критиков Ленина в социал-демократическом движении, после 1924 года счёл целесообразным заявить о ленинском влиянии на свои взгляды. Надеюсь, ранее мне удалось дать некоторое общее представление о том, за что выступал Ленин. Но, может, стоит подвести итог тому, как проявились в нём личностные качества, которые специфическим образом символизировали русскую революцию и за которые его особенно помнят сегодня.

2

Прежде всего, Ленин символизирует русскую революцию как движение бедных и угнетённых, победно восставших против великих и могущественных. Это был и есть самый важный факт о революции как с точки зрения её внутренних, так и международных последствий. «Какая прекрасная вещь – революция», – воскликнул крестьянин, чьё владение увеличилось с трёх до тридцати семи гектаров. «За это все выступают. Им не по нраву Коммунистическая партия, но они в восторге от революции». Таково доподлинное замечание неудачника, которое едва ли смог уловить хоть кто-то из наблюдателей-очевидцев революции. Старый рабочий, который через несколько дней после Октябрьской революции привёз Джона Рида из Царского Села в Петроград, обвёл сверкающую вдали столицу восторженным жестом. «Моё, – воскликнул он, и его лицо засияло. – Теперь всё моё! Мой Петроград».

Все, кто встречался с Лениным, соглашаются, что, несмотря на своё аристократическое происхождение и буржуазное воспитание, он оставался очень близким к обычному среднестатистическому россиянину. В кампании против тех, кто в марте 1918 года жаждал революционной войны против немцев, самое жёсткое из возражений, найденных Лениным, сводилось к тому, что их взгляды выражают «точку зрения шляхтича, который сказал, умирая в красивой позе со шпагой: „Мир – это позор, война – это честь!” Они смотрят с точки зрения шляхтича, но я подхожу с точки зрения крестьянина». «От Ленина пахло русской землей», – как заметил его политический оппонент П. Аксельрод; он – «самый человечный человек», писал о нём поэт В. Маяковский. Ленин подвёл итог событиям 1889 года, когда мать пыталась убедить его заняться управлением семейными поместьями, сказав: мои отношения с крестянами становятся ненормальными. Поселившись в Кремле, Ленин весьма безучастно продолжал жить в очень простой обстановке, спал на железной кровати в комнате без ковра; он и не отказывался от роскоши сознательно, а только выражал сильное недовольство, когда кто-либо пытался ему навязать её. Подарки с едой, которые крестьяне ему присылали во время голода, он неизменно отдавал другим.

По отношению к простому человеку ленинская мысль носила принципиально демократический характер. Многие до него высказывали мнение, что подлинная демократия невозможна без социализма; но Ленин настаивал на обратном: «Социализм невозможен без демократии в двух смыслах: (1) нельзя пролетариату совершить социалистическую революцию, если он не подготовляется к ней борьбой за демократию; (2) нельзя победившему социализму удержать своей победы и привести человечество к отмиранию государства без осуществления полностью демократии». Ленин превозносил Советы, потому что они представляли собой «демократию для бедных, а не демократию для богатых», и считал, что в социалистическом государстве основная функция профсоюзов заключается в воспитании у рабочих демократических традиций.

Концепцию значения революция Ленин обобщил, пересказав разговор, подслушанный им в железнодорожном вагоне. Пожилая женщина с удивлением заметила: «Теперь не надо бояться человека с ружьем; когда я была в лесу, мне встретился человек с ружьем, и вместо того, чтобы отнять от меня мой хворост, он ещё прибавил мне». Этим замечанием Ленин воспользовался, чтобы проиллюстрировать изменение основ государства – тот факт, что власть теперь служит для защиты масс населения. При царизме власть использовалась против них.

В. И. Ленин выступает с речью перед красноармейцами, отправляющимися на польский фронт. 1920 год

К тому же вопросу он вернулся в более поздней речи, хотя здесь он больше думал об освободительном влиянии революции на человеческий разум: «Раньше весь человеческий ум, весь его гений творил только для того, чтобы дать одним все блага техники и культуры, а других лишить самого необходимого – просвещения и развития. Теперь же все чудеса техники, все завоевания культуры станут общенародным достоянием, и отныне никогда человеческий ум и гений не будут обращены в средства насилия, в средства эксплуатации. Мы это знаем, – и разве во имя этой величайшей исторической задачи не стоит работать, не стоит отдать всех сил? И трудящиеся совершат эту титаническую историческую работу, ибо в них заложены дремлющие великие силы революции, возрождения и обновления».

Стиль ленинской речи, по-видимому, обладал теми же свойствами прямоты и простоты, что и его аргументы. Он не был великим оратором в том же смысле как Керенский и Троцкий. Все наблюдатели сходятся во мнении, что он доминировал над своей аудиторией благодаря интеллекту и силе своей личности. «Я вышел на улицу с таким чувством, будто меня ударили цепом по голове», – признался политический оппонент.

Ленин обходился без жестикуляции, ораторских приёмов и росчерков, заискивания перед аудиторией или обращений к ее эмоциям. Его слова «всегда напоминают мне холодный блеск железных стружек», писал М. Горький; Клара Цеткин отмечала, что «он кидал свои фразы, как неотёсанные глыбы». «Какой профессор потерян для мира!» – воскликнул великий историк М. Ковалевский. Все его речи сразу ложились в основу глубоких раздумий, и как только он высказывал свои соображения, он часто внезапно останавливался. В зрелые годы его уверенность в себе была высочайшей, потому что основывалась на глубоком анализе фактов, и он говорил с захватывающей дух настойчивостью и убежденностью, которые передавались всем слушателям. С нравственной точки зрения, оратор-чудодей Троцкий «мог противостоять Ленину не более чем блоха супротив слона», как заметил Брюс Локкарт.

3

Ленин обладал второй особенностью, символизирующей достижения революции в целом. Это черта, которая во время первого визита Мориса Бэринга в Россию больше всего поразила его как типичная черта обычного русского – человечность. Попытка свергнуть большевиков после революции, конечно, привела к жестокости; но революционный процесс упразднил царствие отчаяния и породил новый мир надежды. В 1918 году старик-крестьянин, протягивая свои истёртые и мозолистые руки группе школьников, говорил: «Дети, эти руки не умеют писать. Они не умеют писать, потому что единственное, чего от них хотел царь, – пахать. Но вы, дети новой России, можете научиться писать. Ах, если бы я мог снова стать ребёнком в новой России!»

Таковы новые веяния, повлиявшие на общественное мнение. Убийство и внезапная смерть, увы, достаточно известны в русской истории на протяжении веков. Горький, который в тяжёлые времена гражданской войны неоднократно вмешивался в ленинские дела от имени подозрительных интеллектуалов, никогда не встречал отказа, говорит о Ленине так: «В России, стране, где необходимость страдания проповедуется как универсальное средство “спасения души”, я не встречал, не знаю человека, который с такою глубиной и силой, как Ленин, чувствовал бы ненависть, отвращение и презрение к несчастиям, горю, страданию людей». Насладившись сонатой Бетховена, Ленин однажды признался Горькому: «…Часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту. А сегодня гладить по головке никого нельзя – руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми. Гм-м, – должность адски трудная».

Скульптору Клэр Шеридан он сказал, что её аллегорическая фигура Победы не в его вкусе, потому та излишне красива: а победа не такова. («Я не критикую вас, – деликатно добавил он. – Только, пожалуйста, не улучшайте меня». Как Кромвель, он хотел, чтобы у него были видны бородавки и всё такое.)

Ненависть к тирании и угнетению из-за их разрушающего воздействия как на угнетателей, так и на угнетённых – вот моральная сила, которая легла в основу ненависти Ленина к царизму, к любой системе экономической эксплуатации или национального порабощения. Однако в 1916 году он не забыл напомнить полякам и финнам, которые «законно ненавидят теперь великороссов за роль палача, которую они играют, что неразумно распространять эту ненависть на социалистических рабочих и на социалистическую Россию, что экономический расчёт, равно как инстинкт и сознание интернационализма и демократизма, требует скорейшего сближения и слияния всех наций в социалистическом обществе».

В сентябре 1919 года, когда Советская Россия ещё вела тяжелейшую войну, Ленин говорил с женщинами об их фактически придавленном положении, ибо в большинстве случаев ведение домашнего хозяйства – это «самый непроизводительный, самый дикий и самый тяжкий труд», и «этот труд чрезвычайно мелкий, не заключающий в себе ничего, что сколько-нибудь способствовало бы развитию женщины». Обращаясь к Кларе Цеткин, Ленин сердито говорил, что «мужчины спокойно смотрят, как женщины изнашиваются на мелкой работе, однообразной, изнуряющей и поглощающей время и силы, – работе в домашнем хозяйстве; на то, как их кругозор при этом сужается, ум тускнеет, биение сердца становится вялым, воля слабой…» Что послужило ему дополнительным доводом в пользу коллективности ведения сельского хозяйства, поскольку «мелкое крестьянское хозяйство означает индивидуальное домашнее хозяйство и прикрепление к нему женщины». А самих женщин он призывал взять на себя ведущую роль в создании общественных институтов, которые помогли бы им освободиться от тягот и стать свободными и равноправными гражданами.

Довольно скромное начало; но вспоминаются и такие маленькие конкретные начинания, как в речи Ленина перед школьными учителями, где, начав с восхваления величия той роли, какую им надлежит сыграть в строительстве социалистического общества, он закончил словами: «главное, главное и главное – [работать] над поднятием его [учителя] материального положения». В дореволюционном обществе положение учителя было настолько скромным, что без такой приписки всё остальное выглядело бы обыкновенным словоблудием. Как рассказывают, один из немногих неполитических случаев, когда Ленин вышел из себя, произошёл, когда ему довелось услышать слова одного папаши, что здоровому ребенку не повредит несколько притомиться. Ленин слез с велосипеда чтобы помочь ребенку подняться на крутой холм, раздражённо сказав: «Таким людям, как вы, вообще нельзя разрешать иметь детей».

4

В-третьих, Ленин олицетворяет все те качества, которые требовались для свершения русской революции – целеустремленность, реализм, здравый смысл, сила воли, боевитость, – чего так остро не хватало дореволюционной интеллигенции, высмеянной Чеховым. На Лондонском съезде 1903 года политический оппонент жаловался Ленину: «Какая тяжелая атмосфера царит у нас на съезде! Эта ожесточенная борьба, эта агитация друг против друга, эта резкая полемика – это нетоварищеское отношение!..» «Какая прекрасная вещь – наш съезд! – возражал ему Ленин. – Открытая, свободная борьба. Мнения высказаны. Оттенки обрисовались. Группы наметились. Руки подняты. Решение принято. Этап пройден. Вперед! – вот это я понимаю. Это – жизнь. Это – не то что бесконечные, нудные интеллигентские словопрения, которые кончаются не потому, что люди решили вопрос, а просто потому, что устали говорить…» После съезда из всех эмигрантских руководителей Ленин почти в одиночку противостоял всей пятёрке своих старых коллег по редакции «Искры» – людям, пользующимся широким признанием в русском революционном движении, и гораздо старшим, чем он сам. Невозмутимый и полагающийся на поддержку из России, он написал книгу «Шаг вперёд, два шага назад», где провозгласил: «Было бы преступнейшим малодушием усомниться хоть на минуту в неизбежном, полном торжестве принципов революционной социал-демократии, пролетарской организации и партийной дисциплины». «Что делать с таким человеком?» – вопрошал меньшевик Дан. Для такой уверенности в себе есть только одно оправдание: успех.

Через 14 лет в июне 1917 года лидер меньшевиков Церетели, полный министерского достоинства и величия, провозгласил на Первом съезде Советов, что в России нет ни одной партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя. «Есть! – крикнул Ленин с места в дальней части зала. – Наша партия каждую минуту готова взять власть целиком». Тогда раздался смех, но Ленин точно знал, какими возможностями он располагает. Больше всего он не любил тех революционеров, которые вместо трезвой оценки реалий любого конкретного положения, прибегали к «энергичному размахиванию маленькими красными флажками». «Без железных дорог социалистическая революционная война – вреднейшее предательство», – говорил он мечтательным сторонникам Троцкого во время переговоров в Брест-Литовске. Обращаясь к партийным руководителям в России в 1905 году, он писал: «Я с ужасом, ей-богу с ужасом, вижу, что о бомбах говорят больше полгода и ни одной не сделали!» «Восстание – есть искусство», – твердил Ленин при каждом подходящем случае. Искусство, изучавшееся им с присущей ему основательностью. Тактика Октября – захват телефонной станции и Главпочтамта, мостов, электро- и железнодорожных станций и, прежде всего, решительное наступление – всё это опиралось на умозаключения, к которым Ленин пришёл после изучения опыта революции 1905 года и штудирования военных учебников из библиотек Женевы.

Я уже приводил множество примеров пристального внимания Ленина к деталям. Чтобы убедиться в отсутствии ошибок он сам правил все корректуры «Искры». В 1917 году, как только до него дошли вести о Февральской революции, Ленин написал Коллонтай в Швецию с изложением своих взглядов на тактику, какой следует придерживаться впредь; он не преминул отметить, что теперь и домашняя прислуга может интересоваться политикой. В беспокойные дни сразу после Октябрьской революции Ленин нашёл время повидаться с совершенно незнакомым ему безруким человеком, который пришёл с предложениями по поводу ремесленных кооперативов; и не позабыл расспросить того, кому передал эту просьбу, какие приняты меры. Когда Горький спросил Ленина, как ему удалось выкроить время для забот об улучшении питания в кремлевской столовой, тот с удивлением ответил: «О рациональном питании?», – как если бы очевидная важность вопроса, сформулированного именно таким образом, не подлежала сомнению. В годы гражданской войны один одетый в штатское неизвестный, присоединившись к группе военных специалистов, изучавших устройство зенитной артиллерии, поразил всех своими техническими познаниями: они пришли в ещё большее изумление, что этим гражданским был Ленин. Незадолго до того, как январе 1922 года полностью прервалась его активная политическая работа, Ленин обратился к редактору газеты, издаваемой для крестьянской бедноты, с вопросом, сколько писем получено от крестьян и какие проблемы в них затрагивались; и что такие справки-отчёты необходимо направлять ему каждые два месяца.

При всём внимании Ленина к теории иногда в нём проявлялся жизнерадостный эмпиризм. Однажды он привёл слова Наполеона «Главное начать, а там посмотрим». С таким же успехом он мог бы процитировать изречение, приписываемое Кромвелю: «Дальше всех заходит тот, кто не знает, куда идти». «Как будто можно начать великую революцию и заранее знать, как она завершится», – сказал Ленин по другому поводу. 27 ноября 1917 года он перефразировал знаменитую фразу Кромвеля «верьте в бога и держите порох сухим», возражая оратору-эсеру, который заявил, что работа Учредительного собрания будет зависеть от настроений в стране. «Но я говорю: “Доверяйте настроению, но не забывайте свои ружья”».

Кромвель и Наполеон – люди действия, с которыми наиболее естественно сравнивать Ленина, хотя время его реальной власти оказалось короче. Но у Ленина есть то, чем не обладали Кромвель и Наполеон, – он был ещё и мыслителем. Никто со времен Кельвина так не совмещал оба качества. Ленин глубоко осознавал свой долг перед прошлым – как российским прошлым, так и прошлым западноевропейской цивилизации в интерпретации Маркса. Он дал жёсткие наставления полным энтузиазма молодым коммунистам, для которых «буржуазная культура» представлялась чем-то малонужным, как и методы варварского образования времён царизма: «..Мы должны понять, что на место старой учебы, старой зубрежки, старой муштры мы должны поставить уменье взять себе всю сумму человеческих знаний, и взять так, чтобы коммунизм не был бы у вас чем-то таким, что заучено, а был бы тем, что вами самими продумано, был бы теми выводами, которые являются неизбежными с точки зрения современного образования».

Председатель Совета народных комиссаров РСФСР в своем кабинете в Кремле

Но в то же время Ленин снисходительно относился к молодёжной непримиримости и к иногда диким экспериментам, процветавшим в первые годы освобождения от царской цензуры и церковной ортодоксии. Он использовал слова, которые помогают нам понять многое из того, что произошло с тех лет в мире советского искусства и в литературе. Хаотическое брожение, лихорадочный поиск новых решений и новых лозунгов, «осанна» определенным художественным и духовным тенденциям сегодня и «распни их» завтра! – всё это неизбежно.

Сам Ленин в литературе отдавал предпочтение классическим мастерам: например, его не восхищала экспериментальная декламационная поэзия Маяковского, хотя к нему самому и относился уважительно за влияние на молодёжь. Литературные группировки он считал ненужными. «Важно не то, что даёт искусство нескольким сотням, даже нескольким тысячам общего количества населения, исчисляемого миллионами. Искусство принадлежит народу, оно должно уходить своими глубочайшими корнями в самую толщу широких трудящихся масс… Чтобы искусство могло приблизиться к народу и народ к искусству, мы должны сначала поднять общий образовательный и культурный уровень». Пренебрежение образованием при старом режиме и невозможность исправить это во время гражданской войны обернулось «ужасным преступлением с точки зрения счастья подрастающего поколения».

Ленинские мысли, по крайней мере, в том виде, как они изложены в его опубликованных трудах, всегда носили строго функциональный характер. Даже Маркс тратил больше времени на неуместные рассуждения. В работах Ленина нет отступлений, нет, кстати, затяжек, нет словесных отдушин: и его самые оригинальные работы обычно носят полемический характер, так что не всегда легко читать их сегодня. Более широкий анализ проявляются у Ленина в случайных проблесках, когда внезапно увиденное будущее, как ему кажется, имеет непосредственную практическую пользу. Рассуждая о внешней торговле при нэпе, Ленин неожиданно отметил: «Когда мы победим в мировом масштабе, мы, думается мне, сделаем из золота общественные отхожие места на улицах нескольких самых больших городов мира»; но теперь оно необходимо нам для закупки по импорту. За 4 года до революции Ленин ухватился за идею подземной газификации угля; начатые после установления советской власти успешные эксперименты ставили своей целью положить таким образом конец тяжёлому труду шахтеров. Социализм означал для Ленина прежде всего более рациональную организацию общества, в которой человеческая энергия не должна растрачиваться впустую, усилия необходимо не транжирить и не использовать по неназначению. Только социалистический строй способен обеспечить полную человеческую свободу большинству населения.

В тех редких случаях, когда Ленин затрагивал вопрос о «высшей фазе коммунистического общества», то писал о ней чуть ли не с преувеличенной осторожностью. Такая стадия, по его мнению, будет достигнута только при исчезновении «противоположности умственного и физического труда… одного из важнейших источников современного общественного неравенства». Но он отказывался обсуждать, когда или как это произойдет, «ибо материала для решения таких вопросов нет». «”Обещать”, что высшая фаза развития коммунизма наступит, ни одному социалисту в голову не приходило». В предвидении её прихода великие социалисты «предполагали и не теперешнюю производительность труда, и не теперешнего обывателя». Но когда такая стадия будет достигнута, «”узкий горизонт буржуазного права”, заставляющий высчитывать с чёрствостью Шейлока, не переработать бы лишних получаса против другого, не получить бы меньше платы, чем другой, – этот узкий горизонт будет тогда перейдён». Со стороны общества тогда не потребуется точно подсчитывать количество продуктов, распределяемых среди его членов; каждый будет свободно брать «по потребности».