Kitobni o'qish: «В сетях контрабанды»

1

Аслан Бакаев, внезапно, проснулся от утомительной тяжести внизу живота. Ему показалось, что там создалось давление в несколько десятков атмосфер и неравен час, когда может что-нибудь взорваться, словно заложенное в укромном месте взрывное устройство. Слава Аллаху, сработал биологический будильник, и беды удалось избежать. Теперь точно не будет никакого взрыва. Биологический будильник сработал вовремя, и это обстоятельство взбодрило Бакаева. Сквозь узкие щели, слегка приоткрытых пластиковых ролет, неуловимыми солнечными зайчиками, яростно врывались в комнату, назойливые пучки солнечных лучей. В морской столице Турции, городе с многовековыми традициями и славным историческим прошлым – Стамбуле, медленно всходило утреннее солнце.

Стамбул – единственный город в мире, стоящий на двух континентах сразу, а именно: в Европе и Азии. Кстати, единственный город, который успел побывать столицей трёх великих империй: Византийской, Римской и Османской, к тому же, одной малоизвестной империи – Латинской империи крестоносцев. Великие столицы древности с веками старели и превращались в пыль, как Вавилон и Карфаген, становятся работающими пенсионерами, как Фивы или превращаются в солидных рантье, как Рим и Афины. Однако Стамбул от своего бурного прошлого нисколько не утомился. Он остался всё тем же темпераментным и активным городом-перекрёстком, что и тысячу лет назад. Сколько в нём жителей, и какой они национальности, точно никому не известно. Городские власти называют цифры от десяти до четырнадцати миллионов. Все они общаются, работают, молятся и веселятся в непосредственной близости от памятников с тысячелетней историей. Такой пример могут составить мечети Айя-София и Ахмедия, где был раньше собор Святой Софии, построенный ещё в 537 году после рождества Христова. В 1453 году к собору успешно пристроили минареты, замазали штукатуркой внутренние фрески с христианскими рисунками и таким мало затратным способом превратили собор в мечеть. Ещё через пятьсот лет великий Ататюрк сделал из Айя-Софии музей.

Сейчас на некоторых стенах музея расчистили христианские фрески, на других оставили, не менее прекрасные, исламские орнаменты и каллиграфически расписанные цитаты из Корана. Мечеть Ахмедия младше от Айя-Софии, почти на тысячу лет. Из-за стен, покрытых голубой эмалью, её ещё называют голубой мечетью. У Ахмедии шесть минаретов, поэтому, когда её построили, у Большой мечети в Мекке, срочно пришлось возводить седьмую башню, дабы главная мусульманская святыня оставалась вне конкуренции. Самое прекрасное в интерьереАхмедии – огромный мозаичный купол и витражи, которые делались совершенно по другому принципу, чем делали в Европе. Здесь кусочки стекла скреплялись не свинцовыми переплётами, а клеились раствором из яичного желтка и мелко нарезанной овечьей шерсти.

По такому замечательному городу было интересно гулять, а ещё интереснее жить и заниматься рэкетом, щупая СНГовских «челноков» и мелких бизнесменов, решивших получить выгодную прибыль от турецкого ширпотреба.

Ибо Бакаева мало интересовали мечети и историческое прошлое Стамбула. Его интересовали бывшие сограждане по «великому и могучему», которых он держал в страхе. С помощью таких же отморозков, как и сам, он получал желаемые «зелёненькие» денежки, с которыми так привольно и вольготно жилось в этом замечательном городе. И, хотя, квартира, которую снимал Аслан, находилась прямо на набережной, рядом с самим городским историческим центром, он редко ходил по интересным туристическим маршрутам. Его больше интересовали большие базары, морской вокзал, припортовые магазинчики. Там он чувствовал себя, словно, рыба в воде. Вот и квартиру снял на набережной Босфора в нескольких кварталах от знаменитого Еолотасарая. Бакаев считал себя избранным князьком, на что была воля старейшин, поэтому жил сам, отдельно от своих собратьев-шакалов, иногда позволяя себе сожительство с девицами из Украины, Молдовы и Приднестровья, залетавшими в этот живой город подзаработать, промышляя древнейшей на земле профессией. Некоторые «жрицы любви» были для него однодневками, словно, разовые шприцы, а, особо отличившихся, он оставлял пожить с ним, до тех пор, пока не находился кто-нибудь, на кого он западал так, что катился с катушек. С девицами Бакаев был обходительным, щедро одаривал их всякими женскими побрякушками, давал мелочь на пропитание, а особо избранным, выплачивал достойные гонорары.

Проснувшись, он обнаружил рядом тёплое женское тело, это была его последняя пассия по кличке Марго, роскошная девушка, залетевшая в Стамбул из непризнанного приднестровского Тирасполя. Марго, уже больше недели жила у Акелы. Под таким погонялом знали Бакаева многие СНЕовские челноки и мелкие турецкие торгаши. Легализовавшись в Турции ещё в начале 90-х, Акела сумел сколотить банду себе подобных отморозков со своей исторической родины, названной впоследствии Ичкерией, пачками, прибывавшими тогда в Турцию для поиска крутой забугорной жизни или убегающими от возмездия Фемиды. Занимаясь антиобщественными делами: сутенёрством, торговлей наркотиками, рэкетом и чистым грабежом своих бывших сограждан, Акела сумел выйти в лидеры и держал в страхе всю базарную часть Стамбула. Такой род деятельности приносил Бакаеву приличный доход и он, спустя полтора года после легализации, уже мог снимать приличную трёхкомнатную квартиру с отдельной спальней, залой, кабинетом и кухней. Зала и кухня выходили окнами в сторону Босфора, и Акела любил часами стоять у окна, наблюдая за рейдом и проходящими по проливу морскими судами.

Его шакалы не гнушались грабежей украинских и русских моряков, выходивших в Стамбуле в увольнение, чтобы привезти домой какого-нибудь ширпотреба для дальнейшей реализации с целью небольшого навара. Своего рода такой же бизнес, как у челноков, только масштабы были гораздо меньшими.

Расслабившись за время безответственной демократии и дикого капитализма, забыв о помполитах и пресловутых «тройках», моряки позволяли себе сходить в увольнение в одиночку и, даже, принять на грудь приличную дозу алкоголя, одичав за долгие месяцы морских переходов. Именно такие смельчаки и становились лёгкой добычей Бакаевских отморозков. С началом революционных преобразований и борьбой, за так называемую, независимость в Чеченской автономии, Аслану работы прибавилось. Ему пришлось плотно общаться с чеченскими сепаратистами, часто гастролировавшими в Турции. Помимо привычного нелегального и криминального бизнеса, он стал курьером и агентом некоторых, новообразованных, при помощи чеченского капитала, фирм, занимающихся солидным, но сомнительным бизнесом, сопряжённым с теневым капиталом и самой настоящей контрабандой. Налаживалась переброска из Европы на Кавказ ворованных транспортных средств. Заранее подготовленные автомобили престижных марок, грузились внутрь контейнера в Италии или Франции и прибывали на морских торговых судах в Стамбул. Через руки Аслана проходила, почти вся чеченская контрабанда автомобилями, тормозившаяся на перевалочных контейнерных терминалах в портах Амбарлы близ Стамбула и в самом Стамбуле. Теперь Бакаев был не просто бандит, но и сотрудником легальных фирм и, как всем нормальным работающим людям, ему приходилось вставать рано, ибо, как говорится: волка ноги кормят; ранок-панок; кто рано встаёт – тому Бог даёт и тому подобное. Так, что, веселье, весельем, а на работу вставать надо.

– Марго, который час? – спросил на русском Аслан свою пассию, сладко вздыхая. Марго, уже не спала, она, словно, ждала пробуждения своего нового хозяина и в один миг, взглянув на электронный будильник, находившийся на прикроватной тумбочке, с ярко выраженной радостью, сообщила:

– Без четверти десять, на улице уже день!

– Это хорошо, Марго, у меня ещё есть время, – сказал Аслан, размышляя о предстоящей занятости, и обращаясь к Марго, приказал: – Женщина! Приготовь мне покушать и свари кофе!

Марго беспрекословно приняла приказание хозяина и, накинув на голое тело лёгкий голубенький пеньюар, растворилась за дверью спальни.

Бакаев поднялся и, посетив сортир, стал принимать ванну, размышляя о делах, запланированных на день. А дела у него сегодня были важными, как никогда. В обеденное время ему предстояла встреча в шикарном отеле «Пера Палас». Приезжал большой человек из окружения самого Шамиля Мусаева. Подпольная кличка важной персоны значилась под кодовым именем, «Ериф». Эту информацию Бакаев получил по мобильному телефону от курьера, прибывшего накануне вечером из лагеря подготовки боевиков в горных районах Курдистана.

Он узнал, что Ериф – птица высокого полёта и на приём к такому важному и авторитетному земляку, надо идти в соответственной одежде делового стиля, чтобы не посрамить честь и достоинство уважаемого человека. Для такого приёма Аслан имел очень неплохой костюмчик, хоть и турецкий, но высокого качества. Одевшись в костюм, Аслан стал рассматривать себя в зеркало. Костюмчик сидел на нём, словно по нему снимали лекала, а стальной, с серебристым отливом, цвет, подходил для всех времён года. Под костюм Бакаев одел малинового цвета рубашку и серебристый, с крупными серыми ромбами, галстук. Собственное отражение в зеркале Аслану понравилось. На него смотрел достойный мужчина, выглядевший, по меньшей мере, как начинающий бизнесмен. Показавшись Марго и, получив одобрительную оценку, он снял одежду, накинул халат и снова пошёл в ванную. Ему не понравилось обросшее крупной щетиной лицо. Взяв маленькие ножнички, он подровнял крупные чёрные усы под выразительным, словно орлиный клюв, носом и обстриг края бородки. После чего взял бритву и сбрил всё лишнее. Теперь лицо выглядело гораздо солиднее. Коротко стриженные смолянистые волосы ровной чёлкой падали на широкий лоб, а из-под крупных бровей цвета волос, смотрели чёрные угольки карих глаз. Довольный своей внешностью, Аслан улыбнулся, сам себе, в зеркало и его тонкие губы обнажили ровный ряд крепких, отдававших желтизной от обильного курения, зубов, с маленькой узкой щёлочкой посредине верхнего ряда. Теперь можно и позавтракать.

Завтрак был на столе, и Марго дожидалась своего хозяина на кухне, чтобы достойно за ним поухаживать. Однако Аслан не стал много разговаривать, он молча прожевал горячие бутерброды с сыром и бараньей колбасой, выпил крепкого свежезаваренного кофе и, кинув Марго скупое «спасибо», быстро ушёл в спальню, где снова оделся в подготовленный костюм. Проходя мимо большого зеркала, стоящего в широкой прихожей, он не смог удержаться и ещё раз посмотрел на себя красавца, поправляя рукой чёлку. Сделав довольное лицо, он достал мобильный телефон, нажал кнопку быстрого набора, затем сделал вызов и, дождавшись ответа, приказал на родном языке:

– Джин, машину к подъезду! Алё, Джин! Ты, понял? Да, я жду!

Посматривая в сторону кухни, откуда выглядывала Марго, он взмахом руки, подозвал её к себе, продолжая разговаривать с водителем.

– Да, Джин, да! Я уже выхожу! – крикнул Бакаев в трубку мобилки и, обращаясь к Марго, резко перешёл на русский: – Женщина, я уезжаю до вечера. Можешь прогуляться по магазинам. Под вечер позвоню. Всё, пока!

Бакаев вошёл в свою роль. Теперь это был всесильный Акела. Выйдя на улицу через красивые ворота ажурной художественной ковки, выкрашенные чёрной глянцевой краской, он остановился у прикрытой калитки. Тут же перед ним остановился чёрный БМВ «шестой» модели, и Джин, так погоняли водителя Акелы, услужливыми жестами лакея, открыл перед хозяином правую переднюю дверку, приглашая боса в мягкое велюровое нутро шикарного автомобиля.

Джин работал на Бакаева больше года. Своё погоняло, он получил из-за густых чёрных бровей, похожих на брови киношного Джина из старого доброго фильма «Лампа Аладдина». Бакаев подобрал Джина в одном из горных отрядов, где готовилось молодое пополнение боевиков для, так называемой «освободительной борьбы чеченского народа». Расул Сахоев, такое было полное имя Джина, получил тяжёлое ранение голеностопного сустава левой ноги, во время обучения взрывному делу и Аслан обеспечивал его лечение в одной из частных клиник Стамбула. Поставив Расула на ноги, Бакаев попросил разрешения у высокопоставленных полевых командиров, оставить Сахоева при себе. Сначала Джин выполнял поручения домохозяйки, он умел неплохо готовить, и курьера по особо важным делам. Затем выяснилось, что у Сахоева есть водительские права и он хороший «драйвер». Поэтому не суждено было Расулу влиться в ряды «воинов ислама» и участвовать в борьбе за независимость своего народа на передовых боевых позициях, но он смог стать одним из приближённых бойцов из бандитской бригады Акелы.

Прихрамывая на левую ногу, Джин закрыл за босом двери и, обойдя машину спереди капота, занял место водителя. Легко тронувшись с места, Джин быстро разогнал машину до скорости шестьдесят километров и, притормозив на перекрёстке, лихо вырулил из переулка на широкую улицу с двухсторонним движением в оба конца. До встречи с уважаемым Шамилем Мусаевым оставалось ещё полтора часа, и Акела велел Джину завернуть на, так называемый Рыбный базар, где его шакалы вели свой «отмороженный бизнес». Не доезжая метров двадцать до центрального входа в этот многолюдный восточный базар, Джин резко затормозил, и умело припарковался в, тут же освободившемся перед ними, кармане. Получив распоряжение боса, он вышел из машины и, хромая, стал удаляться в сторону базара, быстро слившись с многолюдной и многонациональной толпой гостей и жителей Стамбула.

В то время, когда Джин занимался делом, Бакаев решил немножко расслабиться. Он достал первый, попавшийся под руку, компакт-диск, сунул его в щель магнитолы и мощные динамики наполнили пустоту автомобильного салона задорной мелодией аргентинского танго. Барабаня тонкими и длинными пальцами по панели мягкой пластмассовой торпеды в такт лившейся мелодии, Бакаев достал из бардачка пачку сигарет «Кэмел» и, прикурив сигарету от автомобильного прикуривателя, приоткрыл слегка двери автомобиля.

Наслаждаясь ритмами танго и ароматом сигаретного дыма, он без особого интереса стал рассматривать лица прохожих, терпеливо поглядывая на часы и в сторону толпы, которая совсем недавно поглотила Джина.

Джин появился минут через двадцать. По его недовольной физиономии, похожей на известного артиста кино Мкртчяна, Акела понял, что улов на сегодня был не густой, а получая в руки худенький пакетик с деньгами, лично в этом убедился. Устраивать нравоучительные разборки он не стал. Сегодня у него на это, просто, не было времени, но заметочку в своём биологическом компьютере, где вместо микросхем было серое вещество, он для себя сделал. Деньги он спрятал в чёрную кожаную барсетку, где лежала плотная пачка долларовых соток, перетянутая чёрной резинкой. Эти деньги предназначались для Грифа.

По дороге в «Пера Палас», они проезжали мимо серьёзного табачного магазина. Акела приказал Джину сделать остановку, а сам умчался в магазин. Находясь в магазине, несколько минут, он успел выбрать коробку фирменных кубинских сигар в подарочной упаковке с тиснённым золотым шрифтом на английском языке и, умело рассчитавшись кредитной карточкой, не забыв пофлиртовать с интересной молодой продавщицей, растворился за прозрачной автоматической стеклянной дверью. Тут же, в холле магазина, Аслан купил для себя пару пачек «Кэмела» и вернулся в машину. Время быстро приближалось к назначенному для «рандеву» часу и Аслану очень хотелось поразить своего куратора неопровержимой пунктуальностью.

Заметив приближавшегося боса, Джин исправно провернул ключ в замке зажигания, слегка сделал перегазовку, по старой шофёрской привычке, хотя его стальному коню такое мероприятие было совершенно липшее, открыл дверцу перед босом и вежливо поинтересовался: В «Пера Палас», хозяин?

Да, – коротко ответил Акела, занимая своё хозяйское место и только тогда, когда машина резко рванула с места и стала набирать скорость, назидательно предупредил: – Заедем на стоянку с парадного входа.

Джин кивнул головой, продолжая жать на акселератор и контролируя небезопасную дорогу Набрав нужную скорость, машина продолжала лихо нестись по солнечным улицам Стамбула. Останавливаясь на красный свет светофора и, пропуская расторопных пешеходов, Джин нервно нажимал акселератор, пытаясь таким образом поторапливать городских зевак, утомлённых августовским зноем туристов и шумливую молодёжь. Промчавшись несколько кварталов, они свернули на нужном повороте и, занимая освободившийся карман, быстро припарковались возле шикарного пятизвёздочного отеля, капитально занявши место стоянки.