Kitobni o'qish: «В блистательной заводи строк. Книга стихии стихов»

Shrift:

В авторской редакции

Художник Е. Максименкова

Все рисунки взяты из открытых источников сети Интернет

* * *

Аркадий Эйзлер
Плач по символизму

Уважаемая Ольга!

…Что касается Ваших стихов, то я их прочитал запоем, но почему-то не решался Вас беспокоить, ибо мне казалось, что Вы устали и в эпоху пандемии хотите отдохнуть от мирских сует и творческих дискуссий, упиваясь Вивальди, что в данной ситуации весьма похвально.

Но если вернуться к стихам, то состояние какой-то невесомости овладело мной с первых строчек, поражая своим почти метафизическим слиянием с окружающим миром. Причем с тем миром, который уже много лет назад был вытеснен многотиражным распространением соцреализма со страниц отечественной поэзии. Ваши стихи открыли давно умолкнувшие ритмы Пастернака, заговорили образами и красками Северянина и Цветаевой, Ахматовой и Мандельштама. Ваши поэтические находки становятся афоризмами:

О бесполезный труд – устами
выпить сушу.

или

И смерть – не случай,
Это жизнь случайна.

Вашим стихам свойственен почти нечеловеческий темперамент, стремление выложиться полностью, до конца, отдаваясь стихии страсти:

Был чуден град,
Когда касались плечи,
Когда запястья исходили в хруст.
И пуще неги был вчерашний вечер,
И пурпур —
в зацелованности уст.

Или Ваше тонкое проникновение в таинство человеческой души:

Тонка твоя душа, тонка постель,
Тонка печально скроенная маска,
          печать любви – стоическая тень —
          загадочна, мрачна,
                    тиха, безгласна.

У Вас по-своему оживает природа, Вы беседуете с ней, Вы прекрасный наблюдатель. И всякие растения принимают образ человеческого «Я».

Соринки и бунтарные синицы, зяблики, ромашки и пастернаки, грозы и ливни, и даже собственная тень – все они Ваши собеседники. Именно с ними Вы делитесь своими размышлениями, одиночеством, которое перестает быть таковым в их окружении:

Мне мыл одежду, душу, тело мыл,
Отчизну мыл осточертелый ливень.
Я позабыл – ушел, я брошен был.
…Лишь ветвь качала тень
мою уныло.

Вы знаете, о чем пишете. И как, очевидно, человек верующий, Вы доверяете полностью и своему безликому собеседнику, когда пытаетесь проникнуть в мир человеческого мышления как умиротворяющий аналитик, утверждая:

Покамест падаешь в постель,
покамест ищешь лучшей доли,
деревьев слабые ладони
качают соразмерно тень.

И не меньшим вниманием и проникновением замечаете:

Цвели поляны
медовым буйством.

Лучше и не скажешь.

Спасибо, что доверились. Нужно печатать, если еще не напечатано. Может под общим названием «Плач по символизму».

…С тем и остаюсь —

Ваш А. Э.

Для справки: Аркадий Кальманович Эйзлер – писатель, с 1974 г. живет и творит в Вене.

В 2018 г. в «Геликон-опере» состоялся концерт «Аккорды души», который открыл московской публике творчество Аркадия Эйзлера – нашего выдающегося соотечественника, много лет проживающего в Австрии. В зале «Стравинский» звучали поэзия и музыка Аркадия Кальмановича, многогранная личность которого наиболее полно раскрывается в его творчестве. В концерте приняли участие его давние друзья – известные артисты, деятели культуры и искусства. Представляя широкой публике виновника вечера творчества, к примеру, rambler.ru так писал об А. К. Эйзлере: «Творец этого чуда – человек уникальный! Он не врач, но его книги рекомендуют читать мировые светила медицины. Он не композитор, но его музыка звучит в музыкальных салонах и зрительных залах Вены в исполнении выдающихся австрийских певцов, и, заметьте, на русском языке! Он всю жизнь пишет стихи – просто потому, что пишутся. Но это стихи, которые были удостоены Золотой медали и литературной премии имени Франца Кафки. Он – учёный, автор многих научных изобретений, внедренных в жизнь, член американской Академии наук и искусств, лауреат многочисленных поэтических конкурсов, в том числе Всероссийского поэтического конкурса «Золотая строфа». Его стихи вошли в Антологию русской зарубежной поэзии 2001 года. Член Русского ПЕН-центра».

Музыкально-поэтические вечера, посвященные творчеству А. Эйзлера, проходят не только в России, но и в Австрии. К примеру, в начале 2022 г. «Аккорды души» звучали в Русском доме в Вене.

Говоря об А. Эйзлере, пресса всегда единодушна: «Соприкоснувшись с творчеством этого человека, мы убедились, что люди эпохи Возрождения и сегодня живут среди нас…»

Книга стихов Ольги Грейгъ вышла в свет благодаря всесторонней поддержке Аркадия Кальмановича.

Ввивайся строк моих лозой…

Ввивайся строк моих лозой
в основу мира,
Слово, смело:
здесь совершенству нет предела,
пока творим Его рукой…

Пчела

Пчела гудящая,
          слащавая пчела,
ландшафт пресаменький,
                              чумной,
                    как вздох на плахе,
янтарные стекают письмена
по подбородку:
                    явь и полустрахи.
Чело насуплено —
          да ну тебя к чертям,
пчела гудящая,
          храбрейшая зануда!
Лети в Вифанию
          к отеческим садам,
оставь меня:
          стихам бредовым
                    и простудам…

Прекраснозвучная,
          прелестница, лети,
часты твои двухцветные движенья.
Дом – пастбище.
          Но мне ль тебя пасти?
Или тебе слагать мне
                     песнопенья?

Бери янтарь!
          Взасос его!
                    Глотай!
Зуди, буди,
          коли шершавым
                              тельцем!
Огонь возжжён,
          пчелиная печаль,
в сосуде бренном
          на скрижалях сердца…

2001

Шиповник

Сыпь, шиповник, алоцвет
благонравный,
                    благодушный;
потешитель и ослушник
мой шипованный
                              букет.
Наряжён твоим нарядом
стол
          и охристый паркет;
мы с тобою сядем рядом:
я – вдоль вазы силуэт…
Шепоток
          взахлёб
                    клевещет:
«нет, такой —
                              печальной —
                              нет…»
Только резче и зловеще
мой – бутон – автопортрет.

2001

Вы…

Навыкат вы, идущая с аллей,
в которых гас
                    заметно алый пламень,
как на исходе предзакатных дней,
и ветер тих,
                    и следовал за вами.

Идущая, несли на воле шарф,
по воле ветра
                              никнувший
                              упрямо,
и был спокоен
безобидный ваш
уход совсем в иной
миропорядок.

И стыли руки, стыла бирюза
на пальцах,
лепленых
ваятелями вышних.
Как гибли вы!
Как жмурили глаза! —
когда в косяк аллеи —
раз! —
и вышли!

Не всяк дано вас знать,
наперечёт,
кому в бреду вы открывали имя.
Но той, слепой – нездешней —
мне – отныне —
вы приоткрыли свой
пунцовый рот.

Вас звать: печаль,
вам имя: быстротечность.
Вы – горечь, вы – обуза.
Муза… Вечность…

2001

Экслибрис

Ла́стовица-отрокови́ца,
нравственно:
                    нá ветер, нá воду!
В экслибристической заводи,
в чёрно-чернильной водице —
птица.

Ах, пособляй латинице!
В чистой славянской вязи
крыльца твои увязли.
Вымолить мне их.
                              Вымолиться.

Птичий серпасный норов,
первоначальность ночи:
страницы стихов пророческих,
мыслей сороков сорок.

Мне бы твоё попустительство,
ластовица,
                    каверзница.
За́ версту чуешь раскаянье,
книжная жительница.

Жальче сухарной данности
оттиск чернил суровых.
Отроковица!
                    Виновна!
Отражена из жалости!

Сердце уймётся.
                              Застишь!
Кто эту видел разницу?
Мы больше не будем разниться.
Крыльев страницы:
                              настежь!

2001

Она

Наина ясная, наина-нереида,
невинное, стаккатое «но-но!»,
наивница полей Поллукса и Эвклида,
подглядывать с небес
                    и впрямь тебе грешно.
Небесное дитя,
                    полна созвучий зыбка,
полны твои уста
                              кореньев и кровей.
Тепла, тиха, светла
                              небесная улыбка,
бело чело и чёрен взмах бровей.
Мила тебе
          зимы
                    усталая шарманка?
Милы тебе
          дома,
                     в которых пьют и бьют?
Наина-ласточка,
                    наина-лесбиянка,
уж пряжу злые няньки
про всех и всё плетут.
Играть клубком вольна,
                    земфирная голубка,
голу́ба-голуба́,
                    бездушная рука,
таращатся глаза,
          капризно дуты губки:
«Преставился? Ну вот… А ты живи
                              пока…»
Текла твоя тоска, ветха и безоглядна,
вплетали няньки в пряжу
                              дела-дома-тела,
наина-таинство, скользящая отрада,
зевала радостно
          и жизни холст ткала.

Мала – смела…
          Рвала – дотла…
                    Ткала…

2001

Зяблик

Зяблик зябкий, выскажись,
                              стушуй
это предрешённое прощанье;
шутовство – предверье скорых бурь,
шутовство – всех бед чередованье.

Явь черна, чивикай напролёт,
продувай в надрыве —
                    чётче! —
                              гланды;
чадочко; щелкунчик;
                    настаёт
время для твоей арлекинады.

Происки ветров прими на счёт
тех заблудших,
          что не имут дома;
чадочко; щелкунчик;
                               настаёт
время для полёта и излома.

Зяблик, зыбь заботливо запас
звуков,
          занимайся звонкопеньем.
Ознобят – не стены, а атлас,
вылечат – не бури,
                    а терпенье.

Чувствоизъявляйся, зяблик, явь —
чёрт, черна! —
          не сыщется в ней пробель.
Паинька тщедушный,
                    пой и славь!
День не вышел?
                    Или час не пробил?

Прогнан – вон! – цукатный летний дух,
истова щемящая основа:
время чистить пёрышки и пух,
время:
          в клетку!
                    в клетку дома! —
                              снова…

2001