Kitobni o'qish: «Теперь ты мой»
В этот предвечерний час машина лихо наматывала мили по незнакомому, непривычно пустому шоссе. Изнуряющая жара уже спала, и, отключив кондиционер, я наслаждался ласковыми прикосновениями остывающего ветерка, развевавшего и без того растрёпанные волосы, то и дело забрасывавшего их длинные пряди в лицо. Меня это даже не раздражало ― пальцы на руле двигались, послушно подчиняясь неторопливому ритму «Nothing Else Matters», губы повторяли давно выученные наизусть слова любимой баллады…
Настроение было отличное, ещё бы: задание шефа ― выполнено, нужные мне документы уже лежали в папке на заднем сидении. Я представлял, как обрадуется старик Энтони, давно мечтавший заполучить сенсационные материалы для своей статьи, а значит, появилась вполне обоснованная надежда, что в ближайшем тираже газеты засветится, наконец, и моё имя. Пусть для этого и пришлось убить целый день, проехав половину штата, время было потрачено не зря.
По моим подсчётам, ближе к ночи я уже должен быть дома, особенно если по дороге нигде не останавливаться. Стоило только улыбнуться и подумать о терпеливо ждущей меня кошке Нисси, как никогда не подводившее чутьё заставило сбросить скорость, чтобы уже через несколько мгновений оценить, насколько правильным было это решение…
Прямо из-за высокого кустарника лесополосы на дорогу выскочил старый потрёпанный пикап и, развернувшись, остановился у меня перед носом. Еле успел выкрутить руль в сторону и съехать на обочину: в ушах отдавался грохот обезумевшего сердца, голова безвольно упала на руки, мёртвой хваткой вцепившиеся в руль. Меня трясло, словно вокруг не буйствовало знойное лето, а, нарушая все законы природы, хозяйничали ледяные ноябрьские ветра.
Я вздрогнул, услышав топот ног и хриплое:
– Эй, парень, ты как, жив? ― и поднял взмокшее от пота лицо на седого фермера в заплатанном комбинезоне: на вид ему было около семидесяти, морщинистая загорелая кожа побледнела от ужаса; голубые, не потерявшие яркости глаза смотрели на меня с испугом, трясущиеся руки то и дело отряхивали со лба капли пота.
Поняв, что меня заклинило, вместо ответа едва кивнул. Старик продолжал суетиться, осматривая салон.
– Вроде, не ранен… Нигде не болит, внучок? Ты уж прости меня, дурака. Я на этой развалюхе с девяностого года езжу, и никогда такого не было: не поверишь ― за всё время ни одной поломки. А тут в колымагу словно демон вселился: сначала руль перестал слушаться, а потом машина сама, вот чем хочешь поклянусь, прямо через кусты вывернула на шоссе. Чуть сердце не разорвала, сволочь…
Пришлось снова кивнуть, хотя в душе я орал и матерился. Но вслух… Не могу кричать на стариков ― меня бабушка воспитала, одна. Все силы отдала, чтобы поставить «глупого мальчишку» на ноги, даже продала родительский дом, лишь бы я мог учиться… Разве такое забудешь?
Отдышавшись, еле оторвал руку от руля, похлопав фермера по плечу:
– Не переживайте так, к счастью, на этот раз обошлось. Поезжайте домой и будьте осторожны с этим Вашим драндулетом…
Старик вздохнул, опуская глаза:
– Нет, пока не выясню, что там случилось ― за руль не сяду. Боязно. Тут до дома всего четверть часа на машине, сам бы дошёл, но бросить это «чудовище» не могу. Видишь, дорогу перегородил, да и вообще… Боюсь я его без присмотра оставлять ― душа прикипела. Понимаю, что многого прошу, внучок, но машина у тебя крепкая, легко пикап потянет. Помоги, тут совсем рядом… По этой дороге мало кто ездит, разве что ребята балуются. У жены сегодня День рождения, гости собрались. Ты не думай ― хорошо заплачу и сытно накормлю…
Как же мне хотелось отказаться, ведь я тоже спешил. К тому же, этот дед, честно говоря, меня чуть не угробил… Но, сам не знаю почему, снова кивнул. Без долгих разговоров мы закрепили трос и потихоньку вытащили «чудовище» с дороги. Ферма в самом деле оказалась совсем близко, и от души отлегло: ну, подумаешь, задержался на полчаса…
