Kitobni o'qish: «История военно-морского искусства. Начало XX века»

Глава первая
Военно-морское искусство в империалистических войнах конца XIX в.

Переход к последней стадии капитализма – империализму в основных европейских странах завершился к началу XX в. «Для Европы, – писал В.И. Ленин, – можно установить довольно точно время окончательной смены старого капитализма новым: это именно – начало XX века»¹.

Подводя итоги своего исследования об империализме как высшей и последней стадии капитализма, как кануна социалистической революции, В.И. Ленин писал: «Империализм есть капитализм на той стадии развития, когда сложилось господство монополий и финансового капитала, приобрел выдающееся значение вывоз капитала, начался раздел мира международными трестами и закончился раздел всей территории земли крупнейшими капиталистическими странами»².

Капитализм в его монополистической стадии становится паразитическим, умирающим капитализмом, порождающим исключительные по силе и остроте противоречия, ведущим к росту реакции. В эпоху империализма с возрастающей силой действует закон неравномерности экономического и политического развития капиталистических стран.

Капитализм развивается «…крайне неравномерно и скачкообразно: одни страны, ранее бывшие на первом месте, развивают свою промышленность сравнительно медленно, другие, ранее бывшие отсталыми, быстрыми скачками нагоняют и перегоняют их»³. Неравномерность развития капитализма в различных странах вызывает ожесточенную борьбу их за передел уже поделенного мира. Отстающие страны стремятся сохранить свои колонии; страны, вырвавшиеся вперед, в свою очередь стремятся захватить новые колонии, и, таким образом, военные столкновения между империалистическими странами становятся неизбежными.

Происходит формирование враждебных друг другу империалистических группировок и оформление их в военные союзы.

Подготовка империалистических стран к войнам за передел мира привела к «колоссальному росту вооружений, показателем которого явился рост военных бюджетов. За время с 1868 г. по 1896 г. бюджет на содержание вооруженных сил вырос: в Германии – на 192 %, в Англии – на 93 %, в России – на 92 %, в Италии и Австро-Венгрии – на 75 %.

Обострение борьбы за колонии, территория которых в большинстве случаев была отделена от метрополий морями и океанами, вызвало гонку морских вооружений и морское соперничество между крупнейшими империалистическими хищниками. На строительство и содержание военно-морских сил расходовались огромные средства.

Значительная доля этих военных бюджетов шла в карманы заправил монополистических объединений, не удовлетворявшихся уже больше средней прибылью и стремившихся получить максимальную прибыль. Максимальная прибыль постепенно начинала становиться главнейшим стимулом развития монополистического капитала. «Именно необходимость получения максимальных прибылей толкает монополистический капитализм на такие рискованные шаги, как закабаление и систематическое ограбление колоний и других отсталых стран, превращение ряда независимых стран в зависимые страны, организация новых войн…»⁴.

Подготовка к первым империалистическим войнам была и первым шагом в борьбе монополий различных стран за получение максимальных прибылей.

Первой такой войной была развязанная молодым, но крайне хищным с самого начала своего становления американским империализмом испано-американская война 1898 г., за ней последовали Англо-бурская война 1899–1902 гг. и Русско-японская война 1904–1905 гг.

Технический прогресс во всех отраслях промышленности, строительство железных дорог, рост вооружений и начало броненосного судостроения вызвали быстрое развитие металлургии. Мировая выплавка чугуна выросла с 14 млн т в 1870 г. до 41 млн т в 1900 г. Массовое применение стали привело к дальнейшему развитию машиностроения. Появилась электротехническая промышленность; развивалась химическая промышленность, сыгравшая в дальнейшем особую роль в военном деле.

Как и в предшествующий период, самый большой вклад в развитие науки и техники сделали русские ученые и новаторы практики. Россия явилась родиной паровой машины, здесь был создан новый метод термической обработки стали, зажглась первая электрическая лампа накаливания, прошло по реке первое судно с электрическим двигателем, поднялся в воздуху первый в мире самолет, построены раньше, чем в других странах, броненосные корабли, миноносцы, торпедные катера, подводные лодки, тральщики, ледоколы и другие классы военных кораблей и гражданских судов и т. д.

В связи с совершенствованием минного оружия и появлением автоматической вьюшки Азарова для автоматической постановки мин на заданное углубление в России был создан проект первого в мире минного заградителя. В 1889 г. на Черноморском флоте были построены два минных заградителя – «Буг» и «Дунай» водоизмещением по 1380 т каждый⁵. На этих кораблях устройство для постановки мин состояло из Т-образных рельсов, идущих под верхней палубой к портам, расположенным в кормовом подзоре. Мины двигались по рельсам при помощи подвешенных минных тележек. Это устройство было перенято иностранными флотами.

Таким образом, на базе развития производительных сил к концу XIX в. значительные успехи на фоне общего технического прогресса сделала военная и военно-морская техника. В первых же войнах эпохи империализма проявились некоторые элементы машинного периода войны.

Реакционная англо-американская теория «Владения морем» и критика ее

Военно-морскими идеологами складывавшегося на рубеже XIX–XX вв. империализма были американский контр-адмирал Мэхэн и английский вице-адмирал Коломб.

Агрессивные устремления монополистов США и Англии создали благоприятную почву для зарождения именно в этих странах реакционной империалистической теории Мэхэна и Коломба, поставивших своей целью обосновать закономерность захватнических империалистических войн и исторически оправдать их, равно как и способы их ведения.

Англия только за период 1884–1900 гг. захватила и превратила в колонии территорию около 9,5 млн кв. км с населением 57 млн человек.

Соединенные Штаты Америки в своих империалистических устремлениях не отставали от Англии.

Воспользовавшись продажностью царского правительства, США в 1867 г. за бесценок (7,2 млн долларов) «приобрели» русские владения на Аляске общей площадью 1519 тыс. кв. км. Экспансия США не ограничилась Американским континентом. Усиленным темпом шло проникновение американского империализма в страны Латинской Америки.

В результате испано-американской войны 1898 г. США захватили Пуэрто-Рико, Филиппинские острова и остров Гуам. В этом же году американцы, давно хозяйничавшие на Гавайских островах, объявили об аннексии этих островов, затем оккупировали острова Кубу, Уэйк, Мидуэй и закрепили за собой Восточное Самоа. Особенно большое внимание монополистов США привлекали Китай и Корея.

Еще в 1844 г., воспользовавшись ударом, который был нанесен Китаю во время первой англо-китайской войны 1842 г., США заставили китайцев дать им такие же привилегии, какие они вынуждены были предоставить англичанам.

В 1871 г. в корейские воды вторглась эскадра США. Но попытка силой захватить Корею встретила стойкое сопротивление храброго корейского народа. Захватчики потерпели поражение. Не добившись ничего вооруженной силой, американские империалисты начали «мирное» проникновение в Корею, стремясь подчинить себе экономику страны, выкачать из нее максимальные прибыли путем жесточайшей эксплуатации корейского народа.

Колониальной была политика США и в отношении Японии. Навязав стране неравноправные договоры, американские империалисты установили для себя таможенные льготы и право экстерриториальности. Эти договоры сохранили свою силу до 1895 г.⁶.

Идеология агрессии, колониальных захватов и ограбления народов и явилась той основой, на которой были построены реакционные, антинаучные военно-морские теории Мэхэна и Коломба.

Мэхэн и Коломб были известны не только как авторы империалистической теории ведения войны на море, но и как махровые реакционеры. Так, например, Мэхэн в ряде своих теоретических трудов выступал как сторонник известной буржуазной теории «географических факторов» (Гердера, Бокля, Кунова и др.). На французскую буржуазную революцию 1789–1793 гг. он имел особенно реакционные взгляды, придерживаясь во всем высказываний французского буржуазного консервативного историка Анри Мартена. Кроме того, он был мистиком, сторонником идей «избранных рас». Коломб, так же как Мэхэн, народные массы презрительно называл «чернью». Мэхэн откровенно выражал свой восторг, рассказывая о зверской расправе роялистов над восставшим народом.

В период начавшихся схваток империалистических стран за передел уже поделенного мира Мэхэн и Коломб выступили с «теоретическим обоснованием» необходимости колониальных захватов. Условием захвата колоний они считали «морское могущество». Так, например, в своих статьях и книгах Мэхэн усиленно пропагандировал мысль о том, что для завоевания колоний и удержания над ними власти прежде всего нужен мощный флот; колонии же в свою очередь нужны флоту как базы и стратегические опорные пункты.

Созданная в угоду магнатам монополистического капитала теория, пропагандировавшая необходимость строительства больших флотов⁷, полностью соответствовала интересам владельцев предприятий судостроительной и смежных с ней отраслей промышленности.

Взгляд о необходимости господства на море имеет довольно давнюю историю. Первые попытки обосновать этот тезис относятся ко времени англо-испанской войны XVI в. Участники этой войны адмиралы Вильям Монсон и Роллейг спустя некоторое время после ее окончания написали труд, в котором проанализировали действия английского и испанского флотов и сформулировали, правда, еще недостаточно отчетливо, положение о том, что благополучие Англии основывается на ее морской силе и превосходстве этой силы над флотами других государств.

В период англо-голландских войн второй половины XVII в. тезис о господстве на море нашел свое дальнейшее развитие в записках непосредственных участников войны – голландского адмирала Тромпа, англичанина Пиписа и других.

«Господство на море», «контроль над морем», «обладание морем» – понятия, между которыми Мэхэн и Коломб не делали принципиального различия, – стали основой их теоретических рассуждений. Под этими терминами они понимали создание подавляющего превосходства в силах на море или в определенной его части, которое приводило бы к постоянному или временному изгнанию неприятельского флота. Такое превосходство должно было обеспечить установление контроля над всем движением по морю и дать возможность запереть пути, по которым могли бы ходить вражеские торговые суда. Достижение такого положения Мэхэн и Коломб считали возможным только при наличии больших военно-морских флотов, основную силу которых должны были составлять линейные корабли.

Экономическая мощь Англии и США, а в дальнейшем и Германии позволяла этим государствам планировать создание мощного линейного флота, посредством которого они рассчитывали добиться господства на море. Основным способом достижения такого господства, по трактовке Мэхэна и Коломба, являлось генеральное сражение линейных кораблей.

История не дает убедительных примеров, которые доказывали бы решающее значение генерального морского боя для исхода войны в целом, не только до конца XIX – начала XX в., но даже для мануфактурного периода войны. Подобранные Мэхэном и Коломбом исторические примеры, которыми они пытались подкрепить свои теоретические рассуждения, противоречивы и лишены убедительности. Неверной была также и их попытка увековечить главную роль линейных кораблей в морском сражении.

Опыт войн конца XIX в. также не дал оснований для преувеличения роли линейного корабля в бою. Появление во второй половине XIX в. таких типов кораблей, как миноносцы, минные заградители, подводные лодки, подчеркнуло, что каждый бой представляет собой столкновение кораблей различных классов.

Вследствие классовой ограниченности военно-морские деятели того времени не могли правильно оценить «труды» Мэхэна и Коломба; более того, эти теории получили широкое распространение среди офицерского состава на всех крупнейших флотах мира, так как они полностью соответствовали империалистическим целям правящего класса. Лишь в русском флоте передовая часть офицеров (адмирал С.О. Макаров и др.) предостерегала от переоценивания значения линейных кораблей и генерального морского боя.

Идея генерального морского боя, выдвинутая в качестве догмы Мэхэном и Коломбом, не являлась в то время оригинальной. В начале XIX в. идеолог прусского юнкерства идеалист Клаузевиц считал, что исход войны зависит от победы в генеральном сражении. Он писал: «Одновременное напряжение всех предназначенных для данного удара сил рисуется как основной закон войны»⁸. Свой «рецепт» достижения победы в едином генеральном сражении он превратил в догму: «…Если мы вообще обладаем достаточными силами, чтобы осуществить известное завоевание, то мы находимся и в состоянии выполнить его одним духом, без промежуточных остановок»⁹. Идеи Клаузевица, равно как и его последователей – Мольтке и других, – являлись официальной военной доктриной прусской армии.

Следовательно, идея генерального морского боя по сути была модернизацией старого «сухопутного» тезиса Клаузевица о генеральном сражении и носила такой же авантюристический и агрессивный характер.

Завоевание господства на море Коломб считал обязательным условием и для того, чтобы парализовать торговлю противника. Исходя из этого он, как и Мэхэн, крейсерству на морских сообщениях отводил второстепенное значение, считая, что судьба торговли зависит от решительного боя за обладание морем.

Таким образом, блокаду неприятельского побережья с целью прекращения торговли Коломб и Мэхэн также связывали с генеральным морским сражением.

В непосредственной связи с генеральным морским боем они рассматривали и вопрос о возможности заблокирования остатков неприятельского флота, укрывшегося в бухте после разгрома в генеральном морском бою, или более слабого флота противника, не рискнувшего выйти из бухты из-за боязни быть разгромленным более сильным флотом в генеральном морском сражении.

Мэхэн и Коломб придавали большое значение блокаде флотов противников, но вместе с тем они считали блокаду неприятельского флота наименее надежной формой господства на море, так как она не исключала возможности прорыва флота противника из блокируемой базы. Для случаев высадки на неприятельский берег Коломб, рассматривая море как стратегический путь сообщения, подразделял возможное его состояние «на индифферентное (безразличное), оспариваемого обладания и обеспеченного обладания». Он различал также «обладание морем», когда оно поставлено конечной целью, от «обладания морем», когда его добиваются лишь в качестве средства для достижения какой-либо дальнейшей цели.

Характерным примером, когда обладание морем было конечной целью войны, являются англо-голландские войны, во время которых обе нации стремились к завоеванию господства на море для обеспечения себе полного контроля над торговлей других стран. В захвате контроля над морскими сообщениями противника обе стороны усматривали главную цель, так как именно этим путем каждая из них стремилась поставить другую на колени. В качестве примера значения временного обладания морем Коломб приводил планы Наполеона, стремившегося приобрести обладание морем на срок, достаточный для того, чтобы переправить армию через каналы (Па-де-Кале и Ла-Манш) для высадки на острова Великобритании. «Пусть мы сделаемся хозяевами пролива на шесть часов, – говорил Наполеон, – и мы будем хозяевами всего мира».

Рассуждения Коломба по этим вопросам показывают догматизм автора и его попытки нарочитым подбором исторических примеров доказать незыблемость тех или иных положений для настоящего и будущего. Практически разделение «состояния моря» является нереальным, а установленные им грани – искусственными и противоречивыми. Например, в период подготовки «булонской экспедиции» Наполеона французская эскадра действовала на сообщениях противника в Вест-Индии и в других местах, отвлекая английские силы от канала и нарушая морскую торговлю Англии. Эти действия проводились по единому замыслу и выступали в своем единстве, между тем как Коломб искусственно разрывает их, выделяя действия в канале, которые он относит к так называемому оспариваемому обладанию.

Неубедителен и пример Коломба из опыта англо-голландских войн, характеризующий индифферентное обладание, так как в то время каждая из сторон не высаживала в начальный период войны десантов на неприятельскую территорию лишь потому, что отсутствовали необходимые для этого условия, а не из-за слепого подражания надуманному Коломбом принципу: «вперед истощать противника борьбой на коммуникациях – взять измором, а потом высадить десант на его территорию».

Кроме того, такое деление вообще не является принципиальным. Достижение господства на море, как цель войны, скрывает за чисто военной формулировкой экономические и политические цели войны, – в действительности конечные и определяющие.

Достижение господства на море было органической частью империалистической агрессии. Связанная с мечтой о достижении мирового господства теория господства на море служила империалистическим интересам порабощения других народов. Питательной почвой для этой части концепции Мэхэна и Коломба явилось так называемое учение того же Клаузевица¹⁰ об «абсолютной войне», из которого немецкие фашисты и их американские вдохновители почерпнули основные принципы тотальной, всеобъемлющей, истребительной, разбойничьей войны. Мэхэн прямо указывает, что «нация, желающая править на море, должна всегда атаковать».

Мэхэн и Коломб были ярыми сторонниками агрессивных войн. При этом Мэхэн право на агрессию узаконивал только за теми странами, которые по своему географическому положению наделены от природы необходимыми для этого данными. Такими странами, по мнению автора, являются прежде всего США и Англия. Не случайно труды Мэхэна и Коломба, их агрессивные принципы и идеи так популярны среди американских и других милитаристов до сих пор.

Методологически трактовка вопроса владения морем у Коломба и Мэхэна покоится на идеалистической буржуазной теории «вечных принципов и законов». Мэхэн писал: «От времени до времени здание тактики изменяется или всецело сносится, но старые основания стратегии остаются столь непоколебимы, как будто они покоились на скале»¹¹. По его мнению, следовательно, меняется лишь тактика, а стратегия и ее принципы из века в век остаются неизменными.

На этой же метафизической позиции вечности принципов и законов морокой войны стоял и Коломб. Именно поэтому Мэхэн и Коломб в своих рассуждениях опыт войны мануфактурного периода механически переносили на машинный период войны.

Марксистско-ленинская теория дает возможность правильного познания закономерности в развитии событий, в том числе и в развитии военных действий.

Законы ведения военных действий не остаются неизменными, они постоянно изменяются.

«Способы ведения войны, формы войны, – учил товарищ Сталин, – не всегда одинаковы. Они меняются в зависимости от условий развития, прежде всего в зависимости от развития производства»¹².

«Неизменность» законов войны полностью отвергается историческим развитием способов ведения войны. Конкретный анализ способов ведения войн на различных исторических этапах доказывает, что «… ничто не зависит в такой степени от экономических условий, как именно армия и флот. Вооружение, состав, организация, тактика и стратегия зависят прежде всего от достигнутой в данный момент ступени производства и от путей сообщения»¹³. Кроме того, следует иметь в виду, что Коломб и Мэхэн, будучи идеалистами, понимали законы не как объективные и познаваемые, а лишь как «принцип», под который нарочито подгоняли фальсифицированные исторические факты. Примером такой фальсификации являются рассуждения Мэхэна в книге «Влияние морской силы на французскую революцию и империю» о том, что Нельсон якобы своей трафальгарской победой спас Англию от нашествия Наполеона в 1805 г. Здесь Мэхэн сознательно подтасовал факты и умолчал о том, что главным спасителем Англии явилась русская армия, начавшая наступление к границам Франции. Именно это явилось основной причиной позорного провала плана Наполеона, рассчитывавшего форсировать Ла-Манш и захватить Британские острова.

Коломб был одним из буржуазных теоретиков, пытавшихся доказать и увековечить положение о невозможности успеха главной атаки приморской крепости с моря, он отрицал успешность атаки приморской крепости с моря не только для парусного флота, но и в период паровой техники. Известно, что в период Гражданской войны и иностранной военной интервенции в СССР в 1919 г. блестящим проведением главной атаки с моря и взятием в кратчайший срок форта Красная Горка И.В. Сталин развенчал это антинаучное догматическое положение.

Буржуазные теоретики принцип не выводили из истории, а выдумывали его, затем фальсифицировали историю, чтобы доказать выдуманный ими принцип. Так, говоря о бомбардировке англо-французской эскадрой¹⁴ русских укреплений Севастополя 17 октября 1854 г., Коломб писал: «Это была превосходная выставка или зрелище доблести, но русские форты были не алжирские и не египетские; к ним нельзя было подойти ближе 750 ярдов со стороны, избранной английским флагманским кораблем, так что результаты в пользу этого особенного метода атаки были на этот раз не более ободрительны, чем до тех пор»¹⁵.

Таким образом, по мнению Коломба, причина краха попытки соединенного флота атаковать Севастополь всеми своими силами с моря заключалась не в стойкой обороне крепости ее героическими защитниками и безыскусстве англичан и французов, а в незыблемости принципа «…невозможности главной атаки приморской крепости с моря».

Взятие приморской крепости Коломб связывал все с тем же генеральным сражением или заблокированием более слабого флота противника и обладанием морем. По трактовке Коломба, все должно происходить по следующей догматической схеме: генеральное сражение или заблокирование слабейшего флота противника, обеспечивающие господство на море, затем десант – захват базы и совместная атака войсками и флотом приморской крепости, где главная роль в атаке принадлежит войскам.

Коломб и Мэхэн рассматривали «морскую войну» как самостоятельную войну флотов, отличную по своим целям и задачам от действий остальных вооруженных сил, хотя практически чисто «морских войн», как известно, в истории не существовало.

Мэхэн и Коломб явно переоценивали возможности флота. Они рассматривали войну на море в отрыве от экономических и моральных факторов. Политику государства Мэхэн и Коломб ставили в прямую зависимость от состояния его морской силы, в которой они видели нечто главное, определяющее ход исторического процесса развития государств и народов. Именно об этом, в частности, говорят и названия таких работ Мэхэна, как «Влияние морской силы на историю», «Влияние морской силы на французскую революцию» и др.

Антинаучная теория Мэхэна и Коломба получила широкое распространение в США и Англии, так как она явилась очень удобной формой маскировки, под которой легко скрывались агрессивные замыслы англо-американских империалистов.

Антинаучность теории «господства на море» очевидна. Теория эта опровергается прежде всего тем, что ни в один из исторических периодов как до возникновения теории Мэхэна и Коломба, так и после ни один флот не достиг господства на море в таком виде и такими способами, как предусматривали это Мэхэн и Коломб.

Порочность теории «господства на море» Мэхэна и Коломба заключается в несостоятельности и антинаучности методологической основы всех их рассуждений, а не в самом термине «господство на море».

Само же по себе относительное «господство на море» в конкретных исторических условиях отдельных войн играло и в современных условиях играет большую роль и обеспечивает успех боевых действий на море. Так, М.В. Фрунзе писал: «Англия являлась и является по преимуществу колониальной державой. Эксплуатация колоний была главнейшим источником обогащения британской буржуазии, и поддержание колониального господства составляло ее главнейшую военную задачу. В связи с этим обеспечение господства над морем приобрело для английского капитала значение вопроса жизни и смерти. Эта идея и стала основным руководящим принципом английской военной доктрины»¹⁶.

Антинаучная теория Мэхэна и Коломба была поднята на щит империалистической буржуазией США и других стран, так как соответствовала их агрессивным планам, являясь теоретическим обоснованием решающей роли военно-морского флота в реализации бредовых идей достижения «мирового господства» американскими и английскими империалистами.

Теоретические положения, сформулированные в свое время американцем Мэхэном и англичанином Коломбом, легли в основу большинства современных теоретических концепций, которыми руководствуются сейчас поджигатели войны.

Военные и военно-морские теоретики США и Англии не смогли внести ничего принципиально нового в свои устаревшие теории и лишь разбавили их потоком многословных рассуждений по вопросам о месте и роли в морской войне авиации, реактивной техники и других новых средств борьбы.

Все это подчеркивает, что в империалистических странах, особенно в США и Англии, военная и военно-морская наука, как и вообще буржуазная наука, переживает тяжелый кризис.