Kitobni o'qish: «Астарта. Большая игра. Книга 1»

Астарта. Большая игра

Книга первая

Глава 1. «Будьте осторожны с тем, о чем вы мечтаете, ибо вы можете это получить.» (Стивен Кинг)

Было раннее утро. Машины быстро проезжали мимо, прохожие спешили по своим делам. Звуки строительных работ перекрывали общий шум города. Вокруг царила суета. Солнце только начинало подниматься над горизонтом, и воздух все еще сохранял прохладу. Мегаполис просыпался медленно, словно приходя в себя после глубокого сна. Улицы постепенно заполнялись людьми, а звуки города становились все громче. Шум автомобилей смешивался с голосами прохожих. Время шло, и город оживал все сильнее.

Я стояла на автобусной остановке, сосредоточенно ожидая свой транспорт. Вокруг меня собралась внушительная толпа. Мы стояли так плотно, что напоминали бегунов перед стартом. Время тянулось мучительно долго, автобус опаздывал уже на двадцать минут. Я начала терять терпение. Суета и шум усиливали мое раздражение. Вокруг звучали негодующие возгласы и жалобы на задержку транспорта. Самые нетерпеливые заняли места у самого края тротуара, чтобы первыми зайти в автобус. В воздухе витала напряженная атмосфера. Передо мной разворачивалась привычная, серая и однообразная картина городской жизни в будний день.

За моей спиной послышался недовольный голос. Он принадлежал пожилой даме, которая пыталась пробраться сквозь толпу.

– Стоят тут, понимаешь! Вокруг столько места, а они – как будто в бочку набились! Как мне к автобусу пройти? – возмущалась она, злобно оглядывая окружающих.

Взгляд скользнул по дороге: о, автобус! Сердце на секунду встрепенулось, но тут же ухнуло вниз – не мой. Как всегда.

Пока я томилась в ожидании, рассеянно перебирая глазами номера, пожилая дама решила взять штурмом общественный транспорт – будто неприступную крепость. Недолго думая, она ткнула стоящего впереди парня в наушниках зонтиком, словно клюкой, и прошипела:

– Может, подвинешься, милок?

Парень, блаженно утонувший в океане музыки, от неожиданного тычка подскочил, словно персонаж компьютерной игры, потерявший последнюю жизнь. Выудив наушник из уха, он растерянно огляделся, будто не понимал, в каком мире находится. Но все его благие намерения мгновенно испарились, как дым костра в ветреный день, когда бабушка перешла в решительное наступление:

– Чего вылупился, мамкин херувим? Дай пройти к автобусу! – ее голос прорезал утреннюю тишину, словно острый нож сквозь мягкое масло.

Парень, благоразумно решив не искушать судьбу (и тем более – остроумие этой фурии), поспешно отступил в сторону, притворившись, что именно здесь и собирался занять эту позу.

Суровая воительница, бормоча что-то на древнеславянском, вихрем пронеслась сквозь толпу и триумфально втиснулась в автобус. Ей бы орден за героизм – и за стратегию, и за напористость!

Тем временем мужчина передо мной, видимо, вспомнив о своих итальянских корнях, увлеченно жестикулировал, яростно обсуждая что-то по телефону. В какой-то момент его локоть с такой выразительностью врезался в мою руку, что я невольно пискнула.

– Простите, – сухо буркнул он, не прекращая размахивать конечностями, словно дирижер перед исполнением самой важной симфонии.

Ага, конечно. Я, между прочим, выдернула пару ниток из его пальто в качестве моральной компенсации. Хоть какая-то справедливость в этом хаосе!

Утро в городе – время столкновений и случайных касаний. Интересно, я вообще существую или просто притворяюсь тенью среди этих толкающихся тел?

На мгновение возникло искушение бросить все, развернуться и сбежать домой под теплое одеяло, где меня точно никто не заденет локтем и не обзовет мамкиным херувимом. Но мои философские изыскания прервал долгожданный автобус с нужным номером. Невероятно, но факт: он все-таки приехал. Значит, чудеса все-таки случаются!

Как только все зашли, водитель закрыл двери, и транспорт тронулся, издав классический автобусный стон – будто скрипела спина старого пианино. В переполненном салоне казалось, будто ты становишься не просто частью большого единого организма, а какой-то клеткой, зажатой между ребром автобуса и чьей-то загадочной курткой. Однако «микроб», пробирающийся ко мне сквозь людскую массу, оказался размером с баскетболиста на распродаже и шел с такой решимостью, словно в его семье проверка билетов – национальный спорт. Со стороны это напоминало сцену, где Кинг-Конг пробирается сквозь густой лес, только лес, похоже, был не в восторге.

– Проверка билетов! – грозно возвестил контролер, внезапно появившись за спиной так тихо, будто обучался этому в школе ниндзя имени Мосгортранса.

Рядом с моим лицом замелькала чужая рука, задевая меня по носу с такой частотой, что я почти всерьез задумалась о страховке для важных органов. С трудом вытащив проездной из кармана (для этого пришлось изобразить йоговский элемент «расстегни куртку на косой растяжке одной рукой в тесноте»), я предъявила его для проверки. Контролер на мгновение задержал на мне взгляд – видимо, пытаясь вспомнить, нужна ли отдельная категория проездных для людей с таким уровнем везения, – и, быстро сканировав билет, устремился к следующей жертве.

Я перевела взгляд за окно. Мимо проносились головы прохожих и унылые серые городские пейзажи, среди которых автобус, казалось, был одиноким ковбоем, уносящимся по прерии. В какой-то момент я даже задумалась: может, у автобусов тоже бывают кризисы самоидентификации?

Образы за окном смешивались и размывались, и я начала мечтать. На горизонте возвышались величественные горы, укрытые густой растительностью. У их подножия медленно струилась река, а на ее берегу уютно расположилась живописная деревушка. Здесь царила тишина и спокойствие – ну, то есть, никому не приходилось толкаться боком и проверять билеты, нарушая романтическую идиллию пернатыми контролерами.

Глядя на горные вершины, я на время забыла обо всех своих заботах. Это место было далеко от городского шума и суеты. Изумрудные леса манили прохладой, а журчание реки успокаивало.

Я словно вдохнула свежий горный воздух и услышала, как его эхо отзывается на мое имя. Природа будто приветствовала меня, предлагая покой и гармонию.

Погруженная в мечты, я внезапно почувствовала резкий толчок, который грубо вернул меня в реальность. Оглянувшись в поисках виновника, я заметила, как он ловко скрылся в толпе. Пришло время объединиться с теми, кто готовился выйти на следующей остановке. Где еще можно так быстро сблизиться с незнакомцами, как не в переполненном общественном транспорте?

Группа у выхода мгновенно проявила дружелюбие и единство, готовясь противостоять тем, кто не собирался покидать автобус. Все подбадривали друг друга, словно солдаты перед важной битвой.

– Я вас пропущу, не переживайте, – обратилась ко мне пожилая дама, в которую меня толкнули.

– Спасибо, – отозвалась я, стараясь извиниться взглядом.

Пора было присоединиться к этой команде «на выход» и не пропустить свою остановку.

– Впереди выходят! – провозгласил дедушка перед дамой, словно командир отряда.

– Давайте уступим место этой девушке, она может не выдержать напора, – предложил молодой человек рядом, будто составляя стратегический план.

– Это я-то не справлюсь? – возмутилась девушка перед дедушкой, мотая головой. – Я всегда побеждаю в этом состязании!

– А вот того мужчину стоит сдвинуть чуть правее, иначе он застрянет, и вы потратите время на выкручивание ему рук, – неожиданно обратилась ко мне пожилая дама.

Не ожидала такого от нее.

– Согласен, – поддержал ее молодой парень вместо меня.

Вот это команда! Такая поддержка, такое единство!

Когда автобус затормозил, мы слаженно вышли, преодолевая все препятствия. Теперь можно было разойтись, делая вид, что мы незнакомы.

В офисе я появилась четко по графику, едва успев перевести дух перед своим рабочим местом, где меня уже ждал подготовительный отчет для планерки.

– Что-то сегодня ты не блещешь, Дина. Снова с утра зарядку делала перед закрытым шкафом с зеркалом? – подколола Галя, успев за пару секунд оценить мой «прекрасный» утренний вид.

– Очень остроумно, – фыркнула я. – Тебе бы на моем автобусе прокатиться – поняла бы, почему у меня такой «свежий» вид. Этот садист-кондуктор специально катает нас, как тесто для пельменей: замесил, отшлепал и выгрузил. Ежедневный экстрим!

– Нет уж, благодарю, – Галя сделала шаг назад. – Мой скромный автомобиль меня вполне устраивает.

Я задумалась. Смеяться над собой – моя давняя привычка. Даже когда хотелось вслух возмущаться судьбой или зеркалом, я предпочитала шутить. И знаете что? Это работало. Я была самой обычной девушкой, но с изюминкой.

Мой стандартный набор: голубые глаза, стрижка каре (а если честно – тот самый пресловутый «горшок»), вздернутый нос и минимальный макияж. Не красотка, зато со своим шармом.

Самоирония – мой лучший друг. Она позволяет принимать себя со всеми потрепанными автобусами и несовершенствами. Ведь если не умеешь смеяться над собой, жизнь становится слишком уж серьезной, согласны?

Но несмотря на веселую маску, я прекрасно знала, что где-то в глубине души поселилось чувство неудовлетворенности. Я будто застряла в замкнутом круге привычек и рутины, боясь выйти за его пределы.

Страх перемен парализовал меня, заставляя придумывать оправдания, чтобы ничего не менять. Я убеждала себя, что привычное существование вполне сносно.

Но с каждым днем это ощущение усиливалось. Все больше я чувствовала усталость от повторяющихся сценариев. Внутренний голос настойчиво шептал, что пора попробовать что-то новое. Что-то, что принесет радость и наполнит жизнь смыслом.

Но я бездействовала. Почему? Наверное, потому что это естественная человеческая реакция – бояться неизвестности. Перемены всегда сопровождаются рисками: возможными трудностями, потерями, разочарованиями. Они пугают своей неопределенностью.

Больше всего в жизни я ненавидела это гнетущее чувство бессилия. Возможно, корни этого страха тянулись к моему детству – к маме, медленно угасавшей у меня на глазах. Врачи разводили руками, лекарства не помогали, а каждый новый специалист лишь раздувал в нас «ложные искры надежды», как говорила сама мама.

Годы текли, словно мутная река, и каждое изменение в моей жизни лишь туже затягивало петлю отчаяния. В памяти вновь и вновь звучал тихий, угасающий мамин шепот: «Все перемены – к лучшему, доченька». Я послушно кивала, хотя нутро разрывалось от протеста: каждая новая «перемена» грозила лишь неподъемными расходами на очередные бесполезные препараты и сокрушительными ударами новых, безжалостных диагнозов.

Бремя опоры семьи легло на мои плечи слишком рано. В шестнадцать – первая изнурительная смена в прокуренном кафе, в двадцать два – безликое место в душном офисе. Но, по крайней мере, в этом царстве отчетов и бездушных цифр жизнь казалась стабильной, убаюкивала призрачной предсказуемостью, оберегала от внезапных потрясений.

Когда в моей жизни возник он – отец моего сына, – на лице матери впервые за долгие годы расцвела неподдельная улыбка, словно сама судьба, спохватившись, решила одарить нас запоздалым счастьем, соткать полотно новой надежды. Но коварная богиня с усмешкой разрушила хрупкий карточный домик: сначала он исчез, оставив в душе выжженную землю, а вскоре не стало и мамы, забравшей с собой последние осколки света.

После этого я с грохотом захлопнула все двери. Больше никаких перемен – лишь мертвая хватка контроля и удушающая предсказуемость. Только так, казалось мне, можно выжить в этом безжалостном мире.

Голос Нины Эдмундовны, воспитательницы из детского сада, куда я заглянула после работы, вырвал меня из плена тягостных воспоминаний:

– Нам нужно серьезно поговорить о поведении Димы. Ваш сын снова превзошел сам себя, – с тяжелым вздохом начала она. – Сегодня он бросил в суп муху и заявил нянечке, что суп заражен микробами! В результате все дети отказались от первого.

Я прикусила губу, чтобы сдержать улыбку, и кивнула, призывая ее продолжить.

– Это еще не все, – с нарастающим раздражением продолжила Нина Эдмундовна. – До этого он запер меня в туалете, подперев дверь стулом, и кричал, что там Сереноголовый! А потом вместе с другом спрятался за шкафом и отстреливался из водяного пистолета, пока я не освободилась.

Я украдкой взглянула на Диму. Он стоял неподалеку, озаряемый мягким светом, и смотрел на меня с видом ангельской невинности: белокурые локоны, пухлые губки, курносый носик, небесно-голубые глазки… Ну, прямо ангел, сошедший с небес.

– Я поняла вас, спасибо, – ответила я воспитательнице, сдерживая улыбку. – Димочка, собирайся, идем домой.

Как только сын вышел, я встретилась взглядом с Ниной Эдмундовной. Ее щеки горели от возмущения.

– Поверьте, такое больше не повторится, – пообещала я, хотя не была в этом уверена.

Направившись к Диме, мы вместе зашагали через парк. Тишину между нами нарушал лишь шелест листьев под легким дуновением ветра. Но атмосфера была тяжелой, словно перед грозой.

– Мама, – вдруг произнес Дима, нарушив тишину, – эта нянечка все время ко мне придирается! Я ей покажу в следующий раз! Ух, покажу! – Он сжал маленький кулачок и поднял его вверх.

Меня едва не разобрал смех, но я взяла себя в руки.

– Солнышко, ты у меня самый лучший, – ласково проговорила я, – но сейчас ты несправедлив. Подумай: няне приходится трудиться без устали – убирать, кормить, заботиться. А воспитательница и вовсе целый день учит и воспитывает таких вот непосед, как ты.

Сын потупил взгляд, а я добавила:

– Их работа и без того непростая, и ты не должен ее усложнять. Все заслуживают уважения. Постарайся почувствовать, каково это – быть на их месте. Относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе.

Я всегда разговаривала с сыном по-взрослому – без сюсюканья и упрощений. Возможно, он многого еще не понимал, но я верила: со временем все сложится в его голове, как пазл.

– Я не хочу быть няней! – вдруг вскипел Дима, но тут же опустил голову и пробормотал: – Хотя… вроде понял. Если завтра извиниться – она простит?

Я погладила его по волосам.

– Проверим? Выше носик! Ладно, хватит о садике. Смотри, какая золотая осень! Какой сейчас месяц? И когда наступит зима?

Он замер, разглядывая ковер из листьев под ногами.

– Сентябрь… Значит, потом… – голос затерялся в раздумьях.

– А ведь вчера ты бойко отвечал! Ну-ка, вспоминай: когда ждать первый снег?

Дима сморщил лоб, вытягивая слово:

– Но у нас снег иногда и в мае идет. Май же – это весна? Вообще бардак…

Я улыбнулась. Но тут вдруг почему-то напряглась. Ветер внезапно стих. И в этой тишине отчетливо донесся чужой крик. Я резко обернулась. Пусто.

Мы зашагали быстрее, но холодок под лопатками не исчезал. Даже птицы будто вымерли: на весь парк – лишь шелест листьев под ногами.

Вдруг впереди я заметила мужчину. Он стоял возле скамейки – неподвижный и какой-то одинокий. Сердце сжалось, в груди что-то оборвалось. Я инстинктивно крепче сжала руку сына.

– Мама, мне больно, пусти! – пискнул Дима, пытаясь вырваться.

– Прости, я не специально, – пробормотала я и схватилась обеими руками за голову.

Дима нахмурился, но ничего не сказал. Он просто стоял рядом, глядя на меня с тревогой.

Я снова посмотрела вперед. Мужчина все так же стоял у скамейки, а вокруг него шуршали сухие листья, гонимые ветром. Я постаралась взять себя в руки: закрыла глаза на мгновение, глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Сердце отчаянно колотилось, словно предупреждая об опасности.

Открыв глаза, я огляделась вокруг – и замерла. Удивление смешалось с недоумением: парк словно ожил. Люди появились откуда-то вдруг, будто по волшебству.

– Ох, Дима, пойдем. Что-то мне все мерещится, – произнесла я удрученным голосом.

Я бессознательно протянула руку, чтобы обхватить его теплую ладошку… но пальцы сомкнулись в пустоте.

Мир перевернулся.

Ледяная паника взломала меня изнутри – Димы не было. Сердце вырвалось в горло, сдавив дыхание, а глаза бешено рвали толпу в клочья, выискивая полосатую шапку.

– Ди-и… – выдохнула я, но горло свело спазмом.

Слюна комом застряла в пересохшем горле, когда я надорвала воздух:

– ДИМА!

Крик разбился о равнодушие улицы. Я окаменела, чувствуя, как асфальт уходит из-под ног. Все вокруг – мутная акварель: рты прохожих шевелятся без звука, машины плывут сквозь меня, а в ушах – вой одиночества в вакууме.

Я сделала шаг. Еще один. Казалось, ноги налились свинцом, каждое движение давалось с трудом. Мир вокруг плыл перед глазами, руки предательски дрожали. Я сжала кулаки до боли, но это не помогало – пальцы все равно выскальзывали, слабые, беспомощные. Слезы застилали зрение, превращая прохожих в размытые тени.

– Дима… – прошептали мои губы. Тишина в ответ. Я вдохнула глубже, чувствуя, как холодный воздух обжигает легкие.

– Дима! – крикнула я громче и тут же почувствовала, как что-то сжимает горло.

Тишина. Только гул толпы – равнодушный и далекий. В груди что-то оборвалось. Паника накрыла с головой, ледяная волна пронзила все тело. Колени подкосились, и я рухнула на асфальт. Из горла вырвался хрип – животный, первобытный вопль, который я сама не узнала.

Но мир не остановился. Люди шли мимо, смеялись, спорили, торопились. Будто меня не существовало.

Я впилась ногтями в ладони, чувствуя, как кожа поддается под давлением. Заставила себя поднять голову. Глаза метались по толпе, выхватывая силуэты…

И вдруг – замерло сердце.

Там, вдалеке, – знакомая походка, родной поворот головы. Рядом – незнакомый мужчина, крепко державший его за руку.

– Дима… – прошептали губы, но тело не слушалось, словно скованное невидимыми цепями.

Я рванулась вперед, но ноги оказались ватными. В голове стучало: «Встань! Беги!» Но мышцы не повиновались.

Я сглотнула ком в горле. Кашлянула. Вдох – выдох. Собрала все силы в кулак – и тогда из груди вырвался крик, который уже не был человеческим голосом:

– ДИМА!!!

Никто не обернулся. Даже он. Особенно он.

«Сынок, я здесь!» – кричало внутри каждое нервное окончание, каждая клетка тела. «ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!»

Чужой голос рядом заставил вздрогнуть:

– Вам помочь?

Резкий поворот головы. Пожилой мужчина с тростью. В его глазах не сочувствие, а, скорее, усталое понимание.

– У… – голос сломался. Я снова попыталась: – У меня… украли… – и тут все внутри оборвалось. Я вцепилась в его руку с такой силой, что он вздрогнул. – Помогите! Ради всего святого, помогите мне!

Глаза застилала пелена, но я видела, как его лицо меняется – от равнодушия к тревоге, от тревоги к решимости. В этот момент я поняла: это мой последний шанс.

Мужчина наклонился ко мне; его дыхание пахло мятой и чем-то древним, затхлым. Его губы едва шевельнулись:

– Пробудись.

Слова впились в сознание, как раскаленные иглы. Грудь сжало невидимыми тисками. Сердце бешено колотилось, пытаясь вырваться из клетки ребер. Воздух внезапно стал густым, как сироп, – я хватала его ртом, но легкие оставались пустыми.

– Что вы… – голос сорвался на хрип, – …со мной делаете?

Пальцы впились в асфальт, ногти сломались о бетон. Старик выпрямился с неестественной плавностью, будто его тянули за невидимые нити. Его тень на асфальте удлинилась неестественно.

– Ды…шать… – мое горло сжал невидимый обруч. Я протянула руку – пальцы дрожали, как у утопающей. Но он уже смотрел сквозь меня, в какую-то невидимую точку на горизонте.

В панике я обвела взглядом площадь. Прохожие двигались синхронно, их шаги отбивали одинаковый ритм. Женщина с коляской, подростки с наушниками, бизнесмен – все они повторяли одно и то же движение: правой ногой – на трещину в плитке, левой – мимо. Как запрограммированные.

Собрав последние силы, я резко ударила себя по груди, словно пытаясь перезагрузить собственное тело. И вдруг – ГЛОТОК ВОЗДУХА. Я закашлялась, согнувшись пополам. Легкие горели, словно надышалась не кислородом, а жидким азотом.

Когда я подняла голову, старик уже держал трость горизонтально. Резкое движение – и в воздухе повис дымящийся круг. Его трость пронзила центр…

Мир взорвался.

Огненный обруч сомкнулся вокруг меня с шипением раскаленного металла. Тепловые волны искажали воздух, превращая прохожих в расплывчатые силуэты.

Я вскрикнула – голос сорвался, обожженный жаром. Вскочила на ноги, но огненная стена сомкнулась теснее. Пламя лизало воздух с шипящим шепотом, будто живые языки пытались что-то сказать. Я шагнула вперед – кожа тут же покрылась испариной, волосы затрещали от пересушенного воздуха. Отступила.

Внизу – вспыхнуло.

Я опустила взгляд. Под ногами пылала восьмиконечная звезда, выжженная в асфальте так глубоко, что сквозь трещины проглядывала тьма. Ее лучи пульсировали в такт моему сердцу, а от кончиков исходили тонкие нити света, будто корни, впивающиеся в землю. Энергия от нее была неправильной – не горячей и не холодной, а словно само пространство дрожало под ее силой.

И тут мысль оборвалась.

Сознание поплыло. Тело стало чужим, руки – деревянными, ноги – невесомыми. Я чувствовала, как губы сами растягиваются в улыбке, голосовые связки напрягаются без моего ведома.

Правая рука поднялась.

– Да будет так!

Фраза вырвалась не из горла, а из самой груди – низким, резонирующим тоном. Огненный круг всколыхнулся, звезда вспыхнула ярче, и слова отразились от стен пламени, умножаясь, как эхо в бесконечном колодце.

И тогда появилась дверь.

Она материализовалась из ничего – белоснежная, без ручки, без узоров, слишком идеальная, чтобы быть настоящей. Ее сияние резало глаза, но я не могла отвести взгляд.

Земля дрогнула.

Пространство под ногами рассыпалось – будто я стояла не на асфальте, а на тонкой пленке над бездной.

Последнее, что я увидела: дверь распахнулась.

Не на себя.

А вовнутрь.

Мир рухнул в эту белую пустоту.

***

В мрачной глубине капсулы, наполненной ледяной жидкостью, мое тело сократилось, подчиняясь пронизывающему холоду. Липкие прикосновения жидкости обволакивали кожу, а дыхательная маска, плотно прилегающая к лицу, с трудом снабжала легкие кислородом. Глаза оставались сомкнутыми, я была словно в безмятежной изоляции. Ничего не подозревая о своем положении, я дрейфовала в бессознательном сне, где время и реальность теряли свою значимость.

Но внезапно тишину разорвал пронзительный сигнал. Он был резким, неестественным, будто голос из потустороннего мира, который силой вырвал меня из забытья. Мои глаза распахнулись, и в первые мгновения я едва могла осознать, что происходит. Грудь сжала паника, дыхание стало рваным, а сердце билось так громко, что заглушало окружающие звуки. Я беспорядочно озиралась, пытаясь вычленить хоть какие-то детали из мутной реальности.

Передо мной замерцал экран, тусклый и покрытый каплями воды. На нем крупными буквами вспыхивало сообщение:

«Объект достиг цели. Начинаем процедуру пробуждения. Ошибка. Техническая ошибка.»

– Я под водой?! О нет! Нет! Нет! – вырвалось из моего горла.

Я задыхалась, глаза метались по стенкам капсулы, в которой я оказалась запертой. Узкое пространство казалось бесконечно тесным, подступающим со всех сторон, словно гроб, заполненный мутной водой. Наверху я заметила крошечное отверстие, через которое пробивался тусклый свет, напоминая единственную ниточку надежды.

«Я похоронена заживо?» – эта мысль, как молния, пронзила мой разум, вызывая новую волну паники. Я начала беспорядочно двигаться, ударяя руками и ногами по стенкам капсулы, но все было бесполезно. Пластик и металл не поддавались, словно издевались над моими попытками.

– Пусти меня! Выпустите меня отсюда! – вскрикнула я, но голос утонул в тягучей жидкости, не найдя выхода наружу.

Мои силы быстро иссякали, дыхание становилось тяжелым, а страх все сильнее сжимал мое сердце в своих ледяных тисках. Я изо всех сил перебирала пальцами по стенкам, надеясь найти хоть что-то – любую щель, кнопку, рычаг. И вдруг мои пальцы нащупали выпуклый бугорок.

Не раздумывая, я надавила на него. Сначала ничего не произошло, но через секунду капсула заполнилась низким гулким звуком. Он вибрировал, словно исходя из самых ее глубин.

Я замерла, прислушиваясь, как гул становился все громче, заполняя собой пространство. Вода начала слегка вибрировать вокруг меня, и я почувствовала, как капсула начинает дрожать.

– Что происходит? – пробормотала я, с трудом переставая паниковать.

Внезапно свет наверху стал ярче, и я заметила, как по стенкам начали пробегать тонкие линии трещин. Надежда вспыхнула внутри меня, и я, собрав последние силы, уперлась руками в стенки и рванулась вверх, готовая бороться за свою жизнь.

Гул усилился, и в какой-то момент капсула вздрогнула так сильно, что я чуть не потеряла сознание. Мое сердце билось в такт гулу, а в голове звучала одна мысль: «Это мой шанс! Я должна выбраться!»

Крышка, которая была надо мной, медленно поднялась, выпуская наружу поток холодного воздуха. Когда она полностью открылась, я резко села, сорвала с лица маску и глубоко вдохнула, чувствуя, как легкие наполняются жизненно необходимым кислородом. Вода стекала с моего тела, оставляя на коже липкий налет, а неприятный запах, исходящий от белесой жидкости, вызывал тошноту. Оглядевшись, я поняла, что нахожусь в небольшой, тускло освещенной комнате. Тени от редких источников света плясали на стенах, придавая помещению зловещий вид.

Внутренний инстинкт подсказал мне: я здесь не одна. Мурашки пробежали по моей коже. Я огляделась снова, и мой взгляд остановился на темном углу, который, казалось, поглощал весь свет. Я всматривалась в него, пока не услышала голос.

– Она проснулась, – произнесла женщина, ее голос был тихим, почти шепчущим.

Затем раздался другой голос, мужской, глубокий:

– Тихо, не мешай ей. Она должна все сделать сама.

Мои губы пересохли, и я попыталась что-то сказать, но голос звучал хрипло и слабее, чем я ожидала.

– Дайте воды, – прохрипела я, с трудом разлепляя губы.

Молчание. Ни звука.

– Дайте воды! – повторила я, уже громче и требовательнее, но ответом мне вновь была тишина.

Тишина давила на меня, словно невидимый груз, проникая в каждую клеточку моего тела. Я попыталась подняться, но ноги отказывались слушаться. Они были тяжелыми, как свинец. Мое тело, ослабленное и чужое, предательски обмякло, и я рухнула обратно в капсулу. Липкая вода окатила меня, забиваясь в рот и ноздри. Я закашлялась, паника снова начала охватывать меня, но я не сдавалась. Я должна была выбраться.

Собрав всю силу и волю, я ухватилась за край капсулы. Руки дрожали, мышцы горели, но я, напрягаясь до предела, смогла перекинуть свое тело через край. Правда, получилось это неуклюже, и я упала на холодный металлический пол, распластавшись, словно кукла.

Лежа на полу, голая и беспомощная, я почувствовала, как страх подступает к горлу. Сердце билось так быстро, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди. Я сжалась в комок, обхватив руками колени, пытаясь справиться с дрожью, которая охватила меня целиком. Вода стекала с моего тела, образуя на полу странные лужи беловатой жидкости. Но не успела я это осознать, как жидкость начала густеть, превращаясь в тягучую массу, напоминающую слизь.

Я наблюдала за этим с ужасом, но внезапно слизь начала исчезать, будто втягиваясь обратно в капсулу. Это было противоестественно.

И тут тишину нарушил легкий шорох. Я вздрогнула и резко посмотрела в сторону звука. Из темноты, словно тень, выскользнула девушка. Она была одета в белую тунику, которая странно светилась в тусклом свете комнаты. Она быстро подошла ко мне и мягко укутала меня теплым пледом.

– Процесс переноса завершен, – раздался мужской голос.

Я подняла голову, пытаясь разглядеть говорившего.

– Теперь внимательно слушай и не перебивай, – продолжил он, его голос звучал властно, почти гипнотически. – Все действия и бездействия не имеют значения, важен только их итог. Просто поверь мне.

Я хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. В этот момент раздался звук открывающейся двери, и яркий свет хлынул в комнату, ослепляя меня. Мужчина шагнул к выходу, но перед тем как уйти, он обернулся.

И я увидела его лицо. Это был тот старик, которого я видела в парке.

– Подождите! – закричала я, но мой голос прозвучал слишком слабо.

Старик лишь улыбнулся.

– Просто поверь мне, – повторил он, выходя.

Дверь за ним закрылась, и у меня потекли слезы. Я не понимала, где нахожусь, что со мной происходит, кто эти люди вокруг и где мой сын? Боль в сердце была невыносимо сильной, и я закричала, но почему-то шепотом:

– Стой… стой… где мой сын?

– Успокойтесь, с вашим ребенком все хорошо. Он удачно перешел в этот мир, – сказала девушка, прикрывая меня пледом.

– Куда перешел? В какой мир? – спросила я сквозь слезы, всхлипывая.

Девушка нажала какую-то кнопку, и в комнате появилось дополнительное освещение. Затем она указала в сторону моей капсулы. Я медленно приподнялась, пытаясь разглядеть то, на что она показывала. Зрение оставалось мутным, как будто я только что очнулась после долгого сна. Однако дополнительный свет помог мне лучше осмотреть помещение.

Передо мной появилась вторая капсула, идентичная моей, как будто ее зеркальное отражение. Обе конструкции находились в центре комнаты, окруженные металлическим каркасом. Высоко на стене, над капсулами, располагались огромные стеклянные витрины, напоминавшие гигантские аквариумы. Вместо воды в них находились странные сосуды, похожие по форме на сердца. Они переливались разными оттенками красного, синего и зеленого, создавая завораживающее зрелище.

От каждой капсулы к витринам тянулись тонкие провода, словно паутина, соединяющая все элементы воедино. Толстые кабели шли к двум металлическим ящикам, стоявшим рядом с капсулами, и к ряду мониторов. На экранах мигали меняющиеся цифры, графики и непонятные символы. Все это выглядело, как сцена из научно-фантастического фильма, только без спецэффектов.

Девушка продолжила:

– Как только мы выйдем из этой комнаты, вы обязательно встретитесь с ним. А сейчас вам нужно к куратору города. И, наверное, одеться.

Она улыбнулась мне.

– Нет, сейчас! – настаивала я дрожащим голосом.

Я никак не могла прийти в себя. В голове роилось множество мыслей и страхов. Они бесконечно прокручивались, нападая снова и снова, вызывая панику.

«Как успокоиться и взять себя в руки?! – спрашивала я сама себя. – Как сохранить ясность мышления и не потерять рассудок?»

Девушка взглянула на меня с задумчивым видом, потом подошла к ящикам возле капсулы и, будто прочитав мои мысли, произнесла:

– Успокойтесь. Нам нужно идти, если вы хотите получить ответы на свои вопросы. В ящике лежат ваши вещи, оденьтесь. Сейчас будет сушка, а вот зеркало.

Она что-то нажала, и стена внезапно стала зеркальной. Тут же сверху пошел резкий пар, который окутал меня с головы до ног. Я от неожиданности прикрылась руками, но пар быстро рассеялся. Когда процесс закончился, я огляделась. Девушка, казалось, совершенно не обращала на меня внимания. Она уже открыла ящик и начала доставать из него вещи.