Kitobni o'qish: «Верните новенький скелет!»

К читателю

«Верните новенький скелет!» – невероятно смешная и занимательная история, написанная в столь любимом детьми жанре школьного детектива, – наверняка понравится не только ребятам, но их родителям. Ведь на фоне вполне обычной школьной жизни, столь достоверно и узнаваемо представленной в книге, на её страницах происходят события поистине загадочные, разгадать которые с ходу не сможет, пожалуй, даже самый опытный читатель детективов. Тайны следуют одна за другой, оторваться от книги просто невозможно. Так же как невозможно в иных местах не хохотать до слёз, даже если эта история уже перечитана дважды или трижды. Искромётный и в то же время удивительно добрый юмор – несомненное достоинство и украшение этой книги.

Персонажи «Новенького скелета» – настоящие, живые дети со своими фантазиями и комплексами, со своими интересами и сложностями, с первыми влюблённостями и мечтами, а также взрослые – учителя и родители, остроумные, интеллигентные, относящиеся к детям с любовью, пониманием и искренним интересом. Кроме школьных учителей, родителей, детей разного возраста и странной японской рыбы в этой невероятной истории участвуют домашние питомцы – почти говорящий пёс Кошмар и кошка Картахена с поистине независимым характером.

Головокружительная погоня со спецэффектами, как в настоящем остросюжетном кино, неожиданные повороты в судьбе героев, «души прекрасные порывы» и добродушная сатира – по мере чтения становится ясно: вся эта весёлая путаница выстраивается в очень продуманный, стройный сюжет, в котором каскад всё новых и новых приключений и тайн выливается в совершенно неожиданную, блистательно придуманную развязку. Развязку, в которой не просто побеждает добро зло – в финале книги, как обычно и водится у этих замечательных писательниц, выясняется, что противоборствующие стороны в общем и целом состоят из хороших, добрых, но, может быть, чуть увлёкшихся людей, и добро торжествует абсолютно.

Елена Крживицкая,

искусствовед, писатель, победитель конкурса «Рукопись года»

Часть 1
Четверг

Глава 1. Про злую овсянку и коварную коленку

– Стася, вставай!

– Это не меня, – сквозь сон подумала Стася. – Чур, я не Стася.

– Стаська, в школу опоздаешь!

– Опять же не мне, – и Стася повернулась на другой бок. – Я не могу опоздать в школу, я только что легла… Ещё даже не заснула…

– Да вставай же!

Стася вжалась в подушку – как будто её тут вообще нет. Растворилась.

– Меня нет, – пробормотала она. – Меня похитили инопланетяне.

– А пижаму оставили? – скептически спросила мама, тыкая пальцем в пижаму и в то, что в пижаме.

– Пижаму оставили, – сказала Стася. – Зачем им пижама, у них ног нет, одни усики.

– А ты им зачем?

– Такая хорошая Стася каждому пригодится, – и Стася, вздохнув, встала на четвереньки. Хитрая мама всё-таки её разбудила интересным разговором про инопланетян. Но сдаваться Стася не собиралась и, стоя на четвереньках, закрыла глаза. Мама потянула за ногу. Стася потеряла равновесие и снова шлёпнулась на подушку.

– Ну вот, – огорчилась мама. – Столько усилий – и опять она улеглась. Спишь?

– Сплю, – согласилась Стася и сильнее зажмурилась.

– Может, тебя пощекотать? – задумалась мама.

– Не надо, – возразила Стася. – А если будешь щекотать, то не пятку, а шейку.

Мама пощекотала шейку. Стася замурлыкала, будто она котёночек. Получилось так правдоподобно, что кошка Картахена с интересом свесилась с подоконника, где наблюдала за снегопадом.

– А Сашку ты почему не будишь? – спросила Стася у мамы. – Ты её больше любишь?

– Саше ко второму уроку, – объяснила мама. – У неё историчка заболела. А папа только к третьему уроку пойдёт. Тем более он устал в дороге.

Папа и мама работали учителями в Стасиной школе. А старшая сестра Саша работала там же ученицей в 8-м классе.

– Всё, – сказала мама. – Время кончилось.

– Вообще всё? – поинтересовалась Стася. – Конец света?

– Нет, до конца света ещё немного осталось, – утешила её мама. – А вот до начала урока…

Стася вздохнула и задом сползла с кровати.

– Тапок нет, – проворчала она, шаря босой ногой по полу. – Они по ночам разбегаются. Наверное, пасутся. Или охотятся.

– Ты глаза-то открой, сразу тапочки отыщутся, – посоветовала мама. Но Стася отказалась открыть глаза, потому что свет их резал. Она нащупала-таки тапки и, поддерживая сползающие штаны, поплелась в туалет.

У неё были очень непослушные пижамные штаны, чуть потеряешь бдительность – и они свалятся. Потому что у Стасй была очень худая талия. И все остальное тоже худое. У всех взрослых при виде Стаськи возникало острое желание накормить её побольше, чтобы не видеть этих торчащих рёбер. Стася этим всегда пользовалась, потому что аппетит у неё был хороший на всё, кроме овсянки, а худая она была из вредности, как говорила мама.

Итак, Стася стояла в ванной и задумчиво мазала лицо водой. «И зачем придумали это умывание, – ворчала она, – намокаешь-намокаешь, а потом опять всё вытирать приходится. И зубов у человека тоже слишком много, пока все их вычистишь – замаешься. А потом зубы мудрости вырастут и их ещё больше станет. Кошмар!»

– Стася, ты не утонула? – в ванную заглянула мама.

– Нет ещё, – сказала Стася. – Но если ты будешь меня всё время поднимать в такую рань, я вообще утоплюсь. Ещё, наверное, полночь.

– Не утопишься, – возразила мама. – У нас восьмой этаж, напор воды очень плохой, еле капает. Пошли на кухню, каша стынет.

– Какая каша? – уточнила Стася.

– Овсяная! – с деланым энтузиазмом сообщила мама.

– Ты вообще меня не любишь! – возмутилась Стася. – Будишь в полночь, кормишь овсянкой… Лучше пристрели сразу, чтобы не мучилась.

И поползла на кухню. Овсянка растекалась по тарелке и мерзко хихикала.

– Ты знаешь, что такое садизм? – спросила образованная первоклассница Стася. – Это когда издеваются над ребёнком и заставляют есть овсяную кашу. Лучше бы шоколаду дала. Мать называется.

– Садизм – это заставлять бедную меня каждое утро тебя будить и заплетать косички, – вздохнула мама, расчёсывая Стаськины лохмы. – Ну что ты творишь с бедной кашей, зачем ты её размазываешь по тарелке? И стол весь в каше…

– Она горячая, – сказала Стася. И ещё я на ней ложкой цветочки нарисовала. Для красоты.

Хотя овсянку цветочками не исправишь…

– Совершенно холодная каша, – возразила мама.

– Тогда её надо подогреть, – обрадовалась Стася. – От холодной каши у меня горло заболит. Видишь, с краю в каше сосулька? Ага, и инеем покрылась…

– Всё, – угрожающе сказала мама. – Терпение моё кончилось. Принимаю репрессивные меры.

Но Стася не испугалась.

Когда мама говорила, что терпение кончилось, это значит, его ещё немного осталось. У мамы была уйма терпения, целые залежи. А «репрессивные меры» – это было что-то непонятное и поэтому нестрашное.

– Ешь скорее! – сердито сказала мама. Стася вздохнула и отправила в рот первую ложку.

– Стася, правда опоздаем, – и мама завязала на косичке бант.

Вообще-то времени действительно было много, а опаздывать Стася не любила. Поэтому она поднажала, запихнула всю кашу в рот и с набитыми щеками пошла одеваться. Жевать таким полным ртом было невозможно, и Стася надеялась, что овсянка как-нибудь сама рассосётся. Но вредная каша не рассасывалась. Стася начала надевать блузку. Ворот был тесный, и раздутые кашей щёки в него не пролазили. Застрявшая Стася растерялась, положение казалось безвыходным.

– Скорее, – торопила мама, тоже одевавшаяся в соседней комнате.

Стасе пришла в голову гениальная идея. Она сбегала в ванную и выплюнула кашу, потом быстренько пропихнула её в раковину и смыла из крана – чтоб никто не догадался.

– Ты куда бегала? – подозрительно спросила мама.

– Умываться, – пояснила Стася, глядя на маму невинными глазами. – А то я как-то недоумывалась.

– Странно, – пожала плечами мама. – Непохоже на тебя. Ну, ты готова? Пошли.

Стаська вздохнула. Где-то в чемоданах лежали японские подарки, которые поздно ночью привёз папа. Лежат, бедные, совсем нераспакованные. И Стасе приходится бросать их на произвол судьбы.

Школа была далеко – три остановки на автобусе. Стася с мамой втиснулись в автобус и привычно расплющились между пассажирами. Стасе всегда было немного страшно – а вдруг её насовсем раздавят? Пассажиры были большие, а Стаська на их фоне мелкая, как таракан. Она задрала голову – стоишь, словно в колодце, а над ней возвышаются уходящие в бесконечность мужчины и женщины, и их головы маячат где-то высоко-высоко, на уровне небоскрёбов.

Пальто, в которое Стася уткнулась носом, было колючее и противно пахло табаком, и Стася завертелась вокруг своей оси, чтобы уткнуться в какую-нибудь более мягкую шубу. Кто-то охнул – это Стася при повороте контузила его ранцем. Но ругаться не стали. Хорошо, а то некоторые ругались и убеждали Стасю, что это потому в автобусе так тесно, что она много места занимает.

Потом у Стасй зачесалась коленка. Наклониться и почесать её не было никакой возможности, поэтому Стася попыталась потереть коленку обо что-нибудь твёрдое. Но вокруг всё было мягкое. Стася заёрзала, дёргая ногой.

– Не лягайся, – сказала мама. – Я и так еле стою на одной ноге.

– Почеши мне коленку, – попросила Стася. – Вон ту, что около тебя.

Мама тоже не могла нагнуться и попыталась почесать своей коленкой Стасину.

– Ой, – сказала она. – По-моему, это не твоя коленка. Извините, я кого-то почесала.

Но никто не признался. А у Стаси зачесалось под лопаткой, но сразу перестало, как только ей на голову поставили чью-то сумку.

– Осторожно! – сказала мама. – Там ребёнок.

– Где? – удивилась тётенька с сумкой.

– Внизу, – пояснила мама. – Под вашей сумкой.

– А зачем вы его туда засунули? – возмутилась тётя. – Он мне мешает.

– Мне иногда тоже, – вздохнула мама и спасла Стасю из-под сумки.

Тётя хотела ещё что-то сказать, но мама ввинтилась в толпу, грозно спрашивая всех: «Вы выходите? Вы выходите?» Стаську она тащила за собой, и та каждый раз боялась, что рука оторвётся и Стася на всю жизнь останется в автобусе. Но рука была крепко прицеплена, и через минуту мама и Стася вываливались на волю.

– Уф! – сказала мама. – Свобода!

– Сколько сегодня пуговиц оторвали? – поинтересовалась Стася.

– Всего одну, – проверила мама.

– Не густо, – сказала Стася. – Вчера больше было.

И они пошли в школу по узкой заснеженной тропинке, время от времени сползая в кювет.

Школу Стася любила. Потому что после утреннего автобуса школа воспринималась просто как рай. Там было не так тесно и ругались гораздо меньше.

Стася зашла в вестибюль. Пристроилась на свободную скамейку снимать всякие штаны-кофты-валенки. Это был очень длинный и сложный процесс, но по сравнению с автобусом опять же одно удовольствие. Мама ей не помогала из педагогических соображений, а сразу пошла в учительскую раздеваться. Наконец расправившись с одеждой, Стася отправилась вешать шубу и мешок со сменной обувью в гардероб.

Всё шло как всегда. Никаких приключений не предвиделось.

Глава 2. Сплошные преступления

Кого инопланетяне ни за что бы не похитили, так это хозяйку квартиры двадцать три, школьную уборщицу Клару Никифоровну. Уж она всё время была начеку, закрывала квартиру на три замка, располагала у кровати икону со святой Кларой, пирамидку из шунгита и вырезку из газеты «Народный целитель» с заговором от внеземного разума. Заговор честно предупреждал, что у непрошеных инопланетян, если что – «щупальца одеревенеют, антенны окаменеют, усики отвалятся». К тому же школьный завхоз обещал отдать уборщице телескоп, который давно пора было списать. Так что Клара Никифоровна не оставляла инопланетянам даже шанса приблизиться к окраинам её квартиры.

Другое дело – земная мафия. Здесь нужна защита понадёжнее. Поэтому хозяйка квартиры двадцать три держала недалеко от двери топор, а на подоконнике – «Уголовный кодекс».

Утро Клары Никифоровны начиналось с включения телевизора. Святая Клара – покровительница телевидения – одобрительно кивала с иконы и вводила тёзку в курс мирских дел.

Эфир открывала любимая передача школьной уборщицы – утренняя «Криминальная хроника». Красивый, но грустный диктор пялился в ноутбук, выбирая новости погорячее.

– Ну, что там опять случилось? – спросила старушка, прибирая волосы в пучок. – Надулся-то, надулся, как мышь на крупу. Не нравится такую программу вести – веди «Поле чудес».

Диктор внимательно выслушал телезрительницу и ответил:

– Президент подписал указ о введении в школьную программу ежедневных уроков физической культуры. Все дети страны вскоре станут здоровыми, ловкими и спортивными. Результатом этого будут новые мировые рекорды. Президент уже в ближайшее время ждёт от учителей физкультуры отчётов о проделанной работе.

Клара Никифоровна покачала головой:

– Дожили. Теперь каждый день в спортзале пол мыть! Сначала найдите здоровых, ловких и спортивных уборщиц, а потом уже подписывайте указы! Я им отчитаюсь о работе! Я им так отчитаюсь!

Уборщица сделала несколько неторопливых упражнений, разработанных знахарем-огородником Падальцем для восстановления баланса между третьим глазом и седалищным нервом.

Диктор дождался восстановления баланса и продолжил радовать телезрительницу новостями.

– Зарубежная хроника. Кража четырёх редких драгоценных камней в Токийском музее современного искусства имеет все шансы попасть в крупнейшие преступления века. Коллекционер Котокото, хозяин музея, сообщает, что уникальность камней в их редкой, необъяснимой с научной точки зрения, расцветке. Нигде в мире больше нет золотого алмаза, чёрного рубина, зелёного сапфира и розового изумруда. Японская полиция исключает провоз камней за пределы страны благодаря усилению таможенного контроля. Уральские рудознатцы, которых мы попросили прокомментировать событие, высказали подозрение о неправильной идентификации самоцветов…

– Тьфу, – сказала на это Клара Никифоровна. – Век без алмазов-рубинов жили и ещё столько проживём. Это только мафиози без них не могут. Будто питаются они драгоценностями. Вот словно жрут они их с утра до вечера, чтоб у них заворот кишок случился!

Старушка включила чайник, достала из пакета вчерашнюю булочку, аккуратно разрезала её посередине и намазала маслом.

– Да сейчас этих контрабандистов как собак нерезаных, – пробормотала она и, потеряв нить беседы с телеведущим, продолжила: – Кстати о собаках. Вот в двадцать четвёртой, у Лапшовых, зверюга с телёнка размером. И имя такое выдумали… Караул, что ли. Или Кошемир? Наверное, есть чем кормить такую псину-то. Так сумками ей жратву и таскают. Воруют на работе, наверное. О-хо-хо.

Клара Никифоровна выключила чайник и услышала, как за стеной, в квартире двадцать два, прозвенел будильник.

– Ага. Проснулись. Интересно, кисло-пресно.

По Япониям ездят, а потом спят до 7 утра. Старшая-то у них сдобная девка, здоровенная.

А младшую замучили вусмерть. Да с таким именем разве можно нормальную жизнь налаживать? Стаська. Карась какой-то. Нет чтобы по-человечески назвать. Сейчас такие имена красивые есть, древнерусские. Вот, в газетке где-то было… Ага, нашла: «Неждан, Боян, Урода…»

Уборщица с негодованием отбросила газету, смела со стола крошки и отправилась на работу, не забыв заглянуть в почтовые ящики соседей. Ей уже давно никто не писал.

В сергеевском ящике под номером двадцать два лежал листочек. Старушка ловко подцепила его за уголок и вытащила наружу.

«Верни не твои. Иначе будет потом», – развернув страницу, прочитала Клара Никифоровна и испуганно посмотрела по сторонам. Подъехал лифт. Любопытная старушка поспешно засунула записку себе в сумку. «Вечером отдам, – трясясь в автобусе, подумала она. – Везде мафия! Тоже воруют! И в нашей школе тоже мафия. Как пить дать, Андрей Викторович что-то из школы утащил!»

Глава 3. Полёт гранаты над снежным полем

В квартире номер двадцать четыре – напротив той, где жили Сергеевы (папа Андрей Викторович, мама Елена Николаевна, не украденная инопланетянами первоклассница Стася, её старшая сестра восьмиклассница Саша и кошка Картахена), и рядом с той, где жила школьная уборщица Клара Никифоровна, – бабушка Лидия Семёновна доваривала манную кашу.

Даша любила манку. Любили её и все Дашины игрушки. Готовая к тому, что игрушки будут завтракать с Дашей, Лидия Семёновна расстелила по кухонному полу газеты и сняла со стола чистую скатерть. Затем укутала кастрюльку с готовой кашей вафельным полотенцем, поджарила тосты и налила себе кофе. Наслаждаясь последними минутами тишины и покоя перед тяжёлым рабочим днём, она не спеша обмакнула тост в кофе и поднесла ко рту.

– Куда? – раздалось из-под стола.

Бабушка, вздохнув, протянула сухарик огромному псу по имени Кошмар.

– Избаловали, – сказала бабушка и, помолчав, добавила: – Да ведь и тебе сейчас нелегко.

Кошмар откусил кусочек, похрустел, а остаток припрятал за батареей. Для Даши. Огромный, похожий на леонбергера пёс считал её своим приёмным ребёночком, особенно теперь, когда мамы и папы Лапшовых дома не было.

Кошмар первый слышал, как просыпается Даша, и мчался в её комнату. Затем он хватал девочку за ночную рубашку и нёс в ванную. Умывалась Даша сама. Она вообще была самостоятельным ребёнком. Сама чистила зубы. Сначала себе, затем Кошмару. Ивановой зубной щёткой. Сама вытирала мокрую мордашку о лохматый Кошмаров загривок. Затем подставляла волосёнки Кошмару для вылизывания и аккуратно расчёсывала пса сапожной щёткой. Сама вываливала игрушки из ящика, рассаживала на кухне и кормила их кашей.

Особенно плохо ел воздушный шарик.

– Ты что? Похудеешь, сдуешься, ам-ам, – Даша сердилась на него и тыкала пимпочкой в тарелку. – Что ели? Кашку! Что пили? Бражку…

Переделав все свои дела, Даша бралась за дела старшего брата Ивана. Проверяла, не забыл ли он чего положить в портфель. Обнаруживала обычно нехватку таких необходимых в шестом классе вещей, как кукольное платьишко, открытый пакетик яблочного сока, горсточка собачьего сухого корма. Даша исправляла промах, выкидывая часть тетрадок.

Иван свой школьный рюкзак старательно прятал, но верный Дашин друг Кошмар всегда находил его и приносил хозяйке.

Это было маленькое предательство со стороны пса. Ведь год назад его нашёл на улице и принёс домой именно Иван. Тогда Кошмар был ещё без имени, и слабое его тявканье больше походило на «Куда?».

– Мам, это леонбергер. Настоящий, – представил Иван щенка. – Очень породистый. Он потерялся.

Мама хорошо разбиралась в собаках и согласилась:

– Очень породистый. В нём сразу пород восемь. Или девять.

– Мам, это леонбергер, он говорящий, – настаивал Иван, думая, что породистую говорящую собаку выгнать из дома жальче, чем дворнягу.

– Это не леонбергер. Это кошмар, – ответила мама, но оставить щенка позволила.

Хлопнула дверь двадцать второй квартиры. Это мама и Стася Сергеевы поехали в школу.

– Дарёнка, Кошмарик, идите Ванечку будить, – крикнула бабушка, закончив уборку в кухне. – Ему сегодня ко второму уроку.

Даша забралась на Кошмара, и они поскакали будить Ивана. У соседей снизу закачалась люстра.

– Ванечка! – залепетала Даша, усевшись брату на голову. – Ваня утром встаёт! Ваня песню поёт! Потягушечки! Порастушечки!

– Повешалочки мне от вас, – пробубнил старший братец, досматривая, как физрук Олег Эдуардович Бладт заставляет Сашу Сергееву метать гранату. И не куда-нибудь, а в самого Ивана. «Попадёшь – поедешь на соревнование в Париж», – пообещал физрук Сергеевой. Недобрый взгляд был у Сергеевой. Иван поспешил проснуться. Трудно досматривать сон с Кошмаром, пытавшимся забраться на кровать и сесть рядом с Дашей.

– Хорошо вам, – бормотал Иван, натягивая штаны. – В школу не ходите, никто в вас гранаты не метает. Детство босоногое. Лю-ли, лю-ли, прилетали гули…

Даша и Кошмаром с сочувствием вздохнули: Ивана было жалко. Им-то с бабушкой жилось привольно. Бабушка быстро бегать не умела, под стол не помещалась, и разбойник из неё был добренький.

Даша с Кошмаром могли играть так, как им нравилось. Например, грызть один сухарь на двоих, тихонько чего-нибудь рвать, выковыривать, разрисовывать, спрятавшись за шторкой или под столом.

Иван поплёлся в туалет. Его сопровождали, как два верных стража, Дарья и Кошмар. Шестиклассник остановился перед унитазом. Девочка и пёс, просунув головы в дверной проём, внимательно смотрели, что будет дальше.

– Бабушка! – завопил Иван. – Они опять подглядывают!

– Ай-яй-яй! – несерьёзно возмутилась бабушка. – Надо, наконец, щеколду прибить. Повыше, чтобы Дарья случайно не закрылась.

– Даша на стул встанет, – чистосердечно призналась двухлетняя Даша.

Бабушка брякнула коробкой с сухим кормом, и Кошмар стрелой помчался на кухню. Девочка постояла ещё минуту и, не дождавшись ничего интересного, прикрыла дверь.

Иван пошарил под ванной, убедился, что тетрадь с надписью «Приключения Ивана Лапшова. Секретные материалы» на месте, и только после этого умылся, причесался, покормил рыбок и стрескал целую тарелку каши с хлебом.

– Ты сейчас растёшь, тебе много кушать надо, – радовалась бабушка, потрепав худого и мелковатого внука по рыжим волосам. – Я тебе в школу бутерброд сделаю. Большой.

Иван долго копался в прихожей, время от времени поглядывая в глазок.

Бабушка заворачивала внуку двухэтажный бутерброд с колбасой.

Даша с Кошмаром сидели на пуфике. Точнее, сидела Даша и одна Кошмарова лапа. Младшая сестрёнка караулила, когда Иван пойдёт в школу, и готовилась зареветь. Кошмар вздыхал в сторону бутерброда и ждал, когда Даша заревёт, чтобы начать слизывать слёзы. А Иван ждал, когда снова откроется дверь под номером двадцать два.

Наконец всё это свершилось, Саша вышла из квартиры. Иван Лапшов схватил рюкзак, махнул домочадцам и припустил следом.

– Санька, привет! Прикинь, ты мне сегодня снилась. – Лапшов старался не идти слишком близко: соседка была не просто старше на два года, но и выше на полголовы.

– Сон, Лапша, – есть жизнь, – непонятно ответила начитанная Александра.

– Ну да, – кивнул Иван. – Вы вместе с Бладтом очень жизненно в меня гранату метали. Не знаешь, к чему физруки и гранаты снятся?

– К перемене расписания, – фыркнула Саша. – Или ты поменьше, Лапша Варёная, триллеров и боевиков смотри, не будут кошмары сниться.

– Да не такой уж Бладт и страшный. Или ты… о себе? – съязвил в ответ Иван и получил портфелем по спине.

– Ещё одно слово, и я уже в реале в тебя гранату кину, – предупредила Саша, прибавив шаг.

Иван вздохнул и не нашёл, что ответить. Рядом с ней он заметно глупел. Конечно, не до такой степени, чтобы тащить её рюкзак и плестись в хвосте до самой школы. Но до такой, чтобы пробормотать:

– Ладно, хихикай. Скоро не до смеха будет.

– Чего так? – удивилась соседка.

– Потом узнаешь, – таинственно ответил Иван и побежал догонять автобус. В рюкзаке брякал «Чаппи».

Александра хмыкнула и тут же забыла про мелкого ухажёра. Другие, светлые и прекрасные мечты занимали её белокурую голову всю дорогу до школы.