Kitobni o'qish: «Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.»

Shrift:

Том I

I

В краю, сопредельном с Галлией и Малой Бретанью, правили некогда два брата, женатые на двух сестрах. Старший, Бан, был королем Беноика, Богор – королем Ганна. При начале этой повести Бан уже был в преклонных летах; а от королевы Элейны, ведшей свой род от Иосифа Аримафейского, имел он единственного сына, окрещенного под именем Галахад, но прозываемого всегда Ланселотом, в память о его предке¹.

Королевства Беноик и Ганн были под присягой у Малой Бретани, чей государь, известный под именем Арамон, но чаще Хоэль, простирал свое владычество в одну сторону до пределов Оверни и Гаскони, в другую – до земель, покорных Римлянам и их вассалу, королю Галлии. Также и Берри был подвластен Малой Бретани; но во времена Арамона король Клодас Буржский отозвал свою присягу и объявил себя вассалом короля Галлии, а тот был данником римского императора. Королей же галльских тогда выбирали. Когда Клодасу при помощи Галлов и Римлян удалось овладеть Беноиком, Арамон прибегнул к покровительству короля Великой Бретани, коего признавал сюзереном. Тогда-то Утер-Пендрагон и приплыл на материк, изгнал Клодаса мало того что из Бе-ноика, но и из Буржа, а землю Берри Бретонцы опустошили так немилосердно, что она утратила свое имя и стала называться Пустынной землей. Пощаду дали единственно только Буржу, ее столице, из благодарности за приют, полученный в ней Утер-Пендрагоном, когда Вортигерн вынудил его вдвоем с братом бежать из Великой Бретани².

Но после кончины Утер-Пендрагона Артуру довелось противостоять такому сонмищу врагов³, что он не смог уберечь наилучших своих вассалов на материке. Два королевства, Ганн и Беноик, оба бывшие вначале под скипетром короля Ланселота, оказались поделены между двумя его сыновьями. Пользуясь уходом островитян-Бретонцев, Клодас повторно затребовал помощи у Галлов и Римлян. Он вступил в Пустынную землю, занял сплошь земли Беноика и мало-помалу забрал все добрые города⁴ короля Бана. Он изъявил готовность отдать их при условии, что получит взамен вассальную присягу; но король Бан ни за что на свете не поступился бы верностью королю Артуру.

У короля Беноикского оставался теперь единственный замок Треб, который, будучи удачно расположен между рекой и прочными стенами, выстоял во всех набегах; однако он был беззащитен против голода или измены. Туда Бан увез королеву Элейну и их сына, младенца Ланселота. Скоро Клодас подступился под самые стены; осажденным не осталось никаких путей выхода и сношения с миром. Бан решил было, что скорее умрет, чем уступит притязаниям Клодаса;

но он не мог без жалости взирать на мучения королевы и своих рыцарей. Клодас неустанно убеждал его, что от голода ему не укрыться; что Артур не придет ему на помощь; что брат его, король Богор, слишком болен, чтобы ему посодействовать. Однажды он подал такую мысль: что якобы выпустит Бана, дабы тот отправился в Великую Бретань, при условии, что замок будет сдан, если он не вернется через сорок дней или же вернется, не раздобыв себе помощи. Бан колебался, и Клодасу, который не прочь был прибегнуть к услугам предателей, хотя и не любил их, удалось завлечь Алеома, сенешаля⁵ Беноикского, обещанием пожаловать ему это королевство, с тем чтобы взять от него вассальную присягу. В один из дней Бан призвал на совет верного рыцаря по имени Банен, своего крестника, и того самого сенешаля: он высказал им предложения Клодаса. Сенешаль всеми силами старался подать их в выгодном свете.

– Артур не откажет вам в помощи, – говорил он, – хотя и сильно занят Сенами⁶ и своими вельможными баронами. Гарнизон Треба выдержит до вашего возвращения, а при подходе Бретонцев Клодас снимет осаду и будет только рад убраться в Пустынную землю.

Бан уступил этим доводам. Он предупредил королеву, и, взяв с собою двух оруженосцев – одного, чтобы нести дитя, а другого – вести вьючных лошадей, нагруженных сокровищами Беноика, – они вышли за ворота, перешли опущенный мост и не встретили никого, кто пытался бы их остановить.

II

Но едва они скрылись в лесу, тянувшемся вдоль реки, как изменник-сенешаль помчался уведомить Клодаса, чтобы он высылал своих людей к воротам, которые они найдут открытыми. На его беду, Банен, бывший всегда начеку, видел, как он вернулся.

– Как! Сенешаль, – воскликнул он, – спозаранку уже на ногах! Откуда это вы?

– Я хотел убедиться, что Клодас ничего не затеет против нас, пока нет короля.

– Странный час вы выбрали для переговоров с врагом.

– Ну, так что же! Или вы сомневаетесь в моей верности?

– Нет, ведь если бы я такое заподозрил, я бы тут же бросил вам вызов.

Сенешаль взошел в башню, а вскоре послышался шумный людской и конский топот. Люди Клодаса были уже в замке и принялись его грабить. Чтобы отвести от себя подозрения, сенешаль поднял крик:

– К оружию! Измена, измена!

– Ах, предатель! Ах, мерзавец! – воскликнул Банен ему в ответ, – чтоб тебя постигла Иудина кара за твое двуличие!

Между тем в предместьях и в городе занималось пламя; дома, мельницы – все рушилось, и вот от Треба осталась одна лишь главная башня⁷. Банен заперся в ней с тремя верными стражами. Овладев испепеленным городом, Клодас начал ее осаду; но напрасно он утруждал свои камнеметы и катапульты, в башню войти он не смог и провел у ее стен времени никак не менее, чем до того перед целым городом.

Тогда-то Банену довелось сойтись с врагом страшнее Клодаса; это был голод. Река, что омывала башню с одной стороны, утоляла их жажду, но лишь иногда одаривала мелкой рыбешкой, которую они алчно делили меж собою. На третий день они отыскали между двух камней лесную сову, чье мясо показалось им восхитительным. Но как можно выстоять целый месяц? Однажды утром Клодас вызвал его на разговор:

– Банен, я признаю, что ты верный и доблестный рыцарь. Но к чему приведет твоя неподкупность? Ты хочешь, чтобы твои соратники умерли здесь голодной смертью? Сделай лучше вот что: из моих добрых коней возьми четырех, и выходите вместе из башни при всех доспехах и оружии. Ступайте, куда вам будет угодно; или, когда бы ты надумал со мною остаться, то Бог мне свидетель (он протянул правую руку к соседней часовне) ⁸, я бы возлюбил тебя превыше всех моих прежних друзей.

Несколько раз Банен отвергал эти предложения, но, наконец, нашел способ спасти свою честь, уступая мольбам трех своих товарищей, умиравших от голода.

– Я соглашусь, – сказал он им, – сдать башню на условиях, которые не будут для нас позорны.

Затем он вернулся к Клодасу:

– Сир, я внял совету своих друзей; мы выйдем из башни, и поскольку я почитаю вас за человека чести, я останусь с вами, но при одном условии: вы будете судить и рядить, во благо ли нам или во вред, не усматривая иных основ, кроме справедливости.

Клодас согласился; принесли святые мощи, договор скрепили клятвой, и двери башни распахнулись.

Банен много дней оставался при короле, у которого нашел любезнейший прием; однако предателю, сенешалю короля Бана, не терпелось получить воздаяние за свою измену. Король Клодас пытался выиграть время; он не то чтобы желал нарушить клятву, но надеялся найти способ от нее избавиться. Однажды Алеом в присутствии баронов Клодаса припомнил данное ему обещание, а поскольку король медлил с ответом, Банен поднялся с места и попросил слова.

– Король Клодас, – сказал он, – вы обещали мне правый суд и супротив меня, за обвинителей моих, и за меня, против тех, на кого я возложу вину. Я прошу у вас ответа за бывшего сенешаля Беноикского, коего обвиняю в клятвопреступлении и измене. Если он будет отпираться передо мною, я готов отстаивать это с оружием в руках, в тот день и в том месте, которые вам угодно будет указать.

Клодас испытывал тайную радость, слушая Банена.

– Алеом, – сказал он, – вы слышите, в чем вас обвиняют. Неужели я доверился предателю?

– Сир, – возразил Алеом, – я готов доказать сильнейшему рыцарю на свете, что никогда не держал против вас подлых умыслов.

Банен в ответ:

– Вот мой заклад⁹. Я докажу, что своими глазами видел измену, в которой он повинен перед своим законным сеньором.

– Так что же, сенешаль, – продолжил Клодас, – что вы намерены делать?

– Но, сир, это дело скорее ваше, чем мое. Единственное мое преступление в том, что я хорошо вам служил.

– Если вы невиновны, защищайтесь. Вы боец не менее сильный и отважный, чем Банен; правда на вашей стороне; чего же вам бояться?

И столько всего наговорил король Клодас, что пришлось сенешалю подвергнуться испытанию. Заклады были вручены королю, и, принимая их, он сказал:

– Сенешаль, я вас почитаю за рыцаря, столь же верного мне, сколь вы были верны вашему первому сеньору. Я жалую вам королевство Беноик со всеми рентами и доходами, от него зависимыми. И как только вы уличите вашего обвинителя во лжи, я приму у вас присягу. Но если вам придется уступить поле боя, королевство Беноик достанется не вам, а Банену.

Поединок состоялся через четыре дня на лугах Беноика, между Луарой и Арси. Банен утвердил свою правоту в деле об измене сенешаля, чья голова скатилась на траву, окропленную кровью. Когда он явился забирать свой заклад, Клодас принял его с почетом; ибо он, хотя и водился нередко с изменниками, никогда не питал к ним доверия. И с тем он предложил победителю честь владения королевством Беноик.

– Сир, – ответил Банен, – я оставался у вас до нынешнего дня в надежде утвердить справедливость и покарать изменника, сдавшего вам замок Треб. Слава Богу, я исполнил этот долг; ничто более не держит меня при вас. Я по-прежнему принадлежу королю Бану и в вас могу видеть только врага; присягнуть вам значит вырвать сердце из собственной груди.

– Ваше решение для меня прискорбно, – сказал Клодас, – но я вас отпущу, раз вы того желаете.

Услышав такой ответ, Банен велел подать своего коня и уехал из Треба, не дожидаясь исхода дня.

В другой ветви романа мы встречаем его при дворе короля Артура, где он берет призы на конных турнирах и на кентенах¹⁰, удостаивается чести быть принятым в среде рыцарей Королевы, Круглого Стола и Стражей, или королевской охраны. В своих войнах с королем Клодасом, говорит романист, он добыл довольно трофеев, чтобы стать приметным лицом среди бретонских рыцарей. Но Артур, узнав, что свое имя Банен получил от короля

Беноикского, впал в глубокое и горестное раздумье; ибо это имя напоминало ему, что смерть короля Бана не отомщена. Банен, _{добавляет наша книга}¹¹, «был у всех на устах и связал свое имя со множеством дивных приключений¹²; но они рассказаны в «Повести об Обычном» ¹³, где вернее будет о них прочесть» ¹⁴.

III

Вернемся к королю Бану, которого мы покинули, когда он с королевой, младенцем и верным слугой выезжал из малых ворот замка Треб. Они ехали целый час, пока не стало смеркаться, и так добрались до леса, по которому им предстояло дойти до рубежа королевства Ганн.

Там высилась гора, откуда взорам открывалась вся страна.

Заря угасала; Бан не мог устоять перед соблазном бросить последний взгляд на свой любимый замок. Он оставил королеву у подножия холма и верхом не без труда поднялся до вершины. Но как же больно было узреть стены в зловещих отблесках огней, разрушенные храмы, пожары, бушующие тут и там, воздух, до того раскаленный, что пламя, поднимаясь до небес, словно бы стремилось сплавить их с землей! Треб – его последняя надежда; что же ему оставалось? Молодая жена, взращенная в роскоши, а ныне доведенная до крайней нужды; та, чьи предки восходили к царю Давиду¹⁵, будет униженно взывать к людской жалости и питать свое дитя горьким хлебом изгнания. А он, несчастный старик, некогда богатый друзьями и угодьями, почетный гость на любом пиру, как сможет он вынести столь несходную участь? И от всех этих дум сердце его преисполнилось такой горечи, что рыдания стеснили ему горло, и он без памяти упал на землю, простертый недвижимо. Когда же он пришел в себя, то промолвил:

– Ах, Господи Боже мой! Благодарю Тебя за кончину, ниспосланную мне по милости Твоей. Ты и сам претерпевал нужду и муки. Я не умел прожить в миру без великих грехов; молю, отпусти мне их. Ты, снизошедший, дабы искупить нас своею кровью, не погуби мою душу. За мои прегрешения покарай меня на этом свете, а ежели душе моей уготованы муки на том, дозволь мне все же соединиться с Тобою в день, сколь угодно близкий или далекий. Ах! Отче небесный, пожалей жену мою Элейну, из царственного рода, Твоею рукой приведенного в сие смятенное королевство; вспоминай о моем сыне, бедном слабом сиротке; ибо Ты покровитель бедных, и Тебе пристало их брать под защиту прежде всех прочих.

Вымолвив эти слова, славный король принялся бить себя в грудь, проливая слезы раскаяния; он сорвал три травинки и вложил их в рот во имя Святой Троицы; потом сердце его сжалось в последний раз, в глазах помутилось, он упал навзничь, жилы сердечные лопнули, и он испустил дух со скрещенными руками, устремленным к небу взором и головой, обращенной к Востоку.

Между тем конь, перепуганный шумом от падения короля, пустился вскачь до самого подножия горы. Королева, увидев, что он вернулся один, приказала оруженосцу, которому велено было держать в седле младенца Ланселота, принести ей дитя и пойти посмотреть, что могло задержать короля. Внезапно она услышала пронзительные вопли слуги, когда он дошел до места, где его господин был простерт бездыханный. Объятая ужасом, королева положила дитя на траву и стала взбираться на холм. Скоро она встретила оруженосца, приведшего ее к телу ее драгоценного супруга. Какое горе! Она припала к нему, разодрала на себе одежды, стала бить свое прекрасное тело и царапать лицо; и гора, и долина, и ближнее озеро – все вторило ее стонам и причитаниям.

Потом ей пришла мысль о дитяти, оставленном рядом с лошадьми: «Ах! Мой сын!» – и она, вся истерзанная, спустилась обратно к подножью горы; вот она ищет лошадей; а они отошли к озеру напиться. На берегу она видит своего сына на руках у некой девы, которая нежно жмет его к груди, целуя ему ротик и глазки.

– Милая моя, – говорит ей королева, – ради Бога, верните мне мое дитя. Довольно с него несчастий, он уже потерял отца и наследство.

На все эти речи дева не отвечала ни слова; но когда она увидела, что королева подходит ближе, она поднялась с младенцем, обернулась к озеру, сомкнула стопы и скрылась под водой.

При этой новой напасти королева устремилась в озеро следом за девой; но вовремя подоспевший слуга удержал ее силой; она упала на траву, сотрясаясь от рыданий. В этот час случилось проходить неподалеку аббатисе со свитой из двух монашек, капеллана, послушника¹⁶ и двух стражей. Когда вопли достигли ее слуха, она повернула туда, откуда они доносились. Увидев королеву, она сказала:

– Да пошлет вам Бог радость, госпожа!

– Увы, не в Его силах утешить самую несчастную женщину в мире. Нет у меня более ни радостей, ни почестей.

– Но кто же вы, госпожа?

– Страдалица, которая зажилась на этом свете.

Тут капеллан сказал, тронув аббатису за покров:

– Поверьте мне, матушка, эта дама – королева.

Аббатиса не могла удержаться от слез.

– Ради Бога, госпожа! – сказала она, – прошу вас ничего не таить от меня, я знаю, что вы королева.

– Да, да, королева в великой печали¹⁷, – отвечала Элей-на. – Кем бы я ни была, возьмите меня в монахини, ничего другого я не желаю.

– Со всею охотой, госпожа, но поведайте же нам причину ваших горестей.

Собравшись с духом, королева рассказала, как они вышли из Треба, как король не мог пережить зрелища пожара в своем замке; как его нашли бездыханным и, наконец, как некий демон в облике девы похитил ее дорогое дитя.

– Теперь вы видите, – добавила она, – есть ли у меня причина возненавидеть свет. Велите забрать весь драгоценный груз золота, серебра и посуды, навьюченный на эту лошадь, и пустите на постройку монастыря, где будут непрестанно молиться за душу монсеньора короля.

– Ах, госпожа! – сказала аббатиса, – вы не знаете, сколь тяжела монастырская жизнь. Это труд телесный и невзгоды душевные. Оставайтесь с нами, не принимая пострига; будьте всегда госпожой королевой; наш дом – это ваш дом, ведь основали его предки монсеньора короля.

– Нет, нет; отныне мир для меня ничто: я прошу вас принять меня в монахини, а если вы откажетесь, я убегу в эти дикие леса и там загублю вскоре и тело свое, и душу.

– Если так, благодарение Богу, что он дарует нам общество столь доброй и столь родовитой дамы.

И, не медля более, аббатиса отрезала ей косы; нетрудно было увидеть, что, несмотря на глубокую печаль, Элейна была прекраснейшей в мире женщиной. Из поклажи вьючных лошадей, ведомых стражами аббатства, достали черное сукно и покровы, которые ей отныне уже не придется снять. И когда оруженосец из Треба увидел королеву так преображенной, он сказал, что не оставит ее; его облачили в рясу послушника. Прежде чем последовать за ними, капеллан, два послушника и два оруженосца взялись перевезти короля в аббатство, не столь далеко расположенное. Его отпели по-королевски достойно; тело его с почестями предали земле до того времени, пока на горе, где он скончался, не достроили монастырь, о коем просила королева. Туда и перенесли тело, а королева пожелала жить в келье при монастыре вместе с двумя другими монахинями, двумя капелланами и тремя послушниками. Каждое утро после мессы она приходила на берег озера, где у нее похитили сына, и читала там псалтырь, орошая его обильными слезами. Когда стало известно, что королева постриглась в монахини, местные жители прозвали монастырь Королевским, и туда подались благороднейшие дамы той страны, из любви к Богу и к королеве.

IV

Между тем Клодас покорял страну Ганн, как прежде покорил королевство Беноик. Богор пережил брата всего на несколько дней и оставил двоих детей, Лионеля и Богора, еще в колыбели. Местные бароны защищались, пока могли; королева укрывалась в Монтеклере, своем последнем замке, и тут узнала, что Клодас идет брать его приступом. Боясь попасть к нему в руки, она покинула замок, переправилась через реку, омывавшую его стены, и с двумя детьми и несколькими верными слугами добралась до леса неподалеку от того аббатства, где приняла постриг ее сестра, королева Элейна.

Когда она проезжала по этому лесу, ей повстречался рыцарь, который долго и верно служил королю Богору, но был лишен наследства и изгнан за человекоубийство; ибо сей государь был великим поборником справедливости, как и брат его, король Бан. Этот рыцарь, по имени Фарьен¹⁸, некогда взял под начало наемников короля Буржского и от него владел добрыми землями. В тот самый час, когда через лес ехала королева Ганнская, король Клодас охотился в нем на кабана, и рыцарь, его сопровождавший, стоял на краю большой рощи, как вдруг увидел, что едет королева с детьми. Он бросился к поводьям лошадей и велел спустить колыбель, в которой спали дети. Не спрашивайте, пронзил ли ужас королеву; она припала к своему коню, и ее с трудом удержали. А рыцарь, охваченный глубокой жалостью, сказал ей:

– Госпожа, король Богор Ганнский причинил мне немало зла; но я не так жесток, чтобы выдать вас вашему врагу, моему нынешнему сеньору. Я не забыл, что мое изгнание вас огорчило и что вы тогда избавили меня от смерти. Позвольте мне проводить вас до края этого леса и доверьте мне опеку ваших детей. Я буду заботиться о них, пока они не войдут в возраст, когда им дозволено будет носить оружие; и если они вернут себе наследство, то я не сумею им помочь, но от души порадуюсь этому.

Дама, поколебавшись немного, ответила рыцарю, что она верит в его преданность и оставляет на его попечение самое дорогое, что у нее осталось на свете. Он велел своему слуге доставить обоих детей к нему в дом. Сам же он, проводив королеву до лесной окраины, где было аббатство и где ей дали приют, простился с нею и вернулся к Клодасу в тот самый миг, когда гонец принес весть, что замок Монтеклер не может долее держаться. Клодас тотчас направился к замку, и ворота перед ним распахнулись.

С того времени он стал неоспоримым владетелем старинных уделов королей Бана и Богора.

Монастырь, куда препроводили королеву Ганнскую, был невдалеке от избранного королевой Беноикской. Обе сестры скоро встретились, и нетрудно понять радость и печаль их свидания, когда они услышали рассказы о недавних своих злоключениях. Аббатиса, подойдя к королеве Ганнской, остригла ее длинные волосы и дала ей покров, который та испросила, чтобы вполне укрыться от докуки и посягательств Клодаса. Мы оставим обеих сестер в их благочестивом уединении, чтобы узнать, что стало с младенцем Ланселотом.

1.«Святой Грааль», стр. 268. (Прим. П. Париса). Здесь и далее курсивом приводятся номера страниц не в оригинале, а в первой книге нашего переводного издания: Парис П. Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. – Иосиф Аримафейский. Обретение Книги Грааль. Святой Грааль. Мерлин. Король Артур. – СПб.: Алетейя, 2022. (Прим. перев.).

2.«Мерлин», стр. 307. Оба сына короля Констана, Утер и Утер-Пендрагон, бежали на Восток, т. е. в Бретань. Вероятно, в каком-то утраченном лэ говорилось об их пребывании в Бурже. (Прим. П. Париса).

3.Подробнее об этом см. в романе «Король Артур». (Прим. перев.).

4.Имеются в виду привилегированные (т. е. отчасти самоуправляемые) города. В Великой и Малой Бретани, в отличие, например, от средневековой Германии или Северной Италии, даже самые крупные и богатые города не могли добиться полной независимости от власти сеньоров. Но некоторые из них получали значительные привилегии и вольности в сфере торговли, уплаты налогов и т. д., а также некоторую свободу самоуправления. (Прим. перев.).

5.Сенешаль, или дворецкий, домоправитель – одна из высших должностей при королевском дворе средневековой Франции. (Прим. перев.).

6.Сены – это Саксонцы. Форма Саксонцы уязвляла нежные уста наших древних французов: они предпочитали Сенов и Сассонь (Саксонию) нашим Саксам. (Прим. П. Париса).

7.Эта Требская, или Тревская башня существует до сих пор; или, по крайней мере, башня, построенная в пятнадцатом веке на развалинах замка века одиннадцатого. Она есть на гравюре в труде г-на Godart-Faultrier, т. II, стр. 114. Трев лежит неподалеку от Сомюра, на Луаре, у подножия холмов, до сих пор поросших лесом. (Прим. П. Париса).

8.Следует заметить, что в те времена священную клятву (sacramentum) давали, либо призывая Бога, воплощенного в виде церкви, либо возложив руку на Евангелие или святые мощи, которые приносили из церкви или к которым туда шли. К ним взывали как к гарантам взятого обязательства или истинности произносимого. Нарушить клятву, данную таким образом, значило навлечь на себя небесную кару; это было бы отрицанием Бога и святых. (Прим. П. Париса).

9.Перед судебным поединком рыцарь представлял сеньору материальный заклад как гарантию уплаты штрафа, к которому будет приговорен побежденный. (Прим. перев.).

10.Кентена – столб или чучело для метания копий и дротиков. Согласно Парису, кентеной называлась также «игра копьем против вращающегося кола, на котором находился какой-нибудь военный трофей». (Прим. перев.).

11.Рукопись 754, л. 61. (Прим. П. Париса).

12.Фр. «aventure» в данном контексте не имеет адекватного соответствия в русском языке. Этот термин весьма характерен для рыцарских романов, где используется применительно к странствию, предпринятому рыцарем специально в поисках этих «приключений». «Приключение» – не просто любое происшествие в пути, но приличествующее рыцарю героическое деяние: битва с другим рыцарем или драконом, помощь попавшей в беду прекрасной даме и т. д. (Прим. перев.).

13.Что это за повесть об «Обычном»? Это вопрос, решить который нелегко. Может быть, как раз нашего Банена мы находим под именем Балаана, Балахама или Балана в неизданном тексте «Мерлина», которому следовал английский переводчик пятнадцатого века, сэр Томас Мэлори. Там Балан становится Рыцарем-о-Двух-Мечах. Жертва роковых обстоятельств, он сражается со своим братом, которого узнает, лишь сразив его и получив от него столь же смертельные раны. (Прим. П. Париса). Парис тут допускает неточность: Рыцарем-о-Двух-Мечах и братоубийцей у Мэлори оказывается не Балан, а его брат Балин Свирепый. (Прим. перев.).

14.Здесь и далее особым шрифтом выделены фрагменты, где Парис излагает эпизоды романа в виде краткого и отстраненного резюме, часто с комментариями в адрес сочинителя. (Прим. перев.).

15.Романист производит королеву Элейну от Иосифа Аримафейского, которого он здесь путает со Св. Иосифом, супругом Пресвятой Девы. (Прим. П. Париса).

16.«Новопринятого». (Прим. П. Париса).

17.Этот ответ был причиной тому, что первая ветвь нашей истории обычно называется История Королевы в великой печали. (Прим. П. Париса).

18.В книге об Артуре Фарьена, сенешаля короля Ганнского, убивают в последней битве с Клодасом (стр. 542). (Прим. П. Париса).