Kitobni o'qish: «Казанские юридические школы: эволюция образовательных и научных традиций в современной юриспруденции»

Вступительное слово

Уважаемые читатели, вашему вниманию предлагается работа, представляющая собой коллективную монографию преподавателей юридического факультета Казанского университета, а также ведущих представителей науки и практики других российских вузов и организаций.

Центральной темой настоящего издания являются вопросы эволюции образовательных и научных традиций Казанской юридической школы, и такая постановка вопроса не случайна.

В 2014 г. в Казани прошла целая серия мероприятий, посвященных 210-летию Казанского (Приволжского) федерального университета и его юридического факультета.

Кульминацией юбилейных мероприятий выступила масштабная международная научно-практическая конференция «Юридическая наука и образование в XXI веке», которая была успешно проведена 25−26 сентября в Казанском университете. Участие в конференции приняло свыше 200 участников из крупнейших университетов России и иностранных государств, а также практические работники из различных федеральных министерств и ведомств, а также юридического сообщества.

Одной из ключевых целей проведения конференции являлся обмен информацией между специалистами разных стран, вузов и организаций. Мероприятие предоставило идеальную возможность для создания научной платформы для дискуссий представителей различных юридических школ и направлений, для развития контактов, дало возможность встретить партнеров для создания новых совместных проектов.

Конференция запомнилась насыщенной программой, захватывающими дискуссиями и атмосферой невероятного гостеприимства.

По итогам конференции было принято решение о подготовке специального юбилейного издания, в котором отражалась бы вся многолетняя работа и результаты деятельности представителей юридической науки в Казанском университете за 210 лет его существования.

Было очень важно проанализировать исторические традиции и сегодняшние реалии, показать основные научные школы, сформировавшиеся на юридическом факультете Казанского университета, и отразить те идеи, которые оказались актуальными, проверенными временем, или же, наоборот, отброшенными современной доктриной и законодательством.

Исходя из основных направлений работы юбилейной конференции, в структуре монографии были сформулированы основополагающие для Казанской юридической школы вопросы: юридическое образование и наука в Казани: истоки становления; общетеоретические научные воззрения в Казанском университете: проблемы государства и права; государствоведение в Казанском университете и современные проблемы государственного устройства России; роль Казанской юридической школы в формировании российской науки международного публичного и частного права; казанская школа гражданского права: связь прошлого и настоящего как основа современного правового развития; доктрина гражданского процессуального права и исполнительного производства в Казанском университете: история и современность; экологическое право: становление и развитие нового научного направления; российское уголовное право в Казанском университете: научные традиции в современной интерпретации; уголовный процесс: концептуальные идеи и современные подходы их реализации; традиции правового педагогического образования и просвещения в Казанском университете.

В конечном итоге материалы, содержащиеся в представленной монографии, – это своеобразное лицо и современного юридического факультета Казанского университета, отражающее его текущее состояние.

Авторский коллектив монографии очень рассчитывает на то, что настоящее издание будет направлено на дальнейшее развитие правовой доктрины России, а также выработку рекомендаций для совершенствования законодательства, судебной и иной юридической практики.

Авторы монографии надеются, что ее материалы будут интересными и полезными для студентов, профессорско-преподавательского состава юридических вузов и факультетов, юристов-практиков, а также всех тех, кто интересуется историей и современным развитием российского законодательства.

Редакторы издания

Глава 1
Юридическое образование и наука в Казани: истоки становления

§ 1. Юридическое образование в России и становление юридического факультета в Казанском университете

Юридический факультет Казанского университета имел своим предшественником нравственно-политическое отделение, созданное по Уставу 1804 г. Учебные предметы, которые должны были читаться студентам этого отделения, группировались по следующим кафедрам: 1) богословие догматическое и нравоучительное; 2) толкование священного писания и церковная история; 3) умозрительная и практическая философия; 4) естественное, политическое и народное право; 5) право гражданского и уголовного судопроизводства Российской империи; 6) права знатнейших как древних, так и нынешних народов; 7) дипломатика и политическая экономия.

Профессора перечисленных кафедр могли читать и дополнительные предметы. Такая совокупность учебных дисциплин входила в понятие «Правоведение», введенное в употребление предварительными правилами народного просвещения, изданными в начале 1803 г. Задачи правоведения как отрасли высшего образования были наиболее полно очерчены в правилах для юридического отделения Дерптского университета 1802 г. и заключались в том, чтобы разъяснить учащемуся «политическое его отношение к правительству, разным сословиям и частным людям; его обязанности к оным и права, каких от них ожидать и требовать может, образовывать защитников правоты сограждан своих и угнетенной невиновности»¹.

Следует сразу оговориться, что этот круг задач можно применить к нравственно-политическому отделению Казанского университета только условно, ибо собственно правовые дисциплины преподавались в нем наряду с «нравственно-политическими»². К тому же разделение университета на отделения в первое десятилетие его существования было только номинальным и полностью реализовалось лишь в 1814 г. Весьма немногочисленное количество студентов всех отделений прослушивало предметы полного университетского курса³. Так, один из первых студентов университета, его будущий ректор и крупнейший ученый-математик Н.И. Лобачевский помимо полного курса физико-математического отделения прослушал «курс философии, всеобщей и российской истории… и прав, естественного, гражданского и народного»⁴.

Серьезным недостатком в преподавании политических и правовых предметов в тот ранний период было чтение их на иностранных языках: латинском, немецком, французском, – ибо основной костяк преподавателей составляли профессора-иностранцы. Учебников и учебных пособий на русском языке не было. В этих условиях лишь отдельные студенты нравственно-политического отделения смогли завершить юридическое образование, а среди них только единицы подготовились к профессорскому званию. К числу их следует отнести Н.М. Алехина, Е.П. Манасеина; первый специализировался по римскому праву, российскому гражданскому и уголовному праву, второй – в области естественного права. Поэтому вступление в состав преподавателей нравственно-политического отделения первого русского ученого-правоведа Г.И. Солнцева в 1814 г. стало заметным событием, оставившим след в жизни не только этого отделения, но и всего университета. Это был высокообразованный для своего времени человек, получивший духовное и светское высшее образование. Уровень показанных Гавриилом Ильичем Солнцевым на магистерских экзаменах знаний в сочетании с представленными сочинениями по римскому праву, энциклопедии и методологии права обеспечил ему получение не магистерской, а докторской степени. Для Казанского университета это была первая докторская степень, полученная русским ученым⁵. Заняв в 1817 г. кафедру прав знатнейших как древних, так и новых народов, он в ближайшие годы стал преподавать и многие другие правовые дисциплины и читал их на высоком уровне. Для преподавания Г.И. Солнцева характерен метод сравнительного правоведения, который он стремился использовать, сопоставляя «права знатнейших народов» с российскими законами. Методические основы, которых придерживался Солнцев, изложены им в особом мнении относительно самого способа преподавания наук в университете. Сочетая научную подготовку с практической (ранее он несколько лет прослужил в Сенате), Солнцев организовал практические занятия студентов в виде юридических состязаний, чтобы приучить их «доказывать каждую статью из прав словесно и письменно…»⁶. Одновременно Солнцев продолжал и собственно научную деятельность, разрабатывая науку римского гражданского и уголовного права, а также принимая непосредственное участие в переводе на русский язык двух учебников по естественному праву – И.-X. Финке и Ф. Рейнгарда. Деятельность Г.И. Солнцева не осталась без внимания: в 1818 г. он избирается деканом нравственно-политического отделения, затем проректором университета; в 1819 г., после смерти ректора И.О. Брауна, Солнцев был назначен на один год ректором Казанского университета.

Однако в России уже давно сгущались тучи над молодой университетской наукой. Последствия французской буржуазной революции, всенародный подъем в России в период Отечественной войны 1812 г. заставили правительство Александра I искать новые средства для укрепления самодержавно-крепостнического строя. Был создан «Священный союз государей Европы» во главе с царской Россией, а внутри страны был предпринят поход воинствующей реакции против «духа неверия и лжемудрия», которым якобы были заражены русские университеты. Первой жертвой этого похода стал Казанский университет, ревизию которого летом 1819 г. провел реакционер-фанатик М.Л. Магницкий, назначенный затем попечителем Казанского учебного округа. Магницкий видел прямую связь между философским содержанием наук и событиями Великой французской буржуазной революции. В Казанском же университете в первые полтора десятилетия его существования преподаванию философских дисциплин уделялось значительное внимание вообще и в нравственно-политическом отделении в частности. Логика и метафизика, нравственная философия и психология, история философии – вот круг философских наук, которые предшествовали изучению собственно правовых дисциплин⁷. Философскую часть самой науки о праве составляло так называемое «естественное право», преподавание которого занимало тогда центральное место и обеспечивалось лучшими преподавателями факультета (И.А. Финке, Г.И. Солнцев)⁸. В сочетании с деистским мировоззрением ряда ученых такая направленность преподавания и привлекла к себе внимание правительства, которое решило с помощью Магницкого не только расправиться с передовой наукой, но, обезвредив ее, заставить служить укреплению самодержавия⁹. Единственно прочной «основой» всех наук отныне должны были стать самодержавие и православие, а вся новая структура «народного просвещения» должна была выражать его «национальный» дух¹⁰. Так закладывались основы теории «официальной народности».

В двух специально разработанных «инструкциях» – ректору и директору Казанского университета – Магницкий по-своему, т.е. на догматах православия, «обосновал» все университетские науки. Полностью оказалось выхолощенным содержание естественного права: место естественных, природных прав человека и общественного договора, как основы общественной организации, прочно заняли религиозные «истины». Получив санкцию императора, эти «инструкции» приобрели характер правовых актов и действие их было распространено также на Петербургский и Харьковский университеты. В связи с ревизией Магницкого Казанский университет оказался буквально разгромленным: преподавание всех предметов переведено на новые «теоретические» основы православия; из студенческой библиотеки изъяты «крамольные» сочинения; уволены многие преподаватели. Особенно пострадало нравственно-политическое отделение; все его кафедры оказались соединенными в одну «кафедру прав», а в числе преподавателей осталось всего три человека.

Вершиной же этой расправы стал университетский суд над профессором Г.И. Солнцевым, тянувшийся два года. Его судьба как ученого и преподавателя была решена в административных сферах задолго до окончания суда¹¹, однако реакционерам было необходимо, чтобы осуждение Солнцева исходило от самой ученой корпорации. По свидетельству историографов университета (Н.Н. Булича, Н.П. Загоскина), суд этот был настоящим актом инквизиции, хотя «судьи» до смерти боялись Солнцева и как ученого, и как юриста. Свою защиту Солнцев взял на себя. Решение суда было следующим: лишить Солнцева профессорского звания и права преподавания в любых учебных заведениях¹².

Изгнав из правовых предметов всю философскую часть, придав преподаванию естественного права новое, «обличительное» направление, отказавшись даже от преподавания римского права и совместив все собственно юридические дисциплины в одной «кафедре прав», попечитель и университетское руководство свели все юридическое образование к изучению действующего законодательства царской России. Единственный ученый-правовед, который стал во главе объединенной кафедры, профессор П.С. Сергеев, специально для этого перемещенный Магницким из Петербурга в Казань, с полным учетом «инструкций» ректора Казанского университета и последующих указаний Магницкого, предложил соответствующий учебный план нравственно-политического отделения¹³. При дальнейшем обсуждении и уточнении этого плана, проходившем уже под руководством нового ректора Н.И. Лобачевского, который часто принимал личное участие в заседаниях юридического факультета, было сформулировано понятие «политического права», в которое включались, помимо теоретической части, «положительное право государственного устройства России и право государственной службы». Кроме того, Н.И. Лобачевский настоял на включении в перечень учебных предметов римского частного права, как общего «основания теории законов»¹⁴. В угоду дворянству обширной Казанской и соседних с ней губерний, откуда в нравственно-политическое отделение шел основной состав студентов-дворян, было высказано мнение об обязательном преподавании «права военного и военного судопроизводства, как весьма полезной части для тех студентов, которые пожелают вступить на военную службу»¹⁵.

Такое положение в Казанском университете отвечало начавшейся общей перестройке всего нравственно-политического образования в России, обращению к изучению российского законодательства в его исторической и положительной частях, что обеспечивалось, в частности, инкорпорацией всего русского правового наследия со времен Уложения царя Алексея Михайловича, осуществлявшейся под руководством М.М. Сперанского. Все это вместе взятое должно было исторически оправдать самодержавие, подвести под него «правовую базу». Реорганизация завершилась принятием реакционного устава российских университетов 1835 г. Однако длительный период перестройки «отделения прав» Казанского университета (именно такое название прозвучало впервые в официальных документах университета в конце 20-х годов) был чрезвычайно сложным. «Дело о разделении юридической кафедры» практически затянулось до введения в действие нового устава, что само по себе заняло несколько лет, в связи с чем университет не получал ни новых штатов, ни дополнительных средств на организацию требуемых кафедр. Вся тяжесть преподавания ложилась на плечи одного профессора, двух-трех адъюнктов и нескольких студентов-кандидатов, выступавших в роли репетиторов¹⁶.

Отсутствие подготовленных преподавательских кадров, новая волна иностранцев, заполнивших юридический факультет (на сей раз это были бездарности, оставившие печально-смехотворную память у студентов, – Г.Б. Винтер, Г.Л. Фогель, Л.Ф. Камбек), – все это не могло обеспечить должного уровня ни в преподавании, ни в научной деятельности. А ничтожное количество студентов, учившихся в те годы на факультете, затрудняло подготовку кадров для государственного аппарата¹⁷.

Как уже говорилось выше, введение Устава 1835 г. заняло несколько лет. Только 24 июня 1837 г. на заседании Совета Казанского университета был рассмотрен новый учебный план, согласно которому на юридическом факультете учреждалось семь кафедр со следующим распределением учебных предметов: 1) кафедра энциклопедии прав и государственных учреждений включала в себя энциклопедию права, государственные учреждения Российской империи, права состояний и теорию государственного права; 2) кафедра римского законоведения с его историей – историю римского права, догматическую часть римского права (институции и пандекты); 3) кафедра гражданских законов – историю русского законодательства, гражданское право, межевые законы и права присоединенных провинций, а также судопроизводство; 4) в круг предметов кафедры законов благоустройства и благочиния попадали законы о народонаселении, народном продовольствии, общественном призрении, о благоустройстве в городах и селениях, о праве фабричном и ремесленном, о правах коммерческих, об уставе кредитных установлении, уставе путей сообщения и строевом уставе; 5) кафедра законов о государственных повинностях и финансах объединяла законы о повинностях и государственных имуществах, законы монетные, горные, соляные, законы о податях и пошлинах, питейном сборе и акцизе, о таможенном уставе; 6) кафедра законов полицейских и уголовных включала теорию уголовного и полицейского права, судебную медицину и медицинскую полицию, уставы пожарный, о паспортах и о беглых, законы о предупреждении и пресечении преступлений, о содержащихся под стражей и ссыльных, а также уголовное право России и присоединенных провинций с уголовным судопроизводством; 7) кафедра «начал общественного правоведения» включала теорию народного права и дипломатию, а также практику дипломатии и практическое народное (международное) право. Церковная теория, догматическое и нравственное богословие объявлялись общефакультетскими предметами, так же как логика, психология и российская статистика; политическая экономия и финансовая наука были обязательными для юристов и словесников¹⁸.

Реальное осуществление учебного плана, составленного на основе Устава 1835 г., по-прежнему упиралось в вопрос о кадрах. Выход был возможен в двух направлениях: а) в более активной подготовке молодых преподавателей из числа собственных студентов-кандидатов и б) в привлечении в университет русских ученых со стороны. Казанский университет использовал обе эти возможности, и уже в конце 30-х – начале 40-х годов коллектив преподавателей стал пополняться за счет притока молодых сил. Однако далеко не все из них «прижились» на факультете, не все связали свою жизнь с карьерой ученого, вследствие чего недостаток в научно-преподавательских кадрах стал хроническим. Тяжелая политическая атмосфера, опустившаяся на Россию в первой четверти XIX века, усилилась при Николае I и, естественно, особенно давала себя знать в области гуманитарных и общественно-политических наук: не разрешалось писать и говорить о правительственных распоряжениях, о крепостном праве; действовал «чугунный» цензурный устав. Официальное руководство наукой и образованием продолжало опираться на испытанных «китов» – самодержавие, православие, народность. В этих случаях от немногочисленной прослойки передовых русских ученых-гуманитариев (историков, юристов, экономистов и т.д.) требовались большое гражданское мужество и энтузиазм для отстаивания своих научных и общественно-политических взглядов.

Костяк молодых преподавателей и ученых, сложившийся в эти годы на факультете, включал в себя Н.В. Ратовского¹⁹, А.Г. Станиславского, Д.И. Мейера; близко к ним стояли преподаватели политической экономии и финансов Е.Г. Осокин, И.К. Бабст, преподаватель технологии М.И. Киттары. Истинной гордостью юридического факультета становится Дмитрий Иванович Мейер, выпускник Петербургского педагогического института, завершивший свое правовое образование в Берлинском университете. Вернувшись в Петербург, 11 января 1845 г. Мейер выступил с первой публичной лекцией, которая получила высокую оценку и по форме изложения и по содержанию; через месяц он был назначен в Казанский университет, на юридический факультет²⁰.

Необыкновенно быстро, в течение ноября – декабря 1845 г. Мейер сдает все магистерские испытания, в декабре же факультет предварительно рассматривает его диссертацию «Опыт о праве казны по действующему законодательству»; 10 января 1846 г. факультет собрался на заседание, в котором «рассуждаемо было о достоинстве диссертации г. магистранта Мейера»; получив удовлетворительную оценку, диссертация была допущена советом университета к защите, которая и состоялась 3 марта 1846 г.²¹ Большой личной заслугой Мейера является издание им сборника научных работ членов юридического факультета, подготовленного в ознаменование 50-летнего юбилея университета. Сборник положительно оценила тогдашняя российская пресса.

Интересны взгляды Мейера на практические занятия студентов и его деятельность по их организации. Научную постановку этого вопроса он изложил в работе «О значении практики в системе современного юридического образования». По свидетельству современников, Мейер тратил свои скромные личные средства для обеспечения юридического факультета всеми необходимыми материалами для таких занятий. Качество их и отношение к ним самого Мейера были таковы, что известный русский цивилист Г.Ф. Шершеневич имел все основания в начале XX века сказать, что Мейер проводил свои практические занятия на таком уровне, на каком они и теперь еще нигде не стоят. Известно, что Мейер был противником «театрализованной» практики, заключающейся в «разыгрывании» всех стадий судебного производства самими студентами. Он шел в самую гущу жизни и вел туда же своих студентов. В этих целях при факультете им была организована юридическая «клиника» (консультация), куда обращались жители Казани и крестьяне пригородных деревень за юридическими советами. Разумеется, консультирование было бесплатным. Юрист более позднего времени пишет: «Мы живо себе представляем картину, напоминающую дачу responsae римскими юрисконсультами. Мейер в кругу своих учеников разбирает предлагаемые ему казусы. Сколько тут, надо думать, было тонкого и глубокого анализа и какой получился бы сборник этих consilia, который по достоинствам не уступал бы многочисленным западным! Все это пропало для науки бесследно»²². В связи с этим нельзя не упомянуть и о такой стороне деятельности Мейера, как популяризация правовых знаний. При этом им двигало желание высвободить народ из-под влияния корыстных и темных дельцов типа прежних «ярыжек», дав ему в руки специальный «юридический катехизис». Имеются сведения, что наметки создания такого сборника у Мейера уже были²³.

Время конца 40-х – начала 50-х гг. было переломным в жизни России. Порочность изживших себя социально-экономических порядков все яснее осознавалась передовыми представителями русского общества, а огромная страна самим ходом истории вопреки стремлениям правящих кругов была поставлена на рубеж буржуазных реформ. Лучшие умы России – Белинский, Герцен, Чернышевский – стали вестниками грядущих социальных преобразований. В рядах той демократической интеллигенции, которая разделяла их убеждения, был и Д.И. Мейер. И хотя с конца 40-х гг. действовали самые строгие правительственные предписания, запрещающие касаться наболевшего «крестьянского вопроса», Мейер в своих лекциях с высокой профессорской кафедры смело обличал крепостничество, внушал студентам, что может быть право собственности на вещь, но не может быть права собственности на человека²⁴. Одновременно Мейер настойчиво обличал перед студентами, тянувшимися к нему, взяточничество и лихоимство как презренные качества царских чиновников.

Мейер был чужд верноподданнических настроений, пронизывающих в целом слои тогдашней интеллигенции. Так, представляя разработанную им программу русского гражданского права и отвечая в конце на обязательный вопрос о «направлении» и «духе» преподавания, он с достоинством подлинного ученого писал, что дух и направление его преподавания «клонятся к тому, чтобы ознакомить слушателей основательно с наукою гражданского права, показать им, каким образом применяются истины ее к практике, и внушить готовность применить их»²⁵. Появление в профессорской среде юридического факультета такого человека, как Мейер, антикрепостнический «дух» его преподавания, нравственная поддержка, оказываемая ему со стороны ряда молодых преподавателей и передовой части студенчества, – все это было несомненным свидетельством глубоких сдвигов, совершавшихся в это время в жизни русского общества и отражавших все усиливающийся кризис крепостнического строя.

Однако как бы талантливы и прогрессивно настроены не были отдельные преподаватели, реальная действительность России середины XIX века резко противоречила тому, что дозволено было читать даже в официальных университетских курсах, например в энциклопедии права, впитавшей в себя многие философско-правовые моменты науки о праве. В то время как в России действовало, по существу, только два права: «право самодержавия» (формулировка М.М. Сперанского) и крепостное право, преподаватель энциклопедии права А.Г. Станиславский говорил своим слушателям о нравственных основаниях права, о правах человека, о развитии идеи права. Такой очевидный разрыв между научными положениями и реальной действительностью не мог не улавливаться мыслящей частью молодежи, не мог оставить ее равнодушной. И именно не кто иной, как великий писатель земли русской Лев Николаевич Толстой, бывший в течение полутора лет студентом юридического факультета Казанского университета, писал впоследствии в «Письме о праве»: «Я ведь сам был юристом и помню, как на втором курсе меня заинтересовала теория права, и я не для экзамена только начал изучать ее, думая, что найду в ней объяснение того, что мне казалось странным и неясным в устройстве людей. Но помню, что чем более я вникал тогда в смысл теории права, тем все более и более убеждался, что или есть что-то неладное в этой науке или я не в силах понять ее»²⁶.

Определенным свидетельством социально-экономических сдвигов, происходивших в обществе, было разделение в 1845–46 учебном году юридического факультета на два разряда – юридических и камеральных наук. Разряд камеральных наук должен был отвечать интересам развивающегося земледелия, промышленности, торговли, образовывать «чиновников по Министерствам финансов и государственных имуществ, ученых помещиков-агрономов, купцов-заводчиков и проч.»²⁷. Однако формы, в которые была воплощена идея камерального образования, представляли собой лишнее доказательство сугубо административного, бюрократически-канцелярского решения важной задачи. Не только ученые юридического факультета, но и в целом совет Казанского университета практически не принимали участия в предварительном обсуждении этого вопроса, им была навязана роль лишь исполнителей предписаний «высшего» начальства. Не был услышан и голос такого выдающегося ученого и администратора Н.И. Лобачевского, справедливо полагавшего, что факультет хозяйственных наук должен стать отделением физико-математического факультета²⁸. Искусственно пристегнутое к юридическому факультету, камеральное отделение потребовало дополнительных усилий от немногочисленных преподавателей факультета для организации учебного процесса, ибо студенты-камералисты должны были, хотя и в уменьшенном объеме, изучать весь цикл государственных и правовых предметов; одновременно в учебном плане камерального отделения значились физика и химия, сельскохозяйственная и технологическая науки, механика и т.д.

Создание камерального отделения повысило интерес молодежи к юридическому образованию, и число студентов факультета стало расти по сравнению с предыдущими периодами: так, в 1846 г. студентов-юристов было 57 человек, камералистов – 71, в 1847 г., соответственно, – 52 и 73²⁹. Правда, в первой половине 50-х гг. это количество несколько снизилось, но предреформенный период и особенно буржуазные реформы 60-х гг. вновь привлекли молодежь на юридический факультет. Так, уже в 1854–55 академическом году общее число студентов факультета составило 111, в 1865/66 – 140 человек. К концу 60-х гг. на факультете училось уже 224 человека, что составляло добрую половину всех студентов Казанского университета (данные взяты из отчетов университета за соответствующие годы).

По социальному составу студенты-юристы принадлежали в основном к отдельным группам господствующего класса: на факультете учились дети дворян (потомственных и личных), офицерства, чиновничества; только три-пять человек являлись выходцами из купцов и мещан, представителей же крестьянской и рабочей среды не было вообще.

По национальному признаку подавляющее большинство студентов были «великороссами», отдельные, редко встречающиеся фамилии «мусульман» принадлежали, как правило, выходцам из среды уральского казачества. За весь XIX век на факультете из казанских татар был только один студент, и на него, по отзывам современников, смотрели как на «чудо». Колонизаторская политика царизма не предусматривала высшего университетского образования для коренного населения Казанской губернии.

В 50–60-е гг. XIX века юридический факультет Казанского университета полностью оформился: определился круг учебных предметов, зафиксированный затем в уставах 1863 и 1884 гг.; сложился постоянный профессорско-преподавательский состав, готовивший себе научную смену из числа студентов; окончательно определилось лицо факультета как кузницы кадров для разветвленного бюрократического государственного аппарата³⁰.

«Дух» и «направление» преподавания в этот и последующий периоды полностью отвечали расстановке классовых сил в стране. Крестьянская реформа 1861 г. хотя и явилась крупным буржуазным преобразованием, но проведена была в такой форме, которая не подрывала устоев господствующего класса – земельного дворянства. Русская буржуазия перед лицом растущего демократического и начавшегося рабочего движения стремилась найти защиту у самодержавия и приспосабливалась к его интересам. В таких условиях от студенчества требовалось прежде всего полное послушание и повиновение, полная лояльность по отношению к существующему политическому строю. Именно такое воспитание и образование должны были обеспечить университетская наука в целом и в особенности политические и правовые дисциплины.

В начале 50-х гг. в связи с революционными потрясениями в Европе в Казанский университет была прислана верноподданническая программа по курсу государственного права европейских стран, наиболее опасному, с точки зрения самодержавного правительства³¹.