Kitobni o'qish: «Тайный покупатель», sahifa 4

Shrift:

В смене я чаще всего работал с Оксаной. Слегка за тридцать, ребёнок и муж, сплетница, всё о всех знала. Работала на точке три года, а до этого в кинотеатре работала, в этом же ТРЦ. Оксана, когда никого не было в зале, делилась опытом, рассказывала, когда камеры не просматривают и о разных схемах, как со счёта списывают. Относилась она ко мне хорошо, я же ей не доверял. Я знал, что она может на меня доносить начальству, разным руководителям групп офисов. Оксана видела и открыла, что летом СБ (служба безопасности) не просматривает и не прослушивает ничего, ей лень, а начальство в отпусках. Работали мы с Оксаной каждый день вообще без выходных. Ещё поэтому я быстро втянулся в работу. Я поддерживал с Оксаной приветливые отношения. Я спокойно отпускал её на перекуры – Оксана объяснила мне всё по программам, а в другой смене, когда я проходил стажировку, мне ничего не объясняли, а только смеялись и закатывали глаза, не показали даже как базу чистить. В общем, Оксана, несмотря на недостатки, была отзывчивая, готовая помочь, что большая редкость. Да и работа была хоть и нервная, но близкая мне. Я любил телефоны. А в нашем салоне я просто стал их обожать. Если клиент покупал дорогую модель, я объяснял ему всё, вплоть до того, как делать напоминания. Я обожал читать инструкции. Я стал дорожить работой с такой мизерной зарплатой (Оксана уверяла, что это временно, по началу только), и перестал бояться продать «голый» телефон без всех этих допгарантий, настроек и аксессуаров. Мне было приятно продать нужное. И за это клиент высылал мне «счастье покупателя» − за счастье начисляли какие-то гроши. Оксана сообщила, что меня заметили. Я решил, что ей так сказали мне сказать, не придал этому значения.

Наконец сменщики и управляющий вышли из отпуска, а мы с Оксаной могли четыре дня отдохнуть. Я давно копил выходные и теперь мог смело отдыхать полторы недели. Я мучился, взвешивал… Если устраиваться где-то ещё, то опять проходить обучение, и везде, буквально везде зарплата мизерная. Тут же зарплату поднимали с опытом работы, Оксана получила вполне себе сносные деньги. В последний день перед долгожданными выходными днями, когда ТРЦ стал потухать – это включалось ночное аварийное электричество, я, заперев все витрины и выключив железо, вышел как всегда после смены в 22-30. По дороге к метро я столкнулся с человеком. Здоровый брутальный мужик, постарше меня лет на десять. Одет обыкновенно, но обувь дорогая. Он был в байкерских ботинках. Я знал, что это очень дорогие ботинки. У Даника такие. Сначала я обратил внимание на эти ботинки не по погоде, а потом уже на то, что человек улыбается мне. Я подумал, что он меня знает. Мне стало неудобно, и когда мы с ним почти столкнулись, я ему кивнул. Может, думаю, клиент. Дело в том, что у меня плохая память на лица. Вот Оксана всех сразу запоминает, а я – нет. Для меня многие клиенты на одно лицо, особенно если подряд идут и у терминала им надо объяснять одно и то же… Человек не прошёл мимо, он увязался за мной настырно:

− Здравствуйте, − голос у него был приятный. Он был выше меня. И с таким одухотворённым лицом.

Я кивнул.

Он сказал:

− Вы же в салоне работаете?

Я опять кивнул.

А человек сказал:

− Ну и как?

Я ответил, что ничего хорошего и ничего плохого, и ускорил шаг. А человек как мои мысли читал, он сказал:

− Вы не думайте. Я не тайный покупатель, и не подослан к вам сб-шниками.

Я пожелал всего хорошего и стал спускаться в метро. А человек не стал спускаться в метро. Отстал. Дома, когда вернулся, я рассказал об этом случае маме. Мама ужасно занервничала:

− Может, перестанешь там работать?

− Почему?

− Кто это был-то?

− Я не знаю.

Когда ехал в родной Мирошев, в полудрёме сидел на пустой лавке, сомневался: может и правда бросить эту работу к чертям собачьим? Не присесть вообще, в чате управляющий будет сливать, а в лицо мило улыбаться, из главного офиса будут чаще просматривать. Ещё больше бесили все эти правила трёх «да», обязательный рассказ об акциях и о лотереях полуглухим пенсионерам и плохо понимающим русский язык клиентам, которые пришли сделать денежный перевод себе на родину… От тренингов и тестов для оптимизации продаж меня коробило. Я до сих пор поражался, как я эти тупые упражнения и задания на учёбе вытерпел, это было какое-то издевательство.

Я так ждал выходные, чтобы вернуться в родной неторопливый город, навестить маму и бабушку с дедушкой, а тут вдруг впервые заскучал. Дедушка болел, слабо меня поприветствовал и начал говорить о скорой смерти, бабушка стала жаловаться на кадастровую палату и что у них хотят отнять полсотки земли. Тоска смертная! Я понял, что привык к Оксане, привык к ТРЦ, мне нравилось многолюдие, лёгкость, которую даёт пребывание во всех этих едальнях, кинотеатрах и бутиках. Я помог бабушке что-то вскопать-перекопать, собрать, дрова ей отдал сосед, он теперь обогревался батареями. В предыдущие годы я бездельничал в посёлке, почитывал книжки, сидел на пляже тоже с книжкой. Но на пляже меня всё стало раздражать. И я вернулся в Мирошев из посёлка. У мамы в колледже стояли напряжённые дни, она временно исполняла должность директора, а директора сняли за злоупотребления − в их колледже внутренние испытания по рисунку и живописи можно было купить. Мама принципиально не лезла в это, но ей как работнику приёмной комиссии иногда приходилось мухлевать и соглашаться с остальными. Она не спорила, послушно ставила свою подпись, так об этом и сказала следователю. В Мирошеве я пошёл прогуляться в парк, пешком это полчаса, а то и дольше. Я сел в парке на лавку и заметил недалеко, на соседней лавке необычную девчонку со стариковской сумкой на колёсиках. Она не обращала на меня внимания. К ней подошёл лысый мужик. Осанистый такой, чувствуется лоск, хоть и не в костюме. Из сумки она достала два огромных бумажных пакета, увесистых таких, они поговорили. Лысый стал давать девчонке деньги, она положила телефон на лавку и расстегнула маленькую сумочку. Сумочка вообще не гармонировала с её дачным видом. Дачников у нас навалом летом. Потом они пошли к выходу, колёсики скрипят, а злополучный телефон остался на лавке. Я его заметил, когда встал и от нечего пошёл тоже к выходу. Я хватанул телефон. Забытый телефон − хороший повод познакомиться, думал я. Обычная деваха средней комплекции в жутком спортивном костюме. Страшная, но что-то в ней было. Сноровка, молниеносность, доброжелательность и… непокорная чёлка, впрочем чёлки у неё кажется не было. Был просто хвостик. Да. Хвостик. Непокорный хвост. Что-то в нем, хвостике, и в ней было. Я разглядел как раз сумку и хвостик, я за ними и дальше собирался идти, но мужик вдруг остановился, достал откуда-то бейсболку и напялил её. Я испугался и свернул на соседнюю дорожку. Она перезвонила через час − я шёл по проспекту ждал, когда она позвонит. На экране высветилось «Бабуля». Девочка плакала, она умоляла. Я как последний гадёныш стал требовать денег за возврат. Просто по приколу, сам не знаю, зачем, я шутил, я привык, что все девчонки манерничают, заигрывают, хихикают, это же объявила:

− Мздоимец, − и отключилась.

Я стал ждать, что будет дальше. Спустя сутки, айфон садился уже, позвонила снова и стала упрашивать отдать.

− Я же вам, девушка, объявил условия. – Да6 я издевался над ней, я хотел заставить её встретиться со мной, поговорить, я бы ей отдал бесплатно.

− Ну пожалуйста, войдите в положение, − и она стала лепетать про бабашку, какие-то грядки, грибы и варенье.

Я ничего не понял и ответил:

− Вы, собственно, что от меня хотите?

− Свой телефон.

− А хлеб по пятницам не хотите?

− Какой хлеб? – она не въехала в шутку юмора. Впрочем, шутка с бородой.

− Не какой хлеб, а станция метро «Проехали».

− Что?

− Картина Репина «Приплыли» − вот что, – я сыпал присказками Старовероверова.

− Гори в аду! – и − гудки.

Странно: даже «вором» не сподобилась обозвать. Мздоимец, проныра – слова не сегодняшние, не свойственные школьникам. Явно школьница, пухлые детские щёки, чётче я не помнил её лицо. Я жалел, что так поговорил и ждал, что она перезвонит снова. Докатился. А голос у неё приятный, не писклявый и не сюси-пуси-мы-маруси. Во я дурак. Не успел я об этом подумать, как телефон пикнул, высветилось сообщение с требованием ввести код. Значит, она обратилась в службу поддержки. Спустя ещё минуту айфон был отключен навсегда. На что я надеялся? Глупо. Я и отнёс телефон Даньку – что мне оставалось делать. Да уж: последнее время ничего, кроме желчи из себя не представляю. И вот – результат, докатился. Дан идёт на встречу одноклассников, а я не иду. Как я пойду, если это Староверов всех позвал? Нет. Это исключено. Как всё-таки в школе я жил спокойно. Размеренно, привычно. Была цель – ЕГЭ, были надежды. А теперь надежды убиты, отец оказался врагом, лучше бы и не объявлялся.

Из дома быта меньше минуты до моего подъезда. Уныло я поплёлся домой, заварил чаю. Чёртов телефон! Зачем я его забрал. Чувствовал себя моральной развалиной, приехал домой отдохнуть и вообще ошизел. Шуршат в сумке четыре бумажки… Наверное она еле наскребла и купила в акции. Если бы я поступил в творческий универ на промдизайн, а не на эту занудную филологию, да меня бы и не было в этом набившем оскомину парке, я бы в это время сидел и творил свои шрифты… А сейчас я повязан магистратурой, чтением, совершенствованием старославянского, выматывающей работой в салоне связи. Почему, копался я в себе, почему я так одинок и здесь, в родном городе. Так ждал выходных, можно сказать всё лето и – взбесился от одиночества. Не с кем поговорить, поболтать. Я подумал о той девчонке, я представил, как она меня проклинает. Я вдруг подумал: была бы она ухоженая, такая как эйчариха Инна или как Оксана, я бы не посмел так разговаривать. Как всё-таки люди падки на внешность. А она не типичная. Я сразу понял, что в ней что-то есть. Но шуток не понимает.

Глава четвёртая. Конфуз на корпоративе

Я с лёгким сердцем покидал родной город и не зашёл к Даньку попрощаться. Вернувшись в Москву с радостью шёл на работу, первым делом хотел с Оксаной проконсультироваться, но посмотрел на её заспанное, бледное без косметики лицо, и решил ничего не уточнять и не спрашивать. Ещё как раз комп лаганули, он заразился вирусом. Программы и без того медленно тянули, а тут – срочно надо было программиста вызывать. Пока, размышлял я, зарплаты хватает – только на проезд, на неотложные нужды, ещё в автошколу сдуру записался. Да-а-а. С работы я решил не уходить. Если будет после испытательного срока так же мало, тогда уйду. Ещё меня напрягал тот чел, который за мной увязался у метро. Ну мало ли, что человек пристал. Я надеялся, что больше его не встречу. А если встречу, то спрошу, что ему надо, и тогда сообщу в главный офис. Стал думать, как жить дальше, чтобы деньги были хоть минимальные, чтобы как все быть с девушкой, водить её в кафе или ещё куда, на 8 марта цветы дарить, а на Новый год – духи. Да я мог бы просто подарочный сертификат ей купить, и она бы сама себе выбрала… У меня из головы не выходила та девчонка из парка. Она совсем мне не понравилась, я уговаривал и убеждал себя, что она − самбистка. Если б хотя бы чуть-чуть симпатичная, оправдывался перед самим собой, то не стал бы прикалываться, отдал бы телефон и пригласил погулять… Мне с этим жить. С этой подлостью. Никто не поможет мне, не избавит от этого. Дальше я стал себя оправдывать, что все так живут и так поступают, у всех расчёт.

Позвонила мама, она как чувствовала мои сомнения и переживания, сказала:

− Я тебе буду высылать деньги. У нас же есть немного сбережений. Работа – это неплохо. Но это не та работа, за которую надо держаться. Лучше учись, а там видно будет.

Мама была права. Но я не ушёл с работы. Мама не знала, что у меня зависимость от ТРЦ, я очаровался этим промо-раем, подсел на его иглу. Когда я не работал и не учился, то стал заезжать в ТРЦ, чтобы пообедать со знакомыми девчонками – продавщицами. В ТРЦ было кафе, где работникам делали скидки. В кафе привозили пирожные и торты. Привозила всегда такая симпатичная девушка. Оксана сказала, что у этой девушки есть муж. Но мне просто было приятно смотреть, как эта девушка идёт, а впереди неё на специальном столе катят разные коробки, а иногда и огромные торты. Я не был влюблён. Просто мне было приятно смотреть на эту девушку. Я её видел и летом. Каждое утро в выходные она привозила свои вкусности. По будням она привозила не каждый день, и могла появиться не с утра, а днём или ближе к ланчу. Оксана рассказывала, что эта девушка раньше работала в кофейне на третьем этаже.

Я упомянул, что в ТРЦ было много симпатичных девушек-продавщиц, и все со мной здоровались, некоторые даже строили глазки, были и ребята из супермаркета электроники, тоже я с ними часто разговаривал, спрашивал насчёт разных проводов и разъёмов. Всё-таки приятные люди мои ровесники работали в ТРЦ, и не было замороченных, как в универе, в универе всё-таки многие из себя строили, правда я до сих пор не знаю почему – учился-то я лучше всех в группе, но держался просто. А тут, в ТРЦ, все были современные и улыбчивые. Это всё внешнее, напускное, но всё-таки – в торговом центре жизнь кипела и я чувствовал корпоративность. Пусть я не дружил ни с кем, но я общался. Все со мной советовались, просили подсказать, болтали… К нам в салон заходили с разными просьбами, то с настройками помочь, то провод для зарядки, то чехол на планшет и плёнку наклеить, да и просто к терминалу – некоторые тупили похуже бабок, я автоматически жал на нужные окна. Инкассаторы, которые приходили забирать выручку из терминала и из касс, всегда со мной здоровались, а с Оксаной − никогда. Крики управляющего меня не трогали. Он всё время уходил по каким-то делам, а Оксана вписывала ему часы как рабочие. Оксана всё готовилась к худшему, трындела, что к ноябрю клиентов прибавиться и будет не до трепотни, но пока я всё успевал. Оксана предупреждала, что грядёт инвентаризация, а недостачу всегда выплачивают вместе, но я очень внимательно следил за подозрительными, разобрался в программах и сообщал о всех нестыковках. Я полюбил ТРЦ, его запах, я даже продукты теперь покупал только в нашем супермаркете и вёз их домой. Продуктовый кулёк пихали в метро. Но я всё равно покупал еду рядом с работой. В общаге же я запирался в своей комнате, на кухню не выходил, я перекупил у отъезжающих маленький холодильник, они же бонусом отдали пароварку. Я отдыхал в комнате и мечтал о будущем. Не таком светлом, как казалось мне раньше, но всё же и не о беспросветном, каким оно обернулось дальше.

Неожиданно стали больше платить, и почти все мамины деньги остались целы.

Где-то в середине октября зашла клиентка. Такая дама, вся надушенная, очень приятная. Она хотела планшет в подарок внуку, и чтобы со всеми нужными настройками, с симкой и аксессуарами – не клиент, а золото, с нас же требуют допуслуги. Дама сказала:

− Мне побыстрее. Мне надо быть на празднике, а я только сейчас о подарке вспомнила.

Пока я покупку оформлял, пока программы устанавливал и плёнку клеил, дама копалась в сумочке и в кошельке.

− Склероз не дремлет, склероз не дремлет, − шептала она. Наконец нашла, что искала, и перестала бурчать над ухом. Оксана пошла перекурить. Дама расплачивалась наличными, хотя, я видел: карточка в бумажнике была. А когда дама забрала покупку и попрощалась, я заметил на столике тысячную купюру. Первая реакция – я это запомнил! – хапнуть тысячу, как тот айфон, но я был на работе и поэтому крикнул даме:

− Вы потеряли тысячу!

Она вернулась, заохала и говорит:

− Ой спасибо! – Небрежно сунула в карман,.

А у меня до конца дня испортилось настроение. Я подозревал, что меня проверяют. И вот эта подозрительность (а тайных клиентов в ТРЦ боялись все!) меня удручала. Что надо, вот, мучиться: то странные люди на улице подходят, то странные дамы тысячами разбрасываются…

И сам не знаю почему, после этого дня я не то чтобы разлюбил ТРЦ − иллюзию лёгкой беззаботной жизни, но стал всё больше задумываться о том, что унизительно жить, как я живу. Работать за совсем небольшие деньги. Терпеть каких-то странных персонажей. Я мучился из-за мыслей о деньгах. Если бы у нас с мамой были деньги, то я бы учился на платке, занимался любимыми шрифтами, а не проводил весь день в ретейле, зарабатывая на общагу и продукты… И – самое главное! – я потерял интерес к учёбе. То есть, я занимался и писал курсовые, делал наброски для научных статей, но я вдруг понял, что на кафедре меня возненавидели. Можно было списать всё на упадническое настроение, все были люди в возрасте и разочаровавшиеся в жизни, многие просто ненавидели студентов, но раньше ко мне проявляли интерес именно на кафедре, где я хотел остаться работать, а теперь смотрели сквозь меня, часто не здоровались, иногда вообще отворачивались. На кафедре царила какая-то подозрительность. И теперь в универ я шёл с неохотой. Пацаны из спортивного маркета посоветовали от депрессий ездить на скейте, и я пристрастился. Снчала вокруг гостиницы, потом подальше, вдоль дороги, а потом и на работу от метро катил. В плюс понятно, чтобы безо льда. Я решил: пусть так, я общаюсь с людьми, которые живут, а не копаются в прошлом и древности, живут сиюминутным, но весело, секут во всех новинках, популярной пусть и тупой музыке и не озабочены сверхзадачами. Они просто общаются, просто живут, просто любят. И решил жить так же, то есть, как все.

Близился декабрь. На работе инвентаризация прошла на удивление спокойно, из зарплаты вычли совсем чуть-чуть. То есть, воров среди нашей смены и другой не было. Оксана говорила, что это большая редкость. В декабре продажи резко подскочили, и я стал надеяться на премиальные – мы же работали с почасовой оплатой и процентом. Управляющий с кислой миной и взглядом презрения передал нам Оксаной приглашение на новогодний вечер в главный офис. Значит, другая смена вместе с управляющим будет пахать до одиннадцати ночи – ТРЦ 31 декабря работал на час дольше. И я наконец воспрял духом. Как мало человеку нужно для настроения – просто чтобы оценили. Управляющий, видя мою радость, сообщил, что это ничего не значит, Новый год будут отмечать все сотрудники, просто связь, колл-центры, инфраструктура и регионы будут подключены к трансляциям, будут отмечать на местном уровне.

− И хавчик будет местный поприличнее, − бубнил управляющий, − девчонки в платьях покруче, чем в дивизоне центрального ритейла. Нет, я поеду куда-нить в область, там девчонки как на последний бой на корпоратив собираются. Не то что девы из центрального офиса – ни рожи-ни кожи, ногти все обкусанные, а туда же – в прислужницы к главному, тьфу.

В день приглашения снег танцевал. Бесконечные пухляши окружали прохожих и колдуют. Вокруг все шли такими дедами-морозами, кто не только что из машины вылез. Оксана впервые за последний месяц осталась со мной запирать витрины и отключать железо, сдавать инкассаторам выручку. И пошла со мной до метро. Я понял, что ей надо поговорить.

− Ты, Антон, получил же приглашение?

− Ну да, − спрашивает, будто не знает, при ней же получал.

− И я получила. Впервые, между прочим.

− У-уу, − а что я ей ещё скажу.

− Думаю, что мы на хорошем счету. Все же в нашей компании сливают других.

− Я за это место не держусь. Или ты думаешь, я стукач и поэтому меня пригласили?

Я понимал − всего полгода работаю, а уже приглашение на корпоратив – снимают огромный комплекс, приглашают звёзд эстрады, о которых я вообще ни разу не слышал, но Оксана слышала. Она сказала, хедлайнер – звёздная певица. Она запомнила из детства, как радио играет её песню, хит из ротации, а её мама, молодая, моложе чем Оксана сейчас, красится у зеркала…

− Музыка необыкновенная, опередила на десятилетие. Такая клубная, электронная. Ты не представляешь, какие были хиты! – ностальгировала Оксана. – Потом эта певица объявила, что она лесбиянка, потом родила дочь от солиста другой группы…

Я выслушал кучу подробностей из жизни певички и приуныл, но когда Оксана включила песню, я понял, что я её уже слышал, песня реально была не типичная. Если в голимой попсе что-нибудь может быть приличное о любви, так вот это песня одна из лучших. И я понял, что с удовольствием послушаю певичку. Оказалось, что на корпоративе будет очень много народу, приедут даже из регионов. Я был почти счастлив в предвкушении корпоратива, мало человеку нужно для настроения – просто чтобы оценили, накормили-напоили и пригласили не совсем отстойную группу.

− Как-то случайно вышло, что я тут стал работать. – Отвечал я на мягкий, завуалированный допрос Оксаны. − Было лето, сначала отшили, после перезвонили, на обучении попались лохи: кивали и преданно по-собачьи смотрели на чудика-тренера …

− Да, Антон. Я именно это хотела спросить: почему ты на этой работе. Ведь это вредит учёбе.

− Во-первых деньги, − ответил я совершенно искренне. – Общага – плати. Еда – плати. Хорошо, что мама курсы по вождению оплатила.

− Там в общаге копейки платить.

− Нет, Оксан. У нас не совсем копейки. У нас гостиничного типа, а не клоповник с тараканами. У меня отдельная комната.

− То есть, то же, что комнату снять?

− По деньгам то же, но соседи такие же, как я, а не непонятно кто.

− А учёба? Как ты успеваешь?

− Сплю мало, − рассмеялся я. – Вот состарюсь, тогда буду спать вдоволь.

− Лукавишь. Я даже ребёнку после работы читать не могу.

− Оксана! Я четыре года пахал, целыми днями учился. Чуть не свихнулся. Сейчас легче. Мозги отдыхают. Я как робот в салоне.

− Ну не знаю. У меня – мозг кипит. Ой, Антон. Далеко пойдёшь. Но почему именно наша сеть?

− Салоны связи всегда перед глазами, всё в них знакомо. В школе только и разговор про все эти телефоны, настройки, услуги, тарифы, игры, чехольчики и тэ дэ вот и решил пойти, попробовать – вроде как знакомое место.

Я покосился на Оксану. О настоящей причине конечно же я не стал говорить. Она старшая по смене… Мы – коллеги. Меня подмывало рассказать о том, что на самом деле держит меня здесь: о скриптории и заточении, о трц и свободе, несмотря на жёсткий контроль, о выборе между одиночеством-онлайн с большими деньгами и нищетой, но с общением офлайн. Но я ничего не сказал… Вдруг она сольёт.

– Но я не об этом. – Оксана оборвала резко, тоже понимая, что время на разговор вышло. − Просто я давно работаю, и точно тебе говорю – слышишь? − ты не простой. Я такого не слышала, чтобы на полставки и на корпоратив приглашают.

Я покосился на Оксану. О настоящей причине конечно же я не стал говорить. Она старшая по смене… Мы – коллеги. Меня подмывало рассказать о том, что на самом деле держит меня здесь: о скриптории и заточении, о трц и свободе, несмотря на жёсткий контроль, о выборе между одиночеством-онлайн с большими деньгами и нищете, но с общением офлайн. Но я ничего не сказал − вдруг она сольёт. Тогда она с двойной энергией пустилась в откровения:

− Знаешь, Антон. И я по этой же причине перевелась сюда. Телефоны – это моё. Они везде. – Оксана поверила и продолжала вроде бы искренне: − Я давно работаю. У нас с мужем ребёнок на удивление здоровый, тьфу-тьфу-тьфу. Он у нас в саду целый день. Да ещё родители мужа помогают. Так что я семьёй особо не обременена. Муж мне ужин готовит…

Ой… я ненавидел эти бабскую болтологию, которую время от времени начинала Оксана. Я не хотел слушать, хорошо, что метро как в сказке постепенно проявлялось сквозь снежную стену пухляшей…

− Но я заменяю смены, когда нет учёбы.

− Это неофициально. Официально ты на полставки. У тебя будет рост в ближайшее время. Они подождут, пока ты закончишь свой универ и хапнут в топ-менеджеры.

− Прям уж в топ. На данный момент меня всё устраивает, я не хочу другого. Карьерный рост − это хорошо, ибо деньги. Но ответственность… − я не хотел показать торжество, это мне удалось.

Метро как в сказке постепенно проявлялось сквозь снежную стену пухляшей… Мы ехали с Оксаной и в метро какое-то время, она явно наблюдала за мной. Но я был с покер-фейсом, а в душе я не мог дождаться, когда Оксана сольётся. Наконец мы попрощались, она вышла из вагона. Мне же предстояло пилить по прямой без всяких переходов ещё долго. Освободилось место. Я плюхнулся рядом с подвыпившим мужчиной и крепко задумался. Вполне возможно, что Оксана сказала правду. Ну, что мной заинтересовались в центральном офисе. Не случайны были и тот мужчина с одухотворенным лицом, и надушенная женщина со своей якобы потерянной тысячей. Но дело в том, что я не хотел никакого карьерного роста. Во-первых, меня устраивало, что Оксана – старшая по смене. И отвечает за всё она. Мне нравилось консультировать народ. Когда я был на стажировке в другой смене, я понял, что консультировать у терминала считается дном, но не стеснялся ни разу. Мне нравилось нажимать за несчастных полуглухих-полуслепых бабулек окна меню. Вот нравилось и всё. Как продавец-консультант должен был целый день стоять. Но когда я проводил операции, оформлял покупки, я садился за кассу, и частенько я присаживался, когда касса была и не нужна – просто отдохнуть. И меня ни разу не оштрафовали. Я планировал работать ещё полтора года, до мая, в крайнем случае до июня, и уволиться. Наверняка сдача госов будет в апреле, диплом я начал писать заранее, сейчас. Мне не нужен никакой рост и карьера. Выйдя из метро и направившись к дому, я решил сходить на корпоратив, натрескаться там канапе, пиццы и ролов, а может быть даже суши, и готовиться встречать новый год с мамой… Утром первого я планировал уехать на три дня домой.

Ресторанный комплекс состоял из танцпола и нескольких банкетных залов. И я обнаружил (Оксана же не предупреждала), что есть челядь − это я, а есть баре – это люди с высоким грейдом: CEO (гендир), CFO (финансовый директор), CRO (главный рисковик). Но я и не претендую на зарплату в четыреста ка, мне такая и не снилась ни разу. Но остальных тоже «посчитали», то есть разделили по ранжиру, по зарплатам: эйчарихи, бухгалтерия и управляющие, начиная с РН (руководителей направления) и НСО (начальника сети офисов) – один зал. А рекрутеры, то есть моськи-менеджерихи по подбору персонала, сб-шники, бизнестренеры, НОПы (начальники офиса) – это челядь. Уж о ПК (о нас, многочисленных продавцах-консультантах, впаривателей-«я-могу-вам-чм-нибудь-помочь») я и не говорю, хотя от девчонок, продавцов бутиков в нашем ТРЦ, я слышал, что продавец – это элита. Может, в бутиках и элита, туда приходят люди в приподнятом настроении, а к нам ломятся дедки со скандалами по поводу списанных средств. Получилось, что на корпоративе, празднике, есть бизнес-класс или семь звёзд, есть пять звёзд, а есть три звезды и даже ниже – это я.

На корпоративе я почувствовал себя полным ничтожеством. В нашем нищебродском зале столы стояли буквой «П». В смысле сервировки столы были многолюдны, скудны и убоги − пластиковые бутылки, пластиковая посуда, невзрачные бутербродики и прочий убогий хавчик; вместо табуреток, стояли лавки. Висел в зале экран, можно было смотреть выступление, не выходя на танцпол. С одной стороны удобно, но с другой стороны ( а я прошвырнулся по всем залам комплекса) – другие залы имели выход на танцпол, мне же надо было бы пройти через чужой банкетный зал и только тогда оказаться на танцполе. Неудобно и унизительно: ты идёшь мимо столов тех, кто выше тебя по рангу, ты им мешаешь, а они смотрят на тебя и знают, что ты низшей пробы, простолюдин. Ничего такого, но настроение портит конкретно.

Началось застолье. Какие-то сотрудники, видно из чудом прорвавшихся к этой унизительной кормушке, стали выдавать отвратительнейшие панегрики. Я слушал речи и поражался холуйству нашего зала убогих – так я прозвал наше помещение с глупыми снежинками и аляповатыми пенокартонными сантами. Не любитель жрать на людях, скорее от злости (но частично и от голода) съел все три вида убогих полу-канапе: с жёстким и солёным сыром, с костлявой рыбой-кетой, косящей в свои лучшие не обветренные времена под сёмгу, схавал бутер с химической, напичканной гмо, колбасой.

− Уж лучше бы селёдку нарезали! – сказал я в сердцах, пока все сидели и хищно чавкали, набивая желудок по выражению классика «в запас».

Я бы помалкивал, если бы не спиртное. Но разговорился, так как успел махнуть вина из бумажных пакетов с краниками. Впервые в жизни я пил вино из пакета. В универе все предпочитали пиво. А тут…

− Уж лучше бы пиво разливное, чем эту лабуду, − заявил я, и челядь испуганно стала пялиться на меня. Челядь, по-видимому, радовалась любой халяве и боялась, как бы я не скомпрометировал её. От злости я выпил ещё, у меня заслезились глаза, кислое вино ударило в нос, в горло, как будто это был сидр, пунш или шампанское, я чуть не закашлялся. А все пили с удовольствием и причмокиванием. Из пол-литровых пластиковых стаканов, в которые, между прочим, обычно разливают пиво!

− У них – шампанское, а нам – шиш, я так понимаю? – послышался мужской голос. Но я не понял, кто это говорил, кто-то, кто сидел далековато.

Тут и Оксана сказала:

− Колбаса с привкусом. Обычно такой привкус у просрочки в вакууме.

После моих замечаний о селёдке и пивке в нашем секторе наметился активный трёп, тем более, что выпил не только я. С экрана пели какие-то ноунеймы и глупая мишура, свисая с потолка, щекотала волосы. Официанты несли кокотницы в соседние залы, нарочно (мне так казалось) мимо нас, а к нам не подходили. Собственно, ещё поэтому многие вслед за мной принялись шутить.

− А у них пирожки с мясом, − сказала девчонка из службы по подбору персонала, самая глупая моська, она общалась со мной во время первого собеседования.

Тут парень напротив меня вытер губы салфеткой, взял яблоко, откусил его и сказал:

− Зачем нас согнали в это, пардон муа, стойло?

Я кивнул одобряюще. Я шёл с вдохновением на корпоратив, свой первый корпоратив в жизни. Школьные сабантуи не в счёт, университетские тоже.

− Корпоратив повышает корпоративный дух, – подобострастно изрекла какая-то из pr-девчонок, они все были одинаковые, полуслепые крысы, занимающиеся SMM, перепиской с безумными или расстроенными облапошенными клиентами.

− Вот я, – поймал волну возмущения парень, ещё раз впиваясь в деревянное зелёное яблоко сорта «редли». – Ухожу на работу – жена ещё спит, прихожу – жена уже спит. Я на работе по много часов: прихожу первым − ухожу последним. Если кто-то не явился, выхожу я. Я хочу домой, к жене. А меня сюда загнали. Сейчас дождусь новогоднего сувенира, его обычно с десертом подают, и свалю.