Kitobni o'qish: «Миражи»
Ты мой мираж, рождённый тёмной ночью
Избитым сердцем мукам вопреки,
Чтобы любить и плакать безнадёжно,
И ждать рассвета…
Никакой дружбы между мужчиной
и женщиной нет.
Один точно любит, а скорее всего оба.
Моя бабушка
1.
– Может по пироженке? – вдруг предложила Ленка.
Наташка согласно закивала. Они свернули к гастроному «Премиум». Из кондитерского отдела неприлично вкусно пахло простым счастьем. Густой запах ванили, шоколада, чего-то масляно-кремового, орехового и коричного сладко манил в свои объятья. Глаза разбежались. Трубочки, корзиночки, целые подносы гигантских тортов-пирожных, развалы плюшек, рогаликов, кексов и пончиков.
– Сюда бы небольшой кофепровод и я останусь тут жить навечно, – блаженным голосом сказала Наташка.
– Я буду очень часто тебя навещать, – рассмеялась в ответ Ленка.
– Не могу определиться…
– Всё свеженькое, девочки, – вступила в диалог пухлая румяная продавщица. – Корзиночки только-только из цеха принесли, трубочки со сливочным кремом, клубничным и крем-брюле – новинка, так сказать.
– Во! Мне новинку с крем-брюле одну и одно школьное пирожное.
– А мне корзиночку и наполеон классический по одной штуке.
– Вам в коробочки? – спросила продавщица.
– Не, давайте в пакет, – ответила Ленка, – Мы сейчас есть будем.
– Вот умнички! – обрадовалась пухлая продавщица.
Довольные девчонки шли по проспекту и наслаждались пирожными, посмеиваясь друг над другом и откровенно щеголяя своей гастрономической свободой. Ещё больше, похоже, радовались встречные молодые люди. Девчонки явно ломали стереотипы: две красавицы с отличными фигурами, ничуть не стесняясь, лопали прямо на улице очевидно сытные и калорийные пироженки, не особо заботясь о фигурах и о том, что подумают окружающие.
Подруг такое внимание ещё сильнее забавляло и раззадоривало. Они по праву чувствовали себя принцессами на этом балу.
Когда пирожные закончились, было решено попить кофе где-нибудь с видом на проспект и настроем на приятный вечер в центре города в окружении другой шумной молодёжи.
– Греция – это хорошо, – продолжила Ленка начатый ранее разговор. – Чего ты ехать-то не хочешь?
– Да не знаю, – как-то загрустила опять Наташа. – Не то чтобы не хочу. Вариантов у меня нет. Это моя работа. Просто почему-то тревожно и муторно. Плюс компания для поездки. Лучше б одна ехала, вообще б без проблем согласилась. А так ещё эта грымза завистливая – Лена Белова и этот родственник шефа алкаш Тимур. Вот как можно в компанию, работающую с алкоголем, причём элитным, брать на работу алкашей?! Это ж каждая презентация – человек в слюни! Хоть с пола соскребай. Истинно говорил наш препод по маркетингу Иосиф Моисеевич: нельзя брать на работу родню и друзей, если они не суперпрофи в своей профессии. И точка! Святой человек. Каждый день его вспоминаю на работе…
– Молодой человек, – позвала Ленка официанта. – Шампанского, пожалуйста, и мороженого.
– Жарко же, какое шампанское… – вяло возразила Наташка.
– Не слушайте её, – обратилась снова к парню Ленка. – Я заказываю! Бутылку холодного шампанского и два больших мороженых: шоколадное вот для этой вредной девушки и клубничное для меня.
– Сию секунду, – блеснул парень обворожительной профессиональной улыбкой, ловко развернулся и умчался куда-то.
– Я не хочу пить, Лен.
– А я тебе и не предлагаю, я буду клубнику запивать, а ты можешь умирать от тоски трезвая. Ты же только что сказала, что в алкогольном бизнесе алкашам не место!
– Вредина, – чуть улыбнувшись, ответила Наташка.
Буквально через минуту вернулся улыбчивый юноша. Водрузил на стол две роскошные вазочки с мороженым, приборы, следом на скатерть приземлились два пустых бокала для шампанского. Парень поймал критичный взгляд Натальи и вопросительно посмотрел на Ленку.
– Всё ты правильно понял, молодчинка! – фамильярно ответила на его посыл Ленка и игриво подмигнула. – Ставь-ставь, от глотка шампанского ещё ни один замдиректора не умер, пусть даже алкогольной компании.
Парень снова перевёл взгляд на Наташку, теперь уже уважительно-изучающий:
– Это хорошее шампанское, одно из лучших у нас, – он протянул Наталье бутылку на полотенце.
Она лениво взглянула, провела пальцем по этикетке:
– Я вижу, ставьте уже, спасибо…
– И что, правда хорошее? – иронично спросила Ленка.
– Ты не поверишь, но весьма неплохое…
– Наливай! – скомандовала Ленка.
Парень, максимально старательно изображая крутого сомелье, разлил вино по бокалам.
– За Грецию и новый успешный контракт! – Ленка подняла бокал.
– Ладно, – лениво согласилась Наташка. – Но только за контракт.
Ленка быстро закивала.
– Итак, вернёмся к твоим алкашам. Что за сейшн в Греции, зачем столько до фига вас туда едет?
– Сейшн традиционный, можно сказать. Местные виноделы проводят что-то типа тура-презентации для новых и старых клиентов. Проезд по виноградникам и винодельням, дегустация вина разных лет, нового, старого и прочего. Попытки продать это всё на наш рынок. Заверения в исключительной экологичности, редкости и уникальных свойствах греческого вина. Бесконечные обильные застолья тоже в сопровождении моря вина, танцы, пение и прочие народно-академические утехи для покупателей. И да – покупатели – представители крупных компаний-перепродавцов, которые способны купить, так сказать, весь тираж оптом. Своего рода это аукцион для греков. Можно неплохо заработать, а можно дёшево купить реально хорошее вино небольшого тиража. В общем надо быть не просто трезвым, а кристально трезвым, честным и неподкупным. Вооот…
– А едут с тобой…?
– Алкаш, которого придётся реанимировать каждое утро, дай бог, без скорой, и искать по местным гетерам, и нашенская Гетера Петровна, которую шеф посылает для укрепления командного духа. Я-то еду в первый раз…
– Не доверяет, значит?
– Ну да, имеет право. Я же, правда, не была в таких турах. Вдруг сопьюсь. Или невыгодные условия подпишу…
– А обязательно подписывать там?
– Нет, как раз необязательно, но если что-то прям ах, какое чудесное, то можно стать участником того самого аукциона и тогда уже на одном рукопожатии дело не остановится, нужны гарантии, бумажные и чернилами подписанные. Такое дело…
– Ясно… Жалко, я с тобой не работаю, я б твоего шефа как-нибудь уговорила поехать. Я б тебе не мешала. Немножко помогала бы. Я так красиво врать умею, когда мне что-то надо! Я мужу так умею рассказать про очередные туфли, что сама верю в их уникальность. А когда в магазин прихожу и смотрю на них, уже поверить не могу, чем мне эта фигня так нравилась. А как живописала мужу!
Наташка рассмеялась:
– Неплохо было бы! С тобой бы я поехала!
– А в разведку? – подмигнула Ленка.
– Обязательно!
2.
Домой Наташка вернулась поздно. В начале двенадцатого ночи. Хотя как поздно. Для неё, так ещё вполне нормально: успевала и поужинать, и в душ, и даже пару страниц прочитать чего-нибудь любимого, и выспаться перед работой.
Но не для Наташкиной мамы:
– Явилась! Где шлялась? – начала она, как только Наташка переступила порог.
Уперев руки в тощие бока, женщина в платочке поверх бигуди преграждала Наташке ход к вожделенному душу и еде.
– Гуляла с подругами, – чуть-чуть приврала Наталья, исключительно для самосохранения.
– Каки-и-ими? – резким голосом протянула мать. – Я Лизоньке звонила, она тебя не видела полгода уже, Наташенька Заводская тоже про тебя уже думать забыла, а Вика…
– Кто эти прекрасные незнакомки? – встала в агрессивно-оборонительную позу Наталья. – Уж не твои ли подруги? Не мои точно!
– А ты с нормальными девочками дружбу не водишь! Тебе эта твоя Ленка-шлюха милее родной матери!
– Не смей! – рыкнула Наталья. – Она моя лучшая подруга и в отличие от тебя, она меня любит!
– Ой-ой! Любит! При деньгах-то тебя все любят! А ты без них попробуй заведи друзей!
– А ты попробуй без моих денег прожить, тогда и посмотрим! – максимально серьёзным и глубоким до угрозы голосом ответила дочь и шагнула навстречу. Мать уступила дорогу в коридоре.
– Угрожаешь?! Куда ты денешься? Я твоя мать! Я тебя рожала! Ты мне обязана!
– На хрен ты меня рожала?! – вскрикнула Наташка. – Чтоб всю жизнь напоминать, что ты из-за меня замуж за отца вышла? Разводись и вали куда хочешь!
Из зала вышел на крик отец, который, конечно, тоже не спал, ибо мать ему бы не дала заснуть, пока Наташка «шлялась неизвестно где».
– Наташа, дочка, не надо, она ж твоя мать, – попытался он примирительным голосом вступить в диалог.
Наташка, свирепея, повернулась к отцу:
– Что-то не похоже, – едва сдерживая гнев, ответила она. – Может я всё-таки подкидыш? Ну как у двоих таких замечательных людей могла родиться такая я!
– Доченька, – начал было отец, но Наташка демонстративно громко хлопнула дверью своей комнаты и задвинула щеколду изнутри.
– Вот-вот! Видишь! – вопила мать уже на отца. – Ещё и закрылась! Что ты там прячешь? Наркотики? А я всего-то спросила, где была?
– Ты спросила, где она шлялась, – ответил отец. – На какую реакцию ты рассчитывала?
– Вот! Это всё твоя порода: постоянно мне перечить, перебивать, спорить! Мать слушать надо! Мать плохого не посоветует!
– Иди ж ты… – отец нехорошо выругался и захлопнул дверь в зал. Мать картинно зарыдала и ушла куда-то вглубь квартиры.
3.
Ежедневный истеричный вынос мозга Наташку убивал. Мать умудрялась в течение 1-2 минут так её выбесить и лишить сил, что на домашние дела и планы, которые она строила по дороге домой, просто сил не хватало. Ни есть не хотелось, ни из комнаты до самого утра выходить не хотелось, лишь бы опять не попасть под лавину грязи. И ни при чём был двенадцатый час ночи, Ленка, псевдоподруги и вообще что угодно. А что «причём» – не знал никто. Подозрения имелись и, скорее всего, на сто процентов оправданные.
В детстве бывало, если Наташка по какой-то детской причине не соответствовала ожиданиям матери, та вроде как в шутку, говорила, что Наташка подкидыш, потому что её дочь так себя вести не может. А вот когда в старших классах мать застукала Наташку целующуюся со своей первой любовью одноклассником Колей, дочь превратилась в шлюху. Быстро и навсегда, судя по всему. Теперь, если она опять выпадала из плана матери на её, Наташкину, жизнь, иными словами она именоваться и не смела. В «доченьку» и «любимочку» она превращалась в день зарплаты или премии, когда противно-елейным голосом мать выманивала у неё деньги. На что угодно. Если у Наташки на свои кровные были другие планы, мать начинала умирать и ей срочно требовались деньги на адски дорогие лекарства. Ужас заключался в том, что она действительно давно и безнадёжно болела. Болезнь была редкая, лечению не поддавалась. Отражалась она в периодических болях в руках и ногах им медленной атрофии сосудов, от чего мать бросила всю работу по дому и почти забросила дачу. Так продолжалось уже 8 лет. Пока девочка училась в школе и заработка не имела, мать ещё находила силы бороться с болезнью, работала, вела дом и всё выглядело вроде как нормально. Но, когда Наташка после университета вдруг резко стала хорошо зарабатывать и быстро набирать карьерный рост, болезнь матери обострилась. Наташка превратилась в дойную корову. А теперь и брат заканчивал вуз, ночами работал в охране, брался за любые заработки, так как встретил «свою принцессу» и периодически намекал о свадьбе. Но доить его у матери никак не выходило. Ну, никак. Он упорно сопротивлялся и, уходя от скандала, попросту собирался и уезжал ночевать к своей «принцессе». Иногда на несколько дней девушка тоже сбегала и уезжала к Ленке. С ночёвкой или на выходные. Но если у «принцессы» кроме матери и кошки никого не было, то у Ленки в Наташкины годы уже имелся муж, двое пацанов-близнецов аж 4 лет от роду, собака, кот и чёртов попугай. И, тем не менее, Наташкина мать считала её шлюхой и алкашкой. Без мотивировки.
Наташка в начале всего этого внезапного ужаса, случившегося в старших классах, действительно чувствовала за собой вину за свои «отношения» с Николаем, которые после того злополучного инцидента сошли на нет. Действительно, кто целуется с парнями в старших классах? Исключительно крайне непутёвые барышни, место которых явно не в высшем обществе.
Но потом внезапно из тёмных пучин прошлого всплыл огромный айсберг, об который и раскололась семейная лодочка. В год Наташкиного 20-летия вдруг обнаружилось, что 20-летний же юбилей свадьбы родителей случится на два месяца раньше её дня рождения и его вдруг необходимо широко и громогласно отметить. А её молодой праздник нет смысла отмечать.
Наташка была сражена.
И более не тем, что её день рождения отмечать не будут, по словам матери, у неё этих юбилеев ещё пруд пруди будет. А тем, что она, Наташка, родилась через пару месяцев после свадьбы, а не через несколько лет, как это ей рассказывали всё детство в назидание. Вот как они ответственно подошли к семье. А на самом деле с точностью до наоборот.
В ходе непримиримых словесных боёв за право отметить свой день рождения, Наташку оповестили о том, что она стала причиной этого брака, и что если б не она… И что вокруг было немереное число прекрасных претендентов, лучше отца, и что жизнь матери испорчена и прочее… Исходя из выше изложенного, маман, с её слов, заслужила компенсацию, а именно первый раз в жизни отметить годовщину свадьбы в кругу широких общественных масс под гром салюта. И она победила. И салют был дан.
Одного Наташка с тех пор никак понять не могла: почему отец всё это терпит и вообще молчит! Сказать, что он пылал какой-то особенной любовью к детям нельзя. К Наташке уж точно. Андрюху любил. Так то сын! Тут Наташка приняла мужскую солидарность, упрощённый вариант общения и понимание между мужиками. С девочкой отцу дружить сложнее, это и ёжику понятно.
А выходит, вон что. Родители её сторонятся по причине того, что она их связала против воли обоих, и они этот груз несут всю жизнь, так сказать, ради детей. Ага, именно детей ради. Точнее видимо, ради неё, ибо Андрюху они родили хорошо позже. Вообще непонятно зачем. Одной Наташки мало что ли для ощущения несчастья навязанного брака по полной, через край, так сказать?
В общем, весь этот бред и обвинения попили много-много литров Наташкиной крови, а уж слёз и вообще неисчислимо. Выхода было два: замуж или в петлю. Шуточку эту Наташка услышала в каком-то кино, но она ей в душу запала. Она помнила о скудости выбора, и он её не устраивал. Наташка замуж не хотела, да и не за кого было особенно. Один-единственный серьёзный роман в универе закончился очередным маминым скандалом на тему: «тебе ещё доучиться надо, а ты пошёл вон, щенок!» Наташка после такого боялась на курс явиться, казалось, все теперь знают, что её маман припадочная и она, яблочко от яблоньки, скорее всего, такая же, только тщательно скрывается. Хорошо хоть парень учился на другом факультете и случайные встречи с ним сводились к минимуму. Конечно, никакого продолжения опять не случилось. Наташка и не искала больше встреч. Зачем? Сгореть со стыда? Он тоже не жаждал общения.
Зато жаждала Наташкина маман, которая теперь окончательно и бесповоротно убедилась, что дочь её пала ниже плинтуса и там её самое место. До окончания вуза вечерами встречал девушку у метро отец. Полагалось выйти из учебной библиотеки строго после её закрытия и прибыть на свою станцию метро минута в минуту, как ходят электрички. По дороге домой они болтали с отцом о чём-то отвлечённом: его детстве, мичуринских планах на даче, армейских историях и прочем, что приятно ему было вспоминать и обычно касалось его жизни до брака. Почему-то раньше Наташка на это не обращала внимания или обращала, но думала, это часть воспитательного процесса из разряда: «а вот я в твои годы», – только в варианте отца поданном в бесчисленном множестве весёлых и откровенно ржачных историй.
Наташка и так хорошо училась и не сильно стеснялась своего умения всё успевать: получать повышенную стипендию, не спать ночами перед экзаменами, заучивая всё и глубоко погружаясь в тему, и умением так же по полной отдыхать: студенческий театр, КВН, изостудия при универе, подруги. А Ленка тем временем успела выйти замуж, родить и блаженно пребывала в академе.
Под конец учёбы оставался только изокружок. После него Наташка успевала на «свою» электричку. С Ленкой они в основном созванивались, так как наследники были ещё совсем маленькие, и зачастую подруге оказывалось попросту не до гостей.
По ночам, когда между кормлениями Ленка специально не ложилась спать, а Наташкины уже спали, девчонки изливали друг другу душу.
Как однажды пошутил кто-то из Ленкиных многочисленных грузинских племянников: взрослыми быть очень просто, они только и делают, что собираются и жалуются друг другу, кто больше устал. Наташка помнится, посмеялась над этой фразой, но с годами стала замечать, что это истинная правда. А сейчас в 24 года, когда реально кроме работы, по большому счёту, ничего и не было, аксиома эта уже перестала быть детским анекдотом и обрела своё математическое совершенство.
А что, в сущности, у Наташки было? 12-метровая комната в квартире родителей. Мебель Наташка, правда, купила сама с первой зарплаты. Целую стену в комнате занимали полки с книгами, половину из которых она тоже сама купила. То, что хотела. Хотя бы против книг мать ничего не имела. Слава Богу! Комодик с красками и бумагой для живописи и прочими прелестями. Тоже неоднократно обхаенный матерью. Туалетный и крошечный рабочий столики, которыми Наташка заменила огромный дубовый дедов письменный стол. Столько места освободилось! Дедов раритет уехал на дачу и по иронии судьбы – опять в комнату Наташки. И здесь на нём прекрасно писался ночами дневник под дивной настольной лампой, переделанной отцом из керосинки. Наташка там ощущала себя истинной внучкой своего деда – известного публициста и немножко самодеятельного художника. Дед давно отошёл в мир иной. Иначе бы сделал это ещё раз, увидев, во что превратилось её несчастное житие. Пожалуй, это был единственный человек, который её любил. Когда-то давно, когда Наташке стукнуло только пять лет, а дед тяжело заболел, он подписал ей эту дачу со старым скрипучим домом, таким же старым садом и огромными ёлками по периметру. Очень-очень старый дачный посёлок, владельцы участков в котором были так же ветхи и стары. Все Наташкины, точнее дедовы соседи, сплошь старая московская высокоинтеллектуальная интеллигенция. Она их обожала. Благодаря соседям на даче всегда стояла тишина. На крайний случай играла какая-то классика или советское ретро. Даже если по ту сторону забора собирались все колена дачников от ветхих до ползунков, это было как-то достойно, весело и крайне интеллигентно. Ещё больше радовало то, что она приезжала в последнее время на дачу почти всегда только с отцом и братом. Там как будто то ли дух деда, то ли какой-то бог-покровитель интеллигенции не давал матери устраивать скандалы, как будто вообще её туда не пускал. В последние два года Наташка часто уезжала на дачу одна. Читала, писала в дневник о своих горестях, писала с натуры одни и те же кусты сирени и смородины, грядку с клубникой и цветы, цветы, цветы.
Жалко, что дача далековато от города, иначе бы она перебралась сюда насовсем.
4.
Наташка очень хотела есть и очень хотела в душ. Она прислонилась к двери и замерла, прислушиваясь. Ещё одного столкновения с маман она бы не выдержала. Просто в душ, просто засунуть в себя кусок еды и спать. Упасть и заснуть. И снов никаких не надо. Провалиться и забыться.
За стеной, судя по звукам, отец смотрел очередной боевик, экстраполировал, так сказать, свою агрессию. В остальном было тихо. Наташка, затаив дыхание, максимально осторожно отодвинула щеколду и высунулась за дверь. Везде было темно. Вроде как мать и бабуля спят. Она пулей метнулась в ванную, сразу заперлась и включила воду.
Душ успокоил, как будто смыл часть усталости и негатива. Наташка всё так же осторожно выглянула из ванной, проверяя обстановку. На кухне кто-то гремел посудой. Наташка насторожилась, прислушалась. Брат.
– Привет, – шёпотом сказала она.
– Есть будешь? – ответил брат, показывая на сковородку с картошкой.
Наташка радостно закивала.
– Кофе?
– Обязательно!
Так уж были устроены их родственные организмы, что никакой кофе не мешал им вырубаться после долгого рабочего дня. А брат уверял, что как раз без убойной пол-литровой кружки горячего кофе он ни в жизни не заснёт.
Когда большая часть картошки была прикончена, настало время распробовать её вкус и поговорить за ужином.
– Я решил жениться, – шёпотом сказал Андрей.
Наташка слегка расстроилась, потому что не на все сто поддерживала выбор брата, но виду не подала.
– Невеста в курсе? – шутливо спросила она.
Брат картинно улыбнулся, продемонстрировав едва ли не все зубы.
– Так это она тебе предложение сделала? – чуть сострила Наташка.
– Нотка, ты язва, – беззлобно ответил брат. – Это решение обоюдное.
Наташка ответила такой же деланной улыбкой.
– Ладно, серьёзно, молчи пока. Я скажу им сам, – брат кивнул в сторону спален.
– Ну, я-то могила. А когда?
– Как Настя приедет из Чехии.
– Это её туда каким ветром занесёт?
– Соревнования по танцам. Едет в июне, как вернётся, так официально объявим.
– А чего не сейчас? Ещё только конец апреля? Боишься, что она там в Чехии передумает?
– Нотка, я тебя сейчас вилочкой заковыряю! Ничего я не боюсь, просто мы сразу жить вместе будем, а перед свадьбой я сюда чисто переночевать заеду, для соблюдения правил.
– Ааа… Вон чё, ну так-то да. Бросаешь, значит, меня на растерзание, – Наташка уже всерьёз расстроилась. – Я тут надеялась, что вот уж тепло пришло, гулять с тобой будем опять по ночам, а ты…
– Нотка, брось. Будем гулять. Только реже.
– Ага, раз в пятилетку. Иди уже, куда хочешь… – Наташка отложила вилку.
– Наташ, брось. Честное слово, правда, не вечно же мы будем жить вместе. Ты тоже замуж выйдешь и всё, кто тебя отпустит на ночные прогулки?
– А я тоже уезжаю и буду ночью гулять сколько захочу!
– Куда ты собралась? – удивился Андрей.
– В Грецию…
– Насовсем? – вытаращил глаза брат.
– Твои слова да Богу в уши, – ответила Наташка. – В командировку. На две недели.
– Круто!
– Круто, но страшно…
– С чего?
– Да я в таком серьёзном статусе на такие большие тусовки не ездила, стрёмно. И греческий мой удивительно плох. А вдруг там что в контракте эдакое.
– Не дрейфь, прорвёшься. Возьмёшь обаянием. Тебе там обязательно бумаги подписывать?
– Неа…
– Во. И чё ты тогда?
– Просто страшно.
– Одна?
– Нет, ещё Тимур и Белова.
– Этот алкаш и чья-то там фаворитка?
– Именно. Ты помнишь?
– Я с тобой не только пиво пью и гуляю, я тебя ещё и слушаю.
– Спасибо, – Наташка ласково потрепала брата по голове.
– Заодно отдохнёшь, – брат кивнул на спальни.
– Ага, – согласилась Наташка. – Только зарплата будет раньше отъезда и за неё придётся побороться. Не могу же я за границу ехать с пустыми руками. Мало ли что?
– А суточные?
– За них придётся отчитаться. А сувениры? А поесть-попить, экскурсии-прогулки? Не 24 часа же в сутки мы будем работать? Да и вообще.
– Ладно, давай я типа у тебя займу денег, а ты типа дашь, а сама припрячешь на сувениры и привезёшь мне для Насти какой-нибудь античный подарок?
– Прям античный? – засмеялась Наташка. – На такую старину у меня денег не хватит. Давай что-нибудь современное, но красивое? Шубу?
– Ага, как раз хватит на набор пуговиц! Бусы какие-нибудь в греческом стиле вполне подойдут. Как раз лето, будет носить, подругам похваляться.
– Договорились. А тебе шубу?
– Нет, трусы меховые! – расхохотался брат.
В дверях кухни возник отец:
– Вы чего не спите?
– Едим мы! – слегка раздражённо ответил Андрей, сбитый с весёлого настроя.
Отец сразу понял, что лучше не обострять и прошёл к плите, у которой дымились две здоровые кружки кофе:
– Завязывали бы вы с кофе на ночь. Сердце ж болеть будет…
Наташка только тяжело выдохнула. Андрей ещё раз попытался уйти от неизбежного столкновения поколений:
– Пап, давай щас мы все завяжем и пойдём спать. Некоторым нам, – он указал пальцем на Наташку, потом на себя, – очень рано вставать на работу, а некоторым остальным нет.
– Вот с вами только соберёшься пообщаться, а вы сразу, – раздражённо ответил отец и вышел из кухни.
Наташка ещё раз картинно громко выдохнула.
– А ты говоришь… – ответил Андрей на её безмолвное раздражение. – Валить пора нам обоим. Будут звать замуж, выходи, там разберёмся.
Наташка весело улыбнулась:
– Я всё-таки подумаю, ну и с тобой посоветуюсь.
– Ок, – Андрюшка чмокнул Наташку в макушку, прихватил свою кружку с кофе и удалился.
Наташка сгрудила немытую посуду в раковину, взяла свою кружку и тоже отправилась восвояси.
