Завтра конец света

- Мне всегда казалось: вот придет такой час, и все с воплями выбегут на улицу.

- А по-моему, нет. Что ж вопить, когда изменить ничего нельзя.

- [...]Если подумать, как мы жили, этим должно было кончиться.

- Разве мы были такие уж плохие?

- Нет, но и не очень-то хорошие. Наверно, в этом вся беда - в нас ничего особенного не было, просто мы оставались сами собой, а ведь очень многие в мире совсем озверели и творили невесть что.

- Первой жертвой, одной из первых, был мой телефон. Гнуснейшее убийство. Я запихал его в кухонный поглотитель. Забил бедняге глотку. Несчастный задохнулся насмерть. Потом я пристрелил телевизор!

- М-мм, - промычал психиатр.

- Всадил в кинескоп шесть пуль. Отличный был трезвон, будто разбилась люстра.

- У вас богатое воображение.

- Весьма польщен. Всегда мечтал стать писателем.

Время не так податливо, как мы думали. Мы пользовались неправильным сравнением. Это не резинка. Это больше похоже на диффузию - взаимопроникновение жидких слоев. Прошлое как бы просачивается в Настоящее.

Сколько лет я работал в полную силу, не худо и отдохнуть, примем для разнообразия абстрактную форму?

- Род занятий?

- Пожалуй, меня следует назвать писателем.

- Без определенных занятий, - словно про себя сказала полицейская машина.

Должен вам заявить честно и откровенно, я ничего не имею против поглотителя, он пострадал за чужие грехи. Теперь-то мне его жалко - очень полезное приспособление, и притом безобидное, словечка от него не услышишь, знай себе мурлычет, как спящий лев, и переваривает всякий мусор. Непременно отдам его в починку.

Странный народ дети. Забывают ли они, прощают ли в конце концов шлепки, и подзатыльники, и резкие слова, когда им велишь - делай то, не делай этого? Как знать... А если ничего нельзя ни забыть, ни простить тем, у кого над тобой власть, - большим, непонятливым и непреклонным?

Они шли к смерти разными дорогами, и если смерть не для всех одинакова, то, надо думать, его смерть и смерть Леспира будут совсем разные, точно день и ночь. Видно, умирать, как и жить, можно на тысячу ладов, и, если ты однажды уже умер, что хорошего можно ждать от последней и окончательной смерти?

Нас сокрушит не их оружие, но их радушие. Нас погубит не ракета, но автомобиль...