Kitobni o'qish: «Улыбочку!»

Shrift:

Моим родителям, Хагит и Шломи Барак, которые учили меня любви, преданности и самоотдаче
Идо и Эяле, которым я надеюсь передать всё, чему научился
И всем, кто по кому-то скучает

Omer Barak

EVERYBODY SMILE

Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Корпус Права»

1

– Стой! – прокатился по верхней палубе чей-то крик. – Не прыгай!

Услышав его, я, как и все пассажиры лайнера «Голден Зива», невольно обернулся, чтобы увидеть, откуда он доносится, и, что гораздо важнее, понять, кому он адресован.

По палубе бежала женщина в футболке с надписью «Круизы Моти» на груди и в солдатских штанах американской армии, и с каждым ее шагом две вещи становились все более очевидными. Во-первых, что если бы на Олимпийских играх проводились соревнования по бегу в армейских ботинках, эта женщина выиграла бы их, даже не надрываясь. А во-вторых – и это обстоятельство повергло меня в полное изумление, – что идиотом, собирающимся прыгнуть за борт с высоты седьмого этажа и испортить отпуск пяти тысячам ни в чем не повинных пассажиров, оказался я.

– А-а-а… – промямлил я, пытаясь заполнить промежуток времени между мгновением, когда я облокотился о поручни, пытаясь найти укромный уголок, и следующим, когда глаза всех на палубе обратились к женщине с черными волосами, собранными на затылке в конский хвост, схватившей меня за руку. В ее взгляде явственно читался трепет от осознания того, что я все-таки мог прыгнуть за борт, но еще больше в нем было презрения и разочарования в том, что я этого так и не сделал.

– Я вовсе не собирался…

– Не морочь мне голову. – Она зажала мой правый локоть движением, не позволявшим не то что двинуться, но и свободно дышать. – Я работаю на круизах уже одиннадцать лет и таких, как ты, вижу за километр.

– Послушайте… – попытался я подобрать слова, которые должны были убедить ее в том, что если я не покончил с собой за предыдущие пять месяцев, то уж точно не стану делать этого сейчас.

С другой стороны, мне хотелось чуть ли не расцеловать ее за предположение, что я собираюсь прыгнуть за борт вместо того, чтобы думать о Яаре.

Потому что все вокруг меня уверены, что дела обстоят именно таким образом.

И все они ошибаются.

Несмотря на то, что именно о ней я сейчас и думал.

Как, впрочем, не переставал думать ни на секунду в течение всех этих пяти злосчастных месяцев.

– Я вовсе не… – сделал я еще одну безуспешную попытку убедить одного из нас. – Я в полном порядке.

– Послушай, приятель, – прищурив зеленые глаза, женщина усилила хватку, – видала я тут народ, истерзанный песенками Ринат Габай¹, но даже они выглядели получше тебя. Ты один?

– Нет. Я… – промямлил я, все еще пытаясь сообразить, что же все-таки случилось. – Я здесь с семьей.

– А-а-а, так вам тоже поставить Ринат Габай?

Я стоял напротив нее совершенно сбитый с толку, пытаясь сообразить, ошибается ли она, и если да, то насколько. Я, разумеется, не собирался никуда прыгать, но если предположить, что моих родителей, Деклу, Амихая и Дана вызывают в капитанскую каюту и сообщают им, что я свалился в Средиземное море, как бы они на это отреагировали?

Кто точно не удивился бы, так это мама.

Наоборот. Скорее всего, если бы ей сказали, что сделали все возможное и невозможное, но я все равно решил прыгнуть ласточкой с высоты десять метров и лишь по пути вниз сообразил, что не знаю, как это делается, и разбился насмерть, она немедленно сообщила бы им, что тысячу раз предупреждала меня о последствиях. Что значит для нее потеря ребенка по сравнению с потерей возможности лишний раз сказать: «Я же говорила»?

Отец, покачав головой, промямлил бы, что она права.

Дан сказал бы, что это очень смешно – достигнув самого дна, погибнуть, упав с высоты, – и вернулся бы в свою Америку, потому что какая разница: есть у тебя старший брат или нет, если ты с ним так ни разу и не поговорил?

А Декла, которая никогда не прекращала командовать батальоном, набрала бы полные легкие воздуха и, положив руки на бедра, произнесла бы, направляясь к двери: «Так. То, что это случится, было очевидно. Вопрос лишь в том, позволим ли мы этому событию испортить нам отпуск. Уверена, что Йони бы этого не хотел».

И это единственное, что меня сейчас беспокоит.

Потому что я действительно приложил все усилия, чтобы испортить им эту дурацкую и совершенно ненужную поездку.

– Мне нужно понять, как далеко все это зашло, – произнесла женщина, не сводя с меня глаз и не ослабляя хватки, и мне захотелось сказать ей, что после исчезновения Яары я ни с кем не был настолько близок. – Говори, не стесняйся.

– Отпустите меня. – Попытавшись выдернуть правую руку, я окончательно запутался и сблизился с женщиной настолько, что почувствовал запах жвачки со вкусом арбуза, исходящий у нее изо рта. – Я хочу к своей семье.

– Окей. – Ее хватка стала по-настоящему болезненной. – Теперь я вижу, что все зашло слишком далеко.

– Чего вы хотите?

Не арбуз, а дыня! Жвачка со вкусом дыни.

– Послушай. – Она пододвинула правой ногой синий пластмассовый стул, отпустила руку и ловко усадила меня точно между подлокотниками, не спуская с меня глаз. – Сколько тебе? Тридцать…

– Два, – ответил я, потирая руку.

– И ты не засмеялся моей шутке про Ринат Габай, что говорит о том, что у тебя нет ни детей, ни чувства юмора.

– Я…

– Далее, – продолжала она, не останавливаясь. – Нормальному человеку твоего возраста без детей и в конце августа нечего делать на корабле, полном семей с детьми.

– Прежде всего…

– А кроме того, в это время года ни один работодатель не отпустит холостого работника в отпуск на неделю. Значит, либо у тебя собственный бизнес, либо ты безработный.

– Я не знаю, что вы там себе надумали, но…

– Значит, безработный. Так я и думала. Итак, тебя может спасти лишь тот факт, что ты проводишь здесь отпуск со своей половиной, и он начисто лишен всякой романтики. Иначе нам придется побеседовать у меня в кабинете.

– Яара, – вырвалось у меня. – Ее зовут Яара.

– Твою жену?

– Да, – кивнул я.

– И она здесь? На корабле?

– Нет. Она… Пять месяцев назад мы… Мы были в Лондоне, и она… Короче, мы жили в Лондоне, а до того в Хайфе. Мы вместе с пятнадцати лет, и все это время были неразлучны. Пока она просто…

– Что просто?

И тут оказалось, что даже спустя почти полгода после того, как я вернулся в пустую квартиру, где к двери холодильника был приклеен голубой клочок бумаги с единственным словом «Прости», даже спустя все это время я не знаю, как объяснить то, что случилось, да и можно ли вообще это объяснить.

Не уверен, что знаю и понимаю, как семнадцать лет любви могут завершиться подобным образом. Раньше, когда я не мог найти подходящих слов, у меня еще оставались Яара и моя камера. Яары больше нет, а все оборудование фотостудии пришлось продать, чтобы расплатиться с долгами. Осталась лишь старенькая «Лейка», которую я больше года не вынимал из футляра, заряженная уникальной дорогущей пленкой с тридцатью пятью отснятыми кадрами и еще одним, момент для которого так и не настал.

Ни одна зараза не спросила меня, что же случилось там, в Лондоне, да и я никому не стал рассказывать, так как не знал даже, с чего начать и как объяснить, что с нами произошло. И вот с того самого момента, как шасси самолета оторвались от земли в аэропорту Хитроу, я делал единственно возможное – молчал.

– Она присоединится к тебе позже?

Женщина возвышалась надо мной, заслоняя собой солнце.

– Кто?

– Мне надо понять, нет ли у тебя суицидальных наклонностей.

– Чего-чего?

– Не собираешься ли ты наложить на себя руки.

– Что? Да нет… – промямлил я.

Неужели она думает, что я и в самом деле так плох? Но, может быть, она видит то, чего не замечаю я? Я собираюсь наложить на себя руки?

– Или убить кого-нибудь?

– Нет!

– Скажу тебе все, что думаю, так как ты похож на человека, с которым можно говорить серьезно. – Она придвинула стул и, усевшись вплотную ко мне, поправила волосы на затылке. – Я уже близка к трем звездочкам.

– Что?

– Разбираешься в рейтинге безопасности круизных лайнеров?

– Не очень…

– Я тебе объясню. Не так уж много шансов – по правде говоря, их и вовсе нет, – что израильский круизный лайнер может получить наивысшую оценку в глобальном рейтинге безопасности. Так что когда одиннадцать лет назад я начала тут работать и в год случалось по пятьсот и больше происшествий, никто бы не поверил, если бы я сказала, что их количество уменьшится до двенадцати. Этот круиз – последний в сезоне, и пока что мы на одиннадцати. Так что если ты действительно собираешься прыгнуть за борт, только скажи, и я сама тебе помогу.

– Так вы… – продолжал мямлить я. Напористость этой женщины пугала меня все больше. – Но если вы столкнете меня за борт, разве это не будет считаться происшествием?

– Я не должна буду о нем отчитываться, – ответила она совершенно серьезно. – Так как, говоришь, тебя зовут?

– Йони. Меня зовут Йони.

– А меня Лираз. – Она протянула ладонь для рукопожатия. – Лираз Шабтай, начальник службы безопасности лайнера «Голден Зива», а также, в соответствии с пунктом 39 Международных морских прав, высший представитель власти на корабле, когда он находится в трех и более километрах от берега.

– А сколько еще до берега?

– Двести четырнадцать километров. Ури! – Обернувшись, Лираз окликнула бармена и указала на меня: – Этот парень может пить сколько и когда ему захочется. Запиши на мой счет.

– Правда? – изумился я.

– Совершенно серьезно, – снова прищурилась она. – Держись подальше от борта.

2

В полной противоположности с тем, чем наш с Яарой роман закончился, начинался он вполне обыденно: сэндвич с тунцом, стакан апельсинового сока и мы, валяющиеся, раскинув ноги и руки.

За три месяца до нашей первой встречи моя бабушка, входящая в число ведущих преподавателей старейшего израильского вуза Технион, удостоилась чести попасть в число двухсот человек, которые должны были испробовать на себе новое изобретение под названием «интернет», что она прокомментировала лишь одной короткой фразой на румынском, означавшей «Оставьте меня в покое».

Румынского в Технионе никто не знал, но как-то все поняли, что бабушка просит отстать от нее, и это удовольствие досталось моей матери. А поскольку она, будучи человеком идеальным и ведущим правильный образ жизни, предпочитает избегать любых удовольствий, игрушка досталась мне.

Декла в это время служила в армии, Дану еще не исполнилось и десяти, а родителей моих вернувшийся из Техниона компьютер со встроенным модемом совершенно не заинтересовал. По вечерам я считал секунды, остающиеся до десяти часов, когда в силу вступал удешевленный тариф, а потом, после долгих изматывающих переговоров между отцом и матерью (когда она говорила, что лучше уж сидеть перед экраном, чем якшаться с бандитами, а он никак не мог взять в толк, с какими такими бандитами я могу якшаться), она разрешала мне включить компьютер.

Когда же щелчки и жужжание, издаваемые модемом, свидетельствовали о том, что соединение произошло, я снова и снова убеждался, что этот так называемый интернет представляет собой безлюдную пустыню.

Каждый день я заглядывал в свой почтовый ящик лишь затем, чтобы убедиться: он пуст. У кого, спрашивается, была в то время электронная почта? А при попытке войти в браузер, который запускался в лучшем случае с третьей попытки, и присоединиться к «всемирной паутине», на экране появлялось улыбающееся лицо Билла Гейтса, задающего все тот же вопрос: «Куда пойдем сегодня?», на который я неизменно сам себе отвечал: «Понятия не имею».

Нет, нельзя сказать, чтобы от интернета не было совсем уж никакой пользы. За несколько месяцев я увидел семь фотографий голых женщин: три Кристины Эплгейт, три Памелы Андерсон, и еще одну, оказавшуюся вирусом, вырубившим компьютер на целых две недели. А еще посмотрел двадцатисекундный ролик о Диснейленде, на скачивание которого ушел один час сорок семь минут, и поболтал в чате с Иланой Даян (или с кем-то, представившимся Иланой Даян).

И вот однажды Рои Нанас, компьютерный энтузиаст, имени которого не знал, наверное, никто, кроме меня, представил в своей передаче революционное изобретение израильских разработчиков – мессенджер ICQ, завершив передачу словами: «Вы можете скачать эту программу бесплатно, пользуясь ссылкой, которую сейчас увидите на экране».

Как же заметался я тогда по всей квартире в поисках ручки и клочка бумаги, чтобы записать заветную ссылку!

Настучав ее дрожащими руками на клавиатуре, я скачал программу и зарегистрировался только для того, чтобы понять, что ICQ представляет собой не менее безлюдную пустыню, чем интернет в целом.

Единственными, у кого в нашем районе имелся интернет (кроме нас, разумеется), были соседи из дома напротив. Их дочь Яара – в то время я думал, что ее зовут Яала, – училась не в моей школе, так что, встречаясь, мы вежливо кивали друг другу, переходя разделяющую наши дома улицу.

Тот факт, что мама Яары работала в Технионе и знала мою бабушку, оставлял надежду на то, что вскоре я смогу познакомиться не только с Иланой Даян, но когда в один прекрасный день на экране появилось: «Ну и чем ты занимаешься, приятель?», я поначалу не поверил, что вопрос пришел именно от Яары.

Поначалу я собирался тихонько постучать в дверь и, вежливо представившись, предложить поучаствовать в совместном проекте. Вместо этого перед родителями Яары предстал потеющий заикающийся парень, способный – да и то с огромным трудом – выдавить из себя всего два слова: «Яала… Интернет…»

К моему огромному изумлению – может, потому что дело происходило в середине девяностых, когда все находились в каком-то приподнятом настроении, – мама Яары разрешила мне войти. Яара, а не Яала, немедленно поправила меня мама, избавив от излишней необходимости краснеть – мне и так удалось покраснеть за следующие пять минут целых семь раз – сидела, уткнувшись носом в экран компьютера, что дало мне возможность рассмотреть ее, не отводя глаз, и прийти к выводу, что она настоящая красавица.

Красота ее не была красотой актрисы или модели. У нее не было вьющихся каштановых волос и больших зелено-карих глаз. Нет, они, конечно, были, и я видел их всякий раз, встречая Яару на пешеходном переходе, но как-то не обращал на них внимания. Теперь же она выглядела как прямое продолжение компьютера. Синяя оправа очков почти касалась экрана, а руки, время от времени зависая над клавиатурой, порхали, с удивительным проворством набирая текст. Целую минуту я лишь молча смотрел на нее, прислушиваясь к удивительной мелодии, которую ее пальцы выстукивали по клавишам.

Думаю, она даже не заметила моего присутствия, так как позволила себе испустить вопль: «Чтоб ты сдох, недоносок проклятый!», услышав который я немедленно в нее влюбился.

На экране мелькали какие-то конечности, покрытые кровью четырех оттенков красного. Так я одновременно познакомился с Яарой, игрой Doom и цветным компьютерным монитором.

Не обращая внимания на это чудо техники, я глядел лишь на Яару. На прищур ее глаз, мельчайшие капельки пота за ухом, верхнюю губу, прикушенную от напряжения. На ней был красный спортивный костюм, продолжавший служить ей пижамой даже спустя десять лет после этого памятного вечера, из штанов выглядывали фиолетовые трусики, заметив которые я впервые ощутил себя мужчиной.

Но больше всего меня удивили два подмигивающих время от времени квадратика в правом нижнем углу экрана, свидетельствующие о том, что Яара была подключена к интернету, но практически не пользовалась им. И это в половине пятого вечера! Когда я спросил ее, знает ли она, сколько стоит минута подключения, Яара лишь пожала плечами и беспечно ответила: «Конечно, знаю. Просто я параллельно работаю на BBS²».

Вот так девчонка!

В отличие от меня Яара не слонялась по интернету, а следовала заранее намеченной цели. Каждый вечер, заходя на редкие в то время поисковики, она набирала один и тот же запрос: «Стивен Спилберг, имейл».

Она собиралась написать ему, сказать, что мечтает стать режиссером, и не отставать от него до тех пор, пока он не возьмет ее под свое покровительство.

Возвращаясь из школы, Яара бросала в сторону ранец, включала компьютер и выходила на просторы интернета.

Она заходила на сайты американских университетов в поисках любой информации о режиссуре, кинематографии, литературе. («Я отдаю приоритет Гарварду из-за его высокого индекса, хотя в Йеле можно найти гораздо больше информации». Услышав эту фразу, бабушка тут же заявила, что я непременно должен жениться на Яаре.) Яара была, вне всякого сомнения, единственной в Хайфе девушкой, знающей, кто такие русские формалисты.

А может быть, и не только в Хайфе.

Дождавшись наступления заветных десяти часов и радуясь тому, что Дан, который в последнее время стал проявлять к компьютеру повышенный интерес, уже спит, а Декла так и не сообразила, зачем нам нужна эта железка, я, не тратя времени на пустое блуждание по Сети, заходил в ICQ и смотрел на цветочек Яары, который всегда приветливо мигал мне зеленым светом.

Потому что она всегда была там.

Интернет был нашей вселенной, и иногда мне казалось, что в ней существуем только мы вдвоем. Мы болтали обо всем на свете, но больше всего нам нравилась возможность обмениваться ссылками на новые сайты, появляющиеся откуда ни возьмись, как грибы после дождя. Я дарил их Яаре, как дарят любимой девушке букетики из цветов, сорванных на обочине дороги. В ответ Яара посылала мне ссылки на редкие фрагменты из фильмов или на американские боевики, которые еще не вышли в прокат в Израиле. С каждым днем она все больше влюблялась в мир кино, а я все больше влюблялся в нее.

Несмотря на то что жили мы в соседних домах, мы почти никогда не встречались, а когда это все-таки случалось, ни один из нас не осмеливался произнести ничего, кроме сухого формального приветствия. Общаться с помощью буковок на экране казалось нам гораздо более естественным, чем издавать ненужные звуки. Но однажды, получив от Яары ссылку на анонс фильма «Матрица», я, позабыв обо всех неписаных правилах, тут же настучал на клавиатуре: «Вот это да! Давай пойдем вместе!»

И вдруг цветочек Яары из зеленого стал серым.

Она так и не вернулась ко мне в тот вечер. Я знаю это совершенно точно, так как прождал ее до трех часов ночи.

Столь же безуспешно я ждал ее и весь следующий день.

А на третий день получил от нее единственное коротенькое сообщение: «Согласна».

Наша многолетняя совместная жизнь началась одним написанным Яарой словом и закончилась также.

– Ну, что я вам говорила?

На маме был оранжевый спасательный жилет, который она надела еще в хайфском порту и с которым упорно не желала расставаться. Вокруг нас не было ни души, но она произнесла эти слова таким тоном, словно обращалась к толпе, повсюду следующей за ней и поддакивающей: «Конечно, Рути, конечно».

– Привет, мамочка. – Подняв голову, я кивнул в сторону синего стула, на котором совсем недавно сидела Лираз, четырьмя глотками осушившая свой бокал пива.

– Когда они спросили меня, где Йони, – продолжала мама, не обращая на меня внимания, и указала на второй бокал, заполненный лишь на четверть, – я ответила: «Скорее всего, разбазаривает где-то наши с отцом денежки».

– Пиво бесплатное, мама.

– Бесплатное, как же, – фыркнула мама. – Такое же бесплатное, как и твой Лондон. Мы уже видели, чем все это закончилось.

– А-а-а, вот ты где, – появилась из-за мамы Декла, со знакомым мне еще с детства выражением лица, увидев которое я спешил извиниться, даже не выясняя, что я такого сделал. – Все его ищут, а он сидит себе тут и напивается.

– А почему все меня ищут?

– Что это у тебя в пакете, мама? – вдруг спросила Декла, заметив тренированным взглядом предмет, показавшийся ей подозрительным.

– Была распродажа, – ответила мама словами, оправдывающими, по ее мнению, любое действие.

– Я не просила тебя искать распродажи, я просила найти Йони.

– Это всего лишь небольшой подарочек детям.

Вырвав из маминых рук белый пакет, Декла достала из него что-то большое и желтое.

– Каяк? Ты купила детям каяк?

– Надувной, как видишь, – невозмутимо ответила мама. – Он и места-то почти не занимает.

– Зачем нам каяк?

– Чтобы детям было чем заняться.

– Им и так есть чем заняться! – завопила Декла на октаву выше. – Для того мы и взяли их с собой на Кипр!

– Но ведь им скучно на корабле, – оправдывалась мама. И тут же перешла в нападение: – А ты, вместо того чтобы быть с ними, занята поисками брата…

– Разве я виновата в том, что мой брат идиот? – выпалила Декла в ответ, не обращая на меня никакого внимания, в очередной раз напомнив мне, что в нашей семье я всегда был, есть и буду бессменным козлом отпущения даже в тех случаях, к которым не имел ни малейшего отношения.

– Окей, – произнес я, поднимаясь, и допил остатки пива, надеясь, что Ури без возражений продолжит наполнять мой стакан. – Поговорили.

– Стой, Йони! – огрызнулась Декла.

– Это почему же?

– Ты должен сойти с корабля. Сейчас же.

1.Ринат Габай – израильская певица, в т. ч. популярная исполнительница песен для детей. Здесь и далее – примеч. переводчика.

2.Одна из разновидностей электронной доски объявлений (англ. bulletin board system), появившихся с изобретением интернета.