Kitobni o'qish: «Лубянские чтения – 2021. Актуальные проблемы истории отечественных органов государственной безопасности»

Mualliflar jamoasi

Shrift:

Федеральная служба безопасности Российской Федерации

Сборник издан при поддержке информационного агентства «News Front»

О кардинальном переосмыслении истории органов государственной безопасности царской России

А.М. Калганов

г. Москва

Несмотря на то, что со времени упразднения КПСС и официального отказа Российской Федерации от коммунистической по названию и большевистской по существу государственной идеологии минуло три десятилетия, концептуальные подходы к изучению истории отечественных органов безопасности, основанные на пропагандистских штампах революционного движения конца XIX – начала XX вв.¹, практически не претерпели изменений.

Так же, как и во времена «развитого социализма», точкой отсчета истории ведомства считается дата создания «карающего меча революции» – Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК), а преданные анафеме органы безопасности царской России олицетворяют «проклятое прошлое», которого нужно стыдиться. Давно реабилитированы в общественном сознании монархи, чиновники и военачальники Российской империи, отменен обязательный «классовый подход» к оценке исторических событий, и только отношение к учреждениям, обеспечивавшим безопасность царского государства, остается предвзято негативным².

Фактически продолжает процветать дело революционной антиправительственной пропаганды, превратившей террористов в героев, а противостоявших им сотрудников правоохранительных органов – во врагов народа. При этом масштабы террористической деятельности революционеров отражают следующие цифры из полицейской статистики: только за период с октября 1905 по октябрь 1906 г. в России было убито и ранено 3611 государственных чиновников; всего в течение 1905–1907 гг. в результате совершенных террористических актов было убито или искалечено около 4500 государственных служащих, кроме того, пострадали гражданские лица: 2180 из которых погибли, а 2530 получили увечья.

С начала января 1908 г. по середину мая 1910 г. было совершено 19957 терактов или вооруженных грабежей, в результате которых лишились жизни 732 чиновника и 3051 не имеющих никакого отношения к государству обывателей, получили ранения 1022 государственных служащих и 2829 частных лиц³.

Таким образом, в конце XIX – начала XX вв. под лозунгом борьбы с самодержавием на территории Российской империи была развязана полномасштабная террористическая война против государства⁴, частью которой была постоянная массированная пропаганда, позволившая представить в глазах общества прикрывавшихся идеями социальной справедливости убийц и грабителей народными героями, создать вокруг них ореол мучеников и на их примере увлечь молодежь экстремистскими идеями⁵.

Кровавые преступления оправдывались «великой целью освобождения порабощенного народа». При этом главной целью террористов стали сотрудники правоохранительных органов:

«…Нужно ли говорить, что члены III Отделения и полиция, вообще отличающиеся особенной деятельностью и способностями ищеек, должны быть казнены самым мучительным образом и в числе первых»⁶.

Революционная печать воспевала террористическую деятельность:

«Во весь период русской революции террор идет впереди как показатель накопленной народом революционной энергии, готовой прорваться наружу.

Итак, террор не есть средство, кем-нибудь выдуманное, кем-нибудь созданное для своих целей. Террористические нападения – это авангардные стычки народной армии, это ее боевой клич: прочь с дороги, революция идет!»⁷;

«Пусть бомба, брошенная смелой рукой товарища анархиста-коммуниста в охранителей буржуазных порядков – полицейских чинов, пусть пули и кинжалы, вонзенные в их тела смелыми борцами, – громким эхом отзовутся в ваших сердцах! Пусть это послужит могучим призывом к открытой революционной борьбе со всем существующим строем!»⁸;

«6 октября в полицейский участок города Белостока явился товарищ, коммунист-анархист, и бросил там бомбу. Взорвавшаяся бомба тяжело ранила всех бывших там членов полиции и слегка – двух посторонних. Сам автор покушения убит на месте…

Это мощный клич анархизма к вам, к рабочим, он говорит вам: «Действуйте!» Отдельные акты насилия отдельных героев рабочей революции важны и необходимы. Золотыми буквами они будут записаны на скрижалях истории. Но сила не в отдельном, а в массовом действии, в массовом насилии…

Самодержавие, как и демократия, радикалы, как и консерваторы, – враги, с которыми возможен только один язык – насилие. И только систематически и одновременно поражая своих врагов, вы можете создать царство свободы и труда – коммунистическую анархию!»⁹.

Одной из основных мишеней антиправительственной агитации стали органы безопасности, мешавшие подрыву и разрушению Российской империи. Революционным пропагандистам, умело применявшим приемы целенаправленного информационно-психологического воздействия, удалось настолько дискредитировать деятельность по обеспечению безопасности государства, что более чем на сто лет (вплоть до настоящего времени!) сами понятия «охранка», «жандармы», «политический сыск» приобрели не просто негативный, а ругательный смысл. Не случайно эти термины были взяты в конце 1980‑х – начале 1990‑х гг. на вооружение организаторами кампании по очернению советских органов госбезопасности¹⁰ и продолжают активно использоваться в информационных атаках на органы федеральной службы безопасности¹¹.

По поводу заклейменного позором вида деятельности, называвшейся со второй половины XIX в. «политическим сыском» (реже – «политическим розыском»), бывший начальник Кишиневского, Донского, Варшавского и Московского охранных отделений П.П. Заварзин писал в своих воспоминаниях в 1930 г.: «Под понятием «политический розыск» подразумеваются действия, направленные к выяснению существования революционных и оппозиционных правительству партий и групп, а также готовящихся различных выступлений, как то: убийств, грабежей, называемых революционерами «экспроприациями», пропаганды, шпионажа в пользу иностранных государств и организации всевозможных выступлений, нарушающих порядок и экономическую жизнь страны.

Розыск по политическим преступлениям одно, а возмездие по ним совершенно другое, почему никаких карательных функций у политического розыска не было, а осуществлялись они судебными или административными инстанциями»¹².

В целях дискредитации агентурной работы внутри тайных антиправительственных организаций, воспользовавшись разоблачением завербованного Департаментом полиции Е.Ф. Азефа, одного из руководителей боевого крыла партии эсеров, революционные агитаторы и разделяющие их взгляды журналисты и общественные деятели стали называть всех без исключения агентов органов безопасности «провокаторами»¹³, формируя у обывателей убежденность в том, что именно внедренные в революционную среду секретные сотрудники «охранки» подстрекают борцов с самодержавием к совершению ужасных преступлений.

Наряду с демонизацией органов безопасности оппозиционной печатью был создан привлекательный образ революционера – юного идеалиста, вынужденно вступившего на путь борьбы с самодержавным государством из-за произвола капиталистов и чиновников, глухих к нуждам народа, готового отдать жизнь за свои убеждения.

Способствовал тому и провал устроенного в 1877 г. открытого процесса по «делу о революционной пропаганде в империи», во время которого судебные заседания стали трибуной для ярких, эмоциональных выступлений подсудимых, обличавших несправедливость царизма, основанного на бесправии и угнетении русского крестьянства¹⁴. По приговору суда 90 из 193 проходивших по делу агитаторов – народовольцев были оправданы, среди них А.И. Желябов и С.Л. Перовская, организовавшие впоследствии террористическую группу, совершившую убийство «царя – освободителя» Александра II¹⁵.

Огромный резонанс в обществе получило оправдание судом присяжных В.И. Засулич, покушавшейся 24 января 1878 г. на жизнь Санкт-Петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова. Захваченная на месте преступления с оружием в руках террористка стала символом борьбы за справедливость, вынесенный ей оправдательный приговор¹⁶ был встречен собравшейся в суде публикой бурными аплодисментами и криками «Браво! Ура!», по воспоминаниям очевидца: «Дамы махали платками, многие плакали, вообще восторг был выше всякого выражения». Когда Засулич вышла на улицу, собравшаяся толпа устроила ей овацию и, оттеснив полицию, сопроводила до кареты, позволив благополучно скрыться и затем тайно уехать в Швейцарию и влиться в ряды революционных пропагандистов¹⁷.

Идеологи революционного движения, комфортно проживавшие во Франции, Англии, Швейцарии и Германии¹⁸, беспрепятственно занимались изданием антиправительственной литературы на русском языке, для распространения которой на территории Российской империи организовали за рубежом курсы подготовки агитаторов из числа студентов, приехавших из России для обучения в европейских университетах¹⁹.

В этой связи 21 мая 1873 г. в «Правительственном вестнике» было опубликовано специальное правительственное сообщение, предостерегавшее российских подданных от направления их детей, в особенности девушек, на учебу в университет Цюриха, поскольку: «коноводы русской эмиграции избрали этот город центром революционной пропаганды и обратили все усилия на привлечение в свои ряды учащейся молодежи…

В русской библиотеке… читаются лекции, имеющие исключительно революционный характер: «Пугачевский бунт», «Французская революция 1870 года», – вот обычные темы лекторов. Посещение сходок рабочих сделалось обычным занятием девушек, даже таких, которые не понимают по-немецки и довольствуются изустными переводами своих подруг. Политическая агитация увлекает молодые, неопытные головы и дает им фальшивое направление…

Вовлеченные в политику девушки подпадают под влияние вожаков эмиграции и становятся в их руках послушными орудиями. Иные по два, по три раза в год ездят из Цюриха в Россию и обратно, перевозят письма, поручения, прокламации и принимают живое участие в преступной пропаганде. Другие увлекаются коммунистическими теориями свободной любви и, под покровом фиктивного брака, доводят забвение основных начал нравственности и женского целомудрия до крайних пределов. Недостойное поведение русских женщин возбудило против них негодование местных жителей, и даже квартирные хозяйки неохотно принимают их к себе.

Такое нравственное падение не может не обратить на себя серьезного внимания правительства… Нельзя не остановиться на страшном вопросе: какое поколение могут взрастить такие женщины?»²⁰.

Напрашивается параллель с современностью – активно продвигаемое сегодня в массовое сознание и адресованное, прежде всего, молодежной аудитории отрицание традиционных ценностей и норм морали еще в конце XIX в. являлось элементом психологического воздействия, результатом которого должно было стать воспитание революционера-фанатика, утратившего всякие связи с обществом, безжалостного к себе и окружающим.

То, что эти психологические установки внедрялись целенаправленно, подтверждает изданная в 1869 г. организатором тайного общества «Народная расправа» С.Г. Нечаевым и активно распространявшаяся среди молодежи «Программа революционных действий», в которой, в частности, говорилось:

«Революционер – человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни даже имени. Все в нем поглощено единым исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью – революцией.

Он в глубине своего существа, не на словах только, а на деле, разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями и нравственностью этого мира. Он для него – враг беспощадный и если б он продолжал жить в нем, то для того только, чтобы его вернее разрушить»²¹.

Еще одна напрашивающаяся аналогия исторического прошлого с событиями современной России прослеживается в активной поддержке революционного (в современной версии – протестного) движения представителями либеральной общественности²², наивно полагавшими, что грядущие «великие потрясения» лично их не коснутся. Трагические события в истории нашей страны свидетельствует об обратном²³.

Осенью 1917 г. к власти в стране пришли люди, имевшие в Российской империи статус государственных преступников, для которых было обычным делом физическое уничтожение политических оппонентов, оправдывавшие великой целью любые беззакония, совершенные во имя торжества революционной идеи. Как вспоминал П.П. Заварзин: «Мало кто вдумывался в то, что разыскной государственный аппарат боролся с очень сильным, организованным и опытным противником, который притом имел то преимущество, что, не стесняясь никакими законоположениями, поставил своего врага вне закона, тогда как охранительный аппарат власти должен был действовать в строгих рамках, предусмотренных законами, хотя эти законы и не могли, конечно, предвидеть всех особенностей такой борьбы…»²⁴.

Приведенная цитата свидетельствует о большей преемственности федеральной службы безопасности, осуществляющей свою деятельность на основе строгого соблюдения законов, к органам безопасности царской России, чем к советским органам госбезопасности, для которых главным был принцип партийности, а законность принималась с установленными правившей большевистской партией ограничительными оговорками: вначале «революционная»²⁵, затем – «социалистическая».

Необходимо отметить, что органам безопасности царской России противостоял не только многократно превосходивший их по численности, но и способный конкурировать с лучшими секретными службами противник: все революционные партии использовали методы конспирации: постоянно сменяемые псевдонимы, явочные и конспиративные квартиры, шифрование, сложные системы транспортировки литературы и оружия; также они активно вербовали тайных сторонников (фактически – агентов) в различных слоях общества и государственных организациях.

Во время революции 1905–1907 гг. антиправительственные силы оперативно создали незаконные вооруженные формирования со штабами и карательными подразделениями²⁶. В августе 1906 г. В.И. Ленин писал: «Мы можем и должны воспользоваться усовершенствованием техники, научить особые отряды готовить массами бомбы, помочь им и нашим боевым дружинам запастись взрывчатыми веществами и автоматическими ружьями»²⁷.

После подрыва террористами дачи П.А. Столыпина, в результате чего погибли 27 и были ранены 32 человека, включая сына и дочь российского премьер-министра, к борьбе с боевыми отрядами революционеров привлекли части действующей армии, а для незамедлительного вынесения приговоров задержанным на месте преступления боевикам и террористам были введены военно-полевые суды. Эти чрезвычайные меры позволили, по выражению большевиков, «задушить революцию», но их применение было использовано революционными пропагандистами в качестве доказательства «бесчеловечной жестокости» царского режима²⁸.

2 марта 1917 г. Николай II отрекся от престола, а уже 4 марта самопровозглашенное Временное правительство России решило упразднить «охранные отделения и Отдельный корпус жандармов, включая и железнодорожную полицию»²⁹. 10 марта 1917 г. аналогичное решение было принято в отношении Департамента полиции (ДП) Министерства внутренних дел³⁰.

П.П. Заварзин вспоминал о событиях того времени: «Департамент полиции и охранные отделения сделались как бы центром внимания и Временного правительства и Совета рабочих депутатов. На ловлю жандармских офицеров, секретных сотрудников и лиц, соприкасавшихся с ними, затрачивались колоссальные средства, силы и энергия. Пресса целые столбцы и даже издания посвящала отдельным лицам и эпизодам, по существу совершенно бледным и ничтожным для данного момента.

Ораторы в подавляющем большинстве только и делали, что громили «охранников» и полицию, так что составлялось впечатление, что революция была необходима только для того, чтобы свести счеты с ненавистным политическим розыском. И, действительно, счеты были сведены и попутно разрушен аппарат военной разведки арестом очень серьезных разведчиков, которые работали во вражеском лагере и освещали революционно-шпионскую организацию Ленина.

Не было тюрем в империи, где не находилось бы в заточении жандармов, полиции, администрации и разного рода агентов власти»³¹.

В Советской России преследование правоохранительных органов Российской империи было обличено в нормы уголовного права: статья 67 УК РСФСР 1922 г. «Активные действия и активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственных должностях при царском строе», предусматривала санкцию в виде «высшей меры наказания с конфискацией всего имущества с допущением при смягчающих обстоятельствах понижения наказания до лишения свободы на срок не ниже пяти лет со строгой изоляцией и конфискацией всего имущества».

В соответствии с принятой в 1927 г. новой редакцией главы «Контрреволюционные преступления» УК РСФСР 1926 г. уголовной ответственности подлежали не только сотрудники, но и агенты органов безопасности царской России³².

Поставленные большевистской властью вне закона люди, честно и самоотверженно служившие государству, могли бы принести пользу и Советской России, поскольку в основе их мировоззрения лежали не политические пристрастия, а дело защиты Родины от реальных внешних и внутренних угроз.

Так, первая попытка создать в ВЧК подразделение контршпионажа была предпринята в январе 1918 г. в связи с обращением к Ф.Э. Дзержинскому ценного агента царской разведки и контрразведки К.А. Шевары (Войцицкого), предложившего использовать имевшиеся у него опыт и знания в интересах Советской Республики. Уже 12 января 1918 г. под руководством Шевары было образовано контрразведывательное бюро, которому в качестве силовой поддержки был придан отряд балтийских матросов во главе с А.Я. Поляковым. Деятельность бюро завершилась, не успев начаться: 15 марта 1918 г. Шевару расстреляли на основе беспочвенных подозрений со стороны «революционного моряка» Полякова³³.

С точки зрения советского государства, как наследника и продолжателя дела Октябрьской революции, события конца 1980-х гг., приведшие к развалу СССР, носили явный контрреволюционный характер – лидеры протестного движения требовали отказа от официальной коммунистической идеологии, упразднения КПСС и уничтожения Комитета государственной безопасности (КГБ). По логике вещей, враги большевистского режима должны были, в первую очередь, озаботиться восстановлением справедливости в отношении противостоявших ему представителей государственных учреждений Российской империи, но этого не произошло.

Принятый в 1991 г. Закон Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» начинается словами: «За годы советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам».

Есть все основания для того, чтобы отнести к «иным признакам» работу в органах безопасности царской России или сотрудничество с ними, но, в отличие от статей 58.10 (антисоветская агитация) и 58.11 (участие в контрреволюционной организации), статья 58.13 (активная борьба против революционного движения) декриминализирована не была.

Возможно ли говорить о восстановлении социальной справедливости, когда из числа лиц, подлежащих реабилитации, заведомо исключены сотрудники правоохранительных органов царской России, осужденные не за фальсификацию уголовных дел или пытки заключенных, а за добросовестное выполнение своего профессионального долга.

Этот факт свидетельствует о том, что главной целью протестного движения является борьба не за правду, а против государства, вне зависимости от того, какой политический режим существует в нем в настоящее время. Перманентные революционеры одинаково враждебно относятся к органам безопасности царской, советской и современной России.

Пришло время отказаться от навязанных большевиками трактовок истории и восстановить доброе имя людей, посвятивших себя борьбе с революционным терроризмом, разработавших остающиеся актуальными формы и методы оперативно-розыскной деятельности.