Kitobni o'qish: «По жизни одна»
Глава 1
Рита еще в детстве, в семилетнем возрасте, решила, что никогда не будет толстой. Решение такое она приняла, посетив вместе с мамой, старшей сестрой Машкой и бабушкой общественную баню. Для маленькой девочки было шоком увидеть голых женщин. Многочисленные складки на животах и боках, огромные, словно ведра болтающиеся груди, жирные целлюлитные ляжки повергли ее в настоящий ужас. Мама с бабушкой хоть и не были толстыми, как остальные бабы, но и их голые тела до глубины души поразили Риту. Отвисшие груди с большими коричневыми кружками вокруг крупных сосков, висячие животы и бесформенные бедра…
Рита, широко раскрыв глаза, глядела на скопище деловито трущих себя намыленными мочалками баб и жалела о том, что родилась не мальчиком, а девочкой. Она смотрела на них, как на свое будущее и верила, что у нее тоже отрастут когда-нибудь вот такие же безобразные груди. «Неужели я тоже буду такой, как они? – в смятении думала она. – Хоть бы у меня эти сиськи вообще не выросли!»
Сестра ее, Машка, почему-то никакого такого шока тогда не испытала. Ей было десять лет, и она спокойно мылась себе, не обращая внимания на голых женщин, как будто это нормально, что вокруг нее ходят такие вот ужасные бабищи со всеми этими трясущимися телесами. Наверное, это от того, что и сама она уже тогда была полноватой.
«Лучше бы я родилась мальчиком!» – то и дело думала Рита и вспоминала своего худого, жилистого отца, в теле которого никогда не видела ничего отталкивающего. Она всегда знала, что нравится отцу гораздо больше, чем Машка. Отец с таким восхищением смотрел на нее! Конечно, Рита всегда была веселая, шустренькая, худенькая и юркая, а Машка по сравнению с ней выглядела какой-то скучной – ни побегать, ни попрыгать. Сидит целыми днями перед телевизором или с книжкой, и жиры отращивает… Рита тоже могла, конечно, посмотреть какие-нибудь мультики или почитать книжку, но недолго, потому что больше ей все-таки хотелось самой жить, чем наблюдать за чужой жизнью через телевизор или книгу. «Курятник» – так называл отец свою жену и старшую дочь. Риту же он никогда не относил к категории кур. И она, зная, что отец восхищается в ней не только живостью и даже взбалмошностью, а еще и ее худобой, собиралась и впредь быть такой, чтобы отец всегда любил ее. Ей даже стыдно было думать о том, что отец когда-нибудь вместо своей шустрой худенькой дочурки увидит толстую бабищу. Она смотрела на голых женщин в бане, и ее заранее охватывал стыд за свой будущий вид. Но тогда же, в бане, она получила и надежду, потому что в разгар их мытья из парилки вышла худая стройная девушка с маленькой грудью и плоским животом. Фигура ее на фоне бесформенных теток выглядела просто идеально. Взглянув на нее, Рита несказанно обрадовалась, потому что поняла, что даже взрослые женщины могут выглядеть достаточно пристойно и эстетично. Именно тогда она пообещала себе, что никогда не разжиреет. Правда, иногда ее мучил страх, что вдруг, несмотря на все ее усилия, у нее все-таки вырастет большая грудь, которая потом отвиснет, потемнеет вокруг сосков и будет противно болтаться спереди. «Хоть бы у меня вообще ничего не выросло!» – в отчаянии думала она. А ее сестра Машка, по всей видимости, совсем не прочь была отрастить себе большую грудь, потому что, когда им за обедом говорили, что они должны есть капусту из щей, а то грудь не вырастет, Машка активно поедала эту капусту. Потом оказалось, что она действительно очень боялась, что у нее не вырастет грудь. Рите это было удивительно. Как можно бояться, что у тебя не вырастет этот кошмар? Она намеренно не ела капусту, чтоб у нее не росли противные сиськи. И дружить она предпочитала либо с мальчишками, либо с девчонками-оторвами, похожими на пацанов.
В пятнадцать лет, она была уже полностью сформирована и радовалась, что грудь у нее маленькая, а сама она худая и жилистая. Мало того, она самостоятельно, путем постоянно выполняемых логопедических упражнений избавилась к этому возрасту от своей картавости, перестала сутулиться и была очень довольна собой. А Машка так и осталась и картавой, и сутулой, и полной. Ко всему прочему у нее еще и грудь большая отросла и лицо прыщами покрылось. Толстая, прыщавая, полноватая девушка в очках. Рита смотрела на нее и не понимала, как так можно? Машка совершенно ничего не стремилась в себе поменять. Какой была такой и была. Но Рита так не могла. Она даже стала ходить на тренажеры, лишь бы не дай Бог, в ее фигуре не появилось хоть какой-то мягкой рыхлости. И подруги у нее были под стать ей – спортивные, подтянутые, похожие на мальчиков. «Вот какая дочка у меня выросла!» – не переставал восторгаться ею отец, и Рита была очень довольна, что оправдала его ожидания.
Так и прожила она всю жизнь, постоянно борясь со своей природой, глядя на себя глазами отца. В сорок лет она выглядела на тридцать. Никаких отвисших грудей, никаких складок на животе и боках. Попа подтянутая, талия узкая, грудь упругая. Рита и сыновей своих, близнецов, пока те не выросли, контролировала, чтобы они питались правильно и были приобщены к спорту. Меньше всего ей хотелось быть матерью двух толстых прыщавых мальчиков в очках. И мальчишки выросли сильными, ловкими, спортивными. Правда, муж с возрастом обзавелся брюшком и полысел, и Рита удивлялась, что он не замечает этого и продолжает, как в молодости, считать себя неотразимым красавцем. Он никогда не отличался способностью смотреть на себя со стороны. Рита же наоборот, всегда как будто видела себя глазами других, и потому очень стремилась, чтобы она сама и ее семья в глазах посторонних всегда были на высоте. Муж директор фирмы, сама она главный бухгалтер в этой фирме, дети поступили в медицинский университет на бюджет. Чего еще желать? Отца в живых не было уже десять лет, но она как будто постоянно смотрела на себя его глазами и чувствовала его одобрение. Вот Машку он бы не одобрил, потому что та давно уже потеряла всякую форму и выглядела в свои сорок три на все пятьдесят три.
– И как это тебе удается так сохраняться? – удивлялась Машка Ритиной стройности. – Мы с тобой родные сестры, но я выгляжу на свой возраст, а ты, как будто вообще не стареешь. Моя дочь и то не такая стройная, как ты.
Риту всегда раздражала тупость собственной сестры. Сколько раз уже она говорила ей, что выглядит хорошо, потому что правильно питается и занимается фитнесом. Машка как будто ничего не слышала, пропускала мимо ушей Ритины слова, а при новой встрече снова удивлялась и спрашивала, как это Рите удается так долго оставаться в форме. Из-за такой бестолковости сестры, Рита старалась реже с ней общаться. Она работала, занималась фитнесом, контролировала свой вес с помощью диеты, обожала своих детей, и каждый ее день был заполнен делами и заботами. Однако в глубине души ее постоянно точило недовольство. Она чувствовала внутреннее напряжение из-за того, что ей постоянно приходится держать марку. Казалось, если она отпустит все на самотек, то вся ее семья и вся жизнь развалится. Муж, большой ценитель женской красоты и любитель производить впечатление на романтично настроенных дам, будет открыто изменять ей, а что тогда будет с ней? Дети выросли, она им больше не нужна… Рита чувствовала, что жизнь ее как будто подошла к какому-то повороту, за которым скрывается что-то непонятное и страшное.
Однажды, это было осенним погожим вечером, Рита возвращалась с работы через парк. Она шла по дубовой аллее и любовалась красотой золотой осени. В стильном длинном плаще, с распущенными по плечам пышными каштановыми волосами она имела вид деловой бизнес-леди, и никому ни за что она не призналась бы, что в душе ее царит полный хаос и разлад. Сегодня ночью, она случайно подслушала телефонный разговор своего мужа с какой-то очередной бабой. Он специально на кухню ушел, чтоб она не услышала его, но Рита услышала… А ведь он уверял ее, после последнего своего похождения, что ему никто кроме нее, Риты, не нужен. Столько всего хорошего ей наговорил, даже стихи для нее написал, с былым восхищением смотрел на нее… Он всегда умел красиво говорить. Рита же каждый раз велась на его слова, и ей казалось, что он понимает ее, видит ее душу. Но на самом деле за его красивыми словами и кажущимся пониманием ничего не было. Он сам и его речи все чаще напоминали Рите большой, радужный мыльный пузырь. И той бабе по телефону он говорил много, витиевато и красиво, так же, как и ей, когда уверял, что только она одна нужна ему… Это было невыносимо слушать, но Рита, застывшая под дверью, слушала, и душа ее билась от боли, смятения и гнева…
Навстречу, по аллее парка шла статная привлекательная женщина в джинсах и короткой серебристой куртке. Высокая, стройная, с короткой стрижкой на голове, с развитыми плечами и длинными ногами, но особенно Риту привлекло ее продолговатое худое лицо с выступающими скулами. Ей показалось, что это лицо ей знакомо.
Ничего не подозревая, женщина подошла совсем близко к Рите, а у той вдруг в голове всплыло имя «Витя».
– Витя?! – громко воскликнула Рита.
Женщина повернула к ней лицо, приостановилась… Да, это был Витя, Рита узнала его. В глазах женщины возникло узнавание:
– О, Рита! Здравствуй! – без всякого удивления, словно не было всех этих лет забвения, глубоким красивым голосом откликнулась она. – Столько лет прошло, а ты совсем не изменилась!
– Спасибо, ты тоже не изменился, то есть… извини, пожалуйста, не изменилась…
– Не извиняйся. Но лучше зови меня не Витя, а Вика.
– Понятно… – Рита почувствовала неловкость, но видя, что Вика совсем не смущается, расслабилась. – Ты очень хорошо выглядишь. Как у тебя вообще дела?
– Прекрасно. Давай, может, пройдемся до кафе, посидим, поговорим, вспомним детство.
– Замечательно! – обрадовалась Рита, хотя ощутила в душе смятение. Они пошли по аллее к близлежащему кафе, и, идя возле высокой и плечистой Вики, Рита, словно в детстве почувствовала в душе напоминающее влюбленность волнение. Как будто она снова девчонка, а возле нее идет привлекательный мальчик…
Ей вспомнился тот летний день, когда она впервые увидела Витю. Им всем тогда было по одиннадцать лет. С двумя своими подружками, которые учились с ней в одной школе в параллельных классах, она пришла на пустырь кормить Жучкиных кутят, а там возле брошенных бетонных плит сидел на бревне какой-то мальчик. Возле него крутились веселые кутята, и Жучка, их мать, лежала у его ног и нисколько не препятствовала его общению со своими щенками.
– Ты кто такой? – напустились на него Светка с Ленкой. – Это наши кутята! Что ты тут делаешь?
– Я не знал, что они ваши, – дружелюбно ответил мальчик и поднял на девчонок свое красивое худенькое лицо с большими желто-зелеными глазами. – Можно мне с ними немножко поиграть?
– Конечно, можно! – не успев ничего сообразить, воскликнула Рита. – Разве нам жалко? – она серьезно посмотрела на подруг, чтобы те не вздумали ей возражать.
Мальчишка оказался очень веселым, дружелюбным и умным. Он признался, что живет в интернате.
– Я тоже жила в интернате! – обрадовалась Ленка, которая из-за непутевых родителей-алкоголиков прожила год на казенных харчах.
– Правда? – удивился Витя. – Что же я тебя не знаю? Мы, интернатские, все друг друга знаем.
– Так я ж не в этом интернате была, а в другом. Мы в этот район недавно переехали. В интернате я в первый класс пошла, целый год училась шаляй-валяй, и меня на второй год оставили. Учителя говорили, что я умственно отсталая. А у меня все нормально было с головой. Просто за мной следить надо было, чтоб я домашку делала. А кто там, в интернате, будет следить за мной? Никто.
– Да. У нас каждый выбирается, как может, – подтвердил Витя. – Но ты говоришь, что жила там только несколько лет, а потом что? Тебя удочерили?
– Нет, ты чё?! Меня мои родители забрали, когда переезжать надумали. А тебя, почему не забирают?
– У меня никого нет. Мать оставила меня в роддоме…
Витя умолк, а девчонки почувствовали, что несмотря на симпатию, которую они испытывают к Вите, они отделены от него стеной. Они при родителях, при отце и матери, а он один, всегда один… Но вопреки этому мальчишка прочно вошел в их компанию. Скоро он знал, где живет каждая из них и мог заходить за ними, чтобы позвать на прогулку. Ловкий и сильный, он непрестанно удивлял девчонок своими способностями в лазании по деревьям. Он мог влезть на любое дерево, даже на такое, у которого совсем не было снизу сучков на стволе. Несколько лет подруги дружили с Витей, считали его своим другом. Летом он почти каждый день прибегал к ним из своего интерната. Все вместе они нянчили кутят, уходили далеко за город в лес, плавали в прудах. Но с началом учебного года Вите только изредка удавалось покинуть интернат. Никто из девочек не догадывался, что у их простого и такого открытого Вити есть своя тайна. Им казалось, что он весь как на ладони. Они часто откровенничали друг с другом, делились своими мечтами и планами, и им и в голову не приходило, что Витя долго и упорно обманывает их, что он скрывает от них нечто важное, скрывает то, что его гложет и полностью дезориентирует в этом мире…
В кафе они взяли по пирожному и чашке чая и уселись за один из столиков. Здесь было тихо и уютно, за большими окнами живописно простирался осенний парк с желтыми и багряными деревьями.
Рита все никак не могла отделаться от ощущения, что она сейчас та самая семнадцатилетняя девчонка, написавшая письмо мальчику с объяснением в любви. Но этот мальчик оказался не мальчиком…
Вика отпила чай и посмотрела на Риту все тем же проникающим в душу взглядом, каким смотрела на нее и тогда, много лет назад. Это взгляд, как казалось Рите, видел всю ее суть насквозь, проникал в самое ядро души, уничтожал барьеры, за которыми скрывалась запрятанная сущность. Вика будто бы говорила своими глазами: «Ничего не бойся, я все понимаю, и я с тобой». Ее лицо прежде юное и нежное возмужало, но ей шел ее возраст. Выступающие скулы на продолговатом лице, четкая линия губ.... Рита не могла понять, есть ли косметика на ее лице или нет. Глаза Вики были выразительными, большими, удлиненной формы, но туши на ресницах не было видно.
– Мне кажется, как будто не было всех этих лет, – нарушила молчание Вика. – Как будто только вчера ты мне призналась в любви, а я почувствовала горечь утраты, потому что я не то, за что ты меня принимала, потому что разочаровала тебя. У меня потом по жизни много было таких случаев, когда люди обманывались на мой счет, но это было уже не так больно, а вот тот самый первый случай очень сильно ранил меня…
– Да, я видела твое смятение, и ничего не поняла… Я подумала, что просто не нравлюсь тебе, а потом увидела тебя выступающим на сцене, но ты оказался не Витей, а Викой… И ты пела романс, слова которого так подходили под мое тогдашнее состояние…
– Да, я знаю, я специально выбрала именно этот романс…
Рита вспомнила то время так ярко, как будто все произошло только вчера. Ей семнадцать лет, Вите тоже. Из их компании они вдвоем были особенно близкими друзьями и делились друг с другом самыми сокровенными мечтами. По крайней мере, Рита точно делилась, а вот Витя, как потом оказалось, скрывал от нее свою самую главную тайну. Переходный возраст изменил и ее и Витю до неузнаваемости. Рита вытянулась и стала похожа на модель. Ее теперь невозможно было принять за мальчика, Витя тоже сильно подрос, раздался в плечах, голос его стал более низким. Риту он сильно волновал. Она тайно вздыхала по нему, но понимала, что для него она просто замечательный человек, близкая душа – не больше. Ленка со Светкой так и остались невысокими, узкобедрыми, похожими на мальчиков девушками. Правда у Ленки, несмотря на ее худобу, почему-то выросла довольно большая грудь. Но Ленка даже рада была этому – она вдруг поняла, что ей нравится быть девушкой, и именно такой, как она – похожей на мальчика.
Как-то сидели они всей компанией у Ленки дома. Почему-то они особенно свободно и комфортно чувствовали себя в этой грязной запущенной квартире. Ленкиных родителей вечно не было дома, а если они и были, то либо спали после обильных возлияний, либо смотрели телевизор. Иногда Рита видела Ленкину мать хлопочущей на кухне. Это была неопрятная, пьющая, но довольно добрая женщина. Она по-своему любила Ленку, но относилась к ней так, как будто дочка трава в поле – сама как-то там растет и зеленеет. Ленка всегда была предоставлена самой себе и могла хоть табун лошадей привести в дом – матери было все равно. И вот в тот день сидели они в грязной Ленкиной комнатке, слушали музыку и хохотали. Потом зазвучала та сама песня про девчонку с классной фигурой. Светка, одетая в модные тогда широченные клетчатые штаны, заявила, что эта песня про Ритку, потому что считала ее самой красивой из них всех. Рита же не сводила глаз с пританцовывающего у окна Вити. Он ей в тот вечер казался особенно привлекательным. Угловатый мальчик-подросток, с острыми плечами, плоским животом и желто-зелеными глазами. Она даже подумала, что если бы он захотел сейчас переспать с нею, то она бы согласилась. «Да, я смогла бы это сделать, – думала она с замиранием сердца. – С ним бы я смогла пойти на все». Ее немного пугали такие мысли, потому что она никогда не отличалась легкомыслием и глупостью, но любовь к Вите в тот момент так охватила все ее существо, что казалось, она способна ради этой любви на многое.
После этого вечера Рита совсем потеряла покой. Витя продолжал, как ни в чем не бывало общаться с ней, и был, как всегда душевен и открыт. Она чувствовала его симпатию к себе. Вите явно нравилось общаться именно с ней, а не с ее подругами. А однажды, когда ни Ленки, ни Светки с ними не было, и они только вдвоем бродили по пустырю, Рита со всеми подробностями рассказала, как она в семилетнем возрасте попала в общественную баню, испытала там шок при виде голых толстых баб и пообещала себе, что никогда не будет толстой. Витя смеялся, когда она описывала страшные голые телеса теток.
– Ты не представляешь, как я испугалась, что тоже буду такой! – подбадриваемая его смехом, с жаром говорила Рита. – Просто не представляешь!
– Какая ты хорошая, Ритк! – вдруг с чувством воскликнул Витя, и у Риты даже слезы выступили на глазах от таких его слов. Его восхищение сильно затронуло ее душу.
– Ты тоже хороший, Витя! – тут же отозвалась она, и посмотрела в его желто-зеленые глаза. Их взгляды встретились, и Рита снова прочувствовала всю глубину его взгляда. Снова ей показалось, что его глаза смотрят в самый центр ее души, в самое ее ядро, и нет никаких барьеров для этого взгляда. Рита чувствовала смущение от того, что они так долго смотрят друг другу в глаза, но словно впала в транс, и ей казалось, что Витя сейчас видит в ней самую суть жизни и сама она чувствовала и в нем, и в себе бесконечное богатство и глубину их существования.
– Ленк, Светк, вы когда встречаетесь взглядом с Витей, ничего особенного не чувствуете? – спросила она потом подруг.
– А что такого особенного мы должны чувствовать? – удивилась Светка.
– Он как будто через глаза проникает тебе в душу и видит то, что и сам ты не видишь в себе. Он видит самый центр души.
Но оказалось, что девчонки ничего такого в его взгляде не замечали.
– А вы попробуйте посмотреть ему прямо в глаза и тогда вы поймете, – предложила им Рита.
Девчонки потом сверлили бедного Витю глазами, пытаясь почувствовать проникновенность его взгляда, но так ничего и не почувствовали.
– Да Витька просто влюбился в тебя! – предположила Ленка. – Вот и смотрит на тебя по-особенному!
У Риты даже похолодело под ложечкой от этих ее слов. Несколько дней она мучилась, сгорая от невыносимости свалившихся на нее чувств, а потом села и написала Вите письмо:
«Дорогой Витя! Мне кажется, что я люблю тебя. Я еще не встречала таких людей как ты. Твои глаза, словно рентген просвечивают всю мою душу. Когда я общаюсь с тобой, то не только восхищаюсь твоими качествами, но одновременно восхищаюсь и собой, потому что возле тебя, такого красивого и душевного сама становлюсь какой-то красивой и бесконечной, но не телесно, а духовно. Возле тебя я чувствую свою душу. Может быть, у тебя такой дар? Дар открывать глубины чужих душ? Или я так все воспринимаю, потому что люблю тебя? Девчонки почему-то ничего такого не чувствуют. Мне, наверное, надо было просто поговорить с тобой обо всем этом, но почему-то говорить страшно, а вот писать нет. Но, может быть, теперь ты со мной поговоришь, и мы во всем разберемся. Рита».
Это письмо Рита носила в кармане несколько недель, не решаясь отдать его Вите. А потом настало 8 марта. Рита помнила, как в тот день к ним домой приехали гости – родственники матери. Мама накрыла стол, все ели и весело беседовали. Сестра Машка лопала все подряд, а Рита, уже тогда боявшаяся растолстеть, старалась не переедать. В дверь раздался звонок – это пришли Ритины подруги вместе с Витей. Рита помнила, как они все втроем стояли у порога и ждали, когда она соберется, чтобы выйти с ними на улицу. Витя возвышался над девчонками, и был неотразим в своей весенней, ставшей ему короткой куртке. Риту растрогали тогда его худые руки, торчащие из коротких рукавов. Девчонки были в штанах, куртках и без шапок. У Светки на голове красовались стриженные кудрявые волосы. Светло русые кудряшки были ее собственные, натуральные. А Ленка была стрижена под «каре», и из-за «химии» ее стрижка выглядела пушистым одуванчиком.
Рита впервые тогда после зимы надела свое новое осеннее пальто. Это светло-серое пальто чуть выше колен подпоясанное поясом, очень шло ей, и она саму себя чувствовала юной, свежей и красивой. Чтобы не мешать ей обуваться, подруги вместе с Витей вышли на лестничную клетку, и когда она, застегнув сапоги, собиралась уже выходить, ее тетка, мамина старшая сестра, вдруг с восторгом сказала:
– Риточка! Какая ты свежая, молоденькая! Вся жизнь у тебя впереди! Ты такая счастливая! Как я тебе завидую!
Рите показалось, что тетя видит сейчас не ее саму, а некий образ, в котором она находится. Как будто тетя, глядя на нее видит некую героиню из фильма, а не реального человека. И Рита почувствовала в душе что-то неприятное, как будто ее только что облекли во что-то чуждое ей. Она вышла к друзьям и сразу же словно вернулась в собственное реальное и комфортное существование.
Вчетвером, в окружении двух дворовых собак они отправились на пустырь, где уже не было снега, и сухая прошлогодняя трава ковром покрывала сырую землю. Риту охватил безудержный восторг. Солнце, голубое небо, прелый запах земли, необозримые просторы с лесополосами вдали – все будоражило. Собаки, почуяв свободу, умчались далеко вперед. А Рита, не выдерживая охватившего ее восторга, начала носиться по степи туда и сюда. Она, прыгала через лужи, петляла словно заяц, огибая мирно прогуливающихся и беседующих друзей, издавала нечленораздельные звуки.
– Ритка, ты сошла с ума!
– Ей в детский сад пора!
– Ты прыгаешь, как тушканчик! – смеялись над ней друзья, но Рита видела, что своим неудержимым весельем вызывает в них добрые чувства.
– Мне кажется, что я сдохну, если буду стоять! – проносясь мимо них в очередной раз, прокричала она. – Весна просто сведет меня с ума!
– Ну ты даешь! – крикнула ей в спину Ленка, а Витя чуть отстал от девчонок и проводил ее веселым взглядом.
Несясь обратно, Рита заметила одиноко стоящего и смеющегося Витю:
– Ритка, ты чудо! Такая непосредственная! Как ребенок! Я тебя обожаю!
Еле переводя дыхание, Рита остановилась возле него. С красными щекам и колотящимся сердцем, она смотрела вслед удаляющимся девчонкам, а Витя смотрел на нее своими желто-зелеными глазами и улыбался. Встретившись с ним взглядом, она снова испытала всю глубину его проникновенных глаз, и снова ощутила жизнь и в себе и вообще вокруг. Она подумала, что вот сейчас самое время отдать ему свое письмо.
– Витя, я… Я давно хотела тебе сказать… – она вытащила дрожащими от волнения руками из внутреннего кармана сложенный лист бумаги и протянула его Вите. – Я… Вот… Читай…
– А что это? – удивился Витя.
– Это… Ты просто читай и все… Читай…
С бьющимся сердцем она смотрела, как Витя с любопытством разворачивает ее письмо, как быстро пробегает глазами его первые строчки… Улыбка тут же сползла с его лица, глаза стали серьезными и даже, как показалось Рите колючими. Он прочел все письмо до конца, потом прочел его еще раз, сложил его и молча протянул обратно Рите.
– Рита я… Я не то, что ты думаешь… – он посмотрел на нее как-то обреченно и виновато. – Я, понимаешь… Я…
Рите стало неловко. Она вдруг пожалела, что дала ему свое письмо, что открылась. Краска стыда залила ее лицо, душу охватило что-то злое и неприятное. Витя тут же заметил в ней перемену, и взгляд его ожесточился:
– Извини меня, но ни ты, ни я не виноваты. Просто я не сказал вам, кто я вообще, потому что мне не хотелось, чтоб вы… Чтоб… Мне ведь в интернате прохода не дают, а вы принимали меня за нормального и… и…
Ничего не понимая, Рита смотрела на него во все глаза. Его смущение несколько смягчило ее стыд. Но о чем он говорит? В его взгляде было столько отчаяния, столько муки…
– Витя я не понимаю, – растеряно сказала она. – Что значит «…я не сказал вам кто я вообще»? Почему тебе не дают прохода в интернате?
Витя посмотрел на нее своим проникающим взглядом, в котором была просто бездна отчаяния.
– Я не… Я… Мне пора. Прощай! – он вдруг резко развернулся и пошел прочь в сторону города.
Застыв в полном недоумении, Рита смотрела, как он идет, не разбирая дороги, и смахивает с лица слезы. Но почему все так? Что это с ним? И зачем ей надо было совать ему это письмо?!
– Рит, а что происходит? Куда это Витя пошел? – к ней подошли Ленка со Светкой, и Рита вдруг расплакалась.
– Э, подруга, ты чего? – толкнула ее в бок Светка, и Рита, посмотрев на подруг, зарыдала еще больше. Она опустилась на корточки, уткнулась лицом в колени и молча всхлипывала, вздрагивая всем телом.
Подруги, ничего не понимая, опустились тоже возле нее на корточки, и попытались успокоить ее. И Рита, в конце концов, успокоилась и поведала им обо всем, что произошло.
– Лен, ты жила в интернате и знаешь, как там. Почему он сказал, что ему там прохода не дают? Он плакал, когда уходил… – Рита посмотрела на Ленку, а та пожала плечами:
– Не знаю… В интернате вообще тяжело. Воспитатели очень злые, да и дети тоже противные какие-то. Мне там было тяжеловато… Нет, туда лучше не попадать.
После того дня Витя больше не приходил к ним. Рита вся извелась и через месяц тщетных ожиданий решила сама пойти в интернат и найти там его.
– Да ты что! – возмутилась Ленка. – Ни за что не ходи!
– Почему?
– Да потому! Кто знает, как интернатские воспримут, что за ним девчонка бегает? Они там знаешь, какие все?! Потом вообще задолбают его!
И Рита смирилась. Она чувствовала, что виновата в том, что Витя больше не приходит, но не совсем понимала, в чем ее вина. Что она такого сделала? Подумаешь, в любви призналась! Да сколько девчонок в любви признается, и ничего! Никто не умер. А тут вон чего… Непонятно… А может, она просто не нравится ему? Может, он не приходит, потому что не хочет встречаться с ней? Может и так, но Рита чувствовала, что все гораздо серьезней и глубже. Если бы она всего лишь не нравилась Вите, то он бы смог как-то объяснить ей свои чувства, сказал бы, что видит в ней просто друга. Но он так отреагировал на ее письмо, как будто конец света наступил…
Время шло, Витя так и не появлялся. А на девятое мая всех старшеклассников их школы повезли на городскую площадь, где после парада должен был состояться праздничный концерт.
Ярко светило солнце, играл оркестр, маршировали военные, потом все зрители столпились у сцены. Артисты в гимнастерках и пилотках танцевали, пели военные песни, читали стихи о разлуке… Рита стояла в толпе вместе со своими одноклассниками почти у самой сцены и ощущала себя так, как будто попала в далекое военное время. Жизнь там текла на грани смерти, а любовь резала душу своей пронзительностью, потому что жизнь влюбленных могла в любое мгновение оборваться. Ленка со Светкой тоже были где-то в толпе каждая со своим классом.
На сцену вышла красивая высокая девушка в длинном красном платье. В ее облике было что-то завораживающее. Удлиненная фигура, развитые плечи, плоский живот, узкие бедра. Ее аккуратная, с короткой стрижкой голова грациозно сидела на стройной длинной шее. Рите показалось, что эта девушка очень похожа на Витю. Рита даже усмехнулась про себя – с тех пор как Витя исчез, он везде ей мерещился. Все почему-то вдруг стали похожими на него.
– Виктория Вознесенская! – объявил ведущий. – Военный романс!
Виктория Вознесенская! Как красиво звучит! Но как же эта Виктория похожа на Витю! Аккомпаниатор заиграл на пианино, а девушка проникновенно посмотрела куда-то поверх толпы, и Рита окончательно поняла, что на сцене действительно стоит Витя. Только он может смотреть вот так глубоко и проникновенно. Но почему он в платье? И почему его объявили не Виктором, а Викторией?
Девушка в это время запела. Что это был за голос! Он словно приковал Риту к земле. Никогда раньше она не слышала ничего подобного. Это пел не человек – это пела сама душа!
За все спасибо, добрый друг,
За то, что был ты вправду другом,
За тот в медовых травах луг,
За месяц тоненький над лугом.
За то селенье над рекой,
Куда я шла, забыв про усталь,
За чувства, ставшие строкой,
За строки, вызванные чувством.
За нити звонкого дождя,
Пронизанные солнца светом,
За то, что, даже уходя,
Ты все же был со мной… За это!..
За все тебя благодарю:
За блеск реки, за скрип уключин,
За позднюю мою зарю,
На миг прорезавшую тучи.
За то, что мне любовь твоя
Была порой нужнее хлеба…
За то, что выдумала я
Тебя таким, каким ты не был.
«За то, что выдумала я тебя таким, каким ты не был» – вторила Ритина душа словам романса. Витя как будто пояснял ей этими словами, что она действительно любила, но любила выдумку, а не его… Но кто этот Витя? Он девушка? Но как это?
Виктория-Витя, допев романс, чуть поклонилась зашедшейся в бурных аплодисментах публике и с достоинством, совершенно бесстрастно удалилась со сцены.
Кто-то толкнул Риту в бок:
– Ритка! Ты видела?! Наш Витя сейчас выступал! В платье! Видела?! – возле нее, уйдя от своих одноклассников, появились Ленка и Светка. В коричневых формах и белых фартуках, с короткими стрижками они выглядели несуразно. Как будто это два мальчика в девчачьей одежде. Правда, Ленка вместо мальчишеской гладкой стрижки теперь носила пышное «каре», но почему-то и с «каре» она больше походила на мальчишку, чем на девушку. А у кудрявой Светки на груди еще и комсомольский значок был. Она как отличница удостоилась вступить в комсомол. Риту с Ленкой в комсомол не позвали, потому что у них были тройки. У Риты всего одна по химии, а у Ленки вообще по всем предметам. Но Светка не рада была, что ее взяли в комсомол. Ей пришлось учить длинный и скучный устав и все это ради какой-то отжившей идеи. В стране началась перестройка, идеология менялась на глазах, и никто уже не стремился быть ни комсомольцем, ни пионером.
