Kitobni o'qish: «Чужими голосами. Память о крестьянских восстаниях эпохи Гражданской войны», sahifa 4

На траурном митинге при большом стечении народа выступал председатель райкома партии Попов Иван Спиридонович. Он говорил, что эти молодые люди погибли за светлое будущее, за наше счастье. В Уварове их никогда не забудут. Ликвидируем банду Антонова и в память о них воздвигнем величественный памятник. На их могиле всегда будут живые цветы…¹²¹

У могил павших товарищей коммунисты поклялись не класть оружия до полной победы над всеми врагами Советской республики¹²².

Место для захоронения сторонников новой власти не было случайным. До революции на центральной площади под стенами «Старой церкви» хоронили всех авторитетных и привилегированных людей Уварова, получивших при жизни признание общества и власти: духовенство¹²³, меценатов, местную знать. Всех же остальных жителей хоронили на кладбище за пределами села¹²⁴. Будучи одним из двух символических центров села еще в это время, площадь вокруг Христорождественского храма претерпела изменения в первые послереволюционные годы. Так, дом священника у «Старой церкви» занял Ревком, а здание церковно-приходской школы было отдано под библиотеку (составленную из книжных коллекций, отобранных у местных помещиков и «торгашей»¹²⁵). Тем не менее в целом площадь продолжала существовать и восприниматься в своей дореволюционной роли – первый духовный центр, место памяти о выдающихся умерших¹²⁶.

Необычное на первый взгляд сочетание «красной панихиды» и церковного кладбища – не уникальный для Тамбовской области случай. По аналогии – на площади у сельской церкви – были захоронены убитые антоновцами милиционеры в селе Бондари (памятник на месте захоронения установлен в 1920‐х годах, реконструирован в 2018 году¹²⁷), красноармейцы в Пахотном Углу (установлен новый памятник), красноармейцы и партийные активисты в Пановых Кустах (памятник установлен в послевоенные годы). Тем более революционные похороны на площади – не уникальный случай в масштабе страны и его можно рассматривать как подражание складывающемуся и претендующему на авторитет и каноничность столичному варианту мемориальной практики¹²⁸. С самых первых дней Советской республики пропаганда доносила до общества, что жертвенная смерть во имя идеи – возвышенное окончание жизненного пути строителя нового мира. Публичные похороны героев-жертв с массовыми демонстрациями и митингами прошли в столицах: в Москве были организованы братские могилы на Красной площади, в Петрограде – на Марсовом поле¹²⁹. Скромная братская могила в Тамбовской губернии вписывается в пафос советской мемориальной идеологии в точности так же, как и эти грандиозные захоронения в столицах: все они оказались в центре общественного пространства и своим присутствием должны были напоминать живым о трагедии прошлого и о жертве, принесенной во имя лучшей жизни¹³⁰.

В 1930‐х годах облик Уварова заметно изменился, преобразилась и его центральная площадь со старой церковью и мемориальным кладбищем. Почти через 100 лет после постройки Христорождественского храма, в 1936 году, на площади появился символ новой эпохи – памятник В. И. Ленину. Разумеется, подобное соседство в некоторой степени противоречило идеологическим и визуальным канонам времени (хотя неоклассическая архитектура церкви хорошо вписывалась в эстетический канон большого стиля 1930‐х). Дальнейшая история храма развивалась по типичному для культовых зданий сценарию: в 1937 году церковный приход был ликвидирован, а здание церкви отобрано для нужд села. В годы Великой Отечественной войны в нем была организована школа кинологов¹³¹, а после – Дом культуры. Фотография, относящаяся к 1940‐м годам, наглядно показывает состояние здания в эти годы (http://rozhdestvo.prihod.ru/aboutcategory/view/id/7064). На фотоснимке мы видим восточную часть полуразрушенного храма, со стен сбита штукатурка, снесены купола, заложены окна. Достаточно хорошо просматривается территория рядом с храмом и участок земли, на котором в январе 1921 года были похоронены жертвы Антоновского восстания. Но какие-либо особые знаки, указывающие на то, что в этом месте находится мемориальное захоронение местных героев Гражданской войны, отсутствуют. Нет ни сведений, ни свидетельств о том, что в эти годы сохранялась и поддерживалась особая коммеморация жертв налета антоновцев на Уварово в 1921 году и Гражданской войны в целом. Вся территория кладбища постепенно приходила в запустение, становясь, по воспоминаниям местного жителя и краеведа А. В. Евдокимова, привлекательным местом для игр школьников:

Это было старинное кладбище, здесь хоронили «сословных» людей. Учась в восьмом классе Уваровской средней школы № 3, иногда убегали с уроков, играли здесь в зарослях кустарников, встречали здесь могильные памятники, надгробья, плиты¹³².

Как жила память в довоенные и первые послевоенные годы, сегодня уже сложно реконструировать. Тех, кто мог бы рассказать об этом, уже нет в живых. Но, по имеющимся у нас сведениям, полученным от уваровских респондентов (детей и внуков участников событий), мы узнаем, что вслух заговорили об антоновщине в начале 1950‐х годов.

ОБЕЛИСК НА ПЛОЩАДИ

Моими респондентами были местные жители – внуки очевидцев событий. В их рассказах о том, каким образом происходила передача памяти о Тамбовском крестьянском восстании в доперестроечные годы, присутствуют общие наблюдения. Например, оба рассказчика, фрагменты интервью с которыми приведены ниже, связывают отсутствие в 1940–1950‐х годах коммеморативных практик и даже обсуждений на обыденном уровне событий тех лет с жесткой сталинской цензурой и репрессивной политикой, а последующую возможность делиться этими воспоминаниями – с изменением идеологического дискурса в «оттепельный» период.

Ответ: Вы знаете, в 53‐м году умер Сталин. Наступило, там два года смутное время, а потом так называемая хрущевская оттепель. И люди стали посмелее. Грубо говоря, стали язык развязывать. А до этого, иногда вот так – говорят: «Закрой [рот], помалкивай». И нам, даже нам, детям, говорили: «Вы там лишнее не говорите».

Вопрос: Но ваше село было за красноармейцев?

Ответ: Да.

Вопрос: А почему же взрослые боялись говорить все равно об этом?

Ответ: Об антоновщине вообще не говорили. Вот в эти годы об антоновщине – официально как будто и не было. Это не существовало¹³³.

Другая собеседница в своих рассуждениях о причинах забвения Тамбовского восстания в прошлом также говорила о внушенном советской идеологической пропагандой страхе вспоминать и обсуждать эти события:

Вопрос: А бабушка вам не рассказывала? Она же, получается, все-таки застала крестьянскую войну?

Ответ: Ну а как же, ну, я вам это и сказала, что… За косы тащили, ставили к стенке и… <…> когда только я была еще маленькая, об этом не говорили вообще, это было табу. Потому что сказать лишнее – это получить срок. Ну, как…

Вопрос: А за что?

Ответ: За слова. За недовольство, за неудовольствие. А если ты рассказал детям, дети же, они несмышленые, они с кем-то еще поделятся быстренько. Как говорят, сроки-то давали. Молчали абсолютно <…> И поэтому вот об этих вещах, что это там такое есть, вообще не говорили, как будто вот, как будто этого периода жизни и не было вообще. <…> Поэтому нет, вот эти вот воспоминания об этих делах… Всегда просто плакали горькими слезами об этой теме, это однозначно. А потом – Сталин был¹³⁴.

Рассказчица упоминала еще один фактор, способствующий активизации разговоров и обсуждению эпизодов замалчиваемого прошлого:

То есть, я вам еще раз говорю, уже начали говорить об этом. Вот я в 71‐м году поступила в институт – начинали… Уже потом вот начали говорить об этом. Ну, потом уже было поздно в плане того, что они уже уходить начали все эти, вот.

Постепенно умирали прямые участники конфликта и очевидцы событий, которые, как было рассказано моими собеседниками, продолжали опасаться возмездия еще долгие годы после окончания восстания. И этот фактор – уход из жизни непосредственных носителей воспоминаний о крестьянском восстании, смена поколений, вместе с более или менее либеральным в это время отношением государства к проблемам прошлого, обусловили активизацию памяти о восстании. О том, какие формы коммеморативные практики, связанные с памятью об антоновщине, принимали в Уварове в эти годы, пойдет речь далее.

В середине 1960‐х годов Уварово получило статус города. В это время в стране реализовывался масштабный государственный проект, направленный на развитие сельской культуры, бытовой жизни и градоустроительства¹³⁵. Для Уварова это выразилось в двух преобразованиях. Христорождественский храм был переоборудован в Дом культуры, и, как следствие, подлежало ликвидации старое кладбище, до сих пор напоминавшее уваровцам о «бывших» людях. Так, пройдя необходимую с идеологической точки зрения модернизацию, уваровская площадь продолжила свою жизнь в новом культурном измерении. Выражение «пляска на костях» буквально отражало реальность этого места в те годы: в стенах дома культуры уваровцы проводили свой досуг, под сенью памятника вождю участвовали в торжественных митингах, могилы больше не напоминали о дореволюционном жизненном мире села – на их месте построили большую современную танцплощадку-амфитеатр и детский «городок». Место упокоения превратилось в пространство, где молодые жители села знакомились, общались, начинали романтические отношения, устраивали свою жизнь.

Но захоронения погибших в январе 1921 года коммунистов были сохранены. Приближалась целая череда круглых дат – 50-летие Октябрьской революции, юбилеи начала и окончания Гражданской войны¹³⁶. В Уварове эти праздники планировалось отметить широко. Особым актом внимания и почтения к прошлому должно было стать торжественное открытие памятного обелиска/стелы. Так было инициировано создание «величественного памятника» над братским захоронением погибших в борьбе с антоновщиной, создание которого обсуждалось еще в январе 1921 года.

Большую работу по сохранению памяти о революционном прошлом Уварова в 1960–1970‐х годах провел краевед, редактор местной газеты А. И. Акиндинов. Он играл видную роль в просветительской и идеологической работе: был председателем районной организации общества «Знание», председателем Уваровского районного совета общества охраны памятников истории и культуры, писал исторические очерки в местные газеты, издал книгу об известных уваровцах¹³⁷.

Не будучи коренным уваровцем, А. И. Акиндинов заслужил среди местных авторитет главного знатока локальной истории. В понимании современных жителей Уварова, обелиск, установленный по инициативе А. И. Акиндинова над могилами жертв антоновщины в 1967 году, вполне достоверно представляет информацию о революционном прошлом их города: он установлен над братской могилой восемнадцати (по другой версии – двадцати) коммунистов, погибших в Уварове в дни противостояния «бандам» в конце января 1921 года, и именно их имена выбиты на мемориальной доске¹³⁸. Однако это представление не совсем соответствует действительности, что мы покажем далее.

В музее Уварова хранятся документы, которые позволяют подробнее рассмотреть историю принятия решения о создании монумента и содержании посвятительной надписи. Среди материалов, которые мы условно назвали «альбомы памяти», встречаются документы, возникшие в процессе создания обелиска в честь погибших за становление советской власти в Уварове. Речь идет об альбоме «Борьба за советскую власть в Уварове». Все материалы, вошедшие в альбом, были созданы спустя 50 лет после события, в них присутствуют ошибки и разночтения. Мы не можем говорить об этих документах как об источнике достаточно достоверной информации о прошлом времен Гражданской войны, но можем – как о комплексе материалов, отразивших специфику памяти об этом прошлом.

Первый документ, на котором мы остановим свое внимание, обозначен как «Список захороненных на Братском кладбище в Уварове» (далее – «Список захороненных…»). Неизвестно его точное происхождение, но некоторые его особенности (сведения оформлены в таблицу, данные структурированы, особенности авторского почерка) указывают на то, что его создателем мог быть А. И. Акиндинов. В список вошли десять фамилий, напротив каждой указаны год смерти и должность, которую занимал погибший при волостном управлении. Согласно этому документу, милиционер Знобищев Александр Поликарпович был убит «бандой» и захоронен на кладбище у церкви в 1920 году. Все остальные погибли в 1921 году. При этом только пятеро из них, исходя из воспоминаний участников подавления восстания, на которые опирался Акиндинов, были убиты во время январского вторжения повстанцев в Уварово.

«Список захороненных на братском кладбище Уварово. Участники становления Советской власти и гражданской войны в Уварове (погибших от рук врага)»¹³⁹:

Благодаря сохранившейся в историко-краеведческом музее Уварова переписке краеведа с уваровскими ветеранами Гражданской войны мы можем прояснить ряд вопросов, связанных с захоронением.

В 1966 году участник событий, персональный пенсионер В. А. Ревелев получил от создателей проекта обелиска список, в который были внесены имена двадцати двух погибших в годы подавления Антоновского мятежа в Уваровской волости. Старому большевику предстояло указать: кто, когда и где погиб и был похоронен. Ветеран отнесся к просьбе очень ответственно, ведь его данные, как следует из текста письма¹⁴⁰, планировали использовать для создания итогового списка имен на мемориальной доске обелиска. В. А. Ревелев даже организовал работу специальной «комиссии». Вместе со своими старыми соратниками, уваровскими ветеранами Гражданской войны (Грачевым и Сушковым) они обсуждали предложенный список и решали, «чьи имена следовало бы увековечить как погибших»¹⁴¹. По итогам работы «комиссии» в списке (далее – «Список ветеранов») из двадцати двух осталось пятнадцать имен. Это те участники событий, которые, как помнили ветераны, погибли в 1920–1921 годах в столкновениях с антоновцами. При этом «Список ветеранов» согласуется со «Списком захороненных в братской могиле» в отношении лишь трех фамилий. По воспоминаниям ветеранов, непосредственно у стен церкви были похоронены Мыльцин, Солнцев, Сушков, четвертая жертва, о которой они вспомнили, – Фетисов Илья, в «Списке захороненных…» отсутствует.

Кроме того, в письме, сопровождающем «Список ветеранов», упоминается важный эпизод. Ревелев вспомнил, что решение хоронить погибших у стен церкви встретило сопротивление семьи одного из ключевых персонажей революционной истории Уварова – первого председателя Уваровского волсовета М. Л. Кабаргина. Ветеран так описал этот сюжет:

Кабаргин Мирон Леонтьевич. Все мы знаем, что погиб в банду – был зарублен. Где похоронили, мы не знаем. Я лично помню мы настаивали хоронить его у церкви, а родственники были против. Не знаю, кто победил, и где похоронен¹⁴².

Неизвестно, в чем были причины противостояния семьи и партактива в вопросе похорон М. Л. Кабаргина. Возможно, «несознательные» родственники противились политизации похорон члена своей семьи и чести публичного поминовения предпочли для своего умершего «правильный» переход в мир иной – в соответствии с церковными обычаями и обрядами.

«Список ветеранов»¹⁴³ (по письму Ревелева В. А.):

Ил. 2. Эскиз памятной доски для обелиска/стелы, посвященной уваровцам, погибшим в годы Гражданской войны (БУК «Историко-краеведческий музей» г. Уварово. Альбом «Борьба за советскую власть в Уварове» (1967), сост. Акиндинов А. И. Без нумерации)

Другой документ, помогающий восстановить историю создания памятного места и памяти о событии, – это разработанный А. И. Акиндиновым «Эскиз мраморной доски на обелиске установленном на Центральной площади в р/п Уварово»: «В память погибших и зверски замученных белобандитами в борьбе за становление Советской власти в 1920–1921 г. г.» (см. ил. 2). Скорее всего, имеющийся эскиз не был итоговым вариантом и, судя по пометкам, редактировался после того, как было получено письмо В. А. Ревелева (в письме стоит дата его написания – 15 октября 1966 года, дата на эскизе – 24 октября 1966 года). В этом эскизе указано 17 фамилий. Среди них: Мирон Кабаргин, З. С. Нехорошев, Т. Л. Пономарев, Ваня Солнцев, Д. А. Сушков, И. Фетисов, Агафья Будыкина и В. И. Мыльцин – персонажи, известные нам по воспоминаниям о днях захвата Уварова антоновцами. Пять имен – Г. Е. Кабаргин, Е. Коновалов, Д. Н. Знобищев, И. С. Рогожин, В. Ф. Рыжков – также были подтверждены «списком ветеранов» как пострадавшие от рук антоновцев, но где их место захоронения, ветераны не знали.

Из эскиза было вычеркнуто имя А. А. Матвеева – ветераны не смогли его идентифицировать. Имя В. Д. Селезнева было вычеркнуто и заменено, а возможно, исправлено, как неверно записанное имя погибшего в 1920 году председателя Уваровского сельсовета В. П. Сибилева. По сведениям ветеранов, в братской могиле не был захоронен председатель Березовского сельсовета М. Е. Макаров, он погиб в Березовке и был похоронен там же, рядом с сельской церковью, но его имя все же сохранили в списке эскиза мемориальной доски. Выше было упомянуто о дискуссии между родственниками и товарищами о захоронении Мирона Кабаргина, которая дает повод усомниться в том, что итоговым местом его захоронения стала братская могила, но в эскизе его имя указано.

Теперь рассмотрим сам обелиск, в том его виде, в котором он существовал до 2009 года. Можно сравнить фотографии мемориала из книги А. И. Акиндинова¹⁴⁴ и цифровые фотографии обелиска и мемориальной доски, сделанные до 2009 года. По ним можно установить, что общий внешний облик мемориала не претерпевал существенных изменений. Это была побеленная (позже выкрашенная серебрянкой) колонна на покрашенном в бордовый цвет подиуме с черными ступеньками и массивной красной звездой в навершии. Территория «братской могилы» была ограждена по периметру невысокой изгородью.

При сравнении списков на эскизе мемориальной доски и фотографии доски на обелиске (см. выше) мы видим, что имя Е. Коновалова, «зарубленного» председателя Красно-Хуторского сельского совета, не попало на мемориал. Вместе с этим, согласно имеющейся у нас фотографии мемориальной доски, список увеличился на пять фамилий, которых не было в эскизе. Двое из них известны: это В. Я. Кузнецов и И. К. Рыжков – милиционеры, участвовавшие в подавлении Антоновского мятежа в Уваровской волости в 1920–1921 годах. Кем были М. Я. Зверев и Н. Я. Андрианов – выяснить не удалось. Также неизвестным осталось, при каких обстоятельствах и когда на доске появились эти четыре фамилии. История появления на мемориальной доске еще одного нового персонажа, Д. С. Федорченко, раскрывает интересный эпизод, связанный с развитием мемориала. По словам А. В. Евдокимова, имя Д. С. Федорченко решением горсовета было занесено на доску уже в 1980‐х годах по просьбе директора школы при Восьмой исправительной колонии, заключенные которой помогали строить Уваровский химический завод. Как считает респондент, директор школы мог воспользоваться своим влиятельным положением и просить, чтобы на мемориале значилось имя этого человека, возможно его родственника, принимавшего участие в уваровских событиях в 1920–1921 годах. Но его имя не упоминается в имеющихся у нас источниках. Появление в списке фамилии Федорченко подтверждает, что семейная память о событиях восстания сохранялась в Тамбовской области и в 1980‐х годах и стимулировала развитие коммеморации.

«Финальный список»: фамилии, размещенные на мемориальной доске обелиска 1960–1980‐х годов:

Суммируя, можно сделать вывод, что, хотя устроители планировали установить обелиск над реальной братской могилой, не все, кто был указан на нем, в действительности были погребены на этом месте и не все из списка были связаны с историей захвата села антоновцами. Происходящее можно описать как постепенное размывание границ сопричастности событию, которому был посвящен монумент.

Примечательными для понимания того, как формировался характер местных публичных коммемораций о событиях восстания, кажутся изменения, внесенные в формулировку надписи на обелиске. В эскизе мраморной доски, созданном Акиндиновым, конкретизировалось, какому событию посвящено это место: «В память о погибших и зверски замученных белобандитами в борьбе за становление Советской власти в 1920–1921 годах». Но на фотографии доски, сделанной до 2009 года, мы читаем другое название: «Памяти павшим за власть советов в Уварове (1918–1921 г. г.)». Отказ от текста посвящения, в котором упоминались события антоновщины и изменение хронологических рамок, можно рассматривать как попытку представить Тамбовское восстание не отдельным выступлением против советской власти, а одним из этапов Гражданской войны. Возможно, что новые фамилии: Андрианов, Зверев, Федорченко, о которых в доступных источниках нет сведений, могли не иметь прямого отношения к подавлению крестьянского мятежа в Уваровской волости, а быть местными жителями – участниками Гражданской войны.

Что касается практик памяти, сложившихся вокруг обелиска с момента его установления, то современные жители села говорят о том, что на важные политические праздники (7 ноября, 9 мая) к нему приносили цветы, но дополнительные ритуалы – вахты памяти и торжественные линейки не проводились. При этом местные жители могут указать другие места, на которых происходили знаковые (чаще всего трагические) события восстания, хотя там долго не было (а часто нет и сегодня) официальных монументов. Они были (и остаются) частью обжитого ландшафта. Например, место, где в январе 1921 года был казнен первый председатель Уваровского волсовета М. Л. Кабаргин (Сатинова плотина), находится недалеко от Христорождественского собора. Там, где, как считается, были зарублены крестьянскими мотыгами юные сторонники большевиков, местная молодежь в последующие годы играла в футбол. Лишь в 1988 году – к 70-летию создания комсомольской организации – на этом месте установили громадный гранитный памятник в форме пламени факела на подиуме. И на плотине купца Сатина, и на месте старых мельниц, где казнили комсомольцев, также планировали разбить памятные скверы, но до сих пор эти места остаются в запустении¹⁴⁵.

Сегодня в Уварове, как и в советское время, все памятные места, связанные с периодом Гражданской войны, ориентированы на фиксацию памяти сторонников советского режима. В краеведческом очерке А. В. Евдокимова, основанном на воспоминаниях В. А. Ревелева, упоминается, что верный идеям революции «народ» Уварова дал своему селу название «красное село»¹⁴⁶. Речь при этом шла не о «красное» в значении «красивое», а о политических симпатиях жителей села. Когда вспыхнуло Антоновское восстание, Уварово, как и другие крупные губернские села, например Рассказово, сохранило лояльное отношение к советской власти. Этим селам, развивающимся по городскому типу, не были слишком близки проблемы крестьянства, значительная часть которого выступала против радикальной продовольственной политики большевиков. При этом их деревни-спутники сочувствовали и даже полностью поддерживали восставших крестьян. В Уварове это была, например, Семеновка, в Рассказове – Хитрово.

На примере Уварова мы встречаем практику типирования населенных пунктов в зависимости от их позиции в восстании. Так, в нескольких километрах от Уварова («красного села») находилась Семеновка – «бандитское село». Даже спустя годы обитатели Семеновки вынуждены были нести бремя моральной ответственности за то, что поддержали «бандитские» выступления в прошлом: «прозвище» села стало устойчивым ментально-топонимическим стереотипом и еще долго напоминало окружающим о поступках связанных с этим местом людей – противников большевистской власти, «бандитов». Но если в случае Семеновки очевидно, что топоним-прозвище, в котором отразился идеологический штамп о повстанцах-бандитах, – конструкция противников восстания, то «красным селом» Уварово могли прозвать не только стремившиеся утвердить свою политическую идентичность жители села, но и встретившие здесь сильное сопротивление антоновцы:

И сами антоновцы, между прочим, называли Уварово «красным селом». Вдумайтесь в это слово: «красное село» <…> Уварово, было «красным селом» в том плане, что оно достаточно активно поддерживало советскую власть, было к ней абсолютно лояльно. Многие наши земляки работали в Москве или вот в Петрограде были, прошли революцию. Поэтому вот с точки зрения надежности по отношению к советской власти его и называли «красным селом»¹⁴⁷.

Краевед А. В. Евдокимов также утверждает, что эти прозвища, возникшие в прошлом как определители территорий своих/чужих, прижились в коллективном обыденном употреблении:

Вот просто я слышал, что иногда вот в нашем поселке говорили: «А! Семеновка, это – „бандитское село“». И это произносилось, ну, как укор, как недостаток¹⁴⁸.

Важно, что здесь речь идет о воспроизводившемся долгое время (в том числе по воспоминаниям части современных жителей) представлении о «красном селе» как части локальной идентичности.

Только уже в послеперестроечный период пробольшевистская позиция в Гражданской войне перестала звучать как однозначно положительная характеристика. А вместе с этим и памятные знаки, посвященные сторонникам советской власти, хотя и оставались частью сельского ландшафта, но потеряли свою роль как символы официальной идеологии. На примере уваровского мемориала мы имеем возможность видеть один из вариантов переосмысления подобных памятных знаков в новых условиях, когда общенациональные рамки памяти существенно поменялись.

ПОСТСОВЕТСКИЕ ТРАНСФОРМАЦИИ. «ПАМЯТНИК АРХАНГЕЛУ МИХАИЛУ»

В начале 1990‐х годов Христорождественскому храму, у стен которого находилось братское захоронение, был возвращен его исторический статус. Первый молебен в возрождающемся храме был проведен в 1994 году на Рождество 7 января. Площадь вернулась к состоянию, в котором она была в 1920–1930‐х годах, когда на ней соседствовали православный храм, памятник Ленину и захоронения героев-коммунистов.

Поначалу ни официальный возврат к религиозным традициям, ни утверждение новых демократических идей, ни демонтаж Советского государства никак не отразились на присутствии на центральной площади Уварова обелиска с красной звездой. Изменения произошли лишь в 2000‐х¹⁴⁹. В 2009 году обелиск в честь погибших за становление советской власти в Уварове был реконструирован в «Стелу Единства», или «памятник архангелу Михаилу».

Некоторые наши собеседники рассказали об известных им деталях переустройства мемориального пространства. По словам информантов, пожелавших остаться неизвестными, местные жители по-разному восприняли эти изменения, и вокруг памятника разразился конфликт, который пришлось разбирать в судебном порядке. Как считается, инициатива преобразования памятника целиком исходила от местных органов власти и была поддержана духовенством. Но в версии, озвученной на страницах газеты «Уваровская жизнь», активистами развития мемориального пространства в XXI веке названо местное религиозное сообщество – прихожане Христорождественского храма. Согласно тексту статьи, инициативу верующих поддержали подавляющее большинство участвовавших в обсуждении проекта организаций и депутатская комиссия¹⁵⁰. Противниками новшеств стали ветераны Великой Отечественной войны и некоторые известные жители города. Сегодня доступным источником, отразившим конфликт вокруг уваровского обелиска, стал интернет-ресурс «UVAROVOJOURNAL. Уваров об Уварово». Создатель альтернативного СМИ о жизни и истории Уварова скрупулезно систематизировал и представил материалы: фотографии газетных заметок, материалы судопроизводства, собственные размышления о происходивших прениях вокруг мемориала на центральной городской площади. Одним из выразительных материалов стали опубликованные создателем портала тексты комментариев, взятые им со страниц интернет-форума телеканала «5-tv». Так, комментируя запись ток-шоу «История: руками не трогать» (телеканал «5-tv»), уваровский экс-градоначальник В. М. Ражев указал на недопустимость «переписывания истории» и привел в пример случай с обелиском:

…в России УНИЧТОЖАЮТСЯ памятники истории и объекты культурного наследия <…> В моем городке Уварово, Тамбовской области, уничтожили памятник «Павшим в боях за Власть Советов в Уварово 1918–1921 г.», установленный на месте захоронения 18 красноармейцев и отражающий исторические события 90-летней давности. Срезали с памятника «Красную звезду», с постамента сорвали доску памяти с именами Героев?! Назвали, свои «вандальные действия», «видоизменением памятника». <…> А вместо доски памяти Героям, установили доску «жертвам», цинично, причислив к ним Героев!!!… <…> Исполнителем выступил глава города, а идеологом архиепископ Тамбовский и Мичуринский…¹⁵¹

Таким образом, в конфликте за жизнь старого памятника четко выделились две противоборствующих стороны: новые администраторы, участники возрождения приходской жизни и жители, чей жизненный опыт был тесно связан с советским прошлым Уварова. Кроме того, для некоторых людей это место оставалось могилой их предков, поэтому, как мы узнаем из текста статьи из «Уваровской жизни», в ходе обсуждений было уделено внимание и семейной памяти:

Свое мнение высказали и потомки и родственники тех, чей прах покоится под обелиском или рядом с ним: внучка М. А. Кабаргина, проживающая в Санкт-Петербурге, Т. И. Куницина, сестра покоящейся в этом месте Д. И. Сатиной (захоронение в районе обелиска, примеч. мое. – Е. М.), Т. С. Усова, внучка И. С. Солнцева, племянник В. П. Знобищева В. Янков. Они – за установку на месте обелиска Архангела Михаила в виде памятника всем, кто погиб в 1918–1921 годах, а также всем жертвам Гражданской войны¹⁵².

Таким образом, легитимность обновленному дискурсу памяти должно было придать мнение потомков местных большевиков, убитых антоновцами. Участие в этом обсуждении потомков с «другой стороны» не подразумевалось.

По задумке, новый памятник должен был символизировать общую скорбь живых по жертвам братоубийственной войны, признание их страданий равноценными, символическое примирение сторон конфликта. Несогласные с этим новым прочтением пытались обжаловать решение Уваровского городского совета народных депутатов по видоизменению памятника в Тамбовском областном суде в 2010–2011 годах (дело: 33-307 ч/ж), но жалобы не были удовлетворены¹⁵³.

Новый образ памятника приведен в соответствие с идеями религиозного возрождения: на месте красной звезды (сейчас эта часть обелиска хранится в запасниках Уваровского краеведческого музея) была установлена скульптура архангела Михаила с крестом и мечом в руках. Изменилось послание и текст мемориальной доски. Вместо прежней надписи «Павшим за становление Советской власти в 1918–1921 гг.» сегодня можно прочитать «В память погибшим в 1918–1921 г. А также всем жертвам Гражданской войны». Список из восемнадцати имен оставлен без изменений. Текст сопровождается строками из стихотворения М. Волошина «А я молюсь за тех и за других… Всех убиенных помяни Россия», на отдельной доске выгравирован тропарь архистратигу Михаилу.