Kitobni o'qish: «Завтра подует завтрашний ветер»

Shrift:

Легкий ласковый ветер лениво дарит свое теплое дыхание, несущее нежные светло-розовые лепестки сакуры куда-то вдаль, на восток, к красному восходящему солнцу. Морские волны неустанно накатываются на берег, где-то нестерпимым гулом звучит гудок отходившего от берега большого корабля, а аэропорт Кансай, со всех сторон окруженный синей водой, регулярно, без всяких опозданий принимает железных птиц из далеких стран. Небо чистое, без единого облачка, самолеты летают беспрепятственно. Им вторят белоснежные чайки. В центре города величаво возвышается пятиэтажный замок, построенный еще полководцем Тоётоми Хидэёси и ставший свидетелем множества войн, побед и поражений.

Наступало утро, прерывая веселые события ночи, разукрашенной электрическими огнями, красными, синими, желтыми, зелеными… После шумной ночи улица Дотонбори^* казалась обезлюдившей. В Осаке начинался новый день, овеянный нежно-розовыми лепестками сакуры.

Вместе с остальным городом просыпался и район Суминоэ, и каждая улочка в нем, и улица Нанко-дори, что недалеко от железнодорожной станции Китакагая, не стала исключением. Светлые лучи восходящего солнца коснулись и высоких, и наоборот, не отличающихся большими размерами зданий, и цветущих деревьев, и старейшего в городе маяка Такадоро, возвещая о том, что его работа на сегодня окончена. Лучи коснулись и тонких золотых цепочек, к концам которых рукой искусного мастера были прикреплены маленькие цветы сакуры, вместе образующие сережки, одного взгляда на которые было достаточно, чтобы понять, что они не были куплены в каком-нибудь сувенирном магазине для туристов, которыми был переполнен город, переживавший самую прекрасную пору в году. Сережки переливались на солнце, отражая каждый лучик. Сережки эти выглядели просто чудесно на черном фоне в коробочке, которую в протянутой руке держал довольно высокий молодой человек, приятное лицо которого светилось обаятельной улыбкой, и глазами, в которых черные, чернее ночи, зрачки надежно хранили что-то загадочное и недоступное для других. Девушка, стоявшая около него, невысокая, с каштановыми волосами, в сиреневой шелковой блузке и белых брюках, неощутимо прикоснулась к ним, провела тонкими пальцами по одной из цепочек, посмотрела в темные глаза парня, улыбнулась. Хотя было раннее утро, автомобили уже напоминали о необходимости проснуться всем, кто еще нежился в своих мягких постелях, создавая непременный атрибут большого города – вечный машинный гул.

– Я думала, ты забудешь… – произнесла она, вынимая сережки из коробки. Они издали еле слышный тонкий звук.

– Забыть о твоем дне рождения? – воскликнул парень. – Да ты смеешься! Это только ты можешь забыть о чем-то, если тебе нужен необычный кадр или что тебе еще там всегда нужно…

– Дзюн, это действительно важно. Я всегда мечтала там учиться, и нужно постараться, – говорила девушка поучительным тоном. Она вкрутила сережки в мочки ушей. – Как?

Она повертелась перед парнем, удерживая волосы рукой, чтобы было видно украшение.

– Они тебе очень идут, – сказал Дзюн, улыбнувшись. Он осторожно снял с ее волос прилетевший лепесток сакуры и отпустил его путешествовать дальше, несомого ветром и золотыми лучами солнца.

– Спасибо, – только и сказала она, обняв его нежно.

Они подошли к его мотоциклу, уже заждавшемуся своих пассажиров. Девушка всегда боялась таких поездок, она крепко обвивала руками парня, порой мешая ему вести этот довольно опасный вид транспорта. Но никогда она еще не отказывалась, чтобы он подвозил ее до пригородного поселка Канан. Кикучи Дзюн, ее Дзюн-кун, всегда довозил ее быстрее, чем какой-либо общественный транспорт, и никакая электричка бы не Легкий Ласковый ветер лениво дарит свое теплое дыхание, несущее нежные светло-розовые лепестки сакуры куда-то вдаль, на восток, к красному восходящему солнцу. Морские волны неустанно накатываются на берег, где-то нестерпимым гулом звучит гудок отходившего от берега большого корабля, а аэропорт Кансай, со всех сторон окруженный синей водой, регулярно, без всяких опозданий принимает железных птиц из далеких стран. Небо чистое, без единого облачка, самолеты летают беспрепятственно. Им вторят белоснежные чайки. В центре города величаво возвышается пятиэтажный замок, построенный еще полководцем Тоётоми Хидэёси и ставший свидетелем множества войн, побед и поражений.

Наступало утро, прерывая веселые события ночи, разукрашенной электрическими огнями, красными, синими, желтыми, зелеными… После шумной ночи улица Дотонбори¹ казалась обезлюдившей. В Осаке начинался новый день, овеянный нежно-розовыми лепестками сакуры.

– Я думала, ты забудешь… – произнесла она, вынимая сережки из коробки. Они издали еле слышный тонкий звук.

Она повертелась перед парнем, удерживая волосы рукой, чтобы было видно украшение.

– Спасибо, – только и сказала она, обняв его нежно.

Осакский Университет Искусств был спрятан среди зеленых деревьев, густого покрова травы и свежего сладкого воздуха округа Минамикавачи. Место, наиболее подходящее для занятий искусствами, музыкой, живописью, кинематографом, анимацией и фотографией. Хорошее место, дающее множество возможностей. Вскоре ревущий мотор разрушил спокойную тишину университетского парка.

– Когда ты освободишься? – спросил Дзюн, когда девушка уже успела отойти на несколько шагов от него, проворно спрыгнув с сидения.

Она обернулась, чуть склонив голову к плечу.

– Я буду поздно.

– У тебя роман с твоим фотоаппаратом, – вздохнул он.

– А у тебя – с твоей гитарой… – Она засмеялась, в ее глазах появился задорный огонек.

– Но твой роман ведь не заведет тебя куда-то далеко?

Девушка немного помолчала, задумавшись о чем-то глубоко.

– Я еще не решила окончательно, – она поправила волосы, растрепавшиеся из-за разгулявшегося ветра. – Но это хороший шанс… Другого такого не будет. Будешь скучать? – она внимательно посмотрела на него.

– Еще спрашиваешь. – Парень нахмурился. – Поедешь туда, в эту грязную страну…

– Не переживай. – Она подошла к нему вплотную. – Я никуда не уеду, это слишком далеко. Как же я тебя оставлю здесь одного, без присмотра? – Она обняла его за шею. – Я ведь тебя люблю…

– Я тоже. – Он крепко обнял ее в ответ. – Ты даже не представляешь как.

Раздался далекий звук электронной мелодии, обозначавшей начало занятий в университете. Девушка спохватилась, посмотрев на часы, в последний раз поцеловала Дзюна. Быстрым шагом она направилась по витиеватой дорожке.

– Мидори… – позвал он ее. Она снова обернулась. – Не забывай о своем обещании.

Она кивнула и поспешила по направлению к главному входу в университет. Садао-сенсей, преподаватель профилирующего предмета, не выносил опаздывавших студентов, а в последнее время Мидори опаздывала часто.

Время пролетает быстро, особенно когда чем-то увлечен. Наойя Мидори любила фотографию, любила стараться найти интересные кадры, которые зачастую получались случайно. Второй год обучения в Осакском Университете Искусств давал возможность заниматься любимым делом сколько угодно, и казалось, жизнь ее прекрасна. Она занимается любимым делом, которое привлекало ее с детства; у нее прекрасные отношения с Дзюном, который обязательно станет знаменитым, главное, чтобы его группа записала особенную песню, которую будут напевать в каждом доме; у нее счастливая семья – кузина недавно вышла замуж. Без сомнения можно сказать, что в день своего девятнадцатилетия она была счастлива. Но иногда бывает так, что счастье это не столь долговечно, как хотелось бы.

Все началось с малого. Дзюн прислал ей короткое сообщение, в котором говорилось, что он не сможет встретить ее после занятий. Конечно, такое бывало и раньше, она его не винила. Он был занят: работал на полставки в магазине электротехники, записывал музыку. В этот день его группе как раз посчастливилось найти более менее дешевую звукозаписывающую студию. Для него этот день был тоже своего рода знаменательным. Так почему бы и ей не сделать ему что-то хорошее? Сюрпризы всегда приятны. По дороге в город, в район Тсуруми, она заглянула в магазин музыкальных инструментов. Не растрачивая много времени на поиски чего-то совсем необычного, она выбрала вполне нужную вещь – медиатор для гитары с нарисованным на двух сторонах цветком сакуры. Продавец пообещал, что струны гитары должны издавать особенный звук при его использовании. Музыку сердца.

Студия находилась в неприглядном районе, на подземных этажах серого здания, под не совсем подходящим для такого соседства интернет-кафе. Пришлось долго искать вход. Справившись с этой непростой задачей, Мидори спустилась по длинной плохо освещенной лестнице. Для такого заведения здесь было необычно тихо. Она уже решила повернуть обратно, уверившись в том, что она ошиблась адресом, но вдруг услышала знакомый голос. Этот голос группа берегла всем составом, на репетициях он был просто необходим. За ним последовал дружный смех.

– Кента-кун, твоя краска тебе зрение испортила? – раздался насмешливый голос их барабанщика, Аоки Томору. – Как ты мог цвет перепутать?

– Там темно было, ночь, плохое освещение… – объяснял Кента.

– А по-моему, ему очень даже идет, – игриво заметила Томояма Харука. Она играла на синтезаторе.

– Еще бы водорослями обвиться, и…

– Тссс! Тихо… сделайте погромче, – прервал обсуждение Хирамаки Юта, их второй гитарист.

Кто-то прибавил громкости в радиоприемнике. Мидори, до сих пор скрываемая выступом стены, неслышно засмеялась, чуть выглянула из-за угла, увидев прелюбопытнейшую картину: их солист, всегда отличавшийся необычайным стремлением следовать последнему слову моды, теперь выделялся настолько, насколько и сам бы не мечтал. Его волосы местами искрили зеленым оттенком, и Харука, девушка с довольно короткой стрижкой и широким оранжевым ободком, не позволявшим волосам, в черноте которых выбивались розовые пряди, закрывать лицо, не могла удержаться от того, чтобы не кинуть взгляд на это новейшее направление в моде.

– Это реклама, – идентифицировал звуки по радио Дзюн.

– И все-таки мы поспешили. Не надо было относить эту запись на радио, она еще сырая, – сказал Юта. – Пускай бы в интернете оставалась… Вряд ли они ее поставят.

– Не убивай всю надежду, – прошипел на него Томору.

Мидори устала стоять, скрывшись ото всех. Сделала шаг вперед, но в этот момент ее никто не заметил, потому что все внимание было приковано к радиоприемнику.

– А теперь, – говорил ведущий музыкальной программы, – настает время активных ритмов и стремительной мелодии, потому что следующая композиция заставит вас проснуться от скучных трудовых будней. Впервые в эфире нашего радио группа Hey-yo!

Помещение заполнили звуки знакомой песни, над которой они так долго работали. В одно мгновение в маленьком помещении для звукозаписи, отделенном от основного стеклом, раздались тысячи радостных криков, хотя там находилось всего пять человек. В комнате звукорежиссера было плохое освещение, сам он вышел куда-то. Мидори никто не замечал. Она уже хотела присоединиться к остальным, порадоваться за них, но следующий момент перевернул ее личный мир с ног на голову. Она сама была скрыта полутьмой, но это не мешало ей видеть, как Дзюн, нежно обняв Харуку за талию, как ее саму он никогда не обнимал, коснулся своими губами ее и не спешил отстраниться, а она не возражала, обвив его шею своими руками.

– О, тут уже и обнималовка пошла… – смеясь, заметил Юта, когда общая радость поутихла. По радио продолжала проигрываться их песня, близившись к концу, где должно было быть соло Дзюна.

– Эй, Дзюн, про свою Мидори уже забыл? – спросил Кента.

– Это неважно… – ответил Дзюн, оторвавшись наконец от губ Харуки, но продолжая удерживать ее за талию. – Много зеленого надоедает*… Ты здесь? – вдруг воскликнул он, заметив Мидори, так и не сдвинувшуюся с места.

Ее сердце дрогнуло, неожиданно по щеке скатилась слеза, одновременно с этим на пол упал медиатор, который она все это время удерживала в руке. Она уже сделала шаг назад, но он окликнул ее, отпустив Харуку, словно и не удерживал вовсе.

– Мидори, ты все не так поняла… – он хотел выйти из освещенного помещения, ограниченного стеклом, но Харука удержала его за руку и отпускать не собиралась.

– Я уже достаточно услышала… – тихо сказала она. – Мне хватило этого, – она смахнула рукой вторую скатившуюся по щеке слезу. – Желаю удачи на музыкальном поприще…

С этими словами она быстро ушла, не помня себя, поднялась по раздражающей своей продолжительной длиной лестнице. А ее никто не пытался догнать, и она медленно шла по широкой улице Фудохачикоян. В ее голове была пустота, она не могла поверить, что все это время, которое они были вместе, она для Дзюна ничего не значила, и красивые слова оставались всего лишь словами. И теперь она бы не смогла посмотреть ему в глаза, их черная глубина затягивала, словно омут. Она снова смахнула скатившуюся слезу, подошла к станции Ёкозотсуми, не задумываясь, села в метро. Забыв о том, где находится, проехала свою станцию, и так повторилось еще несколько раз.

*Дотонбори – одно из основных туристических направлений в Осаке, (прим. авт.)

**Мидори – «зеленый», «зелень», яп.

Около недели она почти не выходила из дома, пытаясь собрать по кусочкам свое сердце. Это ей удавалось с великим трудом, слишком медленно. Он ей не звонил, не писал, он тут же забыл о ней, заставив ее еще острее ощущать боль. Спустя некоторое время она все же начала возвращаться к своей прежней жизни, наполняя образовавшуюся в ней пустоту всякими незначительными мелочами. Ей так и не удавалось больше найти интересные кадры. Все они получались мрачными, бесцветными. Она не могла слушать радио.

– Наойя-сан, что с тобой произошло? – как-то раз спросил ее Такеджи-сенсей, имея в виду кадры, сделанные ею за последний месяц. Раньше он всегда отмечал ее как одну из самых способных студенток.

– Ничего, – коротко ответила она.

– А твои фотографии говорят совсем о другом, – возразил преподаватель. – Кстати, ты так и не дала окончательного ответа по поводу поездки. Тебе бы пошло это на пользу. – Он поправил очки и внимательно посмотрел на нее. В последнее время ее лицо отличалось излишней бледностью.

– Я не знаю… это далеко, – сказала она и вдруг подумала, что именно это ей и нужно – уехать далеко, туда, где не будет этого раздражающего радио и вещей, которые до сих пор продолжают напоминать ей о нем. Несколько раз она видела его издалека на улице, но тут же сворачивала в противоположном направлении.

– Для тебя это была бы неплохая практика. Университет Корё всегда выпускал хороших специалистов… Ну так как?

Он выжидающе смотрел на нее, а она опустила взгляд на цветы, случайно взошедшие в университетском парке. Ветер всколыхнул ее сережки. Это была единственная вещь, с которой она не могла расстаться, как бы она не напоминала ей о нем.

– Такеджи-сенсей… Спасибо вам. – Она благодарно посмотрела на преподавателя. – Я поеду.

Подготовка документов заняла больше времени, чем предполагалось сначала. Оформление студентов по обмену всегда проблематично. Последняя бумажка не приходила очень долго, и так настал май. В этом был и плюс. У Мидори было достаточно времени, чтобы вспомнить другой язык, который она учила давно. Наконец, когда все было готово, когда она собралась окончательно и попрощалась со своей семьей, которая провожала ее долго и слезно, будто на всю жизнь, хотя срок, на который договорилось управление Осакского Университета, составлял всего лишь год, наконец, она покинула Японию.

Аэропорт Инчхон встретил ее с распростертыми объятиями, и первые минуты она просто не знала, куда идти. Солнце здесь светило совсем по-другому, не так, как в родной Осаке. Наконец, выбрав нужное направление, среди толпы она отыскала свою кузину, которая должна была ее встретить здесь.

– Ан! Нишикава Ан… как давно мы с тобой не виделись, – она подбежала к ней, на полпути чуть не уронив дорожную сумку.

Ан весело улыбнулась и обняла кузину.

– А ты изменилась… – сказала она, продолжая все так же улыбаться. – Покрасилась, да?

Кузина Мидори, Ан, девушка с густыми волосами, собранными в хвост, длинными ресницами и изящным овалом лица. Она была чуть выше ее и на шесть лет старше, но обычно эта разница совсем не чувствовалась, они были хорошими подругами. Не так давно Ан вышла замуж за Ли Сон Хёна, работника отдела международных связей компании, тесно сотрудничавшей с японскими производителями. Теперь она жила в Сеуле со своим мужем. Ан радушно согласилась на годовое проживание Мидори в ее квартире, достаточно большой для приема гостей на продолжительный срок. Мидори отвели отдельную комнату, больше той, где она жила дома, в Осаке. Но все же она была чужая.

– Это так непривычно… – говорила Мидори, когда они ехали в автобусе домой к Ан, в Курогу.

– Что именно?

– Наверное, я никогда не смогу привыкнуть к такому движению, – задумчиво ответила она, рассеянно глядя в окно автобуса. – Такое ощущение, как будто автобус вот-вот врежется во встречные автомобили, на всей скорости врежется*.

– Привыкнешь через несколько дней, – Ан пожала плечами. – У меня раньше тоже так было. Привыкла, как видишь. Ко всему привыкаешь.

Муж Ан в это время находился в очередной командировке, и она была очень рада приезду кузины. В большой светлой квартире одной ей было нестерпимо скучно. Первые три дня Мидори гуляла с кузиной по городу, покупала то, что было необходимо ей для жизни и учебы здесь и что она, конечно же, забыла взять.

*… автобус вот-вот врежется во встречные автомобили – автомобильное движение в Японии левостороннее, в Корее – правостороннее.

* * *

Фонари, стоящие по бокам дороги района Макпхо, что в Сеуле, мелькали со все увеличивающейся скоростью, сливаясь в одно целое. Люди, машины, не прекращавшиеся здания – ничего не оставалось в сознании, перед глазами была лишь прямая дорога, уходящая вдаль. Он не любил возвращаться домой, чтобы увидеть уставшую от тяжелой работы мать, брата и сестру, просивших какую-то новую суперсовременную игрушку, на которую вечно не хватало денег, видеть скудную обстановку в доме, начавшую протекать крышу… Но разве есть место более желанное, чем дом?

Ю Чонхо часто ездил так, быстро, ни о чем не задумываясь, на мотоцикле, не дорогом, не совсем удобном, уже изрядно поцарапанном, но ставшем ему верным другом в течение стольких тяжелых дней, когда он работал курьером. Все люди хотят есть, многие из них ходят за этой потребностью в рестораны, но немногие заказывают еду на дом. Но пока такие существуют, Чонхо не останется без заработка, составляющего значительную часть денежных доходов его семьи, в которой помимо него есть еще мать и младшие сестра и брат, которые только начали ходить в школу. Перед его глазами мелькали сотни вон, ставшие привычной картинкой в его сознании, но немногие из них доставались именно ему – большую часть нужно было отдавать в бухгалтерию. В этом и заключалась его работа. Это превращало его в пустую машину, способную лишь развозить еду и получать за это проклятые воны.

Скорость, где она была возможна, отвлекала, успокаивала, заставляя забыть обо всем и лишь гнать вперед. Может, поэтому Чонхо считали ценным работником – он выполнял заказы со скоростью ветра, еще одного его бессменного спутника.

Он не смог поступить в старшую школу, не было на нее денег и нужно было работать, потому что одна их мать не была способна содержать всю семью, а от отца не было известий уже два года. Он просто ушел согласно постановлению суда о разводе.

Иногда поздними вечерами, чтобы забыть о тяжелой работе и бесконечных подработках, которые попадались время от времени, он в одиночку гонял мяч на пустынном поле его бывшей школы, куда его пускал знакомый охранник. Ударить, гнать от себя, послать в ворота мяч, заключавший в себе все невзгоды его жизни – играя, он забывал обо всем.

Играл он не только один на школьном дворе. Также и тренировки на старом стадионе в Янчхонгу стали привычны. Он не сильно надеялся на победу в молодежной лиге по футболу, но пока оставалась хоть маленькая надежда, он оставался капитаном своей команды, ведь за победу сулили немалые деньги. Его команда стала ему почти второй семьей, хоть он это мало показывал внешне. Чонхо иногда вспоминал с легкой улыбкой, как странно попал в эту команду, откликнувшись на объявление о наборе в секцию.

– Братик! – в коридор около входной двери выбежала сестренка Сун Хо и тут же заключила Чонхо в объятия, обхватив своими тонкими ручками. Вечерами она всегда поджидала приближающийся рев мотора, который напоминал ей рык тигра, подкрадывающегося к их дому.

– Привет, Сун Хо, – он опустился на корточки, чтобы видеть лицо сестры. – Как дела в школе?

– Ну… – Она скривила смешную мину. – Хорошо, – наконец, выдала она.

Чонхо чуть улыбнулся, поправил заколку на волосах сестры, довольно коротких, не достающих даже до плеч.

– Юнхо, где мама? – спросил он, увидев выглянувшего из-за угла брата.

– Отдыхает, – коротко ответил он.

И так каждый вечер. Удостовериться, не голодны ли младшие брат и сестра, уговорить их идти спать, прибраться после их всеразрушающих игр, укрыть потеплее одеялом спящую мать, в последнее время часто хмурившуюся во сне. Что же дальше?

Еще со вчерашнего дня в рокоте мотора своего мотоцикла Чонхо слышал какой-то посторонний звук, похожий на плач расстроенной скрипки. Завтра он работает только в первую половину дня, поэтому можно предаться крайне увлекательному делу, как починка мотора. Кое-какие инструменты остались еще от отца, поэтому Чонхо отправился в гараж к своему верному другу. Так, это не то, а это так и должно быть, а тут гайку надо подкрутить… Ах, вот оно что. Чонхо приступил к основному действию, и вот, мотор мотоцикла уже работал как новый, и даже лучше.

Теперь можно и отдыхать. Он вышел на задний двор, посмотрел на темно-синее небо, щедро усыпанное звездами. Сегодня Ынхасу* был виден четко, как никогда, казалось, рукой можно достать. И там и здесь сверкали звезды, словно драгоценные камни на синем бархате, кто-то ярче, кто-то тусклее, но все одинаково прекрасные.

Днем такую красоту ни за что не увидишь, все затмевает солнце, не терпящее маленьких конкурентов, которые сбегают, как только увидят его на далеком востоке. Проснувшись пораньше, Чонхо уже не застал мать, она очень рано уходит на работу. Недолго собираясь, он и сам отправился развозить еду. Юнхо и Сун Хо уже давно привыкли добираться до школы самостоятельно.

На сей раз заказов продуктов было немного, такое случалось редко, и рабочий день Чонхо уже подбирался к концу. Оставалось заехать еще по одному адресу и все. Но вот адрес этот вызывал большие сомнения, нужно было ехать долго, переезжать по мосту через Ханган**, доехать до Тондэмунгу… Как бы заказ не испортился. И как назло на пути попалось целое столпотворение из автомобилей. К счастью, Чонхо успел вовремя, пока заказ не испортился от жары.

Утомленный этой нелегкой поездкой, он остановился около одного из многочисленных парков этого района, усевшись на скамейку под привольно раскинувшей свои ветви дзельквой. Золотистые лучи солнца с трудом пробивались сквозь плотный покров зеленой листвы, ветер заставлял чуть колыхаться этот зеленый бархат, издавая тихий неуловимый шелест. Воздух казался сладким, и хотелось вдыхать его бесконечно.

Но хорошее всегда заканчивается быстро, и нужно было возвращаться, слишком долго он просидел без дела. Он уже садился на сидение мотоцикла, как вдруг…

– Курои мотасаикурисуто! Маттэ кудасай! – услышал он звонкий девичий голос, когда надевал свой мотоциклетный шлем.

Это она кому? Он уже заводил мотор, как голос прозвенел снова, уже ближе:

– Курои мотасаикурисуто! Черный мотоциклист! – прозвучало уже понятней.

Он обернулся, увидев бегущую девушку в клетчатой рубашке, под которой была серая майка. Она махала ему рукой на бегу, прося тем самым подождать. Подбежав, она тут же уселась на пассажирское сидение, тяжело дыша. Несколько секунд Чонхо не мог и слова сказать, ошеломленный таким поведением эта крашеная шатенка, которую он в первый раз в жизни видит, просто вывела его из себя.

– А вы… – попробовал он начать разговор.

– В Курогу? – отдышавшись, выпалила она. – Едешь в Курогу?

Он кивнул. И как она узнала?

– Тогда поехали, – тоном начальника сказала она.

– А вы вообще кто? – Чонхо даже руками двинуть не мог, куда уж там, управлять мотоциклом.

– Тебе это важно? – Мрачный вид Чонхо девушку нисколько не смутил. Она откинула назад свои волосы, чуть касающиеся плеч.

– Да.

– Наойя, если тебе это так интересно. Теперь поехали. – Она обвила своими руками Чонхо.

Тот вздохнул – от такой просто так не отвяжешься, легче согласиться. И потом, все равно по пути. Он резко сорвался с места, шины издали пронзающий визг, девушка сильнее сцепила руки, прижавшись всем телом. Быстрее замелькали стволы дзельквы, сливаясь в одно зеленое пятно.

– Куда едешь? – вдруг закричала девушка. – Мы разобьемся, поверни на левую полосу!

Она совсем с ума сошла? Чонхо не обратил внимания на эти слова, но девушка продолжала упрашивать повернуть. Пришлось остановиться.

– Зачем тебе на левую полосу? – раздраженно спросил он, решив разобраться, в чем же все-таки дело. Хватка девушки не ослабевала.

– Движение транспорта на левой стороне должно быть, – рассеянно сказала она.

Несколько секунд он смотрел на нее, повернув голову насколько это возможно, как на умалишенную, с трудом сдерживая себя от того, чтобы накричать на нее.

– Ты из Японии? – наконец догадался он.

Девушка чуть кивнула. Вот оно что…

– Здесь движение с правой стороны, – чуть мягче сказал Чонхо.

Он вновь привел мотоцикл в движение, мечтая поскорее избавиться от нежелательного пассажира, слишком уж этот пассажир сдавливал его своими руками. Красив Ханган, когда его переезжаешь по мосту в светлый солнечный день, невольно можно залюбоваться его золотыми бликами на поверхности. Но водителям этого совсем не стоит делать, у них свои прелести жизни в уводящей все вперед и вперед дороге. Многочисленные повороты, разные улицы, широкие и не очень, увлекают, заставляя забыть обо всем другом.

– Здесь останови, – потребовала Наойя, когда они проезжали уже по окраинам района.

Чонхо послушно сбросил скорость и подъехал к обочине. Девушка мигом слезла с сидения, дав Чонхо впервые за долгое время глубоко вдохнуть воздух. Он благодарил небо за то, что эта поездка, наконец, завершилась.

– А ты? – Она все не уходила.

– Что?

– Я имя свое назвала, а ты?

– Если я не ошибаюсь, Наойя это фамилия… – Чонхо призвал на помощь все свои обрывочные сведения о японском языке.

Девушка замолчала, посмотрела на наручные часы, снова откинула назад свои волосы.

– Наойя Мидори, – все же сказала она, протягивая тонкую руку.

– Ю Чонхо, – в ответ произнес он, принимая рукопожатие.

– Еще увидимся, Ю-кун! – Она чуть наклонила голову к плечу, красиво улыбнувшись, а потом быстро ушла, повернув на другую улицу, только ее и видели. Чонхо еще ощущал на своей ладони белоснежный шелк ее прикосновения.

Он посмотрел на тыльную сторону ладони, перевернул, не найдя ничего особенного, и выкинул это все из головы. На небе появились белые кудрявые гребешки маленьких облаков, и солнце стало светить как-то по-другому, не ярко, но мягким, нежным золотистым светом, а ветер бережно обвивал все тело, словно хотел унести в неведомые дали, куда-то на восток. В этом районе не было ничего интересного, лишь серые офисные здания, заводы, цветные вывески, многочисленные припаркованные автомобили, спешащие по своим, крайне важным делам люди. Увидимся… Да Чонхо нигде дальше пределов Сеула не был, а она из другой страны. Он чуть тряхнул головой, тут же вспомнив, что надо купить кое-что из хозяйственных товаров.

*Ынхасу – Млечный путь

**Ханган – река в Сеуле

* * *

В среду она в первый раз отправилась в Университет Корё, в Сонбукку. Центральный сквер оказался намного просторней, чем в Осаке, а каменное бежевое здание Университета, стилизованное под европейские строения викторианской эпохи, тут же бросалось в глаза. Направляясь к главному входу, Мидори вдруг неожиданно для самой себя остановилась перед самыми распахнутыми дверями. Ее поразила закравшаяся неизвестно откуда мысль о том, что все эти три дня она вспоминала Дзюна всего несколько раз, хотя еще полмесяца назад думала о нем постоянно, часто плакала, сколько бы ни хотела от этого избавиться. Она вступила в здание Университета. В первый день ей пришлось разбираться все с теми же угнетающими своим обилием документами. В такое время можно было проклясть все на свете, особенно когда после совершения почти всей процедуры говорят, что не хватает какой-то одной, самой важной бумаги. Мидори обыскала все – карманы, сумку, папку, где лежали остальные документы – ее нигде не было. Конечно же, она забыла ее дома, среди прочего бумажного хлама. Как назло кузина в этот день работала, дома никого не было, чтобы привезти документ сюда. Мидори была вынуждена отправиться за ним обратно домой, на другой конец города.